Солнце мое-2

01. ГОД НАЧИНАЕТСЯ ПЕСТРО

ВОТ ТЕБЕ И ПРАЗДНИКИ

Я готовила новогодний стол и тихо ревела. Опухла к вечеру как подушка. Есть, если честно, мне совсем не хотелось, но традиция… да и вдруг зайдёт кто, а у нас пусто на столе, стыдоба…

Обычно мне ужасно нравилось, что потом три дня можно ничего не готовить и есть вкуснятину, но…

Отмечали мы вдвоём — я и бабушка. Но уже через полчаса пришли сперва тётя Валя с Дядь Рашидом (это бабушкин сын) и дочкой Иркой (она меня на два года младше) — они в нашем же доме живут, только в четвёртом подъезде. Потом подтянулись Таня с мужем (их же дочь, только она теперь отдельно живёт). Сразу стало тесно и шумно. Посидели — решили на горку идти. Меня вроде растормошили, дескать — давай, хватит переживать, всё наладится.

Вышла я. Потопталась с ними около горки. Народу собралась целая толпа, четыре окрестных двора. Шум, гам, веселуха. Все орут, радуются!

Ни кататься, ни весело орать и скакать у меня никакого желания не было. Походила я минут десять да домой пошла. Полночи лежала и таращилась в потолок. Думала — как он там? И где оно — это «там»?

И хорошо, что я не знала, как он на самом деле, а то бы точно язву себе нажила. А так… Ещё неделю я бродила как бледная тень отца Гамлета, на работу третьего и четвёртого сходила в совершенно сомнамбулическом состоянии — что-то провела, кого-то отметила. Хорошо, хоть, в Политехе до десятого каникулы, понаписала бы я лекций…

А потом он позвонил!

— Привет, любимая.

— Вова!!! Ты где пропал???

— Тиш-тиш… Я ненадолго совсем. Сможешь сегодня прийти?

— Конечно!!! — закричала я. Да даже если бы не могла — я бы бросила всё и к нему примчалась! — Куда?

— Помнишь, летом где у спортплощадки встречались?

— Конечно.

— Проходишь мимо и чуть дальше, до аллейки. Я тебя там встречу.

К четырём! А уже три!

До ИВАТУ я летела как заполошная. Через КПП проскочила, не глядя. Пронеслась до аллейки. Вовка, наверное, видел меня откуда-то, потому что подошёл практически одновременно со мной. Обнял:

— Как же я соскучился!..

— Я тоже… — я слегка высвободилась из его объятий и посмотрела ему в лицо: — Вов, что случилось?

— Тебе перед новым годом звонили?

— Да, парень какой-то. Только я ничего не поняла. Ты отказался экзамены сдавать? Почему?

— Потому что за-дол-ба-ли.

И тут до меня дошло:

— Из-за той генеральской дочки?

Вовка поморщился.

— Теперь уже неважно.

— Я не понимаю, чего они к тебе именно прицепились? Просто учиться нельзя, что ли? А может, ещё можно…

— Всё, Оль, не может. Не может, и давай не будем об этом.

— А не звонил почему?

— Не мог.

— Тебя не выпускали, что ли? — я что-то совсем растерялась.

— На губе я был.

— А что это такое? — да, я страшно далека от армии.

— Гауптвахта, — пожал плечами Вовка.

— Из-за экзаменов, что ли? Что не стал сдавать?

— Да не-ет. Там как вышло. В казарме свои деды. А тут приходим мы — два бывших курсанта. Я ещё и сержант. Ну и нашлись человек десять, после отбоя решили нам объяснить, что мы по жизни не правы. Типа: да вы курсанты, будущие офицеры, офицеры строят солдат, а мы сейчас вас за это построим.

Я слегка оторопела от такого поворота рассуждений.

— А мы, как ты понимаешь, не очень хотели, чтобы нас вдесятером били.

— И что? — с ужасом спросила я.

— Да что, табуретку я успел схватить. Коля тоже… — тут я осознала, что он до сих пор держится немного бережно. — Да не трясись ты, — усмехнулся Вовка, — мы-то потом поехали на губу. А они — в госпиталь.

Аж ты ж блин…

— Увольнение, я так понимаю, тебе не светит?

— Месяца два — точно, — криво усмехнулся Вовка.

— Значит, я буду к тебе ходить! — рассердилась я.

Дураки дурацкие, привязались к моему парню!

— В выходные, — согласился он, — народу меньше. Уйти проще.

— Вот и думай. А почему, кстати, этот парень сказал: «автобат»?

— Автомобили, техника всякая.

— М-м, понятно.

А пуговицы на шинели были всё те же, знакомые. Мне вдруг стало интересно:

— А у солдат и курсантов шинели, что — одинаковые?

— Немножко разные. У солдат такие более коричневые, курсантские — серые.

— А вам разве не должны были поменять?

— Да кого это… колышет, так скажем. Должны были. Но не стали. Жаль, вообще-то, солдатские шинели потеплее. У Кольки ещё и сапоги офицерские яловые остались.

— А у тебя?

Вовка усмехнулся.

— Моего сорок седьмого размера офицерских сапог сразу не нашлось, так что я как с самого начала ходил в солдатских кирзачах, так в них и буду.

Сорок седьмой! Мама дорогая…

— Может, тебе книжек хоть принести? Скукота ведь, наверное.

— Да ты знаешь, в части, на удивление, очень неплохая библиотека. Давай лучше расскажи, какие у тебя новости.

— Да какие новости… ревела неделю, не переставая, вот и всё.

— Ну, это ты зря. Глаза такие красивые опухнут.

— А они и опухли, — пробурчала я в шинель. — Скажи спасибо, пока ехала, по морозу немножко открылись, а то совсем бурятка была…

Вовка тихонько засмеялся и начал меня лечить. Не знаю, насколько это помогало от опухания глаз, но губы дома мне пришлось вазелином мазать, по причине обветривания. Вот.

ПРИШЛА В СЕБЯ

Кстати, не успела я зайти домой, как бабушка отрапортовала:

— Тут тебе девушка звонила… Настя, что ль. Спрашивала, куда деньги принести. И ещё одна. Ой… Шура, вот! Сказала, кто-то заплатил, только я название не запомнила.

— Айкидо?

— Ага! Похожее!

— Так! А первое число-то давно прошло. Надо остальных спросить, что они нам, когда…

— Да остальные-то сто лет как уж принесли! Э! Вон, в серванте лежат, за вазочкой. Я тебе три раз уж говорила, только ты, по-моему, меня совсем не слышишь.

Я подорвалась и побежала к сервантику. Точно! Лежат мои денежки! Надо срочно тратить, пока есть что покупать. Призрак дефицита периодически леденящим ужасом вставал в моём сознании. Тяжело, знаете ли, когда ты юный и прекрасный, и даже деньги, вроде, есть, а купить на них ну совершенно ничего не возможно. И книжек парочку присмотреть — вдруг что новенькое вышло? Мысль про книжки выскочила сбоку и совершенно неожиданно. Пламенная страсть у меня, да.

Таким образом, завтра я приобщила денежки с Насти (степ-аэробика) и айкидошника к магазинным — и стремительно все их расфуговала, пока ценники не рухнули. Точнее — не подскочили. Ну, вы поняли. Январь же. Типа, в новый год с новыми ценами, мдэ.

Первым делом — нет, не самолёты. Первым делом — коммуналка. Вторым пунктом я купила себе ещё один чайник «Тефаль», для работы*, третьим — доску-мольберт для занятий**, и на все оставшиеся капиталы — шесть больших столов с лавками к ним и полочки-стеллажи — это всё в кабинет, который я про себя тайно называла «керамика».

*Помним, да, что для меня главное,

чтобы горячий чай с молоком был.

**Такая ловкая раздвижная штука,

на которой с одной стороны можно писать мелом,

а с другой — цветными стирающимися маркерами.

Удобная, но тяжёлая оказалась заррраза,

а ещё дорогущая!!!

Вот, бывает у вас такое — хочется чего-то, аж огонь в ж… в организме горит? Мне вот захотелось глиняного художества. С гончарным кругом, росписями, муфельной печкой и вот этим вот всем. Мне даже подсказали, где у нас в Иркутске этому всему учат, и я рассчитывала туда походить и коварно подманить себе дельного преподавателя. Но чуть позже, когда с дизайнерскими курсами рассчитаюсь. А то на столь многих стульях сидеть — штаны точно порвутся, не говоря уже о прочем.

После всех покупок осталось, фактически, семьдесят пять тыщ — на книжки и печеньки, ха!

Нет, голодать я не буду, мне ж ещё зарплата завтра-послезавтра за декабрь в саду отломится. В декабре дети неплохо ходили — вот бы мне на большой холодильник хватило! Сейчас такие здоровенные есть, чуть ли не под потолок. Мы бы тогда один наш старенький маленький сюда притащили, чтоб у меня молоко не кисло, а другой — маме в магазин. Классно я придумала, да?

Десятого числа внезапно пришла Лариса, про которую я совершенно забыла. Я, честно говоря, даже и не знала, что она Лариса, до тех пор, пока она не пришла. Та четвёртокурсница с дошкольного, которая молодец и вообще.

Разговор у нас состоялся занятный. Сперва Лариса задвинула мне, как это неправильно: учить детей читать до школы. Не по методике и прочее. Крайне вредно и разрушительно для психики. Череповато, в общем, как одна наша знакомая говорит.

Вот, к примеру, посмотрите на меня. Я читаю с трёх лет. Никто не знает, как это вышло. Оно само как-то — раз, и ребёнок вдруг читает. И что теперь?

По-моему, череповато на всю голову. Но это я так, отвлеклась.

Я говорю:

— Лариса, методика — это всё здорово, но так у нас с вами диалог не состоится. А с родителями (в смысле — клиентами) — тем более. Все хотят что? Чтоб дети стали быстрее-выше-сильнее. И желательно, успешнее и богаче. А для этого все почему-то хотят читать, быстрый счёт и английский.

Это я со своими двоюродными старшими сёстрами пообщалась, у которых дети как раз подходящего возраста. Сестёр было достаточно много для того, чтобы я смогла сделать некоторую статистическую выборку. Удивительно, но факт. Чтение, быстрый счёт и английский язык — залог успеха. Такое вот.

Ещё все поголовно хотели танцев. Прямо убийство с этими танцами было. Не танцуешь — значит, что-то с тобой не так! Ну, на крайний случай — карате. К каратисту я уже подъехала насчёт детских групп. Он, правда, уточнил, что айкидо — не совсем карате, но с аргументом, что оно круче, чем карате, согласился сразу и безоговорочно. А учителя по танцам я активно искала, но про это давайте чуть позже, а пока про Ларису.

Надо отдать ей должное, в концепцию продающегося продукта Лариса въехала сразу. Стала бодро вспоминать какие-то новые разработки, специальные буквари и прочее. Я говорю:

— Вот и здо́рово! — типа, «вы нам модные методики, а мы вам — денег». — Давайте пока краткое что-нибудь, но ёмкое, на четыре месяца, — вот не верю я что-то, что народ будет летом ходить. Все ж по дачам бросятся, урожаи обеспечивать. — А если всё здорово попрёт, на сентябрь уже будем думать про развёрнутую программу. Вы мне, главное, коротенечко распишите, про что ваш курс будет, чтобы я людям объяснять могла.

На этом мы расстались, взаимно довольные.

Теперь про танцы.

После того, как четвёртая подряд сестра взахлёб мне начала рассказывать про танцы, я поняла, что это направление надо двигать. В танцах я шарила плохо. Точнее — никак. И поначалу мне пришла в голову идейка найти кого-нибудь достаточно именитого и пригласить его на группу, которую под него же и собрать. Но тут пришёл мой здравомыслящий папа и говорит:

— Э-э, раскрученный тренер за простую зарплату работать не пойдёт. Особенно если он уже попробовал с коммерческими группами работать. Там запросят такой ценник, что ты с этих групп копейки иметь будешь. А беготни сколько? Реклама, туда-сюда, учёт, бухгалтерия. Выхлоп должен быть. А то — как свинью брить: толку мало, визгу много.

Образность сравнения меня впечатлила. Натурально, зачем мне такой геморрой за двадцать копеек?

А где взять молодого и перспективного танцора?

Причём, даже не собственно танцора, а именно учителя танцев. Потому что как раз от папы я неоднократно слышала, что хороший спортсмен и хороший тренер — это два совершенно разных таланта. Не думаю, что танцоры далеко в этом плане от спортсменов ушли. Одно дело — самому достижения показывать, и совсем другое — чему-то учить, да ещё все эти постановки придумывать.

Короче, грузилась я страшно, пока папа не позвонил и не сказал, что позвонил кому-то, у кого сестра жены дружит с кем-то (во цепочка!) из преподавателей училища искусств*, и они как-то договорятся посоветовать мне кого-нибудь из перспективных именно тренеров. Тьфу, балетмейстеров. Или как их? Учителей-хореографов, короче. Будущих.

*Которое отдельные причастные

называли «чудилищем из кустов»…

В этом месте я обрадовалась и начала вместо душевных терзаний сочинять название для будущего танцевального коллектива.

И тут мне внезапно позвонила староста с универа.

— Ольга, привет! Ну, не поймаешь тебя!

— О, здоро́во! А что, меня ещё не отчислили?

В трубке повозилось.

— Нет. Ты бы пришла, а?

Я тяжко вздохнула. Филфак в мои плотные планы никак не втыкался.

— Слушай, — торопливо зашептала Олеська. — А тебе три зачёта автоматом проставила, вместе с группой зачётку подпихнула. Ещё два попробую.

— А сессия не прошла разве?

— Да не, позавчера только зачётная неделя пошла, а экзамены вообще с двенадцатого.

— Надо же.

— Но, странный график, вообще. Ну, короче. По философии препод ногу сломал, заменяет его какой-то левый, а он, говорят, валит всех.

— Да мне уже, наверное…

— Погоди! Иосифовна сказала, свой экзамен тебе четвёркой закроет, авансом. Зарубежку чё, не сдашь что ли?

Я не знала, хочу ли я сдавать зарубежку. Нет, знала — не хочу. Но тут Олеська выдала инфу, изменившую ход моей мысли:

— Философ новый, говорят, по шесть раз на пересдачу гоняет, пока не принесёшь что-нибудь.

— Например?

— Ну-у… коньяк. Денег там.

— Так, Олесь: сколько денег? Конкретные цифры есть?

Теперь вздохнула Олеська, которой все эти товарно-денежные отношения были как серпом по горлу.

— Пятёрка — двести тысяч.

Ну, это ещё по-божески, — подумала я. Папа вон, чтоб меня за раздолбайство и нехождение на физру не отчислили с первого курса, ящик коньяка физруку заносил, а это подороже будет.

— Четвёрка — сто, продолжала Олеська. — Тройка…

— Простите, но тройки нас интересуют мало, — задумчиво пробормотала я. Мне, как вечной отличнице, четвёрки-то получать было западло, а уж про тройки я была уверена, что любой здравомыслящий человек на тройку по гуманитарному предмету способен наговорить, особо не вспотев. — Слушай, Олесь, а есть человек, который имеет доступ ко всем этим документам сразу, чтоб со всеми по отдельности не договариваться?

Олеська снова поскрипела телефоном.

— Я узнаю, Оль. Но я…

— Погоди, не узнавай, — я вдруг подумала, что, кажется, знаю, кого можно попросить. — Будь другом, дня через три позвони мне. Если у меня не получится — будем пытаться по-другому решать.

— Ну, давай.

Чё мне вдруг в голову пришло, товарищи. Ходили упорные слухи, что для занятий кружковой деятельностью — вот, типа как я в саду — нужно будет обязательно педагогическое образование. Любое. А универ — это, конечно, не пединститут, но педагогика в программе тоже значилась. Значит, по-хорошему, стоило попробовать договориться.

Я собралась, купила по дороге коробочку модных конфеток «рафаэлло» и направила стопы свои в альма матер — в родную восемнадцатую школу.

Антонина (бывшая моя классная) сидела в своём английском кабинете и гоняла чаи — каникулы же!

— Антонина Михална! С новым годом!

— Ольга! Привет! Чай будешь? — она приобняла меня привычным широким жестом, прошла к окну и забрякала чашками. — Что, подружка моя говорит, совсем ты учёбу забросила?

— А вот, я, между прочим, к вам по этому поводу и пришла.

Я стала рассказывать, как оно у меня в этом году всё в кучу — и работа, и курсы, и магазин родительский.

— Поговорите с Амалией Иосифовной, а? Времени просто катастрофически не хватает. Дизайн бросать не хочется. Тем более, почти два миллиона за него оплачено.

Дизайн Антонина одобряла. Она вообще считала, что это — моё. Мы когда на УПК* пошли в десятом классе, как раз она меня на художника-оформителя и толкнула, так бы сидела я в какой-нибудь кулинарии.

*Был раньше такой пережиток

социалистического наследия:

учебно-производственный комбинат

на котором старшеклассники

овладевали начальной ступенью

какой-либо профессии.

Я покрутила отпитую чашку с «настоящим английским» чаем:

— Вы ж знаете, я потом нагоню. Но сейчас — прямо вилы.

— Так ты хочешь…

— Хочу заплатить кому-то одному, чтоб мне сессию дозакрыли.

— Ну ты прямо, Оля, совсем не дипломатичная, — засмеялась Антонина Михална.

— Ага. Пятьсот тыщ у меня в заначке есть. Если захотят больше — придётся мне, наверное, распрощаться с этим проектом.

— М-гм… — Антонина явно что-то замыслила. — Ладно. Иди, завтра или я тебе позвоню — или Иосифовна. Поняла?

— Ага.

— Ну всё, топай давай. Мне ещё вон, целую кучу журналов заполнять надо…