Собеседник №3 1977

В преддверии «грядущей борьбы»

Когда разговор заходит об истории фантастики как жанра, или вида литературы, зачастую слышишь: жанр этот (или вид) создан в последней трети прошлого века Жюлем Верном и Гербертом Уэллсом. В дореволюционной России - не существовал... Вот так, - коротко и безапелляционно.

С первым из этих положений трудно не согласиться: у колыбели научной фантастики, какою мы ее знаем, действительно стояли Жюль Верн и Герберт Уэллс. Но вот со вторым...

Очень плохо осведомлены мы о нашей дореволюционной фантастике. Это, впрочем, легко объяснимо: расцвет жанра в нашей литературе лишь начинается. Долгое время фантастика считалась у нас литературой второго сорта, развлекательной, несерьезной. О какой истории жанра могла идти речь, когда и мимо новинок-то его в самом недавнем прошлом критики проходили - да и сейчас еще нередко проходят - с завидным равнодушием...

Но даже и при таком положении дел знатоки фантастики, говоря о русских ее истоках, непременно вспомнят и знаменитые в свое время романы А. Богданова «Красная звезда» и «Инженер Мэнни», и «случайную» фантастическую повесть А. Куприна «Жидкое солнце», и повести К. Циолковского, тоже написанные до революции, и фантастику В. Брюсова, и повести и романы П. Инфантьева, С. Соломина, М. Первухина, П. Бахметьева, В. Семенова, Б. Красногорского, В. Чиколева, С. Минцлова, Н. Шелонского... Кое-кто не без иронии припомнит и многочисленные романы В. Крыжановской-Рочестер - ее пенталогию «Маги», к примеру...

Словом, окажется, что не столь уж редким гостем была фантастика в старой русской литературе.

Найдутся, конечно, люди, которым вот такое копание в архивах фантастики покажется ненужным: ведь там же, в старой фантастике, -ничего хорошего, по их пониманию!

Но... Точно так же находились в прошлом люди, начисто отрицавшие «антинаучные» книги Александра Беляева. Да и «Аэлиту» Алексея Толстого - признанную жемчужину советской фантастики! - тоже не жаловали в свое время ревнители строгой научности и достоверности жанра...

Нет, «копаться» - надо. Надо, чтобы понять: в какой почве вызревала современная советская фантастика, столь громко о себе заявившая в последние десятилетия, столь уверенно вышедшая на мировую арену? Надо, чтобы убедиться: фантастика - отнюдь не инородное тело в русской литературе, отнюдь не искусственно привитые традиции западных фантастов. Надо, наконец, чтобы подтвердить: народ, осуществивший грандиознейшую мечту всех народов и поколений, - этот народ умел и любил мечтать!..

В старой, пятнадцатилетней давности, статье Жака Бержье, прослеживавшей истоки советской фантастики, я когда-то наткнулся на имя Антона Мартыновича Оссендовского, - имя, прочно забытое, ни разу не упоминавшееся в отечественной нашей критике. А критик французский относил повесть этого фантаста «Ужасы на бригантине» к разряду «истинных шедевров»...

Нужно ли говорить, как взволновало меня, давнего поклонника научной фантастики, это упоминание?! Долгое время я пытался найти «истинный шедевр» Оссендовского - и не мог. Не мог, потому что не знал - где искать.

Но вот один мой товарищ, столь же фанатично преданный фантастике, вдруг сообщил мне: он - разыскал! И вот у меня в руках -«Ежемесячный литературныя и популярно-научныя приложешя къ журналу «НИВА» на 1913 годъ». И в них - повесть А. М. Оссендовского «Бриг «Ужас». Французский критик, библиотека которого погибла в годы второй мировой войны, о дореволюционной русской фантастике писал по памяти и непреднамеренно исказил название произведения...

Заранее предвкушая удовольствие и одновременно тревожась, действительно ли повесть так хороша? - начинаю переворачивать пожелтевшие от времени страницы.

...Группа русских ученых работает над выведением «гигантского плазмодия» - плесневого гриба, с необычайной быстротой размножающегося, согревающего и удобряющего почву. Вот и первые успехи. На дворе - декабрьские морозы, а на опытных грядках зеленеют молодые побеги. Открытие обещает стать грандиозным: применение «плазмодия» продвинет далеко на север такие типично южные культуры, как цитрусовые, позволит даже в северных широтах снимать по три урожая в год...

Что ж, для 1913 года мечта о продвижении цитрусовых на север, о трехстах пятидесяти зернах в одном колосе, о трех урожаях в год -довольно-таки смелая мечта! Особенно если вспомнить, что фантасты тридцатых-пятидесятых годов мечтали у нас порой о куда меньшем: о том, чтобы хоть два-то урожая снять, и не на шестидесятой параллели, как у Оссендовского, а значительно южнее, в средней полосе России... И все-таки: не маловато ли одной только этой - в конце концов, чисто технической - идеи для «истинного шедевра»?

Читаю дальше.

...На огромном пространстве между Шпицбергеном и Беринговым морем начинают гибнуть деревянные рыбачьи суда, занимающиеся ловлей сельди, трески и китобойным промыслом. Они не тонут, нет, -много страшнее: непонятная плесень съедает их обшивку, палубы, мачты и даже паруса.

Одновременно рыбаки сообщают, что в северных морях ими обнаружены целые косяки рыбы, всплывшей на поверхность, - десятки миль покрыты гниющей треской и сельдью...

(Сегодня, с высоты наших семидесятых, всякому, кто хоть чуть-чуть интересуется фантастикой, совсем несложно предположить: ага!.. это, наверное, таинственный «плазмодий» вырвался на свободу?! Но не будем забывать - речь-то идет о произведении, написанном добрых шестьдесят лет назад...)

На изучение загадочного явления отправляется научная экспедиция. И выясняется постепенно, что неожиданное бедствие - действительно дело рук человеческих. Это Яков Силин - маньяк, в обиде на близких ему прежде людей возненавидевший все человечество, - заразил океан плесневым грибом, быстро и жадно поедающим свои жертвы.

Опасность между тем грозит уже не только океану: попав на берег с выброшенной волнами рыбой, «плазмодий» распространяется и на суше, мгновенно убивая все живое на своем пути.

И ученые - герои повести - вступают в прямую борьбу с бывшим своим коллегой. Одна мысль движет ими, одно стремление - загнать джинна в бутылку, из которой он, использовав удобный момент, вырвался...

Да-да... Повесть Оссендовского - вовсе не из числе сладеньких научно-технических утопий. Жак Бержье (кстати сказать - известный ученый-атомщик, а в годы войны - активный участник французского Сопротивления) имел все основания для того, чтобы вспомнить об этой повести в наши дни.

«Замерзший камень я могу превратить в цветущий сад и полную кипучей жизни пучину океана - в огромное кладбище!» - с упоением восклицает в повести Оссендовского Яков Силин, обуреваемый жаждой безграничной власти над всем миром.

Но разве не может сказать о себе этими же самыми словами современная нам наука?

Люди, кто бы вы ни были, - и в первую очередь те из вас, кто стоит в непосредственной близости от испытательных стендов и полигонов, -будьте осторожны, будьте предельно бдительны в своих научных экспериментах, помните о джинне, могущем снова (в который раз!) вырваться из бутылки, - вот к чему сводится содержание повести Оссендовского «Бриг «Ужас».

Находка, увенчавшая поиск, оказалась действительно находкой. Романы А. Богданова, повести А. Куприна и А. Оссендовского - уже одни лишь эти произведения, вместе взятые, всерьез позволяли утверждать: нет, отнюдь не только слабыми подражаниями

жюльверновским романам о путешествиях к Северному полюсу и в иные малодоступные места, не только сугубо техническими утопиями и слащавыми грезами о будущем представлена фантастика в предреволюционной русской литературе! Была у нас, как видим, и фантастика остросоциального звучания...

Этот вывод, сложившийся у меня по прочтении повести «Бриг «Ужас», нашел неожиданное подкрепление, когда в тех же приложениях к «Ниве» - но уже за 1914 год - я прочитал... еще одну «завтрашнюю повесть» А. М. Оссендовского! «Грядущая борьба» - так называлась она.

...Над Землей пролетели века и века.

Земля будущего во многом отлична от планеты, современной автору повести. Изменился транспорт: железные дороги используются теперь лишь для перевозки грузов, людей же с куда большей скоростью переносят во всех направлениях воздушные «яхты» и «лодки». Ученые Земли научились добывать золото из морской воды, без помощи проводов передавать на расстояние энергию, на расстоянии же (притом на любом) - видеть, и тоже без проводов... Но самое главное - коренным образом изменился образ жизни человечества. Земная кора охладилась настолько, что на поверхности ее могут созревать лишь злаки. Значительная часть сельскохозяйственного производства уведена в подземные галереи. Зато там, с помощью искусственного освещения, снимается до десяти урожаев овощей и фруктов в год! Под землю же ушла и большая часть человечества: на глубинах до семи верст расселилась она...

Все это, так сказать, - чисто внешний облик грядущего мира. А в социальном отношении? О, тут также достигнут несомненный «прогресс»!

На смену многочисленным правительствам пришли гиганты-монополии, горстка всесильных промышленных королей правит миром. А горстку эту возглавляет выдающийся изобретатель Джемс Брайтон. Формально - это не диктатура, нет, боже упаси! Брайтон и не помышляет о личном диктате! Но по существу...

«Так думаю я! - достаточно откровенно заявляет он. - Что же касается других, то ими тайно руководят другие, например... я».

Конечная цель режима, изображенного Оссендовским, «создать счастливое человечество». Какими же путями это «всеобщее счастье» создается?

Первоэлемент «всеобщего счастья» - «всеобщая сытость». Но обеспечить материально всех и каждого - увы, не под силу Брайтону и его компании. Естественно, они ищут иных путей. И находят их в том, чтобы... всемерно сократить количество своих «подопечных». Уже уничтожены, стерты с лица земли с помощью гигантского плесневого гриба (вспомним первую повесть Оссендовского!) азиатские народы. «Действенной и эффективной» мерой искусственного регулирования численности человечества оказывается и система «рациональной работы». Страшная потогонная система, при которой рабочий, не выдержавший заданного темпа, не просто отстраняется от работы, нет, - он физически уничтожается... Вот как иллюстрируется эта система в повести:

«...Около массивных железных печей копошились люди. Они, как черные тени, мелькали в разных местах, подвозя тачки с углем и рудой, забрасывая их в печи, прочищая решетки топок, с лязгом и грохотом опуская тяжелые двери и выливая ослепительно белый металл в каналы, ведущие к фабрикам стали.

Через ровные промежутки времени из отверстий в печах брызгал расплавленный металл или прорывалась тонкая струя пара и почти касались обнаженных тел рабочих. Иногда из стен печей, как жала огромных змей, быстро и беззвучно выскальзывали острые ножи и мелькали в воздухе, проходя рядом с грудью только что шагнувшего вперед кочегара или литейщика.

- Что это такое? - в ужасе крикнул Русанов.

- Это система рациональной работы, - с легкой усмешкой произнес Брайтон. - Рабочие, благодаря этой системе, привыкают лишь к необходимым движениям и совершают их с точностью и быстротой машин...»

«Разумное» общество Брайтона оказывается столь же далеким от всеобщего счастья, как и все другие формации, основанные на слепом подчинении одного человека другому. И вовсе, оказывается, не «ушло под землю» человечество в эпоху Брайтона: оно в принудительном порядке загнано туда. Лишь ничтожная «лучшая» часть человечества имеет право наслаждаться всеми удобствами и прелестями наземного существования. И оно закреплено за нею, это право; и никому не дозволяется нарушать заведенный порядок. Тех же, кто все-таки осмелится протестовать, ожидает мучительная смерть в «стеклянных ящиках»...

В «Грядущей борьбе» Оссендовский показал уже не частные отношения между отдельными представителями рода людского, как это еще было в предыдущей его повести. Здесь схвачено главное противоречие капитализма - противоречие между трудом и капиталом. Схвачено и - доведено до абсурда, помогающего понять: это противоречие неизбежно должно привести общество, на нем основанное, к распаду, к гибели.

Так оно и происходит в повести. Русские инженеры Гремин и Русанов первыми организуют внутреннее сопротивление режиму технократии.

Это сопротивление растет, и настолько неотразимы и сильны его идеи, что уже и лучшие представители вчерашней «элиты» включаются в борьбу за уничтожение несправедливого строя. В том числе - и Джемс Брайтон, резко порывающий в конце концов со своим окружением.

И вот на обломках изжившей себя технократии вырастает Земля Побеждающей Мысли...

Выше я говорил о современном звучании первой повести Оссендовского. Очень злободневной представляется мне и мысль, проведенная во второй его повести. С помощью дубинки рай на земле не построить, - вот что утверждает писатель. Это - та самая мысль, которую в 1935 году вложил в свою киноповесть «Облик грядущего» поздний Уэллс, та самая мысль, которая и сегодня очень остро звучит в произведениях фантастов. Да и только ли - в произведениях фантастов?!.

Через несколько лет после первого знакомства с повестями Оссендовского мне вновь встретилось это имя - в очередном томе «Литературной энциклопедии».

Собственно, уже я знал к этому моменту, что химик (кандидат естественных наук!), беллетрист и журналист А. М. Оссендовский родился в 1876 году в древнем русском городе Опочке Псковской губернии, в семье врача. Знал, что в годы великой революции -бурные годы «грядущей борьбы», оказавшейся совсем не за горами, -судьба писателя не была безоблачной и прямолинейной: одно время (правда, в неясном для меня качестве) гостил А. М. Оссендовский даже в лагере белого барона Унгерна, от которого узнал якобы секрет зарытых бароном награбленных сокровищ (они, кстати, не найдены и до сих пор).

Из последнего тома энциклопедии узнал я и о том, что в 1922 году Оссендовский попал в Польшу, где и осел, целиком, по-видимому, отдавшись литературной деятельности. В энциклопедию-то он и включен как польский писатель, ибо написал - уже на польском (и английском) языках - большое количество («несколько десятков», -утверждает энциклопедия) приключенческих повестей, исторических романов и книг о путешествиях. Некоторые из его книг (писатель умер в 1945 году) переиздаются и в народной Польше...

Что ж, пусть Антон Мартынович Оссендовский числится в энциклопедии польским писателем.

Для меня-то несомненно, что первые его повести написаны человеком, со дня рождения жившим в России. Свидетелем и, по-видимому, активным участником грозных событий 1905 года (ибо был осужден и находился в заключении по 1907 год). Человеком, который и после поражения первой русской революции сохранил, судя по повестям, оптимистический взгляд на будущее.

И небольшие повести эти, на мой взгляд, нельзя списывать со счета, упускать их, говоря об истоках русской советской фантастики...