Солнце восходит вечером. Лотос осознания

Глава 5. Мастер у порога

Вопрос первый:

Возлюбленный мастер,

Я испытываю к тебе огромное уважение и преданность. Мало-помалу что-то в моей душе открывается навстречу дружбе с тобой. Нужно ли мне научиться преданности, чтобы стать твоим другом? Я могу сохранить уважение и научиться также и преданности.

Преданность и уважение могут существовать только вместе. Дружба с мастером — это не обычная дружба. В ней есть почтение, любовь, преданность и огромная благодарность. Это многостороннее явление.

Обычная дружба — это очень мирская и обыденная вещь. Духовная дружба — не от мира сего, она где-то дальше. Мне приходится использовать те же слова, которыми говорят о повседневном, потому что других слов нет, поэтому, когда вы слушаете меня, будьте внимательны и осознанны: значение моих слов вы не отыщете в словаре.

Слово очень мало и очень мягкотело, в то время как опыт велик и бесконечен. И я вижу по тебе, что вопрос идет не просто от ума. Твое сердце сильно страдает, потому что ты думаешь, что для дружбы необходимо научиться преданности, уважению, почтению, но твое сердце протестует.

Слушай сердце, а не словарь.

Сердце никогда не обманет, ум же никогда не скажет правду. Ум — это великий болтун; сердце — очень тихо и может выражать себя в слезах.

Твой вопрос неимоверно важен, потому что идет от сердца. Твоему сердцу больно, потому что ум истолковал слово «дружба» в обычном смысле, забыв о сердце. Теперь сердце обливается слезами. И эти слезы очень ценны. И как понимает это ум, не имеет никакого значения. В мире духовности слушают и следуют лишь за сердцем. Твое сердце само дает тебе ответ. Я лишь повторяю его, чтобы тебе стало ясней.

Дружба с мастером вбирает в себя все прекрасное, что есть в человеческих отношениях, и отсеивает все их уродство. Это чистая эссенция, аромат всех человеческих отношений. Дружба с мастером включает в себя все самое лучшее, самые сливки.

Так что не волнуйся. Радуйся, что это с тобой происходит и что твое сердце достаточно сильно, чтобы не позволять уму принимать решения. Твое сердце достаточно сильно, чтобы быть хозяином, и пусть ум станет ему слугой.

Вопрос второй:

Возлюбленный мастер,

Когда мастер стоит на пороге, что должен делать ученик?

Этот вопрос явно задал какой-нибудь интеллектуал, возможно, профессор. Это вопрос ума.

Когда мастер на пороге, уже поздно! Вы не можете ничего поделать. Вы не сможете захлопнуть дверь перед мастером, вы даже не сможете пригласить его внутрь по той простой причине, что мастер, как говорят древние восточные писания, есть ваша смерть — и это правда.

Впустить мастера означает, что вы умираете как эго, как личность; умирает все, что вы знали о самом себе. Посему нечего бояться и спрашивать, что теперь делать. Он уже на пороге. Еще один шаг, и вам конец. Но волноваться ни к чему.

Вы умрете как эго, но возродитесь собой, и это будете подлинные вы. Вы умрете как личность, но родитесь как экзистенциальная индивидуальность. Личность же всегда искусственна.

Мастер может забрать у вас только то, что вам не принадлежит. Он будет не в состоянии лишить вас вашей подлинной сущности. Мастер также ничего не может вам дать — он лишь устраняет препятствия, мешающие вам найти самих себя.

Мне пришел на ум один случай из истории...

Гений-скульптор Микеланджело как-то проходил по улице, где находилось множество лавок торговцев мрамором и другими всевозможными камнями. Он часто наведывался сюда в поисках подходящего куска мрамора. Напротив первой лавки, на противоположной стороне улицы, стояла огромная мраморная глыба, настолько уродливая, что ею никто не интересовался за почти пять добрых лет. Сам Микеланджело в тот день впервые обратил на нее внимание. Оно обошел глыбу со всех сторон, осмотрел ее, потрогал и пришел в неописуемый восторг. Он подошел к хозяину лавки и спросил:

— Сколько возьмешь за этот мрамор?

Торговец посмотрел на него и сказал:

— Ничего не возьму, бери просто так — я уже пять лет его храню, и все без толку. Мне за него еще самому приходится платить. Эта дура такая огромная, что мне с ней в лавке не развернуться. Вот я и держу ее на той стороне дороги, на чужой земле, и плачу за нее ренту. До тебя за пять лет никто к этому камню интереса не проявлял. Ко мне приходили тысячи скульпторов, но ни на одного этот кусок не произвел впечатления. Так что я тебе его с радостью отдам да еще спасибо скажу. Можешь не платить, потому что я им сыт по горло.

Микеланджело распорядился, чтобы камень доставили к нему в мастерскую, а владельцу лавки сказал:

— Я был бы очень тебе признателен, если бы ты зашел потом ко мне, когда я его обработаю, и посмотрел, во что он превратится, потому что сам я уже это ясно вижу. В этой глыбе кто-то замурован, и он зовет меня. Мне не нужно ничего особенного делать, ничего не нужно создавать — осталось лишь убрать все лишнее.

И он сотворил, возможно, самую прекрасную скульптуру в мире: скульптуру Марии, матери Иисуса, только что снявшую Иисуса с креста. Мария сидит, а Иисус мертвый лежит у нее на коленях... в полный рост — настолько огромным был камень. Он работал над скульптурой целый год, и когда она была завершена, владелец той лавки пришел посмотреть. Он не мог поверить, что та уродливая глыба превратилась в самую прекрасную скульптуру из всех, что ему когда-либо доводилось видеть.

И Микеланджело сказал:

— Мария и Иисус звали меня. Я пришел к тебе в лавку и услышал их зов: «Мы заточены в этот камень — освободи нас!»

Так работает каждый художник. Он видит результат еще до того, как начнет обтачивать камень. И ему лишь остается убрать все лишнее. Мастер — это величайший художник в мире, потому что работает он не с мрамором или гранитом, а с живыми людьми. Принимая человека как друга, он видит его возможности, его потенциал, видит то, чем вы можете стать.

Вы выбрали мастера, вы пригласили его. Теперь он стоит на пороге, а вы вдруг пугаетесь. Ваш ум обеспокоен.

Мастер, вне всякого сомнения, опасен. Если он не опасен, то он не мастер. Он намерен уничтожить большую часть вас — только тогда истинное сможет выйти наружу. И ты еще меня спрашиваешь, что делать, если мастер на пороге?

Тебе остается одно: быть профессором, быть интеллектуалом...

Мне вспомнилась одна история о Мулле Насреддине.

У него было одно любимое кафе, куда он являлся каждый вечер поболтать обо всем на свете и похвастаться. Как-то раз он затеял разговор о своей щедрости и своем великодушии. Один его приятель прервал его трескотню:

— Мулла, лучше расскажи нам о чем-нибудь другом. Нечего нам тут болтать про щедрость, потому что мы тебя знаем уже много лет. Ты даже чай нам ни разу не предложил. Это мы платим за твой кофе и за все, что ты здесь съедаешь. Имей, что ли, немного совести.

Мулла сказал:

— Что ж вы же мне никогда не напоминали? Надо сделать так, чтобы я запомнил. Я человек духовный, и меня не волнуют такие мелкие и повседневные вещи, как чашка кофе или деньги — эти вещи мало для меня значат. Напоминайте мне. Вот, сегодня вы мне напомнили. Поэтому я вас всех приглашаю ко мне домой. На обед. Всё кафе... друзья, приятели, незнакомцы... неважно; приходите все — и вы сами увидите мою щедрость.

Они не верили своим ушам, но раз он пригласил, они и пошли всей толпой. Но чем ближе был дом Муллы, тем медленней шел сам Мулла. Его спросили:

— Что случилось, Мулла?

— Да тут такое дело, — начал он. — Вы ведь все женаты. Я тоже женат, так что тайн никаких нет. Я совсем забыл о жене. Я вам всего наобещал — и совсем забыл о жене. Дело в том, что утром она послала меня на рынок, и теперь уже совсем вечер, а я весь день проболтал о духовности и прочих важных вещах. И вот я встретил вас, и теперь мы толпой идем ко мне обедать, а дома ничего нет. Поймите меня. Она меня убьет.

— Странно, какой-то ты забывчивый, — сказали друзья Муллы. — А как нам узнать, что это правда? Просто так мы не уйдем.

— И не надо, — сказал Мулла. — Вы просто постойте немного за дверью. Я пока уговорю жену — мне надо всего пару минут. Простите, но вам придется подождать, потому что если я сразу явлюсь со всей толпой, она совсем спятит.

Все сразу уяснилось — каждому были знакомы такого рода проблемы.

— Хорошо, — согласились гости. — Мы подождем пару минут. А ты иди и успокой свою жену.

Мулла зашел в дом и сказал жене:

— Меня преследует толпа каких-то идиотов. Только ты можешь меня спасти.

— Что стряслось? — спросила жена.

— Да так, ничего. Ты выйди к ним и спроси: «Чего вы здесь толпитесь?» Они, понятно, скажут: «Мы ждем Муллу Насреддина». Тогда ты скажи: «Его нет дома с самого утра. Он пошел на рынок за овощами, и с тех пор я его и не видела».

— Странно... — удивилась жена. — А почему вообще эти люди пришли...

— Спаси меня, — умолял Мулла. — Здесь дело чести.

Жена вышла на крыльцо и спросила у толпы:

— Что вам здесь нужно?

— Да ничего особенного, — ответили друзья Муллы. — Мы просто стоим здесь, потому что Мулла попросил нас подождать.

— Но его нет дома с самого утра, — сказала жена.

— Ну и дела! — удивились в толпе. — Он шел сюда вместе с нами. Мы все свидетели, все мы только что видели, как он вошел в дом.

— Вы что-то напутали, — уверяла жена. — Его нет в доме.

— В таком случае, мы бы хотели сами в этом убедиться, потому что он пригласил нас на обед, — сказали друзья Муллы.

— На обед? — удивилась жена.

Между тем Мулла, который до сих пор слушал весь разговор со второго этажа, открыл окно в комнате над крыльцом и стал наблюдать за всей сценой сверху. И когда он услышал, что его приятели собираются обыскать дом, то понял: «Сейчас будут неприятности». И тогда он крикнул из окна:

— Эй, идиоты! Мулла, конечно, мог прийти с вами, но вы думайте умом — он ведь мог выйти с заднего хода! И не совестно вам спорить с несчастной женщиной? Постыдились бы да шли бы по домам.

Он забыл, что нельзя отрицать самого себя — это невозможно. Нельзя сказать: «Я мог выйти с заднего хода». Тогда кто говорит? Но в своей ярости, в своем гневе, когда толпа пытается силой ворваться в дом, и слабая женщина не может ей противостоять, и его обязательно схватят...

Вы оказались в таком же положении. Можете сказать мастеру, что вас нет дома. Именно это и говорят миллионы людей: их нет дома. Так что это не шутка, а реальность для миллионов. И люди, отрицающие существование души, говорят: «Я не дома». Но кто же тогда отрицает?

Половина человечества в современном мире — коммунисты. Они не верят в душу, они подвергают ее сомнению. Я спорил со многими коммунистами и обнаружил, что они не понимают простейшего момента: кто же спорит, если души нет?

Вы сознательны, но отрицаете сознание. Вы живы, но отрицаете сам принцип жизни. Ваше положение действительно затруднительно, и спастись вам не удастся. Вот почему я говорю, что уже поздно. Лучше вам все же пригласить мастера войти, потому что его не волнует ваше приглашение, и он войдет в любом случае.

Он ваш мастер. Вы приняли его как мастера, и вполне возможно, что вы уже не раз бессознательно звали его, и вот он наконец прибыл. И деваться вам теперь некуда. Поэтому смиритесь с тем, что он убьет вас в том виде, в каком вы себя знали до сих пор, и даст вам новое рождение.

Сократ говорил, что основная задача мастера — дать человеку рождение, но каждому рождению предшествует смерть. Стоит вам это понять, стоит вам пройти через этот опыт смерти и рождения, и вы будете жить от мгновения к мгновению, умирая для прошлого и рождаясь заново в настоящем. И каждый миг станет смертью и возрождением — и такова единственно возможная настоящая жизнь. И вы отбросите мертвый груз долгих лет, многих жизней, эту бесполезную ношу, не позволяющую вам жить легко, свободно и изящно.

Если мастер стоит у вас на пороге, то вам несказанно повезло — позвольте же ему войти прямо сейчас, потому что следующего раза не будет. В следующий раз вы сами встанете на его место — у вас будет ключ.

Такая смерть, как и любая смерть, распахивает двери новой и свежей жизни.

Если вам хочется жить насыщенно, то умирайте каждое мгновение и познавайте совершенно новый вкус жизненности, молодости, энергичности и свежести. И вместе со свежестью вашего существа станет свежим все бытие. Вместе с вашей молодостью помолодеет все существование.

Я слышал об одном верховном судье верховного суда Америки. После выхода на пенсию он сказал жене... а они прожили бок о бок почти шестьдесят лет. Свой медовый месяц они провели в Париже. И вот он сказал:

— Прежде, чем я умру, мне бы очень хотелось снова попасть в Париж, пожить в той же самой гостинице, в том же самом номере, и побродить по нашим местам, где мы ходили в наш медовый месяц.

Жена с радостью согласилась, и они оба отправились в Париж. Они поселились в той же гостинице, в том же номере, походили по местам, где ходили шестьдесят лет назад. Но старик сказал:

— Что-то все здесь какое-то мрачное и ветхое. Это больше не старый добрый Париж. Где его былое веселье, изящество, красота?

Его жена оказалась более прагматичной — вообще все жены более практичные и приземленные. Она взяла своего старого мужа за руку и сказала:

— Ты ошибаешься. Париж все еще тот же, даже, пожалуй, еще более прекрасный. За шестьдесят лет он разросся, похорошел и улучшился. Ты просто забыл одну деталь: мы не в свадебном путешествии, и мы стали старше на целых шестьдесят лет. Просто наши с тобой глаза покрылись старческой пылью, вот мы и не видим молодость, свежесть и красоту. Не говори, что Париж перестал быть Парижем. Это мы с тобой больше не прежние.

Она права: наш мир — это наше отражение. Если вы разочарованы, печальны, несчастны, таким же будет и все вокруг. И если вы радостны, если ваше сердце поет, то весь мир будет петь и плясать для вас, он будет цвести и излучать благоухания.

Поэтому не волнуйся. Мастер на пороге — это благословение. Такое везение редко.

Вопрос третий:

Возлюбленный мастер,

Ма Вина скончалась и сразу же возродилась с новым именем — Ма Прем Видех. Она вступила в новый мир, чувствуя все по-иному. Однако я в замешательстве. Не поговоришь ли ты об этом?

То же самое переживает не одна Вина, которая умерла, став саньясинкой, и возродилась как Видех. То же самое испытывают миллионы саньясинов во всем мире...

Посвящение — это смерть и жизнь.

Посвящение — это разрыв с прошлым.

Вы прожили много лет, вы испытали на себе множество всего, но весь ваш опыт и вся ваша жизнь не принесли вам удовлетворения. Жизнь не была наполненной, экстатичной; в ней было больше несчастий, больше страданий и боли. Вы, скорее, просто влачили существование, чем жили. Благодаря всему этому человек начинает искать новый подход к жизни, подниматься на новый жизненный уровень.

Саньяса — это революция. Саньяса попросту означает, что с прошлым покончено раз и навсегда, и вы не желаете к нему возвращаться. Вы уже не раз к нему возвращались, и это бесконечное повторение превратило вас в робота. Такая жизнь безрадостна. Каждое утро происходит одно и то же, каждый вечер вас ждет то же самое; завтрашний день будет копией сегодняшнего.

Чему же радоваться? Каждый день приближает вас к смерти. Смерть придет и сотрет вас с лица земли, точно так же, как морской пробой стирает все надписи, оставленные людьми на песке.

Смерть стирает вас без остатка, как если бы вас здесь никогда не было. Вы только представьте, сколько людей побывало на этой планете! Каждый человек сидит на трупах десяти его предшественников. Каждый сантиметр поверхности земли — могила.

Мне вспомнилась суфийская притча...

Один король страдал бессонницей. Как-то ночью, ворочаясь с боку на бок, он вдруг услышал, что кто-то ходит по крыше дворца. Король крикнул:

— Кто там?

Послышался мужской голос:

— Не твое дело. Я ищу своего верблюда.

— Ты что, идиот? — возмутился король. — Верблюды не бегают по крышам.

— Совершенно верно, я идиот, — ответил голос, — но не в большей мере, чем ты сам, потому что то, что ищешь ты в своем дворце, искали также твой отец и твой дед. Поколениями вы что-то ищете в собственном дворце и никак не можете найти. Ты лишь понапрасну тратишь свое время, и твоя смерть уже не за горами. Скорее верблюд отыщется на крыше, чем ты найдешь удовлетворение и блаженство так, как ты ищешь, и там, где ты ищешь.

Никогда в своей жизни король еще не встречал и не слышал человека с такой уверенностью в голосе. Он знал лишь слуг, солдат, подчиненных, говоривших ему исключительно: «Да, ваше величество». А тут вдруг этот тип кричит ему с крыши.

Король вызвал стражу. Обыскали весь дворец, но поймать никого не удалось.

Все следующее утро король провел в раздумьях о ночном происшествии. Потихоньку он пришел в себя и понял, что человек на крыше был прав: «Конечно, нет ничего глупее, чем сообщать мне такие вещи подобным образом — посреди ночи забираться на крышу и орать во все горло! — но в его словах что-то такое было. И он явно не сумасшедший!»

И в этот самый миг король услышал, как какой-то человек спорит со стражей у ворот:

— Я хочу остановиться на пару дней в этом караван-сарае!

— Ты в своем уме? — отвечали стражники. — Это королевский дворец. Здесь живет сам король. Пройди еще полмили, и там будет караван-сарай.

— Но мне нравится этот караван-сарай! — упирался тот.

— Ты какой-то тупой. Ты пойми простую вещь: это — королевский дворец!

Слушая спор, король вдруг понял, что голос принадлежал тому же человеку, который гулял ночью по крыше. Он приказал страже:

— Немедленно приведите его ко мне! Это его я искал.

Когда возмутителя спокойствия привели, король оглядел его и спросил:

— Это ты искал верблюда у меня на крыше?

— Ну вот, ты пришел в чувства, — сказал человек. — Да, это был я. Мне пришлось туда забраться, чтобы ты, наконец, понял, что равно как и верблюда нельзя найти на крыше, нельзя и блаженство найти на этом постоялом дворе, который ты по ошибке принимаешь за свой дом. Я уже приходил сюда раньше, и здесь жил другой человек — тебя еще не было, — который тоже почитал себя королем, а это все называл своим домом. Теперь вот ты говоришь то же самое. И я руку даю на отсечение, что когда я приду сюда в следующий раз, то здесь будет кто-то другой, говорящий опять же то же самое.

— Ты прав, — согласился король. — Первым был мой прадед, потом был мой дед, за ним — мой отец. Очень возможно, что в следующий раз ты встретишь здесь моего сына, потому что я сам уже старею. Но к чему ты ведешь?

Суфий рассмеялся:

— Ты уже понял, к чему я веду: я говорю, что это не дворец, а постоялый двор, и многие успели здесь пожить, но все они ушли бесследно. Это не чей-то дом. На всем этом свете ни у кого нет дома — есть одни караван-сараи. Когда же ты с этим смиришься?

Влияние этого человека оказалось настолько сильным, что король немедленно покинул дворец, сказав:

— Ты прав. Ты немного безумен, но я слышал, что многие суфии делают безумные вещи; но, на самом деле, все их безумие — просто способ заставить понять. И я понял. Я покидаю этот постоялый двор и отправляюсь на поиски моего истинного дома.

И король сам стал знаменитым суфием. Он ушел из столицы, построил себе хижину на перекрестке дорог, где и жил до самого своего конца. И каждый день он попадал в неприятные истории, потому что путники останавливались на перекрестке дорог и спрашивали его:

— Какая из дорог ведет в город?

И он отвечал:

— Идите направо и попадете в вечный город.

И путники задумывались: вечный город?.. Но нужно понимать мистиков! Они вам еще не то скажут...

— Вот эта самая дорога? — переспрашивали путники. — Ты уверен?

— Совершенно уверен, — отвечал тот. — Идите и убедитесь сами, — а вела эта дорога на кладбище.

Путники возвращались разгневанными и кричали на него:

— Ты какой-то ненормальный! Нет там никакого города — там одно кладбище!

Но король отвечал:

— Я говорил вам, что впереди вечный город. Поселившись там однажды, человек остается там навсегда. Это настоящий город, а вам следовало спрашивать дорогу в ненастоящий город. Налево ведет дорога в ненастоящий город, где люди живут всего несколько дней, полагая, что живут в городе, пока в результате не переезжают в вечный город. И на меня всегда кричат. Люди спрашивают дорогу в город, я и показываю им дорогу в настоящий город, и они идут обратно разгневанные. Идите в свой ненастоящий город вот по этой дороге, но помните: он ненастоящий! Не принимайте его за подлинный. Я сам там жил. Теперь я хочу найти настоящий свой дом, прежде чем смерть заберет меня к себе.

Человек принимает саньясу, чтобы найти свой истинный дом, чтобы найти нечто от вечности, чтобы найти нечто такое, что не подвержено смерти. Понятно, что это не тело; тело — это лишь караван-сарай, постоялый двор. Это не может также быть и умом — ум все время меняется.

Посвящение в саньясу — это начало поиска за пределами ума. И тот, кто принимает посвящение с глубокой любовью, кто смело отправляется в это путешествие, кто понимает, что какой бы ни была его прежняя жизнь, она была неправильной, что это была темная ночь его души и что теперь он входит в мир света... Простое посвящение, ничего не значащее для посторонних, но приносящее великую перемену для посвященного. Перемены ждет все его существо. Его прошлое отпадает, будущее распахивает перед ним свои двери. Отныне и впервые в жизни он ведет жизнь сознательного человека. И его сознание непрерывно растет.

Таким образом, то, что случилось с женщиной, задавшей этот вопрос, случилось уже со многими, очень многими людьми. И вот почему, принимая саньясу, мы меняем наши имена: это свидетельство, что вы — это не прежние вы. Новое имя — это просто напоминание вам, чтобы вы дали умереть былому и родиться новому и свежему в каждой клеточке, чтобы вы дали родиться новой жизни, новому существу, новой любви, новому сознанию.

Вступите в новую вселенную истины.

Видех, я очень счастлив, что Вина умерла. Празднуй смерть Вины и празднуй рождение Видех.

Вопрос четвертый:

Возлюбленный мастер,

Как твой саньясин я гораздо счастливее сейчас, чем был прежде. Но мне как-то не хочется медитировать или молиться. Перемены вы мне происходят и без медитации и молитвы, и я очень счастлив и доволен. Семя печальной жизни должно умереть. Должен ли я заставить себя медитировать, или надо просто ждать и позволять счастью расти? Или нужно стать прежним?

Я в замешательстве. Только ты можешь направить меня куда следует, потому что, кроме тебя, я никому не доверяю.

Прежде всего, нет никакого смысла идти обратно и жить в печали и несчастье. Этот образ жизни подходит одним тупицам и идиотам, а не кому-то, у кого есть хоть чуточка разума. Жизнь дана для радости, жизнь дана для танца. Жизнь дана, чтобы испить от нее как можно больше.

Мне вспомнился один случай в небесном ресторане...

Лао-цзы, Конфуций и Гаутама Будда втроем сидели за одним столиком, обсуждая важные вещи. В самый разгар беседы вошла обнаженная девушка несказанной красоты. В руках она держала кувшин.

— Не хотите ли вы отведать немного жизненного сока? — спросила она.

Будда вместо ответа закрыл глаза.

Конфуций, который верит в золотую середину, приопустил веки лишь наполовину и сказал девушке:

— Я, пожалуй, попробую, но пить не стану. Мне просто интересно, каков он на вкус. — Он сделал маленький глоточек и сказал: — Горький. Уберите.

Что же до Лао-цзы, то он вырвал кувшин из рук девушки и за один глоток осушил его. Девушка разинула рот от удивления. Вернув ей пустой кувшин, он сказал:

— Отлично! Очень вкусно. Делая все наполовину, нельзя узнать что-либо по-настоящему. Тебе, Конфуций, было горько потому, что тебе незнаком новый вкус жизни. Твой язык не подготовлен, твои рецепторы слишком нежны. Ты никогда не жил как следует. Ты всегда был посторонним, стоя на расстоянии, полуприкрыв глаза. Тебе видна лишь часть целого. А истину нельзя увидеть частями: либо ты ее видишь полностью, либо не видишь совсем. Истина не делится. Я просто должен был выпить весь сок. Простите мои манеры. Если бы я выпил меньше, то не смог бы дать ему оценку. Но вы оба не можете оценить его по достоинству. Будда — так тот упустил полностью: он даже не попробовал, он закрыл глаза и даже не глянул на кувшин. Он не видел красоту девушки, которая принесла нам его. Он сознательно сделал себя слепым и тупым; он сам закрыл себя от жизни. Так что все его россказни о жизни ничего не стоят. И тебе, Конфуций, я не поверю. Полуприкрытые глаза приоткроют тебе истину лишь наполовину. Твой глоточек, наверное, и до желудка не дошел, ты его даже не переварил. Он не влился в твою кровь, не всосался в твои кости, но до тех пор, пока истина не станет твоей сущностью, твоим сердцебиением, у тебя нет права говорить о ней. Из вас один я все вижу и пью до дна.

Я очень люблю эту притчу. Разумеется, это притча, потому что на небесах нет ресторанов — они все в аду. Кому на небесах нужны рестораны? Святым они не по душе. Все небесные рестораны уже давным-давно бы обанкротились. Так что это просто образ, притча, но полная смысла.

Итак, прежде всего: не надо возвращаться к печали и несчастью; но даже если я говорю, что не надо возвращаться, это вовсе не значит, что возвращение вообще возможно — назад пути нет, ты не можешь вернуться. Да и незачем. Раньше ты был печален и несчастен, теперь ты счастлив и доволен. Скажи, ради чего на свете тебе идти обратно?

Что касается медитации или молитвы, запомни одно: ты не можешь навязать их себе силой. В жизни есть такие вещи, которые не терпят насилия, и вам остается лишь тихо ждать, приглашать их, открывать перед ними двери, но будучи осознанными и внимательными, чтобы, когда гость прибудет, встретить его как подобает. И с тобой это уже происходит. Ты говоришь, что хоть и не занимаешься медитацией, тем не менее, испытываешь глубокое счастье и удовлетворение. Раз удовлетворение присутствует, это значит, что без твоего ведома в тебя уже вошли некоторые медитативные качества.

Даже не постучав к тебе в дверь, счастье нашло путь к твоему сердцу.

Различие между счастьем и печалью примерно такое же, как и различие между светом и тьмой. Если внезапно вы видите, как тьма покидает вашу сущность, это значит, что в вас загорелся свет, знаете вы об этом или нет. Без возникновения света тьма не исчезнет.

Поэтому я советую тебе быть благодарным, что хоть ты и не медитировал... ты просто слушал меня. Когда ты слушал мои слова, в тебе что-то успокоилось, в твоем мышлении появились короткие паузы. Время от времени случалось так, что ты был, но был без эго. Ты просто сидел, ждал, что я скажу дальше — и через эту самую паузу в тебя вошло удовлетворение.

В Америке ко мне приходили сотни тележурналистов, и все они жаловались на одно и то же: «Вы целых двадцать минут говорите то, что можно уложить в десять. У нас ограниченное время, но и резать мы ничего не хотим, потому что ваши слова настолько взаимосвязаны, что если мы вырежем одну фразу, то остальные потеряют весь смысл. Почему бы вам не говорить как другие? Почему вы вдруг ни с того ни с сего замолкаете? Говорите слово — и тут же пауза». Я отвечал на это: «Я всегда буду говорить только так, потому что дело не столько в словах, сколько в передаче медитативных мгновений моей аудитории. Когда я говорю, они заняты мною, мною наполнены их умы. И когда я вдруг делаю паузу, останавливается и их ум, он ждет... И эти мгновения — наиболее прекрасны, потому что в них люди ощущают вкус медитации, даже не зная, что это вообще такое».

Именно это и произошло с тобой. Ты уже давно в контакте с медитацией, но просто еще не догадывался об этом. Отныне ты будешь осознавать это в полной мере. Удовлетворение и счастье показательны — это признак того, что в тебе начались перемены. Не надо принуждать — продолжай быть собой, наслаждайся своим довольством, снова переживи тот же миг, как когда оно вошло в тебя впервые; смакуй каждую секунду вливающегося в тебя счастья, наблюдай, как оно вливается, наблюдай за ситуацией, когда оно вливается. Погружайся все глубже и глубже. Не принуждай медитацию, ничего не форсируй. Просто создай правильную атмосферу, в которой медитация начнет случаться сама по себе.

И она уже случается. Так что тебе остается лишь приноровиться и понять, как она происходит, и продолжать в таком же духе: легко, свободно, без напряжения, без усилия, без принуждения. Потому что если ты начнешь жадничать и желать большего, попытаешься применить силу к медитации, то можешь ненароком растоптать свой росток. Поэтому не допускай никакого усилия, никакой воли.

Просто жди.

Ожидание — и есть молитва.

Жди, когда неизвестное войдет в тебя.

Жди, когда божественное оплодотворит тебя.

Делать сам ты ничего не можешь — можешь лишь ждать.

И последнее: ты говоришь, что доверяешь только мне. Теперь подумай: если так много произошло с тобой из-за доверия лишь к одному мне, то сколько прекрасного тебя ждет, если ты доверишься всем и каждому? Доверие уже к одному человеку поменяло твою жизнь из печальной в счастливую. Если же ты без всяких условий будешь доверять и всем остальным, то каждый миг твоей жизни превратится в радикальную революцию, которая поднимет твое сознание на вершины красоты, блеска и величия. Почему не доверять?

Люди не доверяют, потому что боятся, что доверие сделает их уязвимыми, и их будет легко обмануть. Поэтому они закрываются ото всех. Они запирают двери, закрывают окна, чтобы никто не забрался, чтобы никто ничего не украл. Но люди забывают, что, запирая двери и закрывая окна, они тем самым не пускают к себе и утреннее солнце, не пускают теплый ветерок, не пускают благоухание цветущих роз. Разумеется, и воров они тоже не пускают. Но что могут воры унести от вас? У вас нет ничего, кроме печали и несчастья. Вы боитесь, что воры унесут эти ваши две драгоценности? Что еще у вас есть, за что вы так тревожитесь?

С Муллой Насреддином однажды приключилась такая история...

По моему совету, Мулла спал с открытыми окнами и дверьми. Естественно, что к нему забрался вор, намереваясь вынести все ценное, что было в доме.

Мулла спал на простыне. Увидев, что вор собирает его добро, он кинул ему и свою простыню. Вор испугался и удивился:

— Я думал, ты спишь.

— Я притворялся, — сказал Мулла.

— Странный ты человек — я ведь вор!

— Не волнуйся, — сказал Мулла. — Забирай что хочешь — только я иду с тобой. Какая разница, у кого в доме будет храниться все это добро? Я буду жить у тебя. И, кроме того, я нашел себе слугу. Я давно искал слугу, но в наши дни это непросто. А ты взял да и сам пришел ко мне. Ну, так где твой дом?

Что у вас забирать? В любой минуту смерть сама все унесет. Вы пришли в этот мир с пустыми руками и уйдете из него с пустыми руками, поэтому разницы никакой нет. Не имеет значения, что у вас есть сейчас. Имеет значение лишь ваше доверие — ваше подлинное сокровище.

Доверяя всем вокруг, что-то вы можете и потерять. Вы можете лишиться всех ваших денег, но если вы сможете доверять даже тогда... доверие — это бесценное сокровище. Доверие к тем, кто может обмануть вас, кто собирается обмануть вас, — это истинное доверие.

Я не стану вас обманывать, я не стану ничего красть из вашего дома. Но я уже украл — и украл я вас самих. Я необычный человек.

Украв вас самих, я украл сразу все. Зачем переживать по поводу каждой вещи отдельно? Я делаю дело одним махом.

Больше у вас ничего нет! Вы сами и все, что у вас есть, принадлежит мне. Поэтому если кто-то у вас что-нибудь украдет, переложите свое беспокойство на меня, а сами продолжайте доверять всем вокруг.

Но, доверяя, доверяйте сразу всему человечеству. Что бы ни случилось, не теряйте доверия, потому что оно бесценно. От него вы получите всю медитацию, все молитвы, и притом — безо всяких усилий. И если вы в состоянии довериться одному человеку, то вы уже знаете саму суть доверия и вполне можете доверять всем без исключений.

Мои саньясины должны запомнить: доверять нужно всем, потому что терять вам нечего. Не теряйте только само доверие, потому что это великое качество, которое откроет перед вами божественное.

Хорошо, Харидас?