2.14
Они считают его чем-то вроде Будды.
— Привет, аллигатор.
Его голос. Такой же, как и при жизни. Приятный баритон плюс чайная ложка надменности и гранёный стакан снисходительного терпения.
— Здорово, крокодил. Как ты там?
— Там — это где?
— Ты понял, что я хочу сказать.
— Ладно. Отвечаю на вопрос: никак. Я не ощущаю течения времени, не чувствую силы тяжести, у меня нет тела, соответственно — гормонов, а следовательно — эмоций. Можно сказать, я ничего не чувствую. Но я мыслю. Значит…
— Слушай, я просто хотел проявить заботу.
— Спасибо. Именно так я это и расцениваю.
— Тогда просто мог бы сказать: нормально, братишка. Только вот соскучился…
— Но я не соскучился. Повторю: здесь нет времени. А значит…
— А, забудь.
Ему стало неудобно от того, что их перепалку слушают посторонние. Причём, затаив дыхание. Ловят каждое слово.
Они считают его чем-то вроде Будды, — догадался Мирон. — Тем, кто принесет в их мир истину… Но они, мать их за ногу, ошибаются. Причём, жестоко.
— Так что с тобой случилось, брат? — спросил он.
Он вспомнил мёртвую голову, затерянную среди таких же мертвецов.
— Сначала я был разобщен, — сказал Платон. Все, кроме Мирона, внимали его голосу так, будто он читал Нагорную проповедь. — Я был фрагментирован триллионами кубитов, разбросанных по всему киберпространству. Я не осознавал себя, как личность. Но потом я увидел тебя и… смог вспомнить.
— Он хочет сказать, что ты, выйдя в Плюс, послужил катализатором для дефрагментации его личности, — пояснил профессор. — Ты помог ему снова стать собой.
— Но я не стал собой-прежним, — добавил Платон. — Теперь я — не личность в общечеловеческом понимании.
— И кто же тогда? — спросил Мирон.
— Еще не знаю, — в голосе брата проявилась печаль. — Но надеюсь, что мне доведется это понять.
— Его всё время атакуют, — сообщил один из сотрудников профессора, парень в толстых линзах и с невероятно торчащими передними зубами. — Мы насчитали несколько сотен очагов, и это — только в нашем секторе.
— Так может, тебе заняться своей безопасностью? — осторожно заметил Мирон. — Разговоры могут подождать…
— Ты же знаком с принципами работы Иск-Инов, брат, — всё тот же снисходительный, усталый от вселенской глупости тон. — Это очень сложные, многофункциональные сущности. Их такими задумали. Я же — на несколько порядков сложнее. Одни части меня могут заниматься безопасностью, другие — решать интересные задачи, и только крошечная часть, небольшой сегмент моей личности в данный момент занят беседой с тобой.
— Ой, ну прости, что я о тебе беспокоюсь.
Мирон ощутил что-то вроде детской обиды на брата. Почему-то казалось, что утратив тело, тот должен измениться, перестать быть таким… высокомерным засранцем. Но нет. Всё осталось по-прежнему.
— Нам нужно кое-что обсудить, — не обращая внимания на последнее замечание Мирона, сказал Платон. — Как вы можете догадаться, мне теперь доступна практически вся информация, которую содержит в себе киберпространство. Главное, научиться отделять зёрна от плевел… Так вот: я нашел кое-что, что может вас заинтересовать. Но прежде чем я начну, у меня к вам одна просьба.
— Всё, что в моих силах — сделаю, — кивнул профессор.
— Можно мне вновь воспользоваться Рэмбо, как периферийным устройством?
— Но… вроде бы сейчас в этом нет необходимости. Ты можешь взять под контроль любое электронное устройство, подключенное к сети — видеокамеры, динамики, телефоны… — всё в твоём распоряжении.
— Навыки психолога подсказывают, что людям будет легче общаться со мной, если я персонифицируюсь, как что-то привычное и знакомое. А ещё я хочу выйти на улицу.
— А, ну тогда конечно. Не стесняйся, — улыбнулся профессор.
В тот же миг робот, в стазисе похожий на металлическое сегментированное яйцо, расправил члены и поднялся на двухметровую высоту.
— Премного благодарен, профессор Китано, — вежливо поклонился Рэмбо. — Так намного лучше. А теперь мне нужно выйти на свежий воздух.
Там, где ты находишься, вообще нет никакого воздуха, — хотел сказать Мирон, но сдержался. Возможно, в нём всё еще говорит обида… И просто пошел вслед за братом.
Воздух был настолько чист и прозрачен, что Мирон удивился: как такое возможно в центре большого города? Особенно учитывая, что в Токио до сих пор продолжали использовать двигатели внутреннего сгорания.
Сумерки придавали цветущим вишням загадочный вид. Фонари и прохладный ветерок создавали иллюзию, что деревья окутаны облаками прозрачного тумана. Посыпанные белым песком дорожки были пусты — ни одна фигура в шафрановой рясе не трудилась между стволов.
— Компания Хиномару… — профессор задумчиво повторил то, что минуту назад сообщил Платон. Они шли по дорожке между вишневых деревьев. Робот и высокий старик представляли собой довольно забавную парочку. — И что с ней?
— Это — новая компания, — сказал робот голосом Платона. — Функционирует на рынке последние десять лет. Имеет интересы в тяжелой промышленности, в фармакологии, автомобилестроении… В так называемых технологиях фрактальных чипов…
— Знаю её, — кивнул профессор. — Выплыла совершенно неожиданно и сразу начала набирать обороты, скупая старые фирмы и создавая новые. Такое возможно. Если потратить гигантский капитал.
— Но одних денег недостаточно. Они должны быть подкреплены патентами и учеными, — важно кивнул робот. Мирон с удивлением понял, что железная махина на удивление точно воссоздаёт моторику движений Платона. — Кто-то вбросил в создание Хиномару-групп огромные средства. И я знаю, кто это, — победно закончил Платон. — Это якудза!
— Ну и что? — пожал старик плечами. — Якудза — это старые деньги. Они всегда предпочитали вкладываться в легальный бизнес… Скажи лучше, почему тебя заинтересовала именно эта компания.
— В последние несколько часов разные её представители ведут очень активные действия в Сети.
— И почему тебя это волнует?
— Они атакуют Технозон.
— Думаю, не о чем беспокоиться, — махнул рукой профессор. — Карамазов наверняка принял меры для защиты своих главных активов.
— Лёд, который их окружает, уже дал трещины.
Мирон задумчиво хмыкнул: пару часов назад он разговаривал с главой Технозон, и тот ни словом, ни жестом не выдал, что у него проблемы… Старая школа.
— Карамазов без боя не сдастся, — сказал он вслух, вспоминая серые водянистые глаза старика, щеточку стальных усов… — И он почему-то думает, что ты ему поможешь.
Робот повернулся к Мирону.
— Почему ты так говоришь?
Мирон вспомнил, что никто не спрашивал, где он был. Как всегда, всё внимание на себя оттянул Платон, да он и сам как-то забыл, что совсем недавно был в плену… Даже не спросил профессора, что слышно о Хитокири.
Судя по виноватому виду Китано, тот тоже забыл обо всём, кроме Платона.
Тогда Мирон сделал глубокий вдох, и рассказал им всё. О том, как они с Амели устроили парный выход в Плюс, о нейротоксине и старике Карамазове — как тот нашел их в лав-отеле и между делом, чтобы не скучать, пока внучка придёт в себя, спас Мирону жизнь…
— А Хитокири, наверное, до сих пор меня ищет, — закончил он.
— Я сейчас же свяжусь с полковником, — бросил профессор. Ссутулив широкие плечи, он зашагал по тропинке к дому.
— Они начали далеко не сегодня, — вдруг сказал Платон. Мирон вздрогнул, отвлекаясь от своих мыслей.
— О чем ты?
— О Технозон. Хиномару начала наступление задолго до того, как мы прибыли в Японию. Задолго до того, как я запустил Акиру.
— Значит, ты о них знал? И пытался защитить босса? Ну, этот твой Иск-Инн…
— Я знал, что на нас кто-то нападает. Но не думал, что это — другая корпорация.
— Ты подозревал призраков, верно? И крупно ошибся.
— Призраки существуют, — с напором проскрежетал робот, угрожающе нависнув над Мироном.
— Я знаю, — спокойно ответил тот. — Я с ними встречался, помнишь? Кстати… Та программа, что была в моих Плюсах… Когда мы подключили тебя в Полный Ноль, на неё напал один из призраков. Сонгоку — так его назвал профессор. Не знаешь, что с ней стало?
Прозрачные пиявки в ушах молчали с тех самых пор. Они никак не реагировали на команды Мирона, упорно оставаясь слепыми и глухими как к Плюсу, так и к Минусу.
Робот замер. Так замирает мёртвое тело, которое только что оставила душа…
— Её нигде нет, — сказал Платон через мгновение. — Я не обнаружил никаких следов — вероятно, призрак уничтожил её полностью.
Вот Мелета умерла и во второй раз… — с горечью подумал Мирон. Он уже привык к этому холодному, опустошающему чувству потери. Отец, Мелета, Платон… Кого еще ему предстоит потерять?
— Называй его Сонгоку, — сказал он вслух. — Что-то мне подсказывает, что наш московский Призрак и здешний — две большие разницы.
— Но в этом нет никакой логики…
— Думаешь, во всём, что нас окружает, непременно должна быть логика? — разозлился Мирон. — Какая логика в смерти молодой девушки, которая не задумываясь пожертвовала жизнью ради тебя? А?.. А в том, что ты теперь — не более, чем набор кода, который всё еще пытается указывать людям, как им жить дальше?
— В тебе сейчас говорит горечь утраты, — бесстрастно заметил робот. — Но мне тоже жаль, что она погибла.
— Брешешь. Пару минут назад ты распинался о том, что у тебя не осталось никаких чувств.
— Я… Погрешил против истины.
— Соврал, значит?
— Немного исказил факты. На самом деле, у меня есть чувства.
— И какие же? Не просветишь?
— Чувство благодарности. Чувство ответственности. Чувство озабоченности судьбами других.
— Например, старика Карамазова? — ядовито спросил Мирон. Он не собирался уступать брату так быстро. — Почему тебя так волнует судьба Технозон? Неужели сентиментальные чувства к бывшему работодателю?
— Страх.
Мирон опешил. Чего может бояться бесплотное существо, которое одним мысленным усилием может изменить судьбу целого мира?
— Страх?
— Старый дарвинистский страх за свою жизнь, брат. Ужас перед небытием. Перед пустотой безмыслия.
— Но…
— Нирвана, брат. Хиномару собирается разрушить Нирвану, а для меня она…
— Является местом обитания, — закончил Мирон. — Ты существуешь в ней, пользуешься её ресурсами. Так же, как и другие Иск-Ины.
— Не буду воспринимать это, как попытку оскорбить.
— Напрасно, — огрызнулся Мирон. Сжав кулаки, он уставился в ночь. Робот тяжелой громадой высился за спиной.
— Ты… злишься на меня, брат? — тихо спросил он.
— За то, что ты разрушил мою жизнь? Убил девушку, которую я полюбил? Оставил меня совсем одного? Ну что ты, конечно нет. Я злюсь на тебя потому, что ты — всё тот же эгоцентричный ублюдок, Платон. Даже став энергетическим существом, демиургом, ты всё еще боишься за свою виртуальную шкурку.
— Бояться смерти — это базовый рефлекс, брат. Ничто на свете, даже переход в цифровое состояние, не может от него избавить.
Голос Платона выражал бесконечную усталость. И Мирон внезапно почувствовал, как на него наваливается время. Как оно проходит сквозь клетки его тела, оставляя в душе шлак выгоревших надежд. Ничто больше не будет по прежнему.
Он медленно пересек лужайку и уселся на каменную скамью, расположенную у сада камней. Небольшие фонарики на солнечных батареях, со вкусом расставленные тут и там, освещали чёрный плотный песок, уложенный волнами вокруг серых, почти невидимых в сумерках, валунов. Чьи-то заботливые руки собрали все опавшие лепестки, и сад сиял первозданной чистотой, недоступной, на самом деле, ни одному живому объекту.
Достав из-за пояса меч, Мирон сжал рукоять и лезвие, реагируя на тепло руки, мгновенно выросло, собралось из множества нано-частиц. Но теперь его твёрдость, его незыблемость могли поспорить даже с камнем, на котором он сидел.
В доказательство своих мыслей Мирон легко, без замаха, провёл клинком над каменной завитушкой, и та беззвучно свалилась в траву, словно мёртвая улитка. Рука почувствовала лишь небольшое напряжение.
Так и Платон, будучи демиургом Плюса, может оперировать громадными массивами данных, перекраивать Сеть по своему разумению…
— Если ты так боишься за Нирвану, почему не остановишь атаку на Технозон? — он не обернулся, но знал, что громада робота высится за спиной.
— Я не могу, — просто ответил Платон. — Я слишком молод — если позволишь использовать такую метафору. Некоторые части меня всё еще нуждаются в дефрагментации, а другие слишком заняты, отражая атаки вирусов.
— Что? — Мирон даже повернулся. — Ты тоже подвержен вирусам в Сети?
— Как ты недавно заметил, я — не более, чем набор кода. А вирусы как раз предназначены для того, чтобы атаковать код. К тому же, я занят противостоянием Сонгоку.
— Что, прямо сейчас?
— Они долго считали себя здесь хозяевами. И воспринимают меня как угрозу. Если позволишь вновь использовать метафору, я — как молодой самец, угрожающий старому льву, главе прайда. Пока что он сильнее, но придет день…
— Скажи… ты жалеешь о том, что сделал? — вдруг спросил Мирон. — О том, во что превратил себя?
— Кто-то должен быть первым, — пожал могучими плечами робот. — Но знаешь… мне не хватает здесь тебя.
— Мне тоже, — криво улыбнулся Мирон. — Пожалуй, мне тоже чертовски тебя не хватает. И кстати… Спасибо, что помог выбраться из Плюса. Если бы не ты — Сонгоку утянул бы меня в свои фантазии окончательно.
— Я тебе не помогал, — ответил Платон.
— Как так?
— Если ты вспомнишь, я был так же не посвящен в твои приключения, как и профессор Китано. Следовательно…
— Но я думал… Тот ржавый меч, и тем более — огнемет…
— Это не я, брат. Поверь. Мне очень жаль.
— Да хрен с ней, с твоей жалостью. Кто это был?
— Думаю, ты и сам знаешь ответ, — сказал робот и беззвучно скрылся в темноте.
Всё-таки осталось в нём много от живого Платона, — усмехнулся Мирон. — Не мог удержаться, чтобы не поставить драматическую точку.
Где-то за стеной глухо прогремел взрыв.
Мирон вздрогнул. Повернул голову в сторону звука… Нет, он не мог ошибиться. Слишком много в последнее время было всяких взрывов, их не перепутать с лопнувшей покрышкой или столкновением мобилей на дороге…
Мимо, шелестя рясами, деловито протопали двое монахов. На Мирона они не смотрели.
— Что случилось? — крикнул он им вслед. Один монах обернулся, быстро сказал что-то по-японски.
Пора скачивать программу-переводчик… — пробормотал Мирон и направился к дому профессора. Без Мелеты — бесплотного голоса в голове — он чувствовал себя потерянным и уязвимым.
Пройдя дом насквозь, он спустился по лестнице в дата-центр. За столами никого не было, но спины двух-трёх сотрудников скрылись за перегородкой, отделяющей помещение с Ваннами.
Войдя туда, Мирон удивился: деловито разоблачаясь, монахи один за другим погружались в био-гель. Опускались прозрачные крышки, начинали мерно мигать датчики… Седая голова профессора перемещалась от одной Ванны к другой. Старик что-то говорил, кивал, шел к следующему саркофагу… Громада робота Рэмбо застыла неподвижным изваянием в дальнем углу.
— Что происходит? — спросил Мирон, догнав профессора.
— То, чего мы, признаться, не ожидали, — озабоченно ответил старик. — Нас атакуют.
— А как же ваша защита?
— В том-то и дело, — профессор задумчиво почесал за ухом. — Защиту пришлось снять — иначе мы не смогли бы контактировать с Платоном…
— И где он?
— Там, — старик неопределенно махнул рукой. — Возглавляет оборону.
Неожиданно Мирон увидел, насколько стар профессор. Кожа под глазами набрякла, она казалась тонкой, как туалетная бумага. На горле подрагивала синяя жилка.
— Я слышал взрыв, — сказал Мирон. Он чувствовал себя лишним, ребенком, который отвлекает взрослых от важного дела.
— Это война, сынок, — Китано тяжело опёрся на только что опустившуюся крышку Ванны. — Атакуют не только нас. Головной офис Технозон и еще нескольких компаний в осаде. Мы не избежали этой участи… Возможно, придётся эвакуироваться.
— Но кто? У кого имеется столько сил, чтобы развязать войну?
— Разумеется, у дзайбацу. Шакалы не упустят случай потрепать умирающего льва. А еще преступники… Якудза, гурэнтай, цукибана…
— Но полковник говорил, Карамазов и сам состоит в… этом… обществе какого-то там дракона…
— Кокурюкай, — кивнул профессор. Седые волосы, раньше похожие на нимб, теперь бессильно висели вдоль впалых щек. — Его больше нет. Вырезали подчистую, до последнего члена.
— Ох ёб твою мать… Извините.
Китано молча махнул рукой.
— Такое уже было после войны, — сказал он тихо. — Кто-то рвётся к власти, кому-то приходится уступать место… А Технозон — слишком лакомый кусок, чтобы устоять перед соблазном поучаствовать в раздаче.
— Вам надо отдохнуть, — сказал Мирон и помог старику подняться. — Пока идёт кибер-атака, от нас с вами никакого проку. Но я вам обещаю, профессор: Платон не даст монастырь в обиду. Вам не придётся искать другой дом.
Они прошли через пустой зал, мимо стоек с помаргивающими серверами — было трудно представить, что там, за металлическими корпусами и электронными платами скрывается целый мир, который сейчас горит в огне… Если бы программа-Мелета была с ним, Мирон не задумываясь присоединился бы к монахам. Он чувствовал себя инвалидом, вынужденным передвигаться на культях в то время, когда остальные пользуются ногами…
Он открыл дверь в комнату отдыха профессора и помог тому опуститься на диван. Добрался до шкафчика, немного подумал и налил две стопки самогону. Одну тут же, не сходя с места, опрокинул в рот, проглотил, почти не почувствовав вкуса, другую отнёс старику.
После глотка спиртного на щеки Китано вернулось подобие румянца, он выпрямился и посмотрел на Мирона уже не таким обреченным взглядом.
— Отдыхайте, — сказал он. А я, пожалуй, пойду…
— Куда? — спросил старик. — Монастырь окружен. Стены еще держатся, но их падение — только вопрос времени…
— Ну, вот на стены и пойду. Думаю, там сейчас не помешает лишняя пара рук, вооруженных мечом, — он вновь достал меч и показал профессору. — Я могу взять это с собой?
— Конечно, — кивнул тот. — Это же подарок…
— Всё будет хорошо, — сказал Мирон и вышел.
Первого противника он повстречал, не выйдя за порог профессорского дома.
По привычке подумал, что тень, состоящая из еще более чёрных теней — это Призрак, его давний знакомый, но у этой тени был меч. Она двигалась бесшумно, будто по воздуху, и Мирон среагировал в последний момент. Рукоять меча, зажатая в руке, сама поднялась над головой, отражая атаку. Композитное лезвие легко перерезало катану нападающего, а заодно — снесло ему голову.
Мирона чуть не окатило фонтаном крови, хлынувшей из шейных артерий — до того близко он стоял. Позволив обезглавленному телу рухнуть между низким диваном и стеной, он отскочил, инстинктивно выставив меч перед собой. Лихорадочно оглядел тёмное пространство, в котором лишь тенями обозначались мебель, тёмный провал углубления для жаровни в центре, ровные квадраты татами на полу…
И вдруг на фоне бумажной перегородки-сёдзи появилась еще одна тень. С головы до ног укутанная в чёрное, с силуэтом чёрного меча.
А ведь там, внизу — несколько десятков людей, — подумал Мирон.
Они хотели проникнуть в дата-центр незамеченными. Спуститься и тихо перерезать безоружных монахов. Убить профессора.
Следующая тень набежала стремительно, не дав додумать мысль. Та, что была за перегородкой, прорвав тонкую бумагу, прыгнула прямо на него. Сражаться с двумя противниками Мирон не умел. Он и с одним-то справился, только благодаря чудесным свойствам меча, да своим навыкам, наработанным в поединках под стенами Трои.
Хорошо, что бой композитным мечом почти не отличался от боёвок в вирт-пространстве. Меч почти не имел инерции, был лёгким и сам, казалось, угадывает желания Мирона.
Он чудом уклонился от катаны одного ниндзя, пригнулся, чтобы не попасть под удар второму — тот задел волосы на макушке…
Бой происходил в темноте, в полной тишине, которую нарушало только натужное сопение, лёгкий топот ног и визжащий под ударами мечей воздух.
Одному он попал в живот — мерзкий запах развороченного кишечника и стоны были тому подтверждением. Другому отрубил руку, и ниндзя, издав резкий всхлип, ретировался, исчез в тенях за домом.
Чувствуя нереальность, невозможность происходящего, Мирон повёл глазами вдоль веранды… И тут на голову ему приземлился еще один ниндзя. Он упал. Выронил меч. Почувствовал острую боль в ребрах, попытался сделать вдох — и не смог.
Грудь его придавили к полу коленями, в горло упёрлось что-то острое, уха коснулось горячее дыхание.
— Попробуешь шевельнуться, — сказал тихий голос. — И ты мертвец.