«ЧТО Я НАДЕЛАЛ!»

Два дня Залим отлеживался в шалаше, а потом его посадили на подводу. С утра до ночи возил он бочки с водой, дрова для кухни, продукты с колхозного двора, хлеб из пекарни. За водой с ним обычно ездила Нина.

Две недели уборки прошли без особых происшествий. Ребята работали дружно, соревновались класс с классом.

— Жара-то, жара какая! — сетовала как-то утром старая Марзида, утирая мокрое лицо концом черного кашемирового платка. — Духота хуже, чем в августе, детей совсем жажда истомила… Поезжай быстрее, сын мой.

— Сейчас, бабушка Марзида, сейчас едем! Садись, Нина! — крикнул Залим девочке.

— Залим, голубчик, не задерживайтесь вы, ради аллаха! Ребята пить хотят… — напутствовала их Марзида.

Лошади с места рванули рысью, застучали колеса, подпрыгивая на глубоких рытвинах, загрохотала пустая бочка, зазвенело ведро. Марзида испуганно поглядела вслед подводе. А та уже скрылась за высокой стеной кукурузы, лишь пыль густыми клубами повисла над проселком. Постепенно клубы становились все легче, прозрачнее; пыль медленно оседала на поломанные стебли кукурузы.

Лошади недаром разгорячились: это Залим больно стегнул их кнутом. Крупы их потемнели, на холках, возле сбруи, сбились комки грязной пены. Пыль серой накипью покрыла спины лошадей, плечи и распаренные лица ребят.

Когда кони понесли, Нина тихонько сползла с сиденья на дно подводы, а Залим, наоборот, приподнялся, изо всех сил натягивая вожжи. Но вот подвода поехала медленнее, Залим опустился на свое место. Он немного перетрусил, но ни за что на свете не признался бы в этом. Нина снова влезла на сиденье.

— А ты, оказывается, трусиха! — поддразнил ее Залим.

— Вот еще! Откуда ты взял?

— Когда кони понесли, ты даже с сиденья сползла от страха.

— Может, скажешь, ты не испугался?

— А чего мне пугаться? Я вторую неделю на них езжу. И до этого сколько раз.

— Ой, неправда! Ты тоже испугался.

— А я говорю — нет!

— Ничуточки?

— Ничуточки.

Нина замолчала. Залим почувствовал себя перед ней сильным, смелым — настоящим мужчиной. Он стал властно покрикивать на лошадей, даже вертеть над их спинами кнутом, в то же время крепко придерживая вожжами. Но кони устали, да и зной донимал их не меньше, чем людей. Они больше не хотели бежать.

Не так-то это легко — наполнить столитровую бочку. Залим с усилием поднимал тяжелое ведро через высокий борт подводы, подавал Нине, а та выливала воду в бочку. Потом напоили лошадей, окатили их водой и тронулись в обратный путь.

Немного не доехав до еще не убранного кукурузного поля, Залим придержал коней.

— Возьми-ка вожжи, — сказал он девочке, спрыгивая с подводы.

Нина повиновалась неохотно: она боялась лошадей и никогда не держала в руках вожжи. Залим подошел зачем-то к кукурузе, зашагал вдоль поля.

— Подъезжай! — крикнул он девочке.

Та ослабила вожжи, и кони тронулись. Нине казалось, что они вот-вот побегут.

— Залим! Залим! Скорее иди сюда! — закричала она. — Я не удержу лошадей!

Но Залим вдруг исчез. Когда же подвода поравнялась с тем местом, где он стоял, из зарослей кукурузы раздался истошный вопль и наперерез коням выскочила какая-то фигура. Нина не успела разглядеть, кто это: кони взметнулись на дыбы, потом рванули в сторону и помчались галопом. Девочка упустила из рук вожжи, перелетела через сиденье, упала на дно подводы…

Некоторое время кони неслись прямиком по кукурузному полю. Пересохшие стебли с треском ломались под их копытами, под колесами подводы, и этот треск еще больше пугал животных. Наконец они вырвались на дорогу. Все вокруг сразу потонуло в густой пыли.

Постепенно Нина опомнилась, однако она так и не могла подняться на ноги и дотянуться до вожжей. Подводу швыряло из стороны в сторону. Девочка ударилась переносицей о край бочки — из носа потекла кровь. Еще толчок. Нина рассекла висок о борт подводы и потеряла сознание.

Кони выскочили на горку, свернули вправо. Подвода сильно накренилась, и бочка вывалилась. Почувствовав облегчение, кони припустили еще быстрее.

А Залим и не думал, что так получится: он просто хотел пошутить…

Когда лошади понесли, он бросился было за ними, надеясь на ходу вскочить на подводу. Но не тут-то было: кони проломили в кукурузе стометровую просеку, вынесли на дорогу и скрылись в облаках пыли. Напрасно мальчик пытался их догнать: расстояние между ним и подводой становилось все больше.

Залим взобрался на бугор, чтобы посмотреть, куда бросятся кони. Они свернули через кукурузу к обрывам Псиншо́ко. Мальчик похолодел от страха: «Сорвутся с обрыва, его за кустами не видно… Ох, что делать?!» Он снова кинулся бежать, с ходу бросился в реку. Она в этом месте была неглубока — всего лишь по пояс, но быстрое течение сбило мальчика с ног, он несколько раз окунулся с головой, наглотался воды. Кое-как, на четвереньках, выбрался он на берег и упал тут же, на камнях, задыхаясь от кашля. Потом поднялся на ноги и вновь пустился бегом, оставляя за собой на пыли темный влажный след. Бежал, не разбирая дороги, надеясь перехватить лошадей около обрыва.

Колхозники, убиравшие кукурузу возле Псиншоко, услышали треск и грохот. Словно бешеное пламя в мареве дыма, промелькнула вдруг меж стеблей пара рыжих лошадей. Залим, успевший добежать до обрыва раньше, ринулся им навстречу и мертвой хваткой вцепился в сбрую. Кони прянули в сторону и поволокли мальчика за собой. Колесо подводы налетело на камень, оглобля подскочила и ударила мальчика по голове. В глазах его потемнело, пальцы разжались. Залим упал…

Кони снова вылетели на проселок, повозка растаяла в тучах пыли, оставив после себя только грохот, да и тот вскоре утих и слился с жестким шелестом кукурузы.



Выйдя на дорогу, колхозники долго глядели вслед лошадям. Они ничего не понимали. Отчего взбесились кони? Где возница? Ведь подвода была пуста. Может быть, возница свалился где-нибудь по дороге и теперь лежит один, без помощи? Колхозники пошли по следу подводы через кукурузу, но так никого и не нашли.

А кони тем временем прибежали на стан и, не замедляя хода, помчались дальше. На шум выбежали Марзида и Кулиджан.

— О-о, несчастные! — закричала Марзида. — Дочь моя, это они!

— Кто, бабушка, кто? — всполошилась Кулижан.

— Нина и Залим… О горе, горе!

Ребята, работавшие неподалеку, тоже услышали грохот колес. Они выбежали на дорогу — навстречу им мчались взмыленные кони. Заметив людей, они повернули назад, к стану, обежали его кругом. Ребята со всех сторон оцепили стан, стали медленно сжимать кольцо. Кони метались из стороны в сторону, потом ринулись вперед, желая вырваться из окружения. Ребята в испуге отпрянули, но Хасан и Али Озроков успели подхватить вожжи. Лошади потащили смельчаков за собой. Наконец туго натянутые вожжи заставили животных замедлить шаг, а потом и вовсе остановиться.

— Держи коней! — тихо бросил Хасан товарищу, а сам подошел к повозке.

На дне ее лежала без сознания Нина.

Тут подоспели и другие ребята. Нину осторожно сняли, отнесли на стан. Марзида припала к внучке.

— О, родная моя! Как же тебя, бедняжку, изуродовало! — причитала она. — А вы что стоите? — накинулась Марзида на ребят. — Где доктор? Скорее за доктором!

Толпа расступилась и пропустила женщину в белом халате — медицинскую сестру. Та промыла и перевязала рану на лбу Нины, смыла с лица запекшуюся кровь, смазала йодом ссадины, дала чего-то понюхать. Через несколько минут Нина очнулась.

— А где Залим? — тихо спросила она.

И тогда все вспомнили, что Нина ездила за водой вместе с Залимом. Ребята и учителя отправились его искать.

А Залим лежал на обочине дороги возле Псиншоко. Мальчик словно окаменел от горя: он был убежден, что лошади сорвались с обрыва и Нина погибла…

На небе солнце вступило в единоборство с грозным полчищем бурых туч. Оно яростно сопротивлялось надвигающейся тьме, изо всех сил упираясь сухими ногами лучей в вершины гор. С низины налетел ветер, натолкнулся на песчаную стену обрыва, взвихрил пыль, запорошил ею кусты над Псиншоко. Над горами дымчатые пласты туч развалила молния. Далеким пушечным выстрелом громыхнул гром.

Этот грохот заставил мальчика опомниться. Он вскочил, зажмурился, прикрыл руками лицо, спасаясь от хлещущего песком ветра. Вихрь взлохматил его волосы, крепко толкнул в спину, потом полетел дальше, разбушевался в кукурузе и, сорвав с нее пересохшие листья, помчал над нолем.

Среди туч вновь вспыхнула прихотливая дорожка молнии. Глухо, будто снежный обвал в ущелье, проворчал гром. Залиму стало жутко. Он бросился было бежать, но вдруг встал как вкопанный, схватился за голову и рухнул в придорожную траву. Сердце жгли боль, ужас, страшная, мучительная тревога.

— Пусть гром убьет меня! — кричал он. — Пусть сожжет молния! Потопят дожди… Что я наделал! Что наделал…

Последние огненные лучи скользнули по пикам гор, и сразу же землю окутал густой сумрак. Искавшие Залима люди уже не решались идти целиной, а двигались вдоль дороги. В поле было темным-темно, приходилось все время перекликаться, чтобы не потерять друг друга.

И тут кто-то позвал:

— Сюда, ребята! Он здесь!

Услышав над собой голоса, Залим поднялся. Вокруг стояли его одноклассники.

Загрузка...