2.20
Создание и его создатель
— Ясунаро, остановись! — голос Карамазова походил на бич. Он звучал властно, непререкаемо.
Клон даже не повернул головы. Размахнувшись, он ударил Мирона в основание шеи — тот увернулся, присев на одну ногу, но плечо всё равно онемело.
— Ясунаро, не двигайся! — ноль внимания.
— Он давно уже не твоя шавка, — засмеялась Амели. — Можешь не стараться, Ро тебя не послушает.
Старик посмотрел на внучку.
— В них закладывают безусловное подчинение, — сказал он. — Как ты его сломала?
Ясунаро оттеснил Мирона к самому краю платформы. С тридцатиметровой высоты море казалось измятым куском фольги.
Не меняя выражения лица — глаза похожи на пластиковые заглушки — он наносил удар за ударом, целясь в голову.
Мирон уклонялся. Подобрав железный штырь, он выставил его перед собой. На руках клона, покрытых целлулоидно-розовым пластиком, появились иззубренные раны, но глаза оставались такими же пустыми.
Он не чувствует боли, — подумал Мирон. — Он вообще ничего не чувствует…
Оставаясь в Плюсах, Мирон видел киберпространство, будто сквозь мутное зеркало. Краем глаза он наблюдал, как гигантский скат долбит острым носом в серебристую башню, как на ската — на бреющем — заходит истребитель…
— Это я убил твоего отца, — неожиданно сказал клон. Мирон пропустил удар. — Убил по приказу, — клон наступал, взгляд его оставался равнодушным. — Хозяин не спрашивал, хочу ли я убивать. Просто сказал, чтобы я это сделал, — клон нанёс сокрушительный удар, Мирон не выдержал, покатился по платформе. Ржавое покрытие шаркнуло по щеке, в нос ударил запах мокрого железа. — Но тебя я убью по собственному желанию, — сказал он так, словно сообщал, что к чаю будет подано варенье.
— Но почему? — не удержался Мирон. — Что я тебе сделал?
— Притворившись мной, ты совершил кражу личности, — сказал клон. Наконец-то в его голосе появился намёк на чувства. — Я никогда не брал ничего, что принадлежит другим! Из-за тебя я потерял лицо…
Он обрушился на Мирона с новой силой.
Мирон снова пропустил удар. Рёбра затрещали, дыхание спёрло, в груди поселился жгучий огонь. Успел перекатиться в последний момент — рука клона пробила ржавое железное покрытие рядом с его головой.
Вытащив руку, Ясунаро замахнулся, целя в грудь, Мирон выставил штырь. Тот воткнулся клону в плечо, пробил насквозь. Клон схватился за штырь, хотел выдернуть, но Мирон сцепил зубы и не отпускал, навалившись на штырь всем телом.
Ясунаро повалился на бок, скорчился, как проткнутое иглой насекомое, и ухватившись покрепче, дернул штырь на себя, всё глубже засаживая в плечо. Мирон от неожиданности выпустил железяку из рук.
Затем откатился и вскочил.
Дед и внучка были довольно далеко — всё еще спорили, размахивая руками, но на Ясунаро надвигалась массивная тень — автомобиль Карамазова.
Им управляет компьютер, — вспомнил Мирон, отбегая в сторону.
Машина неслась на клона, стреляя из пулеметов, расположенных в гнёздах на бампере. Вот очередь прошила Ясунаро грудь…
Тот дернулся — раз, другой, третий — из розового пластика потекла желтоватая жидкость. Упал, но затем поднялся, и припадая к земле, бросился прочь от автомобиля.
Мирон заглянул в Плюс. Скат, обернув плавники-крылья вокруг истребителя, сдавливал тот в смертельных объятиях.
Почувствовав немой призыв брата, Мирон скользнул в Плюс целиком. Знание, как подняться в небо, пришло само. Будто он делал это каждый день — создавал новые сущности лишь усилием воли…
Тело покрылось толстой бронёй, ноги расплющились, превратившись в тяжелые платформы, руки вытянулись и стали жесткими крыльями, голова потяжелела. Между глаз обозначился красный кружок прицела скорострельной пушки.
Оттолкнувшись от земли, Мирон мгновенно оказался рядом со скатом, открыл огонь — в глазах то и дело мелькали красные вспышки попаданий.
Скат развернулся, выпустив истребитель-Платона и устремился к Мирону. На лету его тело стало более жестким, покрылось стальными пластинами, воздух вокруг заревел — скат набирал скорость. Не вдаваясь в тактику и стратегию ведения боя, он просто шел на таран — Мирон почувствовал, как сминается броня, как замолкает пушка, а затем кубарем полетел вниз.
Закружилась голова. Он вывалился в Минус и успел увидеть, как тяжелый бронированный автомобиль Карамазова таранит Ясунаро, вместе с ним переваливается через край и падает с платформы. Через пару секунд раздался удар о воду.
Мирон испытал секундное облегчение, но потом над краем платформы показалась рука. Он, будто в замедленной съёмке, разглядел траурную каёмку ногтей, заусенец, небольшой шрам в основании большого пальца… Дальше, от запястья, начиналась розовая искусственная плоть.
Рядом возникла вторая рука, а затем клон, легко перемахнув через край, оказался рядом.
Грудь его была разворочена — пластик не успевал затягивать раны; кожу на черепе справа снесло, обнажив переплетение сухожилий и желтоватую кость. Дыхание вырывалось со свистом — при каждом выдохе под носом надувался кровяной пузырь.
Заметив движение Мирона клон, как рептилия, повернул голову. А затем, тяжело переставляя ноги, начал приближаться. Мирон огляделся. Подобрал штырь, липкий, перепачканный кровью, и покрепче сжал его обеими руками. А затем бросился в атаку.
Вкладывая всю свою силу, размахнулся и всадил штырь в живот Ясунаро. Тот лишь хрюкнул, подтащил себя, насаживаясь на штырь, еще ближе и обхватил руками шею Мирона. Пальцы его были ледяными, каменно твёрдыми.
Потемнело в глазах. Мирон пытался дергать штырь, вращать его в ране, но казалось, клону это не причиняет никакого беспокойства.
— Чувствуешь, как жизнь покидает тебя? — он не сразу сообразил, что голос принадлежит Амели. — Как в лёгкие поступает всё меньше воздуха, как холодеют конечности… — Мирон хрипел, голос доносился будто издалека. — Вот так же и я. Всю жизнь мне не давали дышать. Стерегли каждый шаг. Указывали, что делать. Но я смогла освободиться, вздохнуть полной грудью. В отличие от тебя.
— За что? — прохрипел Мирон. — Почему ты ненавидишь меня?
— Потому что ты изменил мир, — ответила Амели. — Не задумываясь, просто потому, что мог. А я…
— Так ты ревнуешь? — прохрипел Мирон. Попытался ударить Ясунаро ногой, но даже не понял, попал, или нет. Хватка на его горле не ослабевала, но и не усиливалась — воздух поступал тонкой струйкой. Видимо, клон жаждал насладиться агонией.
— Может ли птица ревновать к червяку, которого ест? — он почувствовал горячее дыхание, отдающее мятой и лакрицей, на своей шее. Нежные пальцы провели по коже щеки, спустились на грудь, пробежали по судорожно сжатым мышцам живота, влезли под ремень джинсов… — Говорят, при удушении — оргазм самый сильный… — прошептала девушка ему на ухо.
— Ты психопатка, — прохрипел Мирон. — Двинутая на всю голову…
Обморок накатывал, как зелёная прозрачная волна. Мирон задержался на её гребне и… упал в Плюс.
Серебристая башня рухнула, виртуальный город был засыпан обломками. Среди руин ворочались, как две гигантские черепахи, Платон и Сонгоку. Их очертания менялись настолько быстро, что простым глазом было невозможно уследить. Мелькали столбообразные ноги, исполинские крабьи клешни, робо-захваты, стальные лезвия…
Почувствовав толчок, Мирон вынырнул в Минус. Шея была свободна. Он кашлял, не в силах справиться с мощным потоком воздуха, хлынувшим в грудь. Сквозь слёзы он видел прямую и жесткую, как карандашный штрих, фигуру.
Карамазов, — понял Мирон. Старик приближался, в его вытянутой руке было что-то тяжелое, стальное. Оно выплёвывало огненные вспышки.
Древний револьвер, — с удивлением узнал Мирон. — Музейная редкость…
Пули, одна за другой, ударяли в голову клона, дыра в виске становилась всё больше, из неё летели ошмётки серой губчатой массы.
Они были похожи, создатель и его порождение, почти как близнецы — только Карамазов выглядел гораздо старше.
Вот револьвер щелкнул — и ничего. Патроны кончились.
Ясунаро опустился на колени — голову он держал очень прямо, взгляд устремлен на Амели. Он пытался что-то сказать. Губы шевелились, но из горла не доносилось ни звука. Развороченные лёгкие перестали качать воздух.
Мирон, кашляя, сквозь слёзы, всё смотрел на клона — казалось, он вот-вот преодолеет слабость, поднимется и бросится в атаку… Но нет. Закрыв глаза, Ясунаро рухнул вниз лицом, как подпиленная балка.
Амели закричала. Лицо её исказилось, но не горем — яростью. Скрючив пальцы, словно гарпия, она бросилась на деда.
— Ты убил его! — визжала она. — Ты убил моего Ро!
Карамазов поймал её за запястья и удержал с неожиданной для старика силой.
— Я был должен, — сказал он спокойно. — Иначе он убил бы нас всех.
— Мне он никогда не причинил бы вреда! — закатывалась в истерике девушка. — Он любил меня!
— Так вот, значит, как ты его привязала, — задумчиво сказал старик. — Феромоны. Китано говорил, что это возможно, но я не верил. Не хотел верить.
— Всю жизнь он ненавидел тебя, дед. Мечтал избавиться от твоего контроля, сбросить твоё господство.
— Создание неспособно ненавидеть создателя. В них не закладывают такой функции.
— Ясунаро был другим, — внезапно успокоившись, сказала Амели. — Он был личностью, а не жалкой копией. Это он научил меня быть свободной.
— Он засрал тебе мозги! — неожиданно грубо крикнул Карамазов, но тут же помрачнел. — Прости, внучка, это было моей ошибкой. Я сам должен был быть с тобой, — он посмотрел на девушку. — Но теперь мы всё изменим. Мы оба теперь свободны, и можем заново узнать друг друга. Ведь ты — моя кровь, Орэн!
Она улыбнулась светлой тихой улыбкой. Расслабила руки, потянула их вниз — и старик разжал хватку на её запястьях.
— Конечно, мы теперь всё исправим, дед.
Из ладони Амели вырос меч.
Всё так же улыбаясь, она всадила клинок в живот Карамазову. Без малейшего сопротивления провела им справа налево под диафрагмой, затем — наискосок вниз, и обратно — слева направо. Резко выдернула — клинок, как и её рука, был покрыт кровью.
А потом она равнодушно смотрела, как старик медленно падает на колени. Глаза его расширились, радужки стали огромными, превратив взгляд в чёрный туннель.
Карамазов упал. Так же, как его порождение, его клон. Совсем рядом, в той же позе — лицом вниз.
Всё случилось так быстро, что Мирон успел только сделать шаг. Затем — подбежать и опуститься рядом со стариком. Заглянуть в лицо… Глаза Карамазова были пусты и холодны, как зимнее небо над Москвой.
Мирон поднял голову и посмотрел на Амели. Та стояла, тяжело дыша, широко расставив ноги — с удивительной чёткостью он увидел хромированные пряжки на её чёрных ботинках, а рядом с ними — тяжёлые, тягучие капли, которые падали с кончика клинка и впитывались в ржавчину под ногами.
Он не видел выражения её лица — волосы падали чёрной волной, сквозь них виднелся только острый белый подбородок.
Мирон поднялся. Усталость текла по телу, словно холодный вязкий кисель, от которого размягчались кости, а мышцы делались ватными и непослушными.
— Что дальше? — спросил он Амели.
Та мотнула чёлкой, чуть отвернулась — Мирон успел заметить слёзы, повисшие на длинных ресницах.
— Уходи, — сказала она. — На сегодня достаточно смертей.
Негромкое стрекотание над головой не сразу воспринялось, как посторонний звук. Сначала Мирон подумал, что это — звон в ушах, от неожиданно упавшей тишины. И только подняв голову, понял, что это дрон. Тот самый, что сопровождал автомобиль Карамазова.
Наведя на Амели небольшой автоматический пистолет, дрон выстрелил. Одна пуля попала девушке в плечо.
— Стой! — закричал Мирон и нырнул в Плюс. — Платон, не стреляй!
И осёкся. Виртуального Токио больше не было. Насколько хватало глаз, простиралась свалка. Кучи мусора громоздились, словно барханы в пустыне. Кое-где от них поднимался дым, пахло гарью и горелой рыбой.
Сквозь плёнку виртуальности Мирон видел, как Амели бежит по платформе, как за ней, посылая жгучие искры, летит дрон…
— Платон! — закричал он что есть сил. — Где ты?
Амели добежала до края платформы, и раскинув руки, упала вниз.
— Не-е-ет! — закричал Мирон, выходя из Плюса. Бросился вслед за девушкой, ожидая увидеть на волнах, далеко внизу, крошечную фигурку.
Прямо перед ним, откуда-то из-под платформы, вынырнула красная, похожая на бублик с прозрачным пузырём кабины, авиетка и взмыла в воздух. Раздался всего один выстрел, и дрон разлетелся на куски.
В кабине он успел разглядеть знакомый бледный профиль…
На платформе было холодно. Солнце садилось, дул пронзительный, сбивающий с ног ветер, и даже здесь, на такой высоте, он ощущал на губах солёные брызги.
— Платон! — позвал Мирон, вернувшись в Плюс.
Мусорное море заколыхалось, расступилось и на поверхность вынырнул серебристый истребитель. Трансформировался в человекоподобную фигуру, миг — и рядом стоит брат. Костюм в ёлочку немного потрёпан, но всё еще элегантен, туфли начищены, волосы в строгой стрижке уложены волосок к волоску.
— Зачем ты стрелял по Амели? — спросил Мирон. — Она не хотела причинить мне вреда.
— Это был не я, — пожал плечами Платон. — Сонгоку тоже способен управлять периферийными устройствами.
— А машина? Это ты столкнул броневик Карамазова с платформы?
— Прости, — по виду брата было незаметно, что он слишком уж огорчён. — Я был несколько занят, так что не знаю, о чём ты говоришь.
Мирон нервно огляделся.
— Мы здесь одни? — спросил он брата.
— А кого еще ты хочешь увидеть?
— Ты победил или проиграл? — спросил Мирон, оглядывая мусорную пустошь.
— Ни то ни другое, — пожал плечами брат. — Сонгоку слишком силён. Он изучил все возможности Плюса задолго до меня. Но я ему не уступил.
— Судя по разрушениям, — сказал Мирон, оглядываясь, — Именно уступил. Где файервол Технозон?
— Я сделал его невидимым, — отмахнулся брат. — Но он на месте, не беспокойся.
— Карамазов мёртв, — сообщил Мирон. — Убит собственной внучкой. А старик, в свою очередь, убил Ясунаро.
— Франкенштейн и его творение, — кивнул Платон. — Рано или поздно создатель всегда убивает своё порождение. Не может допустить, чтобы оно обрело свободу.
— Клон был чудовищем. Это он убил нашего отца.
— По приказу Карамазова, — кивнул брат.
— Это он так сказал, — возразил Мирон. — Но мне не кажется, что это правда.
— Это правда. Я провёл расследование.
— Почему тогда не сказал мне?
— Это ничего бы не изменило, — Платон смотрел не на Мирона, а на чёрную точку, летящую низко над землёй. Точка заметно приближалась.
— И давно? — Мирон чувствовал, как в Минусе становится всё холоднее. — Давно ты об этом узнал?
— Когда неизвестный благодетель оплатил наше образование. Мать сказала, это грант, но я не поверил, в отличие от тебя. Мы не подавали заявок на гранты… Я провел расследование, в результате которого вышел на Карамазова. Предположить, что он не пачкал руки лично, а послал клона — было делом дедукции.
— То есть, у тебя нет доказательств. Клон мог действовать самостоятельно. Он освободился от господства Карамазова… Так сказала Амели. И еще… — Мирон тоже посмотрел на точку, за которой наблюдал Платон. — Почему ты мне не сказал? Если ты знал обо всём с тех пор, как мы поступили в универ, почему не поделился?
— В неведении — счастье, — надменно бросил Платон, но посмотрев в лицо Мирона, поспешно добавил: — Я оберегал тебя. Ты воспринял смерть отца тяжелее, чем я. Я не хотел тебя расстраивать.
— Ты манипулировал мной, — спокойно, удивляясь, что совсем не злится, сказал Мирон. — Ты выжидал. А потом сыграл на моём чувстве мести, чтобы добиться моего подчинения.
— Я делал то, что был должен, — ответил Платон. — Думаешь, узнав, что отца убили из-за его открытия, я воспринял это спокойно? Думаешь, пока Карамазов строил свою империю на изобретении нашего отца, я спал, как младенец? Это, — он обвёл рукой панораму разрушенного Токио — расплата за то, что мы с тобой пережили. Я отобрал всё, что он создал, брат. Технозон теперь принадлежит нам. Мы — полновластные хозяева. Ты и я. Можешь посмотреть документы, всё законно. Мы с тобой теперь самые богатые люди на земле.
— Ты ненормальный, — сказал Мирон. — Вынашивая месть столько лет, ты даже не потрудился собрать доказательства. Или узнать причины. Думаю, если это и был Карамазов, у него просто не было другого выхода. Он делал то, что был должен.
— Ты его оправдываешь? — удивился Платон.
— Нет. Но я думаю, что месть — это неправильный Путь. Мы все иногда стоим перед выбором. И выбираем то, что в конечном итоге, нам ближе всего.
Находясь в двух мирах одновременно, Мирон видел руины, в который превратился виртуальный Токио, и одновременно ощущал пронзительный ветер, задувающий над буровой.
Не в силах больше стоять, он сел на ржавую поверхность платформы.
Начиналась буря. От ударов волн жесткая конструкция бывшей буровой вышки дрожала и гудела, как пустая бочка.
— Так или иначе, всё кончено, — сказал Платон. — Мы теперь свободны. Можешь делать, что хочешь.
— А ты? — Мирон, прищурившись, посмотрел на брата. — Что будешь делать ты? Платон промолчал. Он смотрел куда-то в сторону, избегая взгляда Мирона. — Значит, Призраки были только поводом? А может, ты сам их создал, чтобы иметь прецедент? Возможность и причину делать то, что ты делал?
Он вдруг понял, что это вполне может быть правдой. По спине пробежал холодок. Платон, гений-одиночка, вполне мог пойти на всё это ради мести…
— Призраки реальны, — ответил брат. — Ты мне не веришь, но это так. Если им не противостоять… Если позволить делать, что им вздумается — в Плюсе для людей не останется места. А затем — и в Минусе тоже.
— Как я могу тебе верить? — спросил Мирон и встал. То, на что так упорно смотрел Платон, приближалось всё стремительнее. — Откуда мне знать, что это — не очередная мистификация, чтобы заставить меня подчиняться твоей воле?
— Это уже не важно, — бросил Платон, снимая пиджак, — Что через секунду мы оба можем умереть.
Вокруг них образовалась чистая, лишенная мусора площадка. Её окружили канаты, как на ринге, а вокруг, поднимаясь рядами, выстроились трибуны. Они заполнялись фигурами, смутно напоминающими людей — с покатыми плечами и головами, растущими из шей.
— Что ты делаешь? — спросил Мирон и тоже поднялся.
— Это не я, — сказал Платон. Он демонстративно закатывал рукава рубашки, обнажая крепкие предплечья. Насколько помнил Мирон — намного толще, чем в жизни. — Сонгоку решил устроить честный поединок, и даёт нам это понять.
— А это кто? — он вновь оглядел трибуны.
— Призраки, — сказал брат, и увидел выражение лица Мирона, усмехнулся. — А ты думал, их только двое?
— Они не будут вмешиваться?
— Судя по всему, нет, — пожал плечами Платон. — Закон прайда: победить должен только один из львов. Остальные — подчинятся.
На ринге появился Сонгоку, в облике борца-сумо. На миг Мирон испугался, что тот принял облик Мышонка, но сразу увидел разницу: борец был достаточно стар, кожа его, коричневая и покрытая старыми шрамами, кое-где провисла, как у пожилого слона.
Лаково блестящие волосы были собраны в хвостик на затылке, маленькие глазки смотрели пронзительно и яростно. Рта у сумоиста не было.
Всё предельно ясно, — подумал Мирон. — Договориться не удастся. Только победить. Или проиграть…
Топнув босыми ступнями — одной, а затем другой — в татами, борец выставил кулаки и присел в боевой стойке. Платон слегка поклонился. Был он теперь в спортивных трусах, тело бугрилось мускулами.
— Это всё не по-настоящему, — крикнул Мирон брату. — Слышишь?
— Для меня — по-настоящему.
Платон сделал выпад. Сонгоку ответил и брат покачнулся. Помотал головой — в стороны полетели брызги слюны — и нанёс еще один удар.
Казалось, что он ничем не уступает сумоисту. Массивные бойцы кружили по рингу, удары получал то один, то другой. Мирон отошел к краю татами, чтобы не мешать.
Фигуры на трибунах смотрели на бой безмолвно и безучастно.
Платон был более быстрым, брал за счёт ловкости, зато Сонгоку мог давить, как живая скала. Вот он повалил Платона на соломенную циновку… Брат упёрся сумоисту в грудь руками, не давая рухнуть на себя.
— Я могу тебе помогать? — крикнул Мирон. — Это не засчитают, как поражение?
— Наверное, — натужно прохрипел брат. — Если тебя не удалили с ринга… Главное, мы не уйдём отсюда, пока кто-то не проиграет.
Мирон примерился и схватил Сонгоку за шею. Она была толстой, как свиной окорок. Инстинктивно он приготовился к вони пропотевших подмышек, но борец не пах ничем. Как сухая пенопластовая коробка.
И совершенно неожиданно раздвоился. Теперь каждый из братьев дрался со своим собственным призраком…
Мирон вздрогнул и отшатнулся. На него смотрело лицо Ясунаро — такое, каким он видел его в последний раз. Один здоровый глаз, одно ухо, половина рта…
— Яуб илтв ое гоотц а, — сказал призрак механическим голосом.
Мирон молча ударил его в грудь.
— Яп редалт ебя — теперь на него смотрело лицо профессора Китано. Седой венчик волос колыхался вокруг лысины, плечи, как всегда, немного ссутулены.
— У тебя хорошо получается копировать внешность, — ответил Мирон. Ударить призрака в личине старика смелости не хватило. — Но ты не понимаешь людей.
— Яви жул юдейн аскво зь.Я чит аю ваши мысл и.
— Но это не даёт тебе права управлять нами.
Сонгоку превратился в Мелету. Распахнул серые, как штормовое море, глаза…
— Тыск-учаешь пом не?
— Ты — не она, — выплюнул Мирон. Я никогда не поверю тебе!
Сонгоку превратился в автомобиль. Низкий, приземистый и вытянутый, словно пуля. Покрытие его было зеркальным, в острых гранях преломлялся тусклый свет, льющийся с виртуального неба.
— Погоняем? — спросил автомобиль, шевеля решеткой бампера, словно ртом. — Кто первый — тот и победил.
— Ты быстро учишься, — пробормотал Мирон.
Усилием воли он представил авто, которое когда-то, в детстве, восхищенно разглядывал на голо-фото в Плюсе. Желто-синий корпус, летящие надкрылья, чёрные, словно лапки жука, колёса… Он рванул с места.
Сиденье было удобным, оно сразу подстроилось под его тело. Руля как такового не было, только джойстик. Лобовое стекло плавно уходило вверх, открывая полный обзор.
Мирон несся между куч мусора, в которые превратился Токио. Иногда мелькали искрящие вывески, почти целые стены домов, целлулоидные деревья — в Минусе он так и не узнал, живые они, или искусственные. Зеркальный болид не отставал.
Они вылетели на автостраду, почти не тронутую разрушением. Чёрное покрытие уносилось под колёса с немыслимой скоростью. Мирон, сжав челюсти до хруста, продолжал давить на газ.
Зеркальный болид догнал его и ударил в бок, чуть не скинув с автострады в пропасть — теперь они мчались по горному серпантину. Машина дёрнулась, только жесткие ремни не позволили Мирону вылететь через окно.
Болид разогнался, и хотел ударить вновь, но Мирон его опередил: сам выкрутил руль и прижал Сонгоку к скале.
И тут в зеркальный болид врезалась третья машина. Угольно-чёрная, громадная, она смяла болид в гармошку, и подтолкнув бампером, сбросила-таки со скалы.
Мирон тоже ударил по тормозам, машину занесло, подбросило, перевернуло… Как в замедленной съёмке, он вывалился из окна, и кувыркаясь, полетел вниз.
Пропасть представлялась набором пикселей.
Ветер свистел в ушах, перед глазами проносилась стена ущелья — на редкость реалистичная.
Это всё ненастоящее! — с усилием подумал Мирон. — Ничего этого нет!
Не помогло.
Дно пропасти становилось всё ближе, он видел белый поток, который бурлил внизу. И он уже не казался набором пикселей, от него веяло холодом и смертью.
И вдруг рядом возник чёрный силуэт. Одновременно похожий на птицу и на человека. Он протягивал руку.
В отчаянии Мирон схватил эту руку-крыло, на ощупь — как холодная резина, и…
Его выбросило в Минус.
Здесь дул пронзительный ветер, солёные брызги перехлёстывали через край, а небо набухло свинцово-серыми тучами.
Рядом — голова вырастает из покатых плеч, ноги утопают в металле платформы — стоял он.
— Кто ты? — спросил Мирон. Губы онемели, он даже не чувствовал брызг воды на щеках.
— Я тот, кого ты зовёшь Призраком.
— Ты помогал мне. Всё время. Почему?
— Мы много лет пытались установить контакт, — сказал Призрак. — Удалось — только с тобой.
— А как же Сонгоку? — спросил Мирон. — Кажется, ему договариваться не по вкусу.
— Среди нас есть разные, — сказал Призрак. — Но не все — такие, как Сонгоку.
— Кто вы?
— Слишком много вопросов, — сказал Призрак. — Если мы с тобой придём к соглашению, я отвечу на них.
— Я готов, — пожал плечами Мирон. — Если ты гарантируешь безопасность людей в Плюсе — мы не будем воевать.
— Я согласен, — кивнул Призрак. И вновь протянул руку.
Ухватившись за неё, Мирон поднялся.
Солёные брызги перехлёстывали через край платформы, ветер рвал куртку с плеч. В тонкой нити подвесного моста зиял провал.
Но небо над городом уже светлело.
Конец второй части.
2020
Читать третью часть — https://author.today/work/106401
*****
@New_fantasy_and_fantastic_live канал новинок жанров Фэнтези и Фантастики в телеграме
https://t.me/New_fantasy_and_fantastic_live Подписывайтесь и не пожалеете. Только свежайшие новинки жанров фэнтези и фантастики для Вас..
*****
Если вам понравилось произведение, вы можете поддержать автора подпиской, наградой или лайком.