Солнце перед ненастьем

Когда Залим вернулся в селение, дома никого не было, на двери висел замок. Да и кто мог быть дома? Мама уехала со своим классом в поле, отец убирал кукурузу. Разве что дедушка… Так ведь у него, как всегда, полно дел в селении. Залим присел на ступеньки и стал ждать. Вначале было досадно, что нельзя войти в дом — мальчик очень устал и хотел есть. Вчера, когда ребята нашли его в поле, он побоялся спросить о судьбе Нины. Потом Хасан рассказал ему, что девочка жива, только сильно разбилась и теперь лежит в больнице. В первый момент Залиму стало как будто легче, он повалился на сено и заснул как убитый. Но среди ночи проснулся словно от толчка и больше не сомкнул глаз. Сердце его сжималось от ужаса при мысли о том, как он будет держать ответ за все, что натворил. А отвечать придется! Что делать? Куда бежать?

Рассвет только чуть позеленил небо, когда Залим встал, тихонько выбрался из шалаша и ушел в селение. Теперь он сидел на пороге родного дома и мрачно перебирал в уме все свои вины: чуть не погубил человека, как подлый трус сбежал от товарищей… Ведь рано или поздно все откроется — Нина выздоровеет и расскажет… Лучше уж было честно во всем признаться…

— А-а, ты уже дома, мой мальчик! — прервал раздумья Залима радостный возглас деда. — И давно ты меня ждешь?

Залим ничего не ответил.

— Что это у вас там случилось? — продолжал спрашивать Мазан, возясь с замком. — Говорят, Нину вчера привезли в больницу. Она так разбилась, бедняжка, что смотреть страшно!

Залим вошел в дом, сел возле стола и уронил голову на скрещенные руки.

— Ты что молчишь? Или не слышал об этом?

— Н… не знаю…

— Как же ты не знаешь? Ведь она вместе с тобой была в поле.

Плечи Залима вдруг затряслись; он тяжело, надрывно заплакал.

— Что ты? Что ты, дитя мое? — встревожился Мазан. — У девочки ничего серьезного, только сильно расшиблась… Висок рассечен… Наложили швы, теперь ей лучше… Успокойся же, успокойся, мой мальчик, все будет хорошо. Вот увидишь, она скоро поправится.

Залим повернул к деду залитое слезами лицо. Мазан притянул внука к себе, обхватил ладонями его голову, вгляделся — и сам себе не поверил. Что это с мальчиком? Почему он так осунулся, похудел? Отчего так глубоко запали его глаза?

— Здоров ли ты, мой мальчик? На тебе лица нет!

— Дедушка… ты был в больнице? — с трудом проговорил Залим.

— Да, я только что оттуда. Видел там Аминат Хацуевну и Хасана. Они спрашивали про тебя, думали, что ты тоже пошел в больницу.

— А где они сейчас?

— Вернулись на стан. Они ведь на лошадях приехали.

Услышав слова «на лошадях», Залим передернулся. Дед удивленно глядел на него.

— Ты пришел навестить Нину?

— Нет…

— Ты бы проведал ее.

— Не могу я, дедушка! — в отчаянии закричал Залим.

— Да почему же, мой мальчик, почему? — допрашивал Мазан. — С тобой случилось что-нибудь? Скажи, что тебя тревожит?

Залим опустил голову. На бледном лице его выступили красные пятна.

— Дедушка… Это я во всем виноват…

— В чем, сын мой?

Залим одно мгновение помедлил, потом поднял голову и тихим, прерывающимся голосом рассказал все — и про лошадей, и про Нину, и про свою трусость.

Старый Мазан похолодел, кровь вдруг ушла из сердца. Отстранив от себя мальчика, он горестно спросил:

— Как же… Как ты мог?..

Все вокруг сразу потемнело, в мире сделалось серо и скучно. Мазан подошел к окну, долго смотрел куда-то вдаль, не то на клубящиеся облака, которые упорно подбирались к солнцу со стороны Бештау, не то на горы, — смотрел и шептал:

— Как ты мог?.. Ясным солнышком был ты для меня, светом очей… Ничего-то я, старый, не видел, ослепил меня ложный блеск этого солнца! А теперь… Померкло солнце, погасило его черное ненастье…

Старик оглянулся. Лицо Залима распухло от слез. Он сидел, опершись подбородком о скрещенные руки, и о чем-то думал. Во взгляде его была мягкая печаль и вместе с тем мужественная твердость. Старик понял, что мальчик думает не о своих обидах — нет, это были первые серьезные раздумья о жизни.

«Нет, не померкло солнце! — подумал Мазан. — Люди говорят — зло солнце перед ненастьем. Вот и пришло это ненастье… Только буря побушует и уйдет, а солнце будет светить для добра…»