Социалистическая традиция в литературе США

3. ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ

Изучение истории американской литературы позволяет обнаружить интересную закономерность: время от времени, в какие-то наиболее драматические моменты национальной истории, в периоды обострения социальной борьбы, выходили книги, потребность в которых настойчиво ощущалась и которые словно бы аккумулировали в себе смутное недовольство и жажду перемен. Это не был обычный успех модного бестселлера. Выход таких книг, как «Хижина дяди Тома» Бичер Стоу, «Джунгли» Эптона Синклера, «Американская трагедия» Драйзера, «У нас это невозможно» Синклера Льюиса, становился событием не только литературной, но и общественной жизни. В этом ряду должен быть назван и утопический роман Беллами «Взгляд назад». С момента его триумфального появления зимой 1888 г. он перепечатывается с завидной частотой, о нем не утихают споры, затрагивающие весьма актуальные литературные и идеологические проблемы^{53}.

Когда в 1935 г. Колумбийский университет обратился к трем видным деятелям — философу Джону Дьюи, президенту Американской исторической ассоциации Чарлзу Берду и редактору старейшего литературного ежемесячника «Атлантик» Эдуарду Уиксу — с предложением составить список из 25 книг, оказавших наибольшее влияние на умонастроения и дела людей во всем мире за истекшие полвека, то все трое единодушно поставили на первое место «Капитал» Маркса, а на второе — роман Беллами «Взгляд назад».

Его автор Эдуард Беллами (1850–1898), сын священника, получил юридическое образование в университетах Европы, но отказался от карьеры адвоката. Как и многие писатели США, он пришел в литературу из газеты: в течение более 10 лет занимался журналистикой в маленьком провинциальном городке Спрингфилде, писал статьи ярко выраженного радикального содержания.

Еще в возрасте 22 лет на выпускном вечере в колледже Чикопи фоллс Беллами произнес обличительную речь против социального неравенства и «подчинения бедняков господствующим классам». Назвав социализм «еще не открытой страной», он добавил: «Но человечество уверено в ее существовании, и мы должны ее найти»^{54}. Уже первые выступления молодого журналиста в газете «Спрингфилд юниен» свидетельствовали, о его критическом отношении к Америке «позолоченного века»; в это время он пишет о «феодализме новейшего времени», о новоявленных «королях» индустрии и коммерции, об ужасах детского труда в США, о том, наконец, что американская демократия формальна и иллюзорна. В конце 70-х годов он вводит в своей газете специальную рубрику «Стачки». «Мечта социалистов, — читаем мы в одной из статей молодого Беллами, — как раз состоит в том, чтобы распространить демократию на сферу экономики»^{55}.

В это же время складывается морально-этический идеал Беллами, нашедший отражение в его романе, идеал коллективизма и взаимопомощи; у него сложилась определенная система взглядов, которую он назвал «религией солидарности». Его растущий интерес к социальным проблемам отразился в историческом романе «Герцог Стокбриджский. Роман из времен восстания Шейса» (1879): в нем изображалось известное фермерское восстание в 1786 г. Это произведение, по словам В. Л. Парингтона, «отличало сочувствие к фермерам, которые поднялись на борьбу в силу материальной нужды»^{56}.

Роман «Взгляд назад», сделавший Беллами знаменитостью, отразил грозовую атмосферу 80-х годов, времени, когда Америку сотрясали классовые бои. Хеймаркетская трагедия, казнь рабочих лидеров в Чикаго в 1887 г. произвели сильнейшее впечатление на американскую общественность. Противоречия между трудом и капиталом в Америке обнажились с неожиданной остротой.

Это было время, когда ощущение того, что «американская мечта» об «особом пути» страны стала горькой иллюзией, вызывало жажду всеобщих перемен. Английский социалист Эдуард Эвелинг и его жена Элеонора, дочь Карла Маркса, совершившие в 1886 г. поездку в США, где выступали с лекциями, были поражены распространением «подсознательного социализма». Они писали о том, что «американский народ ждет того часа, когда он сможет наконец услышать на своем родном языке, что такое социализм», и высказывали надежду, что книга, посвященная этой проблеме, новая «Хижина дяди Тома» капитализма «увидит свет»^{57}.

Утопический роман Беллами, представивший миллионам его соотечественников общество, социалистическое в своих основах, явился такой книгой. Вместе с тем, будучи произведением национально-американским, книга Беллами вписывается в мировую традицию литературной утопии.

Ее развитие убеждает, например, в том, что у писателей-утопистов конструирование «второй действительности» нередко связано с острой критикой современного состояния общества, а само появление утопий зачастую совпадает с полосами социально-исторических кризисов и переломов. В процессе своего развития утопическая литература, уходящая корнями в фольклор, выработала целый ряд устойчивых сюжетных «ходов» (сны, видения, посещение не известных ранее островов, земель, даже других планет, обнаружение затерянных манускриптов, встречи с пришельцами из иных миров и т. д.), причем главным художественным приемом был контраст существующего с конструируемым идеальным обществом. Широко использовался и метод диалога между героем-современником и «чичероне», проводником по новому миру. Утопическому сознанию, особенно до XIX в., были присущи известный антиисторизм, склонность к созданию универсальных схем, решающих все проблемы, в силу чего общество будущего, являясь как бы венцом исторического процесса, представало в некоей застывшей форме. Иллюстративность, «заданность», ориентация на то, чтобы показать в наглядной форме социально-политический идеал, определили и специфику и те трудности, которые коренились в утопическом жанре. Очерчивая идеальное общественное устройство, писатель отрывался от действительности, переносясь зачастую в мир умозрительных и статичных схем, действующие лица превращались в бледные силуэты людей, а публицистико-политический элемент преобладал над художественно-изобразительным^{58}.

У истоков утопии стоит Платон, автор книг «Государство», «Законы», диалогов «Тимей» и «Критий», но поистине классический образец этого жанра дал Томас Мор, автор «Утопии». Он, а также и другие утописты XVI–XVII вв., создатели классических Произведений в этом жанре, Кампанелла («Город Солнца»), Бэкон («Новая Атлантида»), Сирано де Бержерак («Государства Луны»), Дени Верас («История севарамбов») были не только художниками, но и предлагали новые социально-политические идеи. Позднее, в XVIII–XIX вв., социально-утопические искания выделяются в особую область политической мысли, а собственно утопический роман XIX–XX вв. (У. Д. Хоуэллс, А. Франс, Г. Уэллс и др.) выполняет функцию художественной пропаганды.

Что же касается Беллами, то он был и художником, и социальным реформатором, а форма романа нужна ему была для того, чтобы возможно нагляднее представить свой план как своеобразное руководство к действию.

В этом он был истинным американцем. «Взгляд назад» был знаменитейшим, но не единственным утопическим романом в США. Предшественники Беллами в этом жанре Дж. Тэкер («Путешествие на луну», 1836), М. Гриффит («Каупертаун», 1836), А. Д. Кридж («Утопия, или история исчезнувшей планеты», 1884) в разных вариантах пропагандировали такое социальное устройство, которое основано на общенациональной собственности, кооперации и принципах взаимопомощи. В отличие от ранних утопий, в которых будущее представало в виде прекраснодушной грезы, роман Беллами был пронизан ощущением того, что общество справедливости близко, не за горами: и это было знамением времени, кануна XX в., когда стало особенно очевидно, что капиталистический миропорядок изживает себя, что ему на смену должен прийти социализм. У Беллами отчетливо проявилась специфическая черта многих американских утопий: практичность, деловитость, конкретность. Его соотечественники не часто открывали новые земли, переселялись в сказочные страны и на другие планеты: по большей части они конструировали свои проекты на американской почве. Все это определило своеобразие сюжета и образного строя в романе Беллами^{59}.

Писатель использовал мотив летаргического сна. Его главный герой Джулиэн Уэст, молодой человек из состоятельной семьи, житель Бостона, заснув в устроенных им подземных хоромах в 1887 г., просыпался в 2000 г. в обстановке «новой цивилизации человеческого братства», в гостеприимном доме доктора Лити. Доктор Лити играл роль чичероне, проводника по Новому Миру; художественный эффект достигался с помощью излюбленного писателями-утопистами приема контраста. Прошлое, которое «репрезентировал» Уэст, представало во всей своей абсурдности; будущее, Новый Мир, напротив, обнаруживало свои неоспоримые преимущества.

Устами своих героев писатель изобличал пороки капитализма, порождающего нищету, кризисы, унижение трудящегося человека. В Новом Мире, основанном на экономическом равенстве и осуществившем принцип «от каждого по труду, всем поровну», эти пороки навсегда искоренялись. Все средства производства переходили в руки государства, превратившегося в общенациональный трест. Техника достигала сказочно высокого уровня, истощающую конкурентную борьбу сменяли отношения братства и взаимопомощи. В Новом Мире преодолевалась противоположность между физическим и умственным трудом, устанавливалось равноправие между мужчиной и женщиной, вводилось всеобщее образование и т. д.

Что же питало социально-экономическую мысль Беллами? Хотя, по-видимому, Беллами не изучал Маркса специально, однако идеи основоположника научного коммунизма могли до него дойти и через «вторые руки». Беллами штудировал сочинения немецких социалистов, был знаком с членами «Лиги эмансипации», основанной Вейтлингом, а ознакомившись с работой Чарлза Нордхоффа «Коммунистические общества в Соединенных Штатах» (1875), охарактеризовал ее как «один из самых цепных вкладов в американскую литературу».

Наконец, Беллами внимательно прочел книгу американского социалиста Лоуренса Гронлунда (1846–1899) «Кооперативная республика» (1884). Ее автор, используя труды Маркса, доказывал, отдав, правда, дань реформистским иллюзиям, несправедливость существующего порядка вещей, прежде всего системы наемного труда, и призывал к национализации крупной собственности. Конечно, Беллами, питавший типично американскую «нелюбовь к теории», не был научно мыслящим социалистом, отзываясь на различные, в том числе на пришедшие из Англии фабианские, реформистские теории, каких было немало в те годы^{60}.

Вообще картина будущего в романе Беллами при многих проницательных прозрениях была в чем-то наивна. Ужо современникам бросались в глаза и отдающая некоторым мещанством фетишизация технических удобств и усовершенствований, и удручающее однообразие людей, живущих в Новом Мире, и скучноватая бесконфликтность их бытия. Для Беллами, как и некоторых других утопистов, жизнь в будущем, достигнув идеала, словно бы остановилась. Подчеркнутое внимание Беллами к аксессуарам комфорта вызывало упреки в том, что писатель угождает мещанским вкусам. Его утилитаризм заметен и в той весьма незавидной роли, которая уготована в обществе будущего литературе и искусству. Поскольку в 2000 г. наступает абсолютная гармония, исчезают драмы и конфликты, писателям остается создавать легкие, развлекательные, оживляющие досуг произведения.

Воспитание нового человека, гармонично физически и духовно развитого, т. е. проблема, волновавшая поколения мыслителей, представлялось Беллами, стоявшему на позициях прямолинейного детерминизма, довольно нехитрым делом. Игнорируя сложность человеческой природы, Беллами считал, что достаточно людей поместить в разумную, здоровую социальную среду, как они превратятся в некие эталоны совершенства, и все проблемы, нравственно-этические, психологические, разрешатся сами собой. Даже «странности любви», если верить Беллами, неумолимо подчинялись логике экономических отношений, происходила некая естественная селекция, гармонический подбор людей по парам, наиболее соответствующим друг другу в духовном и физическом смысле^{61}.

Наконец, подобно просветителям, Беллами уповал на силу убеждения, обращенного как к высшим, так и низшим классам, верил в возможность безболезненной эволюции. Здесь всего очевиднее сказывались либерально-реформистские иллюзии Беллами. От доктора Лити Джулиэн Уэст узнавал, что переход к новому строю был мирным и что «последователи красного флага» «не только не способствовали его установлению, а лишь мешали этому»^{62}.

Роман был написан рукой журналиста, обладающего несомненным даром популяризатора. Четкость и доступность заключенной в книге главной идеи, обстоятельные тезисы доктора Лити, опровергавшего «прописные истины», бытовавшие в капиталистической Америке, сами его доводы в пользу преимуществ новой системы не могли не импонировать читателям. Писатель доходчиво разъяснял экономические категории, не утомляя, однако, читателя теорией, отвлекаясь вовремя в сторону, чтобы напомнить о быте или переживаниях своего героя.

Контрастное сравнение двух миров оказывалось своеобразной двигательной пружиной в разговорах доктора Лити и Джулиэна Уэста. Этот контраст достигал необычайной резкости в финале романа, когда Уэст, заснув, переносился обратно в Бостон 1887 г. На этот раз, проводя героя по улицам Бостона XIX в., Беллами заставлял его с особой остротой почувствовать те пороки и зло, ту пропасть между богатством и бедностью, которые прежде ускользали от его самодовольного взора.

Придя в дом своей невесты Эдит, он бросает в лицо респектабельному бостонскому обществу слова: «Я был на Голгофе, я видел человечество, распятое на кресте»^{63}. Его не хотят слушать и с возмущением изгоняют. Теперь, увидев современную Америку с позиций обретенного социального идеала, он открывает для себя истину, такую простую и неопровержимую: «Человеческая глупость, а не человеческое жестокосердие — главная причина всемирной нищеты»^{64}. Пробуждение Уэста возвращает его к светлой реальности Нового Мира, где он обретает и личное счастье в любви дочери доктора Лити Эдит, которая оказывалась внучкой его невесты Эдит Бартлетт. Так повествование оживлялось любовной историей, выдержанной, правда, в сентиментально-слащавом духе. Наконец, остроумные притчи (о розе, о дилижансе), включенные в повествование, придавали наглядность теоретическим идеям книги.

Появление романа вызвало широкие отклики. Если критики из консервативного лагеря и нашли его «глубоко разочаровывающим», то господствующими были голоса одобрения и восторга.

Описывая впечатление, произведенное книгой «Взгляд назад», публицист Линн Бойд Портер прибег к такой красочной метафоре: он нарисовал картину темницы с заключенными, в которую проник «благословенный луч»: «Один из заключенных поднялся на ноги со вздохом радости. Чья-то благородная душа проникла сквозь эти стены, отодвинув огромный камень. Я не видел этого человека, но кто-то произнес его имя: «Беллами»… Новый свет позволил мне увидеть много. Я узнал, что в тюрьме есть двери, чьи запоры, хотя и заржавевшие, можно все-таки сдвинуть»^{65}.

В 1890-х годах в США даже возникло политическое движение — партия национализаторов, целью которой было претворение в жизнь планов Беллами по передаче всех средств производства в руки государства. Но при этом Беллами не был обычным буржуазным реформатором, что видно из его речи, произнесенной в декабре 1889 г. и обращенной к элите бостонского общества. В ней он подчеркивал, что, поскольку богатство — это и есть «власть в ее наиболее концентрированной форме», в обществе социального неравенства «обусловленные конституцией равные права граждан, политические и перед законом, представляются смехотворными».

Роман Беллами дал неожиданный стимул к разного рода футурологическим изысканиям. Каково будущее Америки? Эта тема стала оживленно дискутироваться в литературе. В конце 80-х — начале 90-х годов появилось несколько десятков утопических романов, часть из которых развивала идеи Беллами (С. X. Стоун, С. Шиндлер, «альтрурийские» романы У. Д. Хоуэллса). Одновременно некоторые литераторы консервативного толка (А. Додд, К. Вильбрандт, Р. Михаэлис и др.) выступили с антихудожественными пасквилями, пытаясь оклеветать социалистическое будущее. Например, в сатирической утопии Анны Бауман Додд «Республика будущего» (1891) предметом осмеяния был своеобразный культ техники у Беллами: писательница показывала, как люди передвигаются с помощью пневматических кнопок, регистрируются в отелях механическими клерками-роботами, вместо посещения ресторанов получают капсулы с готовой пищей. Общество будущего представало у Додд как царство скучного и плоского однообразия — что было следствием доведенной до абсурда уравниловки. У Дж. Робертса, автора другого романа, «Взгляд внутрь» (1893), люди 2000 г. фигурировали в нарочито карикатурном виде: они трудятся без энтузиазма, предаваясь лепи и пьянству, их инициатива умерщвлена отсутствием поощрения, что ставит на одну доску активных и нерадивых. Эти и им подобные сочинения по-своему предвосхитили более поздние антисоциалистические утопии О. Хакслп, Д. Оруэлла, Е. Замятина.

Почти одновременно с книгой Беллами в литературе США появилась такая разновидность утопии, как роман-предупреждение, заостренный против опасных тенденций общественно-политического развития.

Джоакин Миллер в романе «Разрушение Вавилона» (1886), написанном в романтической манере и не без примеси цветистой риторики и мелодраматизма, повествовал о Нью-Йорке, новоявленном Вавилоне, средоточии вызывающих пороков, в котором посреди «умирания духа и тела» царят «возбуждение, безумие, слепая, дьявольская жажда власти, наслаждений и золота». В конце концов упрямая неуступчивость верхов приводит к возмездию: народ-творец, но не хозяин материальных ценностей разрушает построенный им же город. Финалом романа становится грозная, окрашенная в апокалиптические тона сцена всеиспепеляющего пожара, означающего «конец Вавилона».

Прямым полемическим откликом на роман Беллами с его идеей мирного перехода к социалистическому обществу стал роман Игнатиуса Донелли «Колонна Цезаря» (1890), действие которого происходит в Америке 1988 г. Как и Беллами, он констатирует в ней грандиозный расцвет техники, однако социальный итог подобного развития печален, поляризация богатства и нищеты достигает остроты, чреватой взрывом грозной силы. Донелли открыто предупреждает власть имущих о том, сколь пагубно равнодушие к «страданиям их ближних». В итоге те, кого впоследствии Джек Лондон увековечит под именем «людей бездны», создают подпольное Братство Разрушения. Явно сгущая краски, Донелли изображает народное восстание как «кровавый и ужасный урок», поскольку олигархия не только ввергла людей в фактическое рабство, но и ожесточила их, «сумела извратить их честные и добрые души».

В обоих этих произведениях просвечивал идеал в духе социалистической утопии. Один из героев Миллера мечтал о построении города, в котором «все станут трудиться для блага ближнего»^{66}. Донелли изображал мирную и процветающую африканскую страну Уганду, в которой реализовались некоторые принципы популизма, «добродетель навсегда восторжествовала, а порок окончательно изобличен и сокрушен»^{67}.

Эту линию романа-предупреждения мы находим не только у Джека Лондона («Железная пята») и Синклера Льюиса («У нас это невозможно»). Современный американский политический роман также нередко строится по данной схеме. Отталкиваясь от реальных фактов, их авторы переносят действие в недалекое будущее. Здесь мы находим «предупреждение» об опасности военно-фашистского переворота (Ф. Нибел и Ч. Бейли «Семь дней в мае», 1963), о появлении в качестве представителя «третьей силы» фашистского демагога (Ш. Маркмен «Выборы», 1970), о столкновении между СССР и США в результате технической ошибки (Ю. Бердик и X. Уилер «У роковой черты», 1962), об ужасах термоядерной войны (Н. Шуте «На берегу», 1957) и др.

Интересной художественной полемикой с Боллами стал роман «Вести ниоткуда» (1891) Уильяма Морриса (1834–1896), знаменитого английского писателя-социалиста. Моррис был творческим антиподом Беллами, он критиковал его не без полемического запала. Поэтичность и романтизм Уильяма Морриса, этого, по словам Энгельса, «социалиста чувства», контрастировали с рационализмом и практицизмом его американского коллеги. В мире будущего, нарисованном Беллами, Моррису пришлись не по душе черты уравниловки, элементы дегуманизированного техницизма, равно как и излишне строгая регламентация и дисциплина общественной жизни. Если в романе американского писателя перед нами высокоорганизованное, насыщенное техникой, разумно функционирующее общество, то будущее в романе Морриса «Вести ниоткуда» романтичней, живописней и красочней.

Вообще же дискуссии и споры вокруг романа Беллами были столь остры^{68}, что писатель выпустил специальную книгу, беллетризировапный трактат «Равенство» (1897); он был сюжетно связан с предшествующим романом. В нем действовали уже знакомые читателям герои — Джулиэн Уэст, его жена Эдит, доктор Лити; события развертывались в 2000 г. в Новом Мире. Писатель, отвечая своим оппонентам, уточнял, конкретизировал картину социалистического общества. В книге «Равенство» Беллами полемизировал с теми, кто утверждал, что социализм противопоказан Америке и ее традициям.

В сентябре 1888 г. в Бостоне возник клуб Боллами, начавший издавать газету «Национализатор». Вскоре аналогичные клубы появились и в других крупных городах. Клубы стали центрами национализаторов, развернули агитацию среди «культурного и консервативпого класса» в пользу мирной перестройки общества. В начале 90-х годов национализаторы выросли численно и представляли уже влиятельную политическую силу в общеамериканском масштабе. Выдвинув задачу создания подлинно демократического, народного государства, национализаторы предлагали осуществлять процесс обобществления постепенно, мирным путем по отдельным отраслям промышленности и хозяйства. Однако к моменту выхода трактата Беллами «Равенство» движение национализаторов шло уже на убыль; это произведение не имело такого успеха, как его роман.

И если сам Беллами называл национализаторство американским социализмом, а свой роман «Взгляд назад» считал пригодным для внутреннего употребления, то огромный успех этого произведения за пределами США^{69}объясняется в конце концов интернационалистским характером тех социалистических идеалов, которые он при всех своих противоречиях выражал.

Роман Беллами пользовался огромным успехом во всем мире, в частности в Германии. Клара Цеткин, сделавшая перевод книги в 1914 г., писала, что она «дает много трудящимся массам». В Англии идеи Беллами находили сочувственный отклик у Шоу, Уэллса, супругов Веббов. В Канаде даже возникла Кооперативная республиканская партия, базировавшая свою программу на теориях Беллами. Ассоциация Беллами, созданная в Нидерландах в 1932 г., продолжает свою деятельность и поныне.

Был популярен Беллами и в России. Лев Толстой, прочитав это произведение, записал в дневнике: «Очень замечательная вещь» — и содействовал его переводу^{70}. В рабочих революционных кружках книгой Беллами зачитывались так же, как романом Чернышевского «Что делать?», «Оводом» Войничи «Спартаком» Джованьоли. Знаменитая «Притча о бочке» — фрагмент из книги Беллами «Равенство», одно из самых наглядных и веских доказательств неразумности частнособственнического строя — была издана в виде отдельной брошюры в Петрограде в 1918 г. В самих Соединенных Штатах роман не утратил своей притягательности и в XX в.; по свидетельству Филиппа Фонера, историка-марксиста, при всех своих недостатках он «долгое время был для многих американцев первым учебником социализма»^{71}.