Сонгоку

Глава 8

2.8

Гири

Когда зеркальное существо напало, Мирон инстинктивно заслонил лицо — острые осколки сверкали на редкость реалистично. Но в Минусе ничего не случилось. Во всяком случае, он ничего не почувствовал на физическом уровне. Зато ментально ощутил такой удар, что сознание отключилось, блокируя болевой синдром, и его вышибло из Плюса.

Очнулся, лёжа на полу. Рядом — встревоженное лицо Хитокири.

— Что случилось? — спросил Мирон.

— Не знаю. По всем ощущениям — на тебя кто-то напал, — ответил японец. — Но я никого не видел.

— Так этот зеркальный хрен только в Плюсе? — Мирон довольно легко поднялся, покрутил головой, помахал руками…

— Я не знаю, о чём ты говоришь.

Мирон припомнил слово, которым называл Призраков профессор.

— Сонгоку, чувак. Походу, один обосновался в этой шарашке.

Японец секунду смотрел на Мирона — глаза его оставались чёрными, непроницаемыми. А затем рассмеялся.

— Знаешь, а я ведь не верил, что они существуют, — сказал он. — Думал, Китано-сан чудит. Старики часто видят призраков… Но, когда увидел твоё падение — будто тебя реально кто-то толкнул — сразу вспомнил рассказы сэнсэя.

— Платон, ты его видел? — спросил Мирон, переключаясь в Плюс.

Тишина.

— Мелета?

— Конструкт начал фрагментацию личности, — ответила Программа. Какое-то время он будет недоступен.

— А как программа самоуничтожения?

— До взрыва — теоретически — полторы минуты. Но я работаю…

В этот момент призрак напал снова. Мирон его не увидел, но ощутил знакомую вибрацию, до жути неприятное ощущение под корой головного мозга. Будто в черепе расправляет длинные иглы морской ёж… Не дожидаясь нокаута, он вышел из Плюса.

— Послушай, Хитокири… — он вкратце поведал ему про Мелету и про то, что она пытается справиться с программой самоуничтожения. — Она успеет, я уверен, — заверил он. — Но остаётся отряд зачистки. Никто не помешает им сбросить в шахту лифта парочку гранат и поджечь дата-центр по старинке.

— На их счёт не беспокойся, — улыбнулся японец. — Братья не дремлют. Они не позволят якудза причинить вред зданию, пока мы здесь.

— Тогда наверху будет жарковато. А как же полиция?

— Городские власти не вмешиваются в дела борёкудан.

Мирон кивнул. Главное — благополучие брата. Только бы Сонгоку не помешал ему переселиться в Плюс… Единственное, что он мог придумать в такой ситуации — отвлечь призрака на себя.

Рассказал о своём плане Хитокири.

— Делай, что должен, брат, — серьёзно кивнул японец. — Я пока посторожу выход — на случай, если кто-нибудь прорвётся мимо братьев.

— Ты поосторожнее, — предостерег Мирон.

— У каждого человека — всего одна смерть. И приходит она тогда, когда сама пожелает. Но я услышал тебя.

Японец ушел, а Мирон вернулся в Плюс.

— Мелета, раздобудь доспехи Диомеда из Трои, — скомандовал он.

— Должна предупредить: если вывести имущество за пределы игры, статус Божественного нивелируется до обычного катафрактария.

— Пофиг. Выполняй.

Он сомневался, что после всего, что было, захочет еще когда-нибудь поиграть. Подмена Платоном реальности Трои своей собственной, существование Призраков и плавающих в банках мозгов выработало у него что-то вроде фобии: всегда существует вероятность, что всё это — не по-настоящему.

Не дав себе ни секунды на сомнения, он начал готовится. Доспехи уже ждали. Процедурой надевания, затягивания ремешков и подгонки разных частей по фигуре можно было пренебречь — она нужна для пущей достоверности в игре, вхождения в образ. Но детские игры давно закончились.

Движением брови Мирон отдал команду и в следующий миг почувствовал тяжесть пластинчатой кирасы, жесткие накладки наручей и поножей, шершавую рукоять меча, жесткие ремешки, крепящие щит и наконец — плотный, охватывающий всю голову, шлем.

По переднему щитку, изнутри, тут же потекли зеленые строчки кода…

Удар. Фигура перед ним больше не была скопищем осколков зеркал. Тевтонский рыцарь. Похожий на ведро глухой шлем с крестообразным вырезом смотровой щели, червлёные доспехи, плащ, как крылья летучей мыши… Он уже не помнил, в какой игре был такой персонаж, но знал, что никак не мог его победить. Ему было восемь, он проходил свой первый серьезный квест, а тевтонец не позволял забрать сокровище, раз за разом снося ему голову…

Мирон рассмеялся.

— Зря ты выбрал этот путь, — обратился он к рыцарю. — Свои детские страхи я давно победил.

Махнув огненным мечом Диомеда, он без труда разрубил рыцаря пополам — вдоль, начиная от шлема до самого паха.

Рассыпавшись чёрной пылью, призрак собрался вновь. На этот раз — многоруким и многоголовым чудовищем-гекатонхейром, ужасом новичков, пребывающих под стены Трои в лёгкой кожаной броне. Мирон, даже в божественных доспехах, был козявкой рядом с громадным монстром. Никакой меч, никакое оружие этих чудовищ не брало.

— Мелета, мешочек с землёй, — скомандовал Мирон.

Ладонь тут же потяжелела: он сжал кожаный мешочек с крупнозернистой красноватой почвой. А затем размахнулся и запустил им в голову монстра. Чудовище взревело и… тоже рассыпалось чёрной пылью. Гекатонхейра, первенца Неба и Земли, можно убить только частичкой тела его матери-земли, попавшей в глаза.

Этот мешочек он хранил в своём шатре из сентиментальных чувств: как напоминание, что не всех чудовищ можно убить мечом. Для некоторых достаточно смекалки и такой-то матери.

Третье воплощение Сонгоку он не узнал. Возможно, образ был выкачан из спящего в Нирване сознания, или воспалённого воображения какого-нибудь пользователя Плюса.

Нечто скользкое, как клубок змей, покрытых стальной чешуёй. Из клубка выстреливали протуберанцы зубастых голов, и в тех местах, где они касались Мирона, доспехи начинали таять и рассыпаться всё той же чёрной пылью…

Отступая, он оборонялся мечом, отрубая одну голову за другой, но, подобно Гидре, головы отрастали заново — по две, по три за раз.

Почувствовав сопротивление в Минусе — будто наткнулся на препятствие — Мирон замер на месте. Понял, что напоролся на одну из стоек с ванночками…

Опасно прыгать, как блоха на сковородке, — подумал он. — Чего доброго, снесу одну из стоек, что-нибудь поломаю, а это помешает Платоновой фрагментации…

— Мелета, — позвал он. — Можешь вывести мне на шлем карту Минуса?

— Принято.

Строчки кода переформатировались в узкие коридоры и горящие зелеными огоньками башни.

— Так-то лучше, — буркнул Мирон и вновь махнул мечом.

Двигаясь в тёмном пространстве между зеленых башен, он стал теснить чудовище, постепенно лишая его конечностей-голов. Оно сопротивлялось. Шеи становились стальными канатами, они опутывали его ноги, пытались свалить на пол и раздавить.

Через пару минут Мирон заметил, что змеи так или иначе стремятся к его голове. Разумеется, не настоящей. Его тело в Плюсе — вместе с доспехом, мечом и шлемом — составляло набор вокселей, цепочку сложного кода с встроенными кластерами ледорубов, которые и крошили код Сонгоку.

Но призрак не состоял из чистого кода. Мирон никак не мог понять, но в нём присутствовало что-то еще. Какая-то связующая величина, которая не позволяла его мечу расхерачить тело призрака к свиням собачьим.

К голове оно стремилось инстинктивно — признавая, что именно там у человека и находится самое важное место…

Что-то это должно означать, — подумал он между ударами. Но подробнее вдаваться не было времени и он отложил эту мысль на потом.

Между тем, существо вновь сменило тактику: распалось на несколько более мелких объектов. Они окружили Мирона со всех сторон. Почувствовав болезненные уколы в спину, в ягодицы и икры, он закричал:

— Мелета, Оптимус Прайм!

— Сделано.

Ступни стали плоскими, тело — высоким и неповоротливым. Проекция частично перекрывала коридоры зеленых башен, но он видел внутри робота ярко-желтую фигурку человека-себя и следил за тем, чтобы она не натыкалась на башни.

Плоскими многотонными ступнями он принялся давить мелких змеек, разбрасывая кубло и преследуя отдельных представителей. И это сработало. Механический монстр победил живого.

Собравшись в зеркального человека — осколки отбрасывали миллионы бликов — Сонгоку отступил. Рассыпался чёрной пылью и впитался в пол.

Мирон, неуклюже потоптавшись на одном месте, вернул себе прежний вид и вывалился в Минус. Он прекрасно понимал, что не победил. Просто Призрак почувствовал отпор — чего, вероятно, раньше с ним никогда не случалось — и решил отступить, зализать раны и придумать иную тактику.

Но чутьё подсказывало, что в ближайшее время можно о нём не думать.

— Мелета, как там программа самоуничтожения?

— Заканчиваю. Три… Два… Один… Программа отменена.

— Сколько же прошло времени? — ему казалось, миновали часы. Долгие изматывающие часы непрерывного сражения.

— С момента погружения в Плюс — минута десять секунд.

Такие дела.

Мирон давно заметил, что время в Плюсе и в Минусе течет по-разному. И это вовсе не было принятой игровой условностью, типа: «прошло трое суток», а реальным расхождением. Плюс пожирал нервную энергию: события в нём укладывались настолько плотно, что каждая секунда становилась отдельным пластом реальности. Минус, напротив, поглощал время: в нём часами, днями могло не происходить ничего интересного, и казалось, жизнь — не более, чем медленный, тягучий процесс набухания капли мёда на краю чайной ложки.

— Ты знаешь, что происходит наверху?

— Идёт сражение. К силам бакуто всё время подходят подкрепления, но босодзоку пока держатся.

— Бакуто?

— Отделение преступной группировки, одновременно отвечающее за порядок в определенном районе. Нередко сотрудничает с полицией и…

— Я понял. Где Хитокири?

И тут раздался взрыв. Он прозвучал со стороны лифта и Мирон побежал — именно туда удалился японец перед тем, как он ушёл в Плюс.

— Платон, ты слышишь меня? — на бегу спросил Мирон.

— Конструкт всё еще недоступен, — ответила Мелета. — По моим расчетам, он фрагментирован на сорок процентов.

— Твою мать! — что тут еще скажешь?

Один раз он свернул не в тот проход — грохот стал не приближаться, а удаляться. Чертыхнувшись, вызвал из Плюса карту, срезал по узкому перешейку вдоль системных башен и наконец выскочил в небольшой вестибюль. Всё здесь было покрыто пылью, но никаких видимых повреждений не было.

— Хитокири! Где ты? — крикнул Мирон.

— Вот он я, — японец отделился от стены и стал видим.

— Потом расскажешь, как ты это делаешь… — проворчал Мирон. — Что это был за грохот? Нас пытаются взорвать?

— Наоборот. Я отправил наверх небольшой подарочек, — он подкинул на ладони небольшую гранату с электронным взрывателем.

— А как же мы?

Двери лифта были на месте, но заметно нагрелись — Мирон, приложив ладонь к стальной плите, тут же её отдёрнул.

— Здесь по-любому не пройти, — философски пожал плечами японец. — Слишком большое внимание привлекло это здание. Будем искать другой выход.

— Сколько они еще продержатся? — Мирон кивнул на потолок, и Хитокири понял, что он спрашивает о его людях.

— Час. Полтора… У них хорошая позиция, но якудза послало слишком много сил. Это дело чести.

— То есть, они обязательно сюда прорвутся, — кивнул Мирон.

— И обязательно всё уничтожат. Хотя бы для того, чтобы замести следы своего прокола.

— А как же те люди? — Мирон кивнул на проход в конце которого, за стойками с железом, скрывались ванночки с мозгами.

— Какие люди? — с каменным лицом спросил Хитокири и отвернулся.

По-видимому, он считал, что вопрос исчерпан.

— Ты чувствуешь себя предателем, — сказал Мирон ему в спину. — За то, что твои братья вынуждены драться, чтобы защитить гайдзина. А ты сидишь здесь, со мной.

— Я должен гири сэнсэю. Он велел сидеть.

— Знаешь, я могу справиться и сам, — его немного уязвило, что японец открыто признавал: если бы не профессор, его бы здесь не было. — Ты можешь найти какой-то способ выбраться и…

— Ты ничего не понимаешь, гайджин!

Непроницаемая маска Хитокири наконец-то дала трещину. Глаза его, в обычное время тёплого карего оттенка, сделались совсем чёрными, кулаки сжались так, что побелели суставы.

— Прости, я не хотел тебя обидеть, — сказал Мирон. Он не собирался отступать, но и провоцировать японца тоже не хотел. — Я просто пытаюсь сказать: ну что здесь делать двоим? Сидеть в запертом помещении я прекрасно могу и сам, а ты…

— Ты без меня не выберешься. Ты не знаешь, как.

— А вот тут ты не угадал, — двинул подбородком Мирон. — Помнишь, я тебе говорил о волшебном призраке, что обитает в моей голове? Так вот: Мелета найдёт выход откуда угодно.

— Не найдёт, если здание обрушится тебе на голову.

— Здания-роботы начали строить после последнего землетрясения, верно? — Мирон расчистил от пыли небольшой участок пола и сел. Надоело топтать ноги зря. — Они распределяют нагрузку и таким образом сохраняют равновесие… Оно не обрушится ни при каких обстоятельствах, брат. Разве что ядеркой бомбануть. Но этого не станут делать даже ваши отмороженные бакуто.

Японец сел рядом, и подтянув ноги, обнял руками колени.

— Мои родители были должниками якудза, — неожиданно сказал он. — Отец взял у них крупный кредит на раскрутку бизнеса, хотел продавать пластинки, но у него ничего не выгорело.

— Пластинки? — Мирон порылся в памяти. — Винил? Его еще выпускают?

— Антикварный винил, — ответил Хитокири. — Отец был меломаном, он знал всех-всех исполнителей двадцатого века. Роллинг Стоунз, Пинк флойд, Секс Пистолз…

— Но это всё есть в Плюсе. Качество — зашибись, всё оцифровано и почищено. Нет этого противного треска…

— Отец говорил, что настоящая музыка — живая. Пластинки еще способны передать это ощущение Присутствия живого звука. Остальные носители — нет. Он всегда мечтал открыть магазин грампластинок.

— Но это же — хлам, — грустно заметил Мирон. — Даже проигрывателей давно нет.

— Представь себе, есть, — грустно усмехнулся Хитокири. — Очень дорогие, редкие… Отец думал, что послушать настоящую музыку захотят толпы народа… Он был мечтателем. Может, последним из них.

— И пошел к мафии.

— Все идут к мафии. Банки дерут адский процент, а за невыплату отправляют на лунные рудники.

— А якудза сажает мозги в ванночки. Они что, не знают об этом?

— Прекрасно знают. Но видишь ли…

— Мозг, помещенный в ванночку, продолжает грезить о счастливой жизни, — кивнул Мирон.

— Для многих этого достаточно, — согласился японец. — Видишь ли, многие японцы и так проводят практически всю жизнь, погрузившись в биогель. Работают, отдыхают, любят… В Минусе у нас очень тесно.

— Ты хочешь сказать, для вас — нет никакой разницы, лежать всю жизнь, погруженным в биогель, или стать гомункулусом в баночке.

— Для меня — есть, — отрезал японец и поднялся. Прошелся вдоль двери лифта — снаружи доносились глухие, приглушенные расстоянием удары — и повернулся к Мирону. — Поэтому, когда родителей забрали, я пошёл к Оябуну и предложил свой палец.

Он небрежно махнул правой рукой. На указательном пальце не хватало верхней фаланги, её заменял имплант.

— Сколько тебе было? — спросил Мирон.

— Шестнадцать. Меня взяли в гурэнтай. Сутенёрство, наркотики и шантаж. Я проработал на них пять лет.

— Но сейчас ты не с ними…

— И этим я обязан сэнсэю. Так что не вякай больше о том, чтобы я тебя бросил, ладно? — наконец в японце прорезалось что-то человеческое. Что-то от того мальчишки, которым он когда-то был.

Мирон невольно улыбнулся в ответ, а потом погрустнел.

— Хорошо, я понял, — кивнул он. Но затем, после некоторой заминки, спросил: — Ты думаешь, в каких-то ванночках могут плавать мозги твоих родителей?

Хитокири дернул плечом.

— Это не имеет значения, — наконец сказал он. — У них — свой путь, у меня — свой. Они отказались от меня в тот момент, когда пошли за деньгами к якудза, чтобы исполнить свою мечту.

— И мать тоже?

— Беря в долг, отец заложил жизни их обоих.

Мирону вдруг остро, до колик в животе, захотелось курить. А ведь у Хитокири наверняка есть сигареты… Но он почему-то не спросил.

— Моя мать стала алкоголичкой после смерти отца, — сказал он вслух. — Тоже своего рода уход от реальности. Нам с Платоном было двенадцать.

Японец вновь устроился рядом, но ничего не сказал. Тогда Мирон продолжил:

— Дом пришлось продать, и купить квартиру в Рязани. Сейчас это пригород Москвы, а тогда был отдельный город в жопе мира. Маманя нами практически не интересовалась. Говорила, таким умным мальчикам впору заботиться о ней, а не наоборот. Ну, мы и росли, как хотели. Платон погружался в свой собственный мир, а я ушел в киберспорт — не хотел зависеть от матери. Но первые пару лет, после смерти отца, мы с братом здорово дружили. Чувствовали, что кроме друг друга никто нам не поможет.

— Я тебе завидую, — вдруг сказал Хитокири. — Тому, что у тебя есть брат. Если бы брат — или сестра — были у меня, возможно, всё сложилось бы по-другому. Но к тому времени вышел закон о контроле рождаемости, да родители особо и не хотели… Они и меня-то завели, потому что выиграли в лотерею.

Наверху раздался особенно сильный грохот. Двери лифта задрожали, а потом вспучились малиновым пузырём.

— Ёб твою мать! — заорал Мирон. Хитокири уже был на ногах и тянул его к проходу между стоек.

— Мелета, что там? — спросил он на бегу.

— Босодзоку больше нет, — сказала программа. — Бакуто скоро будут здесь.

— А что Платон?

— Осталось около двенадцати процентов.

— Здесь есть еще какие-то двери? — спросил Мирон. — Что-то, что сможет задержать якудза?

— Могу включить систему пожаротушения. А затем пустить по воде электричество… Но вы должны уйти до этого.

— Давай так: включай пока воду — она не должна повредить водонепроницаемым кожухам серверов, а электричество врубишь, когда в этом будет необходимость.

— Принято.

На их головы хлынул ледяной, пахнущий резиной и ржавчиной дождь.

— Чёрт, Мелета! Ты могла бы подождать, пока мы не уберемся из этой секции.

— Команды ждать не поступало.

— Ладно, проехали, — Мирон поскользнулся в луже воды, упал на бок, ударившись о стойку плечом, поднялся, цепляясь за металлические перекрытия, и побежал дальше.

Несмотря на бег, его начало трясти: вода, такое впечатление, поступала непосредственно с горного ледника. Промокло всё: куртка, майка под ней, а из-за падения — еще и джинсы.

Промчавшись через лабиринт стоек с железом, они влетели в лабиринт стоек с мозгами. Где-то здесь лежит конструкт с Платоном, подключенный к большому распределителю… Мирон вспомнил, что пристроил модуль на одну из полок, довольно высоко над полом. Так что затопление ему не грозит.

— Мелета, сколько еще?

— Шесть процентов. Предположительно.

Из глубин здания неслись глухие удары, скрип — будто кто-то спускал огромную лебедку.

— Есть идеи, как отсюда выбраться? — спросил Мирон у Хитокири.

— Я планировал, что босодзоку подберутся к нам с противоположной стороны, через подвалы, и взорвут стену.

По лицу японца вновь было ничего не распознать.

— Прости, что тебе пришлось пожертвовать своими людьми, — сказал Мирон. — Мне очень жаль.

— Они прожили хорошую жизнь, — ответил японец. — И они не были моими людьми. Они были моими братьями. И тоже должны были гири сэнсэю.

— Так здесь есть еще подвалы? — спросил Мирон. Японец просто кивнул. Бесполезно сейчас развивать тему умерших братьев. Придёт время, и они оплачут их как положено.

— Мелета, предоставь карту всех подвалов, прилегающих к нашему. И поищи там… ну, какое-нибудь тонкое место.

— Есть стена к северо-северо-западу от вас. Её строили в более позднее время, и…

— Просто покажи место на карте.

Перед глазами засветился привычный зеленый курсор.

Подойдя к указанной стене, Мирон похлопал по ней рукой. На вид она ничем не отличалась от других пенобетонных стен, но раз Мелета говорит, что она значительно тоньше…

— По шахте лифта спускается вооруженный отряд, — бесстрастно доложила программа.

— У тебя ведь осталась граната? — спросил Мирон у Хитокири.

Японец разжал ладонь, на которой лежало, помаргивая синими огоньками, три цилиндрика величиной с обычную батарейку. Мирон сгрёб их все.

— Мелета, рассчитай, где их лучше оставить, — некогда было считывать спецификации, и он просто вытянул открытую ладонь, чтобы программа сама разобралась, что к чему.

Через секунду перед глазами загорелись три красных крестика.

— Если расположить заряды желтым торцом к стене, сила взрыва уйдёт наружу, — сообщила программа. — Но всё же лучше отойти подальше.

Мирон сделал, как она сказала, а затем кивнул Хитокири.

— Отходим. Пока не активируй взрыватели, — и уже программе: — Мелета, как у нас со временем?

— По моим расчетам фрагментация закончится через три… две… Всё. Конструкт в Плюсе.

— Платон? — спросил Мирон. — Где ты, крокодил? Мелета, ты уверена, что всё прошло успешно?

— Меня атакуют последние сорок семь минут. Я не могу отличить сигналы…

— Почему ты молчала? — крикнул Мирон. — Мелета? Где ты?

Тишина. Ни Платона, ни Мелеты. Он остался один. Не считая Хитокири…

Это призрак, — догадался Мирон. — Сонгоку нашел обходной путь…

Со стороны лифта послышался грохот, затем звуки выстрелов.

— Взрывай, — скомандовал Мирон японцу.

— Ты уверен?

— По расчетам Мелеты, Платон уже в Плюсе. А если нет — якудза всё равно очень скоро здесь всё уничтожат.

Японец активировал взрыватели, вспышка ослепила глаза.

Как только чуть осела пыль, они ринулись в пролом. Выстрелы раздавались всё ближе, за спиной что-то рушилось, грохотало, искрили провода, слышался звон…