Современная польская пьеса

Матей Бордович МУЗЫКАНТЫ

Р а в н и н а, залитая солнцем.

Плоская и однообразная, только кое-где мелкий кустарник да рахитичные перелески. Все застыло. Жара. День безветренный. Небо как кусок раскаленной жести. Песчаная дорога. Подскакивая на выбоинах, движется старая рухлядь, обшарпанный военный грузовик. Он поднимает клубы пыли, которые, как туман, скрывают людей, сидящих в открытом кузове. Лица людей, покрытые плотным слоем пыли, смешанной с потом, похожи на маски.

В кузове с е м ь - в о с е м ь ч е л о в е к. Все в штатском. Мелочи в одежде указывают на то, что они старались одеться как можно праздничнее. Однако заросшие щетиной лица и усталые глаза, обведенные синевой, никак не вяжутся с их одеждой.

В углу кузова большой барабан, такой, на каком играют в духовом оркестре. На куске брезента — прочие инструменты: контрабас, трубы, скрипка. Инструменты порой подскакивают, катаются по кузову, но едущие не обращают на это внимания. Одни из них глядят на чистое, без единого облачка небо, другие озираются по сторонам.

Их взгляды как бы обшаривают равнину вплоть до четкой линии горизонта.

К у д р я в ы й (дрожащими пальцами пытается скрутить папиросу. Он плюет на клочок газеты, но тяжелая, вязкая слюна тянется, не отрываясь от губ. Отирает рукой слюну, размазывая грязь вокруг рта. Тупо смотрит перед собой). Пекло!.. Раскалилось все, как на сковородке. Мы все до единого изжаримся тут! Нас можно будет сгребать, как шкварки… И жрать, черт подери, жрать и облизываться!

Л ю т и к. Под такую шкварочку, как ты, и ящика самогонки мало! (Хрипло смеется.)

К у д р я в ы й (снова тупо оглядывая равнину). Эй, смотрите, ребята! Кустики! Вон там…

Двое в кузове поднимаются, смотрят туда, куда показывает пальцем Кудрявый. Ряд кустов тянется вдоль, поросшей сухой травой канавы.

Должен быть ручей! Ей-богу, должен быть!

Л ю т и к. Был когда-то. Теперь там воды не больше, чем в плевке!

Грузовик останавливается на деревянном мостике. Кудрявый переваливает свое тяжелое тело через борт кузова. Бежит к канаве, припадает к грязной луже на дне. Набирает в ладони темную жижу. Подносит ко рту и на какой-то момент чувствует облегчение.

Рехнулся от этой духоты! Грязь жрет!..

Л е о н а р д. Пускай, пускай, ведь ему в трубу дуть. С сухой пастью не подуешь! (Смеясь, ударяет ногой по барабану.)

Л ю т и к (гогочет, вторя грохоту барабана). Эй, Кудрявый! Смотри не выпей все! Оставь немножко!..

К у д р я в ы й (лицо измазано грязью, тяжело заглатывает воздух и с трудом поднимается на ноги). Оставлю!.. Не бойся, оставлю — век помнить будешь!..

Дверь кабины неожиданно распахивается, и высовывается Р а г у ц к и й, он люто смотрит на стоящего у канавы Кудрявого.

Р а г у ц к и й. Если у тебя такая жажда, так я тебе из радиатора воды спущу! Бензином заварю и попотчую как чаем! Давай лезь обратно!

В кузове снова смеются. Но это скорее не смех, а какая-то судорога, которая на мгновение сводит усталые до изнурения тела.

Помнишь тот чаек в Залесине? Ты сам готовил, сам подавал!..

Л ю т и к. С сахаром!

Г а б р ы с ь (лежа навзничь, тощий и скрюченный, начинает извиваться на полу кузова, как рыба, выброшенная на берег). Ой, мамочка родненькая, с сахаром!

Л ю т и к. В фарфоровой чашечке!

Г а б р ы с ь. Вот ведь удумал! С сахаром и в фарфоровой чашечке!

Р а г у ц к и й. Лезь в машину! Поехали!

К у д р я в ы й (вытирает лицо рукавом. Передергивается, будто сейчас его вырвет. На подкашивающихся ногах идет к грузовику и останавливается у открытой дверцы кабины). Рагуцкий… Ну и пекло!

Р а г у ц к и й. Держись! Я тебя предупреждаю, держись!

К у д р я в ы й. Рагуцкий…

Р а г у ц к и й. Ты как ко мне обращаешься, радость моя? Рагуцкий?

К у д р я в ы й. Это… Это не по моим летам…

Р а г у ц к и й. А два дня тому назад ты был ничего.

К у д р я в ы й. Может быть.

Р а г у ц к и й. В этом оркестре мне нужен каждый.

К у д р я в ы й. Знаю. (Тупо повторяя это «знаю», забирается в кузов.)

Рагуцкий смотрит на небо, потом на сидящего рядом с ним в кабине человека. Тот как будто дремлет. Голова откинута на спинку сиденья, руки бессильно висят как плети. Рагуцкий включает мотор. Вдруг слышится стук в крышу кабины. Рагуцкий распахивает дверцу.

Р а г у ц к и й. Что надо?

Л е о н а р д. Посмотри…

Л ю т и к. Как с неба сукин сын свалился! (Показывает на стоящего впереди них на мосту человека.)

Это еще не старый м у ж ч и н а, высокий, худой, с истощенным лицом. Он одет во что-то, что когда-то было сутаной. Теперь же низ ее обрезан, и она служит пиджаком. На нем военные брюки с распущенными завязками. Ступни босые. Рядом с ним стоит небольшой сундучок.

Грузовик снова в пути. По-прежнему выжженная зноем равнина. К а л и н а с сидит на своем сундучке, крепко вцепившись в него руками. Он сидит, опустив голову, уставившись в пол, и не поднимает ее, даже когда обращается к кому-нибудь.

К а л и н а с. На праздник отпущения едете?

Л ю т и к. Да, в Вячев.

К а л и н а с. На святого Игнаца?

Л ю т и к. Нет, на святого Тымека!

К а л и н а с. Будете играть? На ярмарке?

Л ю т и к. Я же тебе сказал или нет?

К а л и н а с. Надо знать точно.

Л ю т и к. Вот недотепа! Десятый раз спрашивает! Видите ли, ему надо знать точно! Отец, откуда тебя бог принес?

К а л и н а с. Оттуда.

Л ю т и к. Как?

Калинас делает неопределенное движение рукой.

Что это значит?

К а л и н а с. Оттуда.

Габрысь приподнимается, подползает к Калинасу. Напряженно вглядывается в него. Калинас не отрывает взгляда от пола. Тогда Габрысь кулаком запрокидывает ему голову.

Г а б р ы с ь. Где я тебя видел?

К а л и н а с. Там.

Г а б р ы с ь. Там?

Калинас снова повторяет жест рукой. Люди в кузове невольно следят за ее движением.

Л ю т и к. Сдуреть можно от такой болтовни!

Г а б р ы с ь. Может, ты партизан?

Калинас усмехается.

Л ю т и к. Что у тебя в сундуке?

К а л и н а с. Гранаты.

Л е о н а р д. А ну слезай! Посмотрим!

Калинас послушно встает с сундучка. Леонард стремительно поднимает его крышку. Содержимое сундучка сверкает в лучах солнца.

Г а б р ы с ь. Ой, мамочка родненькая, золото!

Л ю т и к. Какое там золото! (Наклоняется над сундучком, перебирает медальоны, образки, крестики, доверху заполнившие его.) Хлам, одно барахло! Хорош прохиндей, ездит с праздника на праздник и обирает людей! Почем штука? Может, у тебя есть мозоли святого Идзя?

Г а б р ы с ь. Или сиськи святой Юзьки!

К у д р я в ы й. Что, купишь, — и грехи отпустятся?

Л ю т и к. Попроси, может, он тебе что-нибудь уступит. Расскажи ему, какие грешки хочешь откупить. У приятеля со страху полны штаны, вот ему и хотелось бы отпущения. Ну? Ты, пройдоха, сколько берешь за штуку?

К а л и н а с. Даром даю. (Замечает, что Леонард глубже запускает руку в сундучок.) Это освященное…

Л е о н а р д (медленно вытаскивает из сундучка руку — в ней револьвер. Поднимает его вместе с зацепившейся за мушку цепочкой). И это тоже освященное? И это ты тоже раздаешь даром?

Габрысь, присвистнув, одним броском подскакивает к Калинасу. Ловко выворачивает ему руки за спину.

Л ю т и к. Ах ты, худосочный ублюдок! Какой номер выкинул святой отец!

Л е о н а р д (подсовывает под нос Калинасу револьвер). А кому ты отпускаешь грехи этой штукой? Много уж таких, кому отпустил?

Рагуцкий сквозь шум мотора слышит стук в крышу кабины. Резко тормозит, высовывается из кабины. Люди в кузове смотрят в небо. Калинас, стоя на коленях, собирает разбросанные по кузову медальоны и цепочки.

Р а г у ц к и й. Где?

Леонард указывает на маленькую черную точку. Она приближается, увеличивается. В безветренной тишине нарастает рокот.

Л ю т и к (сквозь зубы). Кукурузник!

Р а г у ц к и й. А ну, давай!

Хватают инструменты. Рагуцкий выдергивает бело-красный флаг, прикрепленный к кабине. Отчетливо вырисовывается силуэт снижающегося двукрылого самолета. Четко видны очертания крыльев. Рагуцкий начинает размахивать флагом. Музыканты подносят трубы к губам, берут в руки смычки. Габрысь ударяет в барабан. Самолет пролетает над ними. Его тень покрывает музыкантов, звук мотора сливается со звуками инструментов и заглушает их. Слышится только рокот самолета. Все смотрят, как исчезает распластанная тень самолета — кукурузник уходит ввысь. Откладывают инструменты в сторону. Тогда слышится пение, и все смотрят на Калинаса, стоящего на коленях с воздетыми к небу руками.

К а л и н а с. «Под твою защиту убегаем мы, пресвятая богородица…».

Р а г у ц к и й. Заткни ему!..

Лютик бьет ногой Калинаса так, что тот падает на пол кузова, раскинув руки. Замолкает.

Р а г у ц к и й (взглядом провожает самолет, разворачивающийся на горизонте). Кружит, с рассвета кружит!..

Г а б р ы с ь. Ой, мамочка родненькая, чего он высматривает? (Смеясь, бьет колотушкой по барабану, корчась при каждом ударе, как от прострела.)

Л ю т и к. Мышей между бороздами высматривает. Мышей!

Леонард перегибается через борт, показывает Рагуцкому револьвер, найденный в сундучке.

Р а г у ц к и й. Чей?

Л е о н а р д. Этого… паломника! Что с ним делать?

Р а г у ц к и й. Ничего. (Усмехается, понимающе глядя на Леонарда.) Дорогой сдадим его в милицию.

К а л и н а с (медленно приподнимается, согнувшись становится на колени, скрестив руки на груди. Одна рука за пазухой, и в первый момент кажется, что он хочет почесаться). А ну, заворачивай.

Р а г у ц к и й (по колесу взбирается на борт). Что ты сказал?

К а л и н а с. Говорю, заворачивай. (Выпрямляется во весь рост и оказывается лицом, к лицу со всеми.) Эта дорога не на Вячев. (Выдергивает руку из-за пазухи. В ней граната.)

Л ю т и к. Ведь мы… Святой отец, ну что ты? Мы в Вячев! Играть! Играть в пожарке…

Г а б р ы с ь. Ой, мамочка родненькая!

Л ю т и к. Мы из уезда, святой отец! Нас пригласили играть…

Г а б р ы с ь. На празднике!

Калинас молчит. Он пристально оглядывает каждого строгим взглядом. Подносит другую руку к гранате и ласково поглаживает чеку.

Р а г у ц к и й. Как, радость моя, говоришь? Эта дорога не на Вячев? Так мы заблудились, что ли?

Молчание.

Л е о н а р д. Заблудились… Ну да, похоже, что так. Не та дорога… Правильный ты мужик, что нам…

Р а г у ц к и й. Надо бы в карту заглянуть… (Хочет спрыгнуть с колеса.)

К а л и н а с. Стой! И я с тобой!

Р а г у ц к и й. Но… Там в кабине…

Л е о н а р д. Пьяный! У нас скрипач напился.

Обмениваются быстрыми взглядами. Калинас указывает Рагуцкому рукой, чтобы он слезал. Сам, не сводя с остальных взгляда и зажав гранату, спускается на землю. Подходят к кабине.

К а л и н а с. Выволакивай его!

Р а г у ц к и й (выволакивает из кабины спящего. Прикладывает ухо к его груди. Затем поднимает голову и кричит). Вот нализался, ребята! Вот нализался! (Тащит безжизненное тело и укладывает его на обочине.)

Л е о н а р д. Проспится… протрезвится.

Музыканты свешиваются с борта, долго смотрят на лежащего в пыли человека.

К у д р я в ы й. Не протрезвеет! Езус Мария, на таком солнце быстро не протрезвеет.

Грузовик разворачивается и уезжает. Облако пыли скрывает тело, сползшее в придорожный ров.

П о ж а р к а.

Ворота широко распахнуты. Пол полит водой. Стены украшены. Гирлянды из цветной бумаги свисают с потолка. В банках букеты полевых цветов. Вдоль стен стоят столы, рядом с ними длинные лавки. Столы застелены бумагой. В глубине сколоченные из досок подмостки. В углу устроен буфет. Громоздятся ящики с водкой, закуски расставлены прямо на голых досках. Сбоку у стены пожарная машина, украшенная цветами и флажками, насос, шланги и прочее оборудование. В пожарке прямо у входа устроена лотерея. Это заставленный всяким лотерейным скарбом круг, укрепленный на подставке параллельно полу, и вращающийся со стуком и скрежетом указатель. У лотереи С у б ъ е к т в черном костюме. Он ест булку с колбасой и запивает лимонадом. Весь в ожидании первых клиентов. От нечего делать запускает лотерею. Указатель то и дело останавливается против какого-нибудь приза.

С у б ъ е к т (время от времени выкрикивает). Все получишь, ничего не утратишь, если двадцать злотых заплатишь!

Н е с к о л ь к о п о ж а р н и к о в в парадных мундирах заканчивают украшение зала. Они в касках, ремешки касок затянуты под подбородками. Входит Я ж о м б е к. Это молодой парень, невысокий и худощавый. На нем выгоревший мундир с нашивками капрала.

Я ж о м б е к. Игнац, где ты шляешься? Уже полчаса я гоняюсь за тобой!

От буфета отходит высокий, крепкий п а р е н ь. Он в штатском. На рукаве бело-красная повязка.

И г н а ц. А, как там!..

Я ж о м б е к. Что значит — а, как там? Устроил?

И г н а ц. Что ты!

Я ж о м б е к. Отказываются?

И г н а ц. А как иначе!

Я ж о м б е к. И никто не пускает на ночлег?

И г н а ц. Не буду же я грозить!

Я ж о м б е к. Пьешь! С самого утра!

И г н а ц. А что, разве не мой святой патрон сегодня именинник?

Я ж о м б е к. Ты на службе, черт тебя побери!

И г н а ц. А сколько я выпил? Только что дырку в зубе залил! (Смеется и посматривает на девушку, которая вертится у столов.) Правду я говорю, панна Ваця?

Д е в у ш к а. Можно подумать, что у пана Игнаца одни дырявые зубы!

И г н а ц. Выпей, Стефек! За мое благополучие! В честь святого патрона.

Девушка быстро наливает стакан водки.

Пожарник на стремянке указывает на пустую эстраду.

П о ж а р н и к. А их все нет и нет!

Девушка выходит из-за буфетной стойки.

Д е в у ш к а. Музыкантов?

П о ж а р н и к. А я ведь говорил, чтобы тех, из уезда, не приглашать.

Д е в у ш к а. Святая правда! Только нажрутся да напьются, а наиграют, что кот наплакал.

П о ж а р н и к. А что, панна Ваця, вы только начальству и продаете? (Указывает на Яжомбека и Игнаца, наполняющих стаканы у буфета.)

Д е в у ш к а. Люди еще придут. Пусть только поздняя обедня кончится.

Я ж о м б е к (закусывает огурцом). Ты говоришь, что не хотят?

И г н а ц. А, черт бы их подрал!

Я ж о м б е к. И где я их уложу?

И г н а ц. А что, большие шишки?

Я ж о м б е к. Шишки не шишки…

И г н а ц. И кто там на это собрание придет?

Я ж о м б е к. А ты рассказал людям? Как следует растолковал?

И г н а ц. Кое-кому удалось.

Я ж о м б е к. Какие-то сволочи содрали объявления!

И г н а ц. Повесить новые!

Я ж о м б е к. Баська уже пишет. Игнац, а как ты с людьми говорил?

И г н а ц. Ну, что… того… Что из воеводства приедет… Значит, воеводы… Что собрание важное… Что надо прийти всем…

Я ж о м б е к. Говорил, что это Карый?

И г н а ц. А как же? Говорил, что полковник Карый!

Я ж о м б е к. Смотри-ка, на ночлег не хотят пускать! Отказываются! А тут Карый, полковник!..

Девушка возвращается за буфетную стойку. Пожарник слезает со стремянки, подходит к Игнацу и Яжомбеку. Снимает каску, пальцами расчесывает слежавшиеся волосы.

П о ж а р н и к. Погода как на заказ!

Я ж о м б е к. Да, пригревает.

П о ж а р н и к. В такой духоте только на сене и спать.

Я ж о м б е к. Как это?

П о ж а р н и к. На сене, на свежем воздухе. (Ухмыляется.) Ну как, панна Ваця? (Обращается к девушке, но все время вызывающе поглядывает на Яжомбека.)

Я ж о м б е к (поправляет ремень. Кобура сбоку свисает как тяжелый замок). Пойдем, Игнац?

Направляются к выходу.

С у б ъ е к т. Стрелка крутится, ей все равно. Но кому-то везет, а кому-то… Господа начальство, сделайте почин! Клянусь своим здоровьем, на празднике в Кунцеве тамошний комендант часы с кукушкой выиграл! Крутанул второй раз и конного стрелка домой унес! Господа начальство, ну не раздумывайте!

И г н а ц. Крутанем?

Я ж о м б е к. Можно. (Лезет в карман за деньгами.)

С у б ъ е к т (опережая его). Нет-нет! Денег не надо! У меня господа начальство пробуют счастья задаром!

Яжомбек толкнул указатель. Он скрипит. Делает один оборот и останавливается.

Сейчас увидим, не оставил ли пан счастье дома! (Склоняется над колесом.)

Стрелка указывает на место между двумя предметами: жестяным барабанчиком и статуэткой-распятием.

(Приглядываясь к стрелке то с одной стороны, то с другой.) Смотреть с одной стороны — крест. Красивый выигрыш! Посмотреть с другой — барабанчик! (Вновь меняет позу, становится напротив стрелки.) А посмотреть прямо, так ничего не увидишь, как ни смотри! (Снова запускает указатель. Смеется.)

И г н а ц. Словом, бабка надвое нагадала!

С у б ъ е к т. Вот именно, пан начальник!

Я ж о м б е к. Если не так, то так!

С у б ъ е к т. А лучше в середочку…

Я ж о м б е к. И все ясно.

С у б ъ е к т. Святая правда!

Указатель продолжает вращаться вокруг пирамиды лотерейных призов, когда Яжомбек и Игнац отходят. Они останавливаются в воротах пожарки, дают возможность глазам привыкнуть к солнечному свету. Мимо них в пожарку проходят н е с к о л ь к о м у ж ч и н в белых рубашках без галстуков, в пиджаках и шапках, низко надвинутых на глаза.

И г н а ц. Обедня того гляди кончится!

Я ж о м б е к. Черти выдумали этот праздник!

И г н а ц. На прошлой неделе в Коньской Воле двое так подрались, что одного по частям собирали в простыню!

Я ж о м б е к. Только одного?

И г н а ц. В простыню — одного. У другого ребро… как спичка… (Смеется.) Ребро не в счет! У мужиков ребра сами срастаются, не так, что ли?

К ним бежит д е в у ш к а. Она в блузке с пышными рукавами и в юбке в складку, ладно облегающей ее бедра. В ушах блестят сережки. Она останавливается и быстро закалывает толстую косу, лежащую вокруг головы. Одергивает юбку, бежит дальше мимо лотков, то и дело оступаясь на высоких каблуках.

И г н а ц (прикрыв рукой глаза от солнца). Баську сюда несет! Погляди-ка, как расфрантилась дочка аптекаря. (Подмаргивает Яжомбеку.)

Я ж о м б е к (пожимая плечами). Да, куда там!.. Девка — показать себя хочет!

Девушка приближается к ним, запыхавшись от бега.

Написала?

Баська кивает, протягивает ему один из рулонов. Яжомбек разворачивает рулон. Объявление написано большими «детскими» буквами, цветным мелком.

А что здесь? (Читает.) «Каждый может задавать полковнику Карому вопросы». Ну разве так можно?

Б а с ь к а. Не хватило красного карандаша, пришлось синим.

Я ж о м б е к. Это-то ладно! Ты вот здесь смотри! Что это такое: «…полковнику Карому». Раз он Карый, так надо написать — Каре. «Полковнику Каре каждый сможет задавать вопросы». Верно, Игнац?

И г н а ц. Ну, выходит, что… Каре, полковнику Каре!..

Б а с ь к а. Эх вы, грамотеи!.. Полковнику Каре! Какая он кара? Кого покарал?..

Яжомбек и Игнац смущены.

Я ж о м б е к (махнув рукой). Матерь божья! Так и я об этом же говорю!..

Б а с ь к а (не уступая). Карый! Кому, чему? Карому! И вообще научился бы ты лучше сам писать, а меня оставил бы в покое!

Я ж о м б е к. Писать-то я умею.

Б а с ь к а. Еще немного, и я поверю!

Я ж о м б е к. Красиво не умею!

Б а с ь к а. Что правда, то правда, «комендант»! Ну, а что слышно?

Я ж о м б е к. Я не любопытный!

Б а с ь к а. Не пожалеть бы!

Я ж о м б е к. А чего мне жалеть?

И г н а ц. Милые бранятся — только тешатся! (Обнимает обоих своими длинными руками и прижимает к себе.) Объявите о помолвке, и в доме наступит покой!

Я ж о м б е к. Тише! (Вывертывается из объятий Игнаца, хочет идти.)

Б а с ь к а. А за Кунцевом…

Я ж о м б е к. Что?

Б а с ь к а. Я слыхала. Люди шепчут… Мужики, что приехали…

Я ж о м б е к. Какие? Что?

Б а с ь к а. Банду Кормильца разбили…

Яжомбек оборачивается. Некоторое время молча смотрят друг на друга, осмысливая это сообщение.

Мужики, что приехали из-под Кунцева, так говорят… Может, правду говорят…

Я ж о м б е к. Когда?

Б а с ь к а. Что — когда?

Я ж о м б е к. Разбили их…

Б а с ь к а. Говорят, что где-то с четверга на пятницу. Еще говорят, что всех не удалось взять!

Я ж о м б е к. Так, так. Выходит, Кормилец снова вылез. Сидел тихо, все думали, что…

Б а с ь к а. Говорят, что самого тоже не взяли.

И г н а ц. Теперь понимаешь, почему люди не пускают на постой?

В пожарку входит еще одна г р у п п а м у ж и к о в. Проходя мимо Яжомбека, мужики приподнимают шапки. Яжомбек машинально подносит два пальца к козырьку. Не отрывает взгляда от Баськи в ожидании ее реакции.

Б а с ь к а (бледнеет). О Езус, Стефусь!..

Но рыночную площадь медленно въезжает грузовик. В а т а г а р е б я т и ш е к мчится за ним. Кричат: «Музыканты!», «Приехали!», «Сыграйте!» и тому подобное. Г а б р ы с ь в ответ пару раз ударяет в медные тарелки. В кабине К а л и н а с по-прежнему сидит рядом с Рагуцким. Его рука сжимает гранату.

Р а г у ц к и й. Вячев. Вылезай!

К а л и н а с. Будете на празднике играть?

Р а г у ц к и й. Сыграем.

Маленький м а л ь ч и ш к а вскакивает на ступеньку кабины.

М а л ь ч и к. Можно, я провожу? До пожарки еще немного надо проехать…

Рагуцкий резко тормозит, мальчик сваливается со ступеньки.

К а л и н а с. Езжай!

Р а г у ц к и й. Я тебя, сукин сын, быстро подвезу! В милицию!

К а л и н а с. Давай, к пожарке!

Рагуцкий стискивает зубы, включает скорость. Грузовик едет, р е б я т и ш к и мчатся за ним. На стенах домов кое-где висят объявления.

П о ж а р к а.

За столами сидят н е с к о л ь к о м у ж и к о в. Откупоренные бутылки. В тосте поднимаются первые рюмки. У входа п о ж а р н и к продает билеты.

П о ж а р н и к (обращаясь к какой-то паре). Три танца на один билет. Уж я панну Ядзю знаю. Тремя танцами не обойдется! Ну как, Франек, еще два билетика?..

Ф р а н е к. Что я, сквалыга, что ли? Давай!

У С у б ъ е к т а около лотереи по-прежнему никого нет.

С у б ъ е к т (смотрит в сторону пожарника).

На эстраде Г а б р ы с ь ставит барабан. Л е о н а р д тащит контрабас. К у д р я в ы й кладет трубу на стойку буфета. Д е в у ш к а подает ему ящик пива.

Д е в у ш к а. Еще не играли, а уже пить просят!

К у д р я в ы й. Сыграем, красотка! Дадим жару от всего сердца! (Припадает к бутылке и выпивает одним залпом.)

Входит Л ю т и к.

Л ю т и к (трясет Кудрявого за плечо). Где Рагуцкий? (Так же как и Кудрявый, одним залпом осушает бутылку пива.)

Габрысь, Леонард и двое других откупоривают бутылки.

Л ю т и к (пододвигается к Леонарду и между глотками выпаливает). Тот, печальный… исчез куда-то. Рагуцкий тоже… пропал…

Д е в у ш к а. А кудрявый, ну тот, что на флейте играет…

Л ю т и к. Кудрявый?

Д е в у ш к а. Не видать его. Не приехал, что ли, с вами?

Л е о н а р д. Знакомый?

Д е в у ш к а (опускает глаза). Может, и знакомый.

Л ю т и к. Он играет на свадьбе!

На минуту оторвались от бутылок.

Да, сегодня его не будет. Ему привалила хорошая халтура… Свадьба у старосты.

Д е в у ш к а. У старосты! И кудрявый там?

Л ю т и к. Да-да… Тот кудрявый.

Пожарник подходит к ним.

П о ж а р н и к. Ну, играйте, паны, играйте! Сейчас кончится обедня. Надо, чтобы люди услышали.

Л е о н а р д. Услышат, будь спокоен.

П о ж а р н и к. Сперва по стопочке водки, да?

Л е о н а р д. Ясное дело. Чертова жара!

П о ж а р н и к. Жарища!

К у д р я в ы й. Все потроха пересохли, как сено!

П о ж а р н и к. Ну ладно, паны, опрокидывайте быстренько! Люди ждут.

Несколько пар посматривают в сторону все еще пустой эстрады. Ф р а н е к — парень, одним из первых купивший билеты, — подходит к музыкантам, тянет в сторону Габрыся.

Ф р а н е к. Ты, мало́й, не из Плоховских ли?

Г а б р ы с ь. Что ты?

Ф р а н е к. А похож! Так, может, Вицека Плоховского знаешь, их старшо́го? На молочном заводе работает.

Г а б р ы с ь. Вицека?

Ф р а н е к. Он женился, что ли?

Г а б р ы с ь. Что?

Ф р а н е к. Ну, была у него одна… Дзидка. Такая блондинка.

Г а б р ы с ь. Дзидка? А, Дзидка!

Ф р а н е к. Сыграй вот это… а? (Напевает какую-то популярную песенку времен оккупации.) Знаешь ее?

Г а б р ы с ь. Ой, мамочка родненькая! С утра до вечера пою! И в полдень тоже! А иногда и ночью!..

Ф р а н е к (прищурившись). Смеешься?

Г а б р ы с ь. Кто смеется? Я?

Ф р а н е к. Надо мной здесь не смеются.

Г а б р ы с ь. Смотри-ка, матушка тебе плохо пуговицу у ворота пришила! Нитка торчит… Матушка уж старая, плохо видит…

И не успел парень опомниться, как в руке у Габрыся появляется длинный открытый нож. Коротким движением отрезает нитку. Лезвие ножа остается у самой шеи Франека, слегка касаясь кожи. Они стоят в углу, за буфетом. Их никто не видит.

Ф р а н е к. Блатной, что ли?

Г а б р ы с ь. Может, и так.

Пожарник перегибается через буфетную стойку, протягивает девушке деньги.

П о ж а р н и к. Панна Ваця, разменяйте, сдачу нечем давать! (Замечает Габрыся и Франека, схлестнувшихся взглядами. Замирает от неожиданности.) Что это такое, молодежь? Водки еще и не понюхали, а уже ножи в ход пускаете?

Ф р а н е к (отталкивает руку Габрыся с ножом). Смотри, доиграй только!

Г а б р ы с ь. Вечеринка до ночи кончится или не кончится?

Ф р а н е к. Не должна бы. Слышишь?

Субъект преподносит какой-то паре гипсовую статуэтку. Крутит указатель, обводит взглядом пожарку. За столами сидят м у ж и к и. Столы заставлены бутылками и тарелками с закусками. Жесты людей делаются все размашистей, смех все громче. То и дело раздается звон ударяемых с размаху стопок. М о л о д е ж ь жмется у стен. Девушки и парни отдельно. Посматривают друг на друга, переговариваются.

— Янка, и что ты такая толстая в бедрах.

— А что, Зызяк не любит эту работу?

— Первый парень для этого дела!

— Лучший мастер!

— А крестины когда?

— Дурак!

— После регистрации в магистрате уж могут!

— Кого магистрат соединит, того бог благословит!

— Что это ты брата дома оставил?

— А что?

— А то, что раз ты в сапогах, так он наверняка дома сидит.

— Иди, а то дам в морду и не заплачу.

— Кормильцу влепили!

— Где?

— Под Кунцевом! Кунцевские мужики говорили…

— Езус милосердный!..

— Что?

— Я сама бы этого мерзавца в клочья разодрала!

— Это ты из-за Станека так расходишься?

— Езус милосердный! Езус милосердный, что они с ним делали…

— Говорят, что Кормильца не взяли.

— Жив?

— Говорят, да. Улизнул.

— И еще поговаривают, что кое-кто с ним…

— Схватят сукиных сынов!

— Рассказывай сказки! Кормильца?

— Тут кругом равнина. Ближайший лес — это Вигоцкий Бор. Где им спрягаться? Если только под землей?

— По деревням!

— Их там на вилы поднимут!

— Это где как!

— Тоже верно.

С у б ъ е к т (отходит от лотереи, останавливается на середине пожарки, пританцовывает и поет).

Девушка у буфета перестает наливать водку.

Д е в у ш к а. Сумасшедший, что ли?

П о ж а р н и к. Ну, начинайте играть, паны… давайте начинайте!..

Л е о н а р д. Один момент, шеф, один момент! Аккордеонист у нас куда-то подевался…

От группы парней отделяются двое. Подходят к людям, стоящим у буфета.

Ф р а н е к. Ну так как, музыканты?

К у д р я в ы й. Сейчас рванем, сейчас!..

Г а б р ы с ь. От уха до уха!

Д р у г о й п а р е н ь. Выпили? Ну так начинайте играть!

Л е о н а р д. Один моментик, один моментик!

Ф р а н е к. Может, подсадить на эстраду? Может, устали?

Он говорит это другим парням, стоящим у стойки. Те смеются. Некоторые из них подходят ближе.

Ф р а н е к. Ну как, подсадить?

Девушки начинают хлопать.

Давай, ребята!

Общий смех и аплодисменты девушек. Парни хватают музыкантов и несут их к подмосткам. Пожарник приносит туда же ящик пива. Оркестранты берут инструменты. Обшаривают взглядами пожарку.

Л е о н а р д (наклоняется к Лютику и шепчет). Грузовик у входа?

Л ю т и к. Спокойно. Рыжий сторожит.

Г о л о с а. Играйте! Играйте, черт возьми!

— Вальс!

— «Танго Милонга»!

— Фокстрот.

Л е о н а р д. Нет аккордеониста! Без него не можем начать!

К у д р я в ы й. Что с Рагуцким?

Л е о н а р д. Черт его знает!

Все это шепотом. Группы девушек и парней уже распались. Пары заполняют середину зала. За столами начинается хоровое пение. Крики: «Сыграйте! И чтобы с огоньком!» Люди на эстраде не спускают глаз с открытых ворот пожарки.

Л ю т и к. Черт подери!

Ф р а н е к. Ну так как же с музыкой?

Люди на эстраде подносят трубы к губам, медленно поднимают смычки. Леонард подходит к футляру с контрабасом. Открывает один запор, берется за другой. Кудрявый пробует трубу. Она издает хриплый звук.

Р ы н о к.

Баська идет между лотками, заваленными образками, цепочками, крестами и прочим «чудотворным товаром». В руках держит несколько еще не расклеенных объявлений. В какой-то момент все затихает. Толпа, заполнившая церковный двор, в который раз падает на колени. Колокола бьют долго, назойливо. Люди у лотков, расположенных близ костела, опускают головы, преклоняют колени.

Баська стоит на коленях около лотка с религиозными олеографиями. Лики Христа, божьей матери теряются в пронзительных красках картинок.

Когда затихает последний удар колокола, по другую сторону лотка кто-то медленно поднимается с колен.

Б а с ь к а (бросив взгляд в ту сторону, замирает и шепчет одеревеневшими губами). Нет, нет!.. Во имя отца и сы…

Р а г у ц к и й (становясь перед ней, деланно смеется). Бася!.. Сколько лет!.. (Быстро осматривается по сторонам.)

Люди отряхивают пыль с колен, торговцы с удвоенной энергией начинают расхваливать свои товары.

Б а с ь к а. Пусти!

Рагуцкий держит ее за плечо. Они стоят прямо перед олеографией, на которой изображен Христос в терновом венце. Тяжелые капли крови как бы приклеены к его виску. Улыбка не сходит с лица Рагуцкого.

Т о р г о в е ц (глядя на них). Работа с гарантией! Первый сорт! Дешево продам!..

Р а г у ц к и й (одной рукой все еще держит Баську, второй проводит по раме картины). Смотри, Бася, как страдает!.. Как красиво страдает! Купим, что ли? В спальне над кроватью повесим!.. (Раскатисто хохочет.)

Торговец подхватывает его смех.

Б а с ь к а. Боже мой, всего бы ожидала!.. Всего…

Р а г у ц к и й (наклоняется к ней и шепчет). Бася, ведь это я! Я!

Б а с ь к а. Пусти, я закричу!

Торговец занимается уже другим клиентом.

Р а г у ц к и й (у него мрачнеет лицо). А как поживает уважаемый папаша? (Отпускает ее.)

Б а с ь к а (хочет бежать. Колеблется). Отца оставь… Он болен. Плох уже.

Р а г у ц к и й. Так ему уж и собственные лекарства не помогают? Мне и моим ребятам когда-то помогали! А из таких ручек… (Пытается прижать к губам ее руку.)

Б а с ь к а (вырывает ее). Уходи отсюда! Я… Я тебя не видела! (Бросается бежать между лотками. Пробирается между телегами на рыночной площади.)

Р а г у ц к и й (устремляется наперерез и вскоре оказывается перед Баськой). Куда?.. (Делает шаг к ней.) Бася…

Б а с ь к а (пятится). Я тебя не видела! Клянусь божьей матерью! Роман, я тебя… (Закрывает лицо руками. Рулоны падают на землю. Говорит быстро, стремительно, слова падают как процеженные сквозь ладони.) Я буду молчать!.. Даже отцу не скажу! Он уже несколько месяцев не встает с постели… Ты ему ничего не можешь сделать! Ничего!.. Роман, я тебя умоляю, уходи, оставь нас…

Р а г у ц к и й (все это время держит перед собой развернутый рулон бумаги. Отрывает Баськины ладони от ее лица, какое-то время, рука его дрожит. Кажется, что он хочет ударить ее этим рулоном. Как бы опомнившись, приходит в себя. На губах снова появляется нервная усмешка). Читаешь это отцу на сон грядущий?.. Так, радость моя?

Р а в н и н а.

Солнце в зените.

Над полями все кружит кукурузник. Летит низко, тянет за собой по выжженной земле огромную тень. Тень скользит по лицу лежащего во рву человека. У человека открыт рот. Кажется, что он с храпом спит.

П о ж а р к а.

К у д р я в ы й отрывает трубу ото рта. Пот грязными струйками стекает по его лицу. Он тревожно смотрит на Л е о н а р д а, который в этот момент приподнимает крышку футляра и засовывает в узкую щель руку.

Ф р а н е к. Что, духу не хватает? Так мы накачаем!..

Кудрявый снова подносит трубу к губам. Г а б р ы с ь пару раз ударяет по барабану. Л ю т и к проводит смычком по струнам, усмехается, глядя на Франека.

Л ю т и к. Надо настроить! С инструментом как с человеком… Настроишь — заиграет как хочешь!.. (Выразительно щелкает себя по шее.)

К у д р я в ы й (шепотом, Леонарду). А есть запасный выход? Не видишь?

Л е о н а р д. Говнюк! Втравил нас, сукин сын!..

К у д р я в ы й. За милую душу разнесут сейчас!.. Все ребра пересчитают!.. И каблуком разотрут! Делай же что-нибудь!

В стену позади них летит бутылка. И сразу же крик из толпы: «Фраеры, а не музыканты! Гоните деньги назад!»

Р а г у ц к и й. Играй! Леонард, начинай! Начинай!

Он стоит у входа. Одной рукой держит Б а с ь к у, прижимая ее к себе, другая — в кармане. Все оборачиваются в его сторону. Он трясется как в лихорадке, взгляд его мечется от одного лица к другому.

Л е о н а р д. По особому заказу уважаемой публики!

Футляр контрабаса лежит на полу. Леонард вынимает из него автоматы и перекидывает их Лютику, Кудрявому, Габрысю и другим музыкантам. Они ловят их легко, на лету, как инструменты.

Лицо одной из девушек, впившейся взглядом в Рагуцкого, бледнеет.

Д е в у ш к а. Езус милосердный! Кормилец!

Люди стоят, сбившись в кучу, их руки невольно тянутся вверх.

Кормилец швыряет Баську в зал. Она пролетает сквозь толпу, как сквозь легкий кустарник. Падает перед эстрадой. Шесть человек на эстраде целятся в толпу, сбившуюся перед ними.

К о р м и л е ц (пожарнику). Закрывай ворота!

Тот послушно закрывает обе половины ворот. Тишина. В толпе слышен только сдерживаемый плач.

Открой калитку! И запускай всех! Михал!

Один из музыкантов подбегает к нему.

Встань сзади него!

Тот упирает дуло автомата в спину пожарника. Стоит за калиткой в воротах так, что виден только из пожарки.

И тихо! Тихо стоять! (Заходит за стойку буфета, берет бутылку водки, пьет прямо из горлышка. Передергивается. Внимательно осматривает зал.)

Л е о н а р д (стоит рядом с Кормильцем). Ну и что? Что теперь-то?

К о р м и л е ц. Подожди! (Отпивает водки, дрожащей рукой показывает на Баську.) Эта… Эта девка меня узнала… (Вынимает из кармана смятое объявление.) Смотри, что эта стерва расклеивала! (Тянет за собой Леонарда. Стоят над Баськой, которая все еще лежит около подмостков.)

Л е о н а р д (наклоняется над ней и помогает встать.) Нанялась к ним? Поздравляю с выбором! (Целует ей руку.)

Музыканты смеются… Под взглядом Кормильца замолкают.

К о р м и л е ц (подходит к Баське и начинает поворачивать ее во все стороны). Смотри, Леонард, смотри!.. Помнишь? Моя светлая невеста!

В толпе шум: «Гляди-ка, какая сука!» «А он прав, она дает тому, кто наверху!» «Аптекарская дочка!» «Всегда держалась поближе к власти!»

Б а с ь к а. Лжешь! Люди!.. Он лжет! Я… Я никогда…

К о р м и л е ц (обрывает ее. Кричит, подчеркивая каждое слово). Моя светлая невеста! Смотрите, ребята, как вырядилась! Может, к моему возвращению?.. Как на свадьбу! Хоть иди да венчайся!..

За его спиной Кудрявый трубит несколько тактов из «Свадебного марша». Баська бросается к выходу. Но несколько человек из толпы преграждают ей дорогу. Толкают ее в сторону Кормильца.

(Кричит.) Но-но!.. Повежливей с ней, хамы! А то заставлю — ноги ей вылижете!.. (Склоняется над Баськой.) Видишь, теперь тебя надо защищать от них… Теперь уж ты моя… Наша! А мы, радость моя, друзей в беде не бросаем!..

Б а с ь к а. Говори! Скажи им все!.. То, что я делала тогда, было совсем другое… И ты был тогда другим… Мне не в чем каяться… Я могу им сейчас…

К о р м и л е ц. Зачем, радость моя! (Ведет по толпе усталым взглядом.) Еще расчувствуются!..

Кудрявый фыркает.

Л е о н а р д (становится между Баськой и Кормильцем). Проданная невеста! Была такая опера! Ну ладно, все ясно. Только теперь-то что?

Кормилец вглядывается в Баську. Она, не опуская глаз, выдерживает его взгляд.

(Трясет Кормильца за плечо.) Я спрашиваю, а что теперь?

К о р м и л е ц. Говорю, подожди! Надо подумать…

Пожарник впускает какую-то п а р у. Увидев происходящее, они пытаются уйти. Человек, стоящий позади пожарника, толкает их в пожарку.

Л е о н а р д. А что с тем?

К о р м и л е ц. Я прихлопнул мерзавца. Когда вы сюда барахло заносили. (Коротко смеется.) Я-то дурень! Вот дурень! Граната ведь была пустая! Разряженная. Пустая! Как нас купил!..

Л е о н а р д. «Котел» хочешь устроить? Здесь?

К о р м и л е ц. А что делать! Какой другой выход? Какой? Сумеешь все обстряпать впятером? Так, чтобы даже мышь не проскользнула? Сумеешь? А кукурузник все кружит, видел? Все видит как на ладони! Всю равнину, все эти пески!.. Ночью проберемся к Вигоцкому Бору. Поедем с погашенными огнями… Может, удастся… (Молчит. Снова потягивает водку. Передергивается.) Не знаю… Не знаю… (Стискивает рукой плечо Леонарда.) Знаю, что этот «котел» — безумие. Но что я могу сделать? Эта сука меня узнала!.. Здесь прямо за углом я налетел на нее! Если отпустить — донесет! Тут на участке наверняка есть телефон! Есть? (Вскакивает, выхватывает из кармана револьвер. Кричит толпе.) Отсюда даже муха не вылетит! Понятно? Никто из вас не сможет донести! И никто из тех, кто еще придет сюда! Ни один не выйдет…

Ф р а н е к. Живым, что ли?

Леонард одним ударом приклада автомата в живот сбивает его с ног.

(Впивается в него взглядом. Сидит, прижав руки к животу.) Убери пушку! Выйдем из пожарки! И посмотрим!

Леонард некоторое время выдерживает его взгляд. Потом отворачивается как бы с презрением.

Обедня сейчас закончится! Люди выйдут из костела! Услышат, что здесь тихо, что музыка не играет… Увидите! Уж они-то не простят!

Снова кто-то входит. Его швыряют в толпу. Пожарник машинально сует каждому входящему билеты.

П о ж а р н и к. Только три танца… Только три танца.

Толпа начинает роптать. Кудрявый наклоняется над лежащим Франеком.

К у д р я в ы й. Тут не будет тихо! Тут будут развлекаться, тут будут сейчас играть!.. (Выпрямляется, окидывает взглядом толпу.) Кто умеет на чем-нибудь играть?

Тишина. Слышен дикий смех Кормильца.

К о р м и л е ц. Обретаешь свою форму, радость моя! Головка вновь заработала! Посмотрим, ребята, придумает он что-нибудь лучше того… чая из бензина!

Громко смеются. Каждый из них уже успел хватить по полбутылке. Лица их покраснели, жесты становятся все более суетливыми.

К у д р я в ы й. Чтобы мне два раза не пришлось просить! Кто умеет?

Из толпы, несмело: «Я немного… На скрипке попробую… Могу… Не знаю, но…»

А кто еще? Поиграете, поиграете, и отпустим! Отпустим, шеф?

К о р м и л е ц. Слово даю, отпустим! И выпить дадим даром!

Из толпы: «А я когда-то на трубе… пробовал…»

Ф р а н е к (поднимаясь с полу). Я могу на барабане.

К у д р я в ы й. Так за работу, музыканты, мать вашу…

Парни поднимаются на эстраду, берут с полу инструменты. В стене, около которой стоит барабан, — небольшое оконце. Франек, делая вид, будто устанавливает получше барабан, вдруг одним броском оказывается у окна. Ногой выбивает стекло. В тот же момент над его головой в оконную раму впивается нож Габрыся. Минута растерянности. Франека топчут.

По-хорошему с ними нельзя! Придется как с теми… (Находит на пожарной машине кусок веревки.) Вязать!

Габрысь и Лютик берутся за дело.

Л е о н а р д (вдруг ударяет кулаком по буфетной стойке так, что звенят бутылки. Сдавленным шепотом). До ночи не продержимся! Выплывет, что мы здесь! Из костела выйдут люди, мужиков станет больше, и они задушат нас! А если сейчас кто-нибудь забузит! Ты что же, будешь стрелять? Услышат!

К о р м и л е ц. Никто не шевельнется.

Л е о н а р д. С меня хватит! Надо сматываться, пока есть время!

К о р м и л е ц (цедит). Молчать! (Ухмыляется.)

Л е о н а р д (бросает в напряженное, искривленное нервной усмешкой лицо Кормильца). Я иду!

К о р м и л е ц. Останешься!

Л е о н а р д. Гляну, — может быть…

К о р м и л е ц. Нет, радость моя!

Л е о н а р д. Не веришь мне?

К о р м и л е ц. А на моем месте ты бы поверил? Грузовик прямо у входа, не так ли? Ключик от зажигания на месте.

Его прерывает крик Кудрявого.

К у д р я в ы й. А теперь играть! Вам уж ничто не мешает, головы при вас, парни вы вольные! А если кому помочиться захочется, так я подсоблю!

На эстраде стоят четверо. Они до пояса обвязаны веревками. Только руки свободны. В них инструменты.

Давай марш!

Один из людей на эстраде, забыв на момент, что у него связаны ноги, пытается шагнуть в сторону Кудрявого и падает. Аккордеон, который был в его руках, летит на пол. Долгий диссонансный стон.

А к к о р д е о н и с т. Мы не умеем. (Пытается подняться.)

К у д р я в ы й. Так я вас сейчас научу! Ноты на шкуре выпишу!

Л е о н а р д. Оставь! Пусть только играют! Все одно что!

К о р м и л е ц. И петь! Всем!

Габрысь ставит аккордеониста на ноги, сует ему аккордеон. Пожарник у входа вновь впускает какую-то г р у п п у л ю д е й. Субъект протискивается через толпу.

С у б ъ е к т (поет). Яблочко румяно, разрезанное накрест…

К у д р я в ы й. Играть! Играйте, сукины сыны! (Щелкает затвором автомата.)

На эстраде начинают играть, нескладно, в разном ритме, фальшиво. Нестройные звуки заглушаются глухими ударами барабана.

К о р м и л е ц. Петь!

Кто-то сзади начинает. Кто-то подхватывает. Пение, мертвое и тупое, нарастает.

Л ю т и к. Надо бы выяснить, сколько в селе мильтонов?

К о р м и л е ц (раскачивается в ритме исполняемой толпой песни. Страшная усмешка. Глаза горят. В руке револьвер). Кудрявый, радость моя, пусть танцуют! Прикажи им танцевать…

К у д р я в ы й. Ну давай, выходи! Парами, парами!

К о р м и л е ц (хохочет, наклоняется к Леонарду, показывает на Кудрявого). Видал, какой распорядитель танцев!

Л е о н а р д. Страха!

К о р м и л е ц (улыбка сползает с лица). Ты чего?!

Л е о н а р д. Смерти! Распорядитель смерти!..

К о р м и л е ц. Мерзавец! Два дня тому назад каждый из вас был хорош!

Л е о н а р д. Каждый годился для расстрела, да?

К о р м и л е ц. Ничего не изменилось, радость моя! Я тебе говорю, ничего! Я тебе клянусь!

Л е о н а р д. Думаешь, что ты их держишь в кулаке? Что ты им устроил ловушку? Посмотри на них! Посмотри! Они глядят на тебя как на пойманную лису! Еще не добрались до нутра, берегут шкуру! Еще берегут…

К о р м и л е ц. Замолчи!

Л ю т и к. Командир, мне не нравятся эти танцульки! Пляшут, пляшут и распляшутся! Тут нужен особый способ! Лучше держать их в одном месте… (Цепляется взглядом за пожарную машину со свернутыми шлангами.)

К о р м и л е ц. Пляшут!..

Повторяет это слово еще несколько раз, наблюдая за странной картиной: люди танцуют в замедленном темпе, гораздо медленнее, чем играет «оркестр». Их губы напряженно шевелятся. Люди видят не своих партнеров, а только его, Кормильца. А он, несмотря на жару, дрожит, как на ледяном пронизывающем ветру. Люди, играющие на эстраде, стоят неподвижно, как врытые в землю столбы. Музыка то затихает и прерывается, то нарастает… У музыкантов дрожат руки.

У ч а с т о к.

Длинное, окрашенное в серый цвет помещение. Пирамида для карабинов, две лавки, большой стол. Дверь, обитая жестью, ведет, вероятно, в камеру предварительного заключения. На подоконниках цветы в горшках, обернутых бумагой. Чисто, как будто только что убрано. Я ж о м б е к говорит по полевому телефону.

Я ж о м б е к. Нет, пока спокойно… Что? Знаю, слышал. Мужики из-под Кунцева говорят… Что вы? Ну откуда они возьмутся у нас! Съехалось народу со всей округи! Наверно, попрятались где-нибудь по деревням… Что? Хорошо. Если что, сразу же дам знать. Ну ладно, привет! (Кладет трубку.)

Через открытое окно издалека доносятся звуки оркестра.

Что-то плохо играют, а еще из самого уезда!.. Ну так как же?

Последние слова обращены к м у ж и к у, который, сидя на лавке, крутит в руках какие-то бумаги.

М у ж и к (опустив голову, упрямо смотрит в пол). Отказываюсь, и все тут!

Я ж о м б е к. А почему аккурат сегодня ты пришел с этим делом?

М у ж и к. А потому… На неделе некогда! Я ехал на праздник, вот моя старуха и говорит: «Возьми и уладь»…

Я ж о м б е к. Но целый год вы вокруг этой земли ходили… И что?

М у ж и к (тяжело поднимается, кладет перед Яжомбеком бумаги). Ходил. (Собирается уходить.)

Я ж о м б е к. И что, я спрашиваю? Хлеб-то, получается, краденый с той земли. Ну как, вкусный он?!

М у ж и к (оборачивается, смотрит на Яжомбека усталым взглядом). Ходил вокруг этой земли. И по земле той тоже ходил. И жгла она мне пятки, и всего меня жег огонь… Больше не могу, сказал я себе. Как выходил в поле, так точно на воровское дело шел! Вот и вся правда!

Я ж о м б е к (вскакивает, преграждает ему дорогу). Эх ты, философ! Сейчас я тебе скажу, почему ты такой… такой порядочный!

М у ж и к. Отпустите. Детишки на подводе ждут.

Я ж о м б е к. Разнесся слух о Кормильце! И пошло! Так вас припекло, что теперь затвердили: «Чужая земля, чужой земли, воровское дело, жжет и…» Кум сраный! (Подбегает к столу, собирает брошенные мужиком бумаги.) Бери бумаги! И скажи своим, если кто собирается ко мне с таким же делом, как и ты, что от Кормильца куча дерьма осталась! Ты сам слышал, я разговаривал по телефону! Их окружили и разнесли в клочья! (Сует бумаги мужику в руки.)

М у ж и к. Оставьте, не возьму.

Я ж о м б е к. Ладно, черт тебя побери! Но я этим не занимаюсь, неси в Совет.

М у ж и к. А ежели закрыт?

Я ж о м б е к. Так приезжай на неделе.

М у ж и к. Мне надо расписку, что я отказался…

Я ж о м б е к. Не дам я тебе ее! Не могу! Не имею, понимаешь, не имею никаких полномочий.

М у ж и к. Одного сына я уже схоронил.

Я ж о м б е к. Не ты один.

М у ж и к. Осталась девка да совсем мелюзга…

Я ж о м б е к. Иди, иди, иди…

М у ж и к. Младшему будет два года… Среднему осенью стукнет только пять…

Яжомбек возвращается к столу. Мужик неподвижно, выжидательно стоит в дверях. Молчание. Яжомбек делает вид, что просматривает какие-то бумаги.

(Подходит к столу, снова кладет перед Яжомбеком свои измятые документы.) Дайте расписку.

Я ж о м б е к. А, чтоб тебя… (Хватает ручку. Он делает это так стремительно, что кажется, будто одним росчерком напишет резолюцию. Но пишет долго, с большим трудом. Кончает, отдает мужику документы.)

М у ж и к. Нужна печать.

Яжомбек молча вырывает у него документ и в сердцах ставит печать.

(Делает несколько шагов в сторону двери. Останавливается, смотрит на документ.) А этот… ну, значит, этот отказ… навсегда?

Я ж о м б е к. А тебе хотелось бы на время? Только на то время, пока люди болтают о Кормильце? Такого хотелось бы отказа?

М у ж и к. Я спрашиваю, это навсегда?

Я ж о м б е к. Навсегда! И приезжай на неделе, пусть тебе подтвердят в Совете!

Мужик стоит неподвижно, сверлит взглядом бумагу, как будто хочет просверлить ее насквозь. Яжомбек, перестав им заниматься, отдергивает занавеску, смотрит в окно на рыночную площадь. Входит И г н а ц, толкает перед собой К а л и н а с а. Мужик отходит в сторону, все еще продолжая рассматривать бумаги.

И г н а ц. Вот, нашел! Под плетнем Груецких лежал.

На виске у Калинаса струйка крови.

Я ж о м б е к. Ночлег устроил?

И г н а ц. Так точно, устроил! Полковник заночует у Матысяков.

Яжомбек теперь обращает внимание на Калинаса. Тот стоит у стены, руки бессильно висят вдоль туловища, голова опущена. Яжомбек одергивает мундир, надевает фуражку.

Я ж о м б е к. Ты не здешний?

К а л и н а с (качает головой). Оттуда.

Я ж о м б е к. Откуда?

Калинас молчит.

Чего ты здесь ищешь?

К а л и н а с. Я приехал на праздник…

И г н а ц (смеется, смотрит на костюм Калинаса, на его босые запыленные ноги, спутанные волосы). Это видно сразу, парень ты элегантный!

Калинас делает несколько шагов к Яжомбеку. Только теперь он поднимает голову, и Яжомбек видит его глаза. Взгляд их удивительно правдив и мягок. Некоторое время они молча смотрят друг на друга. Потом Калинас говорит тихо, снова опустив голову.

К а л и н а с. Я ищу.

Я ж о м б е к. Что? Кого?

К а л и н а с. Марию Древич.

Я ж о м б е к. Ну и что?

К а л и н а с. Древич Марию ищу…

Я ж о м б е к. Не знаю.

К а л и н а с. Посмотрите в книгах.

Я ж о м б е к. Что в книгах, в каких книгах?

К а л и н а с. В реестре.

Я ж о м б е к. Реестр? Какой там, человек, реестр! Но Игнац посмотрит…

Игнац вытаскивает из ящика стола толстую конторскую книгу. Перелистывает несколько страниц, ведет пальцем по списку.

И г н а ц. Древич?

К а л и н а с. Древич Мария.

И г н а ц. Черт побери! Надо было бы хоть по алфавиту записать… Так не найду! (Закрывает книгу.) Скажи, как она выглядит. Я тут всех знаю. Калинас поднимает голову, смотрит на Игнаца, но так, будто тот — стекло, за которым маячит фигура кого-то другого.

К а л и н а с. Высокая…

И г н а ц. Как высокая? Такая или такая? (Отмеряет рукой.)

К а л и н а с. Высокая. Глаза карие…

И г н а ц. Э, брат, такими тут пруд пруди! Может, есть фото?

К а л и н а с. Большие и карие… Волосы коротко острижены…

И г н а ц. У нас девушки коротких волос не носят! У каждой такая коса, что ею можно два раза опоясаться!

К а л и н а с. Коротко острижена. Очень коротко. Прямо до корней. Только начали отрастать…

И г н а ц. Что, лысая? (Хочет засмеяться, но в последний момент сдерживается. Нерешительно смотрит на Яжомбека.)

К а л и н а с. Только начали отрастать…

Молчание. Игнац и Яжомбек чувствуют, что здесь что-то не так, что что-то ускользает от них.

У меня есть фотография. (Лезет в карман, который оттянут так, будто в нем лежит камень. Очень медленно вынимает из кармана руку.)

Игнац и Яжомбек видят в ней фотографию, круглую, слегка выпуклую, застекленную. Это — фотография, сколотая с надгробного памятника прямо с куском мрамора…

Может, знаете, где живет теперь?

Игнац и Яжомбек застывают, не могут выдавить из себя ни слова. В открытое окно долетают обрывки мелодии.

И г н а ц (шепчет онемевшими губами). А эти из уезда что-то плоховато играют. Слабенько…

Калинас все еще держит в протянутой к ним руке фотографию с куском мрамора.

И г н а ц. Как-то не очень играют…

П о ж а р к а.

Г а б р ы с ь засучивает рукав рубахи. На обнаженную руку льет немного водки. К у д р я в ы й моет водкой лезвие ножа.

К у д р я в ы й. Сам пырнешь?

Г а б р ы с ь. Сам!

К у д р я в ы й. Ну, так давай, Габрысь, пырни! Тут надо много крови, много краски…

Габрысь прижимает лезвие ножа к руке…

У ч а с т о к.

Я ж о м б е к берет у К а л и н а с а фотографию. Внимательно рассматривает лицо молодой девушки с пышными волосами, падающими на плечи. Улыбающееся лицо нежно очерчено и еще почти детское.

Я ж о м б е к. Нет, такая здесь не живет. (Вкладывает фотографию в руку Калинаса. Мягко подталкивает его к выходу.)

Лицо Калинаса по-прежнему сохраняет застывшее выражение. Когда он выходит, Игнац стремительно поворачивается к окну.

И г н а ц. Надо было задержать!

Я ж о м б е к (взрывается, раскалывая напряжение последних секунд. Мечется по всему помещению). Что, задержать? Что?! Воздух хочешь задержать? Хватай, задерживай! (Делает движение, как будто хватает кого-то невидимого. Стремительно распахивает обитую жестью дверь и вталкивает в комнату что-то невидимое, воздух… Захлопывает дверь.) Вот, я задержал! На сутки! Или на двое? До выяснения? Пошлем в уезд, пусть там выяснят… В воеводство? Может, там сумеют выяснить… Может, у них там уже есть несколько таких! Может, с ними там уже поработали! Новое преступление? Надо придумать статью! А как же? И прижучить таких сукиных сынов! Тут появляются, там появляются!.. На дорогах их полно, в деревнях, в городах, на кладбищах!.. (Вдруг застывает. Замечает, что он в фуражке и что ремешок ее затянут под подбородком. Срывает ее и бросает на стол. Замечает мужика, по-прежнему стоящего у двери.) Ну, что еще? Расписку получил? Получил!

М у ж и к (чешет затылок). Значит, это навсегда будет? Значит…

Я ж о м б е к (снова взрывается). Ну вот, возьми и объясни ему, что землю не дают на время! В зависимости от того, получил ли Кормилец и подобные ему сволочи по заднице или нет. В зависимости от того, придут они к нему и зарежут и его младшего, и среднего, и девчонку, а самого его распнут на двери — или нет! Возьми и растолкуй ему! Объясни ему!..

М у ж и к (комкает расписку. Подходит к столу, сгребает свои документы и сплевывает под ноги Яжомбеку). Что ты видел!.. Что ты видел! Дерьмо одно видал! (Направляется к двери, останавливается.) Старшего я уже похоронил. Костюм, что шили в том же году к его свадьбе, не могли на нем застегнуть. Так распух. От побоев. (Выходит.)

Не успели они обменяться взглядами, как дверь с грохотом распахивается и на пороге появляется Г а б р ы с ь. Шатается, хватается за дверь, чтобы не упасть. Лоб и все лицо измазаны кровью.

Г а б р ы с ь. Ой, мамочка родненькая!..

Я ж о м б е к. Дерутся?!

Г а б р ы с ь. Ой, Езус пресвятой!

Я ж о м б е к. Вот канальи! Даже вечера не дождутся! Уже начали колошматить… Где Баська?

И г н а ц. Как вышла с объявлениями, так до сих пор…

Я ж о м б е к. Ты жди меня здесь! (Хватает со стойки карабин, бросается к выходу.)

Габрысь отрывается от двери, валится на лавку.

И г н а ц. А здорово тебя, брат, обработали! Откуда ты?

Г а б р ы с ь. Из-под Кунцева.

И г н а ц (смеется). Ты, верно, видел, как Кормильца раскассировали?..

Г а б р ы с ь. И национализировали, а? (Смеется вслед за Игнацем.)

Я ж о м б е к уже вышел. Габрысь смеется громко, почти валится от хохота на лавку. Смех его ненатурален, истеричен. Игнац внимательно смотрит на него.

И г н а ц. Для побитого что-то очень ты веселый!

Г а б р ы с ь. А тебе не нравится?

И г н а ц. Очень уж веселый! Лучше лоб оботри!

Г а б р ы с ь. Оботру. (Лезет в карман. Не спеша достает револьвер.)

Трещит телефон. Игнац бросается к пирамиде за своим карабином.

Возьми трубку!

Игнац замирает.

Возьми трубку! И говори спокойно, нормально! Как будто бы ничего и нет! Меня тут нет, понимаешь? (Подходит к Игнацу.)

Габрысь мал ростом, головой едва достает до плеча Игнаца. Подталкивает его револьвером к телефону.

И г н а ц (снимает трубку). Игнац Сайонг у теле… Что? Да… Его нет, вышел… Объявления? Да, дали! Квартира уже есть!.. Есть, договорились… Не вернулся? Что? Плохо слышу! Плохо слышу! Может задержаться?.. (Весь напрягается и кричит в трубку.) Скажите, чтобы не…

Габрысь ударяет его сзади по голове револьвером. Игнац валится под стол, роняет трубку. Габрысь поднимает ее.

Г а б р ы с ь. Плохо слышно… Сайонг? Нет, не Сайонг! Говорит рядовой Клима!.. А нет, здесь! Только сейчас выбежал, потому что дерутся… А на рынке! Да-да, напились!.. Сайонг нужен? Ладно… Как вернется, пусть позвонит?.. Привет! Скажу, скажу, чтобы позвонил… (Кладет трубку.)

С пола медленно поднимается Игнац.

Я мог бы тебя прирезать… Прирезать, ты, московский холуй! Как свинью заколоть! Без шума, без малейшего звука!

И г н а ц (обеими руками держится за голову). Часто… Сюда часто звонят…

Г а б р ы с ь. Хорошо!

И г н а ц. Догадаются…

Г а б р ы с ь. Ты будешь подходить к телефону. Один раз ты… а другой раз я… (Сжимает револьвер так, что белеют суставы пальцев.)

В окно доносится тупая и однообразная музыка.

П о ж а р к а.

Здесь теперь сумрачно, но более многолюдно, и чувствуется некоторый порядок. Л ю д и продолжают петь, тупо шевеля онемевшими губами. Те, что стоят на эстраде, по-прежнему связаны до пояса веревками. Свободны только руки, неумело играющие на инструментах. Они играют без перерыва, на их лицах лежит печать усталости и отупения. Начинают новую мелодию. Им подсказывает ее С у б ъ е к т.

С у б ъ е к т (приплясывает со стопкой водки в руке).

Остальные стоят неподвижно, сбившись в три группы у стен пожарки. Этот порядок — идея Лютика. Он осуществил ее с помощью пожарного шланга. Три группы людей обвязаны пожарным шлангом. В этот момент Л ю т и к с кем-то еще завязывает узел шланга, опоясывающего последнюю группу, в которой находятся и старые и молодые, и девушки и парни. Вновь пришедших тоже запихивают под шланг. Людей внутри шланга делается все больше. Шланг все туже натягивается. К о р м и л е ц, развалившись, сидит на стуле у буфета. Он выталкивает ногой на середину помещения ящик водки.

К о р м и л е ц. Пусть пьют! Пусть знают, что такое настоящая власть! (Пьет сам. Проливает водку. Она течет по его грязному лицу.) Дает вам ваша власть пить даром? Жрать дает?

К у д р я в ы й начинает откупоривать бутылку за бутылкой.

Что, Кормилец — злодей? Сжигает и убивает, да? А во имя чего он это делает? Во имя чего его жрут вши, во имя чего он страдает то от жары, то от мороза? Не знаете, сукины сыны?! Не знаете?! (Ведет затуманенным взглядом по лицам связанных людей.)

Из-под полуопущенных век на него смотрят страх и ненависть.

(Опускает глаза. Мгновение как бы борется с собой.) Сжигает и убивает, сжигает и убивает… (Повторяет тихо, как бы бичуя самого себя этими словами. Не выдерживает взгляда Баськи, всматривающейся в него с огромным напряжением, она, одна из всех не связанная, стоит прижавшись к стене. Водит усталым взглядом по пожарке.)

Б а с ь к а (ее слова падают совсем тихо, отрывисто, как бы безотчетно). Зачем ты это сделал?.. Зачем?.. Уходи, оставь… Никто на тебя даже не оглянется… Никто не посмотрит в ту сторону, куда ты уйдешь… Роман, Роман… Зачем?

Кормилец, как бы откликаясь на ее шепот, подбегает к ней. Придвигается к самому ее лицу. Она отворачивает голову.

К о р м и л е ц. Бася… Скажи — зачем? З а ч е м?

Б а с ь к а. Ты знаешь лучше меня. Не мучай меня. Ты знаешь лучше…

К о р м и л е ц. Эх ты, моя светлая невеста! В нашей стране никто этого не знает, никто!..

Б а с ь к а. Наша страна!.. Что ты теперь знаешь о нашей стране?

К о р м и л е ц. Моя любовь — моя смерть!.. Вот что!

Б а с ь к а. Ты бредишь! Ничего не хочешь знать…

К о р м и л е ц. Слишком поздно меня учить, радость моя! Слишком поздно! Учи меня, моя светлая…

Б а с ь к а. Ты смердишь!

К о р м и л е ц. Ты была ею, была! Пока я… пока мне… (Запнувшись беззвучно мнет во рту слова.) А теперь бандит — да?

Б а с ь к а. Я тебя не сужу!

К о р м и л е ц. Радость моя, никто не имеет права меня судить! А если судить, так судить и это!.. И это! (Заворачивает рукав рубахи. Баська видит шрам. Рвет рубаху на груди, виден второй, большой.) Это не твои! Не они меня так разукрасили! Это немецкая работа, солидная! А теперь бандит? Припомни… (Впивается ногтями в шрам на плече.) Ты сама тогда останавливала кровь… А теперь что? Теперь бы ты этого уже не сделала! Раз бандит, так пусть подыхает!.. Пускай истекает кровью…

Б а с ь к а. Мужикам из Ягодзина тоже никто не останавливал кровь… Не надо было… Ты научил своих бить смертельно!

К о р м и л е ц. Мужики из Ягодзина!.. Сукины сыны! Моего парня подняли на вилах! (Повернувшись к связанным.) Такие, как вы, его закололи! Гестапо выдержал, а ваших вил не смог выдержать… Был еще совсем мальчишка… Ну что, хамы? Молчите? Отвечайте — за кого эти раны? За кого? За вас?..

Б а с ь к а. За нас всех! (И прижимает лицо к стене.)

К о р м и л е ц. За нас всех?.. Значит — напрасно! Так? Отвечайте!

Л е о н а р д (схватив его за плечо, тихо цедит). Не так говори с ними!

К о р м и л е ц. Что, не так?

Л е о н а р д. Мужик не так глуп!

К о р м и л е ц. У него свой ум, да? Вот он где, их ум! Вот он! (Хлопает по пистолету, заткнутому за пояс.) Сколько в магазине патронов, столько и веры! Будут верить! До последнего патрона будут верить!

Л е о н а р д. Мы не продержимся до ночи! Говори с ними по-другому!

К о р м и л е ц. Я и говорю! Даже беседую! (Показывает на Кудрявого, который в этот момент подносит к губам какого-то мужика бутылку водки.)

К у д р я в ы й. Пей! За здоровье командира пей!

Мужик открывает рот, Кудрявый силой впихивает в него горлышко бутылки. Бульканье. Мужик давится. Он стоит с краю, пожарный шланг впивается ему в грудь.

Не пошло? За здоровье командира не пошло? Ну, так теперь за Польшу!

Мужик хрипит.

За Польшу, большевистская зараза, не хочешь пить?! А ты?

Рядом с мужиком стоит молодой парень. Кудрявый подсовывает ему под нос бутылку.

Пей! За таких, как ты, пей! Они гнили в лесах, матери им квартиры на кладбище заказывали…

Около них оказывается Субъект.

С у б ъ е к т. Польша — это лотерея, кто не напьется, тот наверняка проиграет…

К у д р я в ы й (хватая парня за подбородок). Пьешь? (Прижимает бутылку к стиснутым зубам парня. Уже хочет ударить по дну бутылки, но его руку перехватывает Леопард.)

Л е о н а р д. Оставь! Со мной он выпьет… (Держит горлышко бутылка около рта парня. Встречается с ним взглядом, шепчет.) Выпей, так будет лучше. Выпей.

Кудрявый подходит к ящику, берет из него новые бутылки.

(Не спуская взгляда с парня.) Пожалуйста, выпей.

П а р е н ь. Меня тошнит.

Л е о н а р д. Пей. Никто не сможет выйти живым… В грузовике есть еще запас… запас амуниции. Пей, пожалуйста… Пейте, пожалуйста…

Па р е н ь. Тошнит.

Л е о н а р д. Я желаю тебе добра.

П а р е н ь. Ты, доброжелательный сукин сын!

Л е о н а р д (вдруг подносит бутылку к своим губам. Перестав пить, вновь смотрит на парня. Швыряет бутылку и тычет в стиснутые зубы парня дуло автомата). Повтори…

П а р е н ь. Ты доброжелательный сукин сын!

Л е о н а р д. Повтори!.. (Почти кричит. Его палец дрожит на курке.)

Пауза. Вдруг кто-то щелкает затвором автомата.

К о р м и л е ц. Поговорил? Поговорил по-своему? Вон! (Толкает Леонарда в сторону эстрады. На лету ловит бутылку, брошенную ему Кудрявым.) Выпьем? (Отпивает из бутылки.) Как зовут?

П а р е н ь. Анджей. Станислав. Ян. Франтишек. Матей. Гжегож. Владыслав. Стефан. Войтех. Збигнев. Ежи. Антони. Адам. Чеслав. Мариан.

К о р м и л е ц. Подожди, подожди, радость моя… Ян, Франтишек… Что-то такое… такие у меня были… С ними даже мой Кудрявый ничего не выдумывал. Вот, попросту… пулька… Подожди, радость моя… Войтех? Збигнев?

П а р е н ь. Михал. Эдмунд. Эдвард. Олек. Винценты. Казимеж. Томаш. Леон…

К о р м и л е ц. Сейчас, радость моя, сейчас…

П а р е н ь. Лукаш. Марек. Петр. Павел. Зыгмунт.

К о р м и л е ц. Михал? Был такой… Ни за что не хотел поверить, что в навозной жиже можно вылечить ревматизм… Олек? Олек? Александр! Кудрявый, это не тот ли, которому чай из бензина?! Леон! Леон! Это тот аккордеонист… Леон… Ему кричали: «Играй в темной могиле», кричали… Одна секунда, радость моя, дай собраться с мыслями… Так как тебя зовут?!

П а р е н ь. Виктор. Вацек. Феликс. Якуб. Иероним. Юзеф. Зенон. Тадеуш. Веслав. Матеуш. Мартин…

К о р м и л е ц. Ты мне нравишься! Выпей со мной! Выпей, радость моя! По-польски говоришь, по-нашему!.. Пей! (Тычет ему бутылку в рот.) За Польшу!

П а р е н ь. За лучшую Польшу… Вавжинец. Роман. Славомир. Людовик.

К о р м и л е ц. За другую Польшу! (Наклоняет бутылку.)

Кадык парня заходил. Он глотает все интенсивнее… Кормилец отрывает бутылку от его рта. Парень даже не скривился.

П а р е н ь. Только за другую, за лучшую Польшу! (И вновь, в лицо Кормильцу.) Влодзимеж. Хенрик. Фабиан. Винценты. Юлиан. Константы. Люцьян… Вот как меня зовут! Так!!! Так, сукин сын!

Кормилец хохочет. Но это не настоящий смех, а потуга на него.

К о р м и л е ц. Погибли во славу Отчизны, так, что ли?!

П а р е н ь. Во славу Отчизны! Во славу Отчизны! Во славу Отчизны!

Он кричит уже не один. Вместе с ним кричит толпа. Шланг натягивается. Кажется, что он вот-вот сейчас лопнет…

К о р м и л е ц. Громче играйте, громче!

Лютик вскакивает на эстраду. Вырывает у Франека барабанную колотушку и начинает бить по барабану громко, ритмично. Еще кто-то из людей Кормильца бешено бьет в тарелки. В этот момент играют мелодию «Красный колодец». Толпа кричит: «Во славу Отчизны!» Люди Кормильца орут слова песни. В калитке в воротах пожарки появляется Я ж о м б е к. Он примчался, подстегиваемый услышанным издалека шумом. Вбегает в помещение пожарки и в первый момент не может понять, что происходит. Его приводит в себя только крик Баськи.

Б а с ь к а. Стефусь! Езус… Езус! (Бросается к нему с раскинутыми в сторону руками, как бы желая вытеснить его из пожарки.)

Но уже поздно. Двое из людей Кормильца тычут дула автоматов в его спину. Баська судорожно обнимает Яжомбека.

Л е о н а р д. А… пан начальник явился!..

Кормилец молча, напряженно смотрит, как Баська обнимает Яжомбека.

Б а с ь к а. Стефек, скажи… Ты выпустишь его, правда? Пусть уходит как пришел…

К у д р я в ы й (хохочет). Зараз и взгляды сменила и парня!

Кормилец бьет его в лицо. Кудрявый летит на лотерейное колесо. Установленные на нем предмет валятся на пол. Кудрявый лежит на кругу несколько оторопев. Яжомбек мягко, но решительно старается высвободиться из объятий Баськи.

К у д р я в ы й (поднимается с круга. Его что-то осеняет. Запускает лотерею). Командир, у меня идея! Будет лотерея, черт подери! (И снова хохочет.)

У ч а с т о к.

В окно доносится теперь сливающееся с отдаленной музыкой церковное пение. Слышится звон колоколов и величественная мелодия, исполняемая верующими, идущими в процессии. Мелодия втискивается в помещение, тяжелая, как зной, придавивший всю округу.

Г а б р ы с ь бумагами вытирает голову. Несколько листков, испачканных кровью, уже лежат под его ногами. Лицо в крови, смешавшейся с грязью.

Г а б р ы с ь. Процессия…

И г н а ц сидит на полу у стены, еще несколько оглушенный ударом. Кисти его огромных рук лежат на полу, бессильные и неподвижные. Габрысь держит револьвер совершенно неподвижно, ни на миллиметр не сдвигая его. Если посмотреть на эту сцену издалека, она показалась бы смешной, как будто взятой из комикса.

У вас процессия тоже ходит вокруг костела?

Игнац молчит.

Мой отец носил балдахин…

Игнац молчит.

И сестра у меня была… Она даже ходила на конфирмацию.

И г н а ц. Давно ты при Кормильце?

Г а б р ы с ь. При командире? С самого начала. Из нашего отряда я один при нем остался…

И г н а ц. А остальные-то что?

Г а б р ы с ь. Они? Кудрявый или Лютик… Это разная сволочь… Из наших, может, еще Леонард… Держатся за командира, за кого же еще держаться? А он?.. Что он может сделать? Куда податься? Два раза нас разбивали… Так из наших только я один при нем…

И г н а ц. Что ты все свое «наших», «наших»?!.

Г а б р ы с ь. Ты, ты… знаешь! Ты ко мне с уважением! У меня ранг как положено, солдатский! Ты меня и командира со всякими там разными не путай!

И г н а ц. Как пшеницу с плевелами, что ли?.. (Смеется.)

Г а б р ы с ь. Так перебейте всех нас! Перебейте таких, как мы! Всех! В землю нас втопчите, чтобы по ней ходить удобнее было!.. (Чувствует щекотанье в горле. С трудом сдерживает подступающие слезы.)

И г н а ц (замечает это). Эх ты, вояка!.. (Пошевелился, будто хочет встать.)

Г а б р ы с ь. Сиди! Не звонят.

Игнац поднимает с пола руки. Сжимает кулаки так, что хрустят суставы.

Эх, если бы ты до меня добрался? Что ж тогда? Мармелад! Хлеб бы мною мазал? А тут дерьмо! Такое большое дерьмо!

И г н а ц. Вместо оркестра приехали?

Г а б р ы с ь. Вместо оркестра! Разве плохо играем?

И г н а ц. Похоронили-то хоть как следует?

Г а б р ы с ь. Кудрявого знаешь?

И г н а ц. Кудрявого?

Г а б р ы с ь. Он, брат, голова!

И г н а ц. На первом бы дереве повесил!..

Г а б р ы с ь. Нет, брат! Кормилец говорит: «Расстрелять!»…

И г н а ц. Чтоб его святая земля…

Г а б р ы с ь. А тут Кудрявый говорит! «Нет, командир, пусть поживут!» Два дня голодные, без капли воды мы лежали в кюветах… Кукурузник нас выслеживал… Никто из нас не мог даже пальцем пошевелить… Вигоцкий Бор далеко… А тут плоско, везде плоско! А если какой кустик и встретится, так только что оправиться под ним и можно! Лежим! Сдыхаем! А их полно! То одну деревню прочешут, то другую… И так вот лежим мы около дороги…

Игнац встает. Габрысь поднимает пистолет.

Г а б р ы с ь. А тут слышим шум мотора! И не такой, как у кукурузника! Притаились! Смотрим, грузовик, а на нем музыканты! Играют, поют! Два трубача, два… Но Кудрявый не дал убить… Говорит: «Привязать к деревьям». И дал им инструменты, чтобы играли… руки оставил свободными…

Игнац хочет подойти к окну, но Габрысь с наведенным на него револьвером опережает. Захлопывает окно.

Аккордеон мы покромсали, так и вручили аккордеонисту… трубу песком заткнули и дали в руки тому трубачу… Ой, мамочка родненькая, пусть играют! Пусть играют теперь!

Звонит телефон. Дуло револьвера приказывает Игнацу взять трубку.

И г н а ц. Сайонг! Да, хорошо… Поставки примем! У нас? Хорошо… весело… праздник…

П о ж а р к а.

С у б ъ е к т при лотерее, в пьяном угаре.

С у б ъ е к т.

На полу лежат лотерейные призы, сброшенные с круга.

К о р м и л е ц. Ну, скажешь что-нибудь, радость моя?

Вокруг лотереи стоят п а р н и и д е в у ш к и, которых вытащили из толпы. Они стоят лицом к ней. За ними наблюдают Л ю т и к и К у д р я в ы й. Заметно, что оба устали. Если бы их автоматы не висели на ремнях, они наверняка выпустили бы их из рук. М у з ы к а н т ы играют какое-то популярное танго. Они измучены и последним усилием стараются удержаться на ногах, чтобы не упасть.

Ну, скажи, радость моя… хоть что-нибудь скажи, ну самую малость… (Поднимает вверх объявление, написанное цветным мелком.)

К у д р я в ы й. Командир, лотерея всегда вслепую… Я… командир, пусть выбирает вслепую!

К о р м и л е ц. Молчать! (С ненавистью смотрит на лотерейное колесо.)

К у д р я в ы й. Командир, я… (Хохочет, расталкивает людей, окруживших лотерею.)

С у б ъ е к т.

Хохот Кудрявого сливается теперь со смехом Кормильца.

К о р м и л е ц. Поставь что-нибудь за меня! За меня! (Лезет в карман. Достает пару бумажников. Самый толстый бросает Субъекту.)

Толпа стоит застывшая, опоясанная тремя пожарными шлангами. В зал впускают н о в ы х г о с т е й. П о ж а р н и к продолжает выдавать билеты, но уже не успевает собирать деньги — вновь пришедших сразу же заталкивают под шланг. Кто-то из новых гостей упирается, пытается увернуться… Его бьют по голове прикладом, он теряет сознание и валится на пол. Лютик хватает его под мышки и впихивает под пожарный шланг. А музыканты играют, играют все громче, все нескладней…

К у д р я в ы й. Командир… У меня идея… Пусть эта сволочь выбирает вслепую!

К о р м и л е ц. Ах ты, артист! (Но глядит не на него. Он смотрит на лотерейный круг с распятой на нем фигурой.)

Это Я ж о м б е к. Руки и ноги его привязаны к краю круга. Кудрявый срывает с его рукава красно-белую повязку и завязывает ею глаза Яжомбека.

(Хватает Субъекта за лацканы.) Сколько брал за пуск?

С у б ъ е к т. Двадцать…

К о р м и л е ц. Ты! (Обращается к парню из предыдущей сцены.) Сыграешь даром! Впрочем, нет! Давай двадцатку! Хотя он не стоит ни гроша, все-таки давай… Клянусь, что отдам на сирот!.. (Лезет в карман парня. Вытаскивает несколько мелких монет и швыряет их на пол.) На сирот! Начнем! Выпадет на тебя, будешь иметь честь!.. Убить эту заразу!.. (Подбрасывает в руке пистолет. Запускает указатель. Он с грохотом крутится, стрелка несколько раз пролетает над головой распятого Яжомбека. Скрежет постепенно затихает, стрелка останавливается напротив Баськи, стоящей рядом с лотереей.)

Б а с ь к а. Стефусь!

К о р м и л е ц (хлопает парня по плечу). Видишь, радость моя, тебе не везет! А это главный приз! (Обнимает Баську. Она вырывается, но Кормилец держит ее крепко. Он не смотрит на распятого Яжомбека. Водит взглядом по лицу Баськи, как бы читая на нем весь ее ужас.)

Я ж о м б е к (рвется, но веревки держат его крепко. Красно-белая повязка спадает с глаз). Ну что? Бей, бей! Всегда есть надежда, что как убьешь, так, может, и перевяжешь потом!..

К о р м и л е ц. Что-то невежлив этот твой… красный жених!

Б а с ь к а. Стефик, я…

Голова Яжомбека падает на лотерейный круг. Он отворачивается от Баськи.

С у б ъ е к т (вдруг появляется, поет).

К о р м и л е ц (не выпуская Баську из объятий, медленно расстегивает кобуру). Капрал Студент!..

Б а с ь к а. Перестань, бога ради перестань!..

К о р м и л е ц. Капрал Студент пани выпало…

Б а с ь к а. Это твой жребий!

К о р м и л е ц. Как говоришь, радость моя? Жребий? Мой?..

Б а с ь к а. Это твой жребий! Твой постоянный жребий — убивать!

К о р м и л е ц. Убивать? Вот так просто убивать?

Б а с ь к а. Устал уже?

К о р м и л е ц (с жалостью глядя на нее). Капрал Студент, что пани знает?!. Что пани сказала?! (Шепчет ей на ухо.) Знаешь, кем бы я хотел сейчас быть? По мне лучше быть тем мужиком… тем мужиком, который сейчас молится в костеле и боится… меня, Кормильца! (Вдруг отталкивая ее от себя.) Капрал Студент, я мог бы вас поставить к стенке за дезертирство!.. Только что это даст?! Что это даст, верно, люди? Верно, граждане люди? (Поворачивается к толпе.)

Первый, на кого натыкается его взгляд, — Кудрявый. Поверх его расстегнутой рубахи выбилась цепочка с большим золоченым образком.

К о р м и л е ц (дергает образок, цепочка рвется). Я приказал тебе это снять! Раз и навсегда!..

К у д р я в ы й. Так точно, коман…

К о р м и л е ц. Снять, бандит, снять!.. (Швыряет образок на землю.)

В тот же момент слышится издевательский смех Яжомбека. Музыканты меняют мелодию. Л е о н а р д стоит у буфета, пошатывается. Перед ним миска. Б у ф е т ч и ц а выливает в нее бутылку водки.

Л е о н а р д. Лей! Лей, девушка моя… Не плачьте, ивы, по нас… Знаешь, у меня когда-то была ванна… Вода холодная, вода теплая… А потом знаешь что? Я делал уроки… Ей-богу, уроки! Алгебра у меня не получалась. А тетка Зуза, помню, в гостиной на фортепьяно… тетка Зуза… пим-пам, пим-па, рам-па-пам!.. Понимаешь, Шопен! (Миска полна, водка течет уже через край. Долго моет руки. Потом плещет уже мутной жидкостью себе в лицо. Водка обжигает кожу, он как слепой откидывает голову назад. Вытягивает перед собой руки, пальцы шевелятся так, будто перебирают клавиши.) …А в гостиной тетка Зуза… Шопена! Понимаешь? Пим-пам, па-рам, па-пам! (Отталкивает Кудрявого, вскакивает на эстраду. Шатаясь, переходит от одного музыканта к другому, все громче напевая шопеновскую мелодию.)

Кормилец развертывает перед глазами Яжомбека объявление.

К о р м и л е ц. Читай!

Я ж о м б е к. У тебя дрожат лапы!

К о р м и л е ц. Я свиней с тобой не пас, ты…

Я ж о м б е к. У вас дрожат руки, пан Рагуцкий.

К о р м и л е ц. Так уже лучше! Читай!

Я ж о м б е к. Ведь вы же кончили школу, пан Рагуцкий. Ведь вы же умеете читать, пан Рагуцкий…

К о р м и л е ц (кривится). Умею. Но только приговоры себе читать… У меня их целая пачка! Я ношу их всегда при себе вместо документов… Других документов не имею. И не буду иметь! (Выдергивает из-за пазухи пачку потрепанных и замусоленных листков.) Предъявить документы? Пожалуйста! (Швыряет бумаги в лицо Яжомбеку.)

Я ж о м б е к. Ты прав! Клянусь, что других документов у тебя уж не будет!

К о р м и л е ц (на минуту задумывается). Не будет? (По его напряженному лицу пробегает дрожь. Съеживается, как бы пытаясь заглушить грызущую его изнутри боль.) Кудрявый!

Кудрявый молчит.

Кудрявый!

К у д р я в ы й. Слушаю, командир!

К о р м и л е ц. Пусть поют… Пусть поют так, чтобы стены задрожали… Пусть поют «Боже, ты Польшу…». (Смотрит на Яжомбека… Затем лицо его проясняется. Он показывает дрожащей рукой на задыхающегося в песне Кудрявого. Сам внимательно слушает песню.)

Несколько человек в толпе с опаской ее подхватывают, но вскоре замолкают. Слышно только хриплое пение Кудрявого.

К у д р я в ы й.

К о р м и л е ц. Слышишь, большевистская зараза? Слышишь их?! Это народ! Поет из глубины сердца!

Я ж о м б е к. Это вопит твоя пьяная скотина!

К о р м и л е ц. Молчать, а то как собаку…

Я ж о м б е к. Это ревет твоя пьяная скотина! И ее страх!

Вдруг между его лицом и лицом Кормильца появляется потная физиономия Субъекта.

С у б ъ е к т. Вот, командир! Вот! (Поет в быстром темпе и мечется взглядом от одного к другому, как бы проверяя эффект песни.)

Кормилец в лицо отталкивает его. Снова склоняется над Яжомбеком. Он стоит позади него. Так что Яжомбеку, чтобы смотреть ему в глаза, приходится запрокинуть голову.

К о р м и л е ц. Ну, так как? Приготовился ты уже в их… ряды?

Я ж о м б е к. Не видишь разве? Даже мундир чистый надел.

К о р м и л е ц. Эти отрепья?

Я ж о м б е к. Этот мундир!

К о р м и л е ц. Сволочей я голенькими хороню!..

Я ж о м б е к. Так почему же ты еще в одежде?

К о р м и л е ц. Что ты сказал?

Я ж о м б е к. Что слышал!

К о р м и л е ц. Убью, сукин…

Я ж о м б е к. Стреляй!

Кормилец выхватывает из-за пояса пистолет.

Стреляй, говорю! Не умеешь? Забыл уже, как с этим обращаться? Так, может, тебя кто-нибудь из твоих сатрапов выручит?

К о р м и л е ц. Пули хотел бы, а?

Я ж о м б е к. Пули!

К о р м и л е ц. Пули хотел бы?

Я ж о м б е к. Ты тоже!

К о р м и л е ц. Нет, радость моя, это было бы нежностями! (Подбрасывает пистолет и вновь затыкает его за пояс.) Нежностями. Прямо любовная сцена, скажу я тебе. Нет, я тебя пулькой не приласкаю… Ты будешь еще клянчить пульку!

Я ж о м б е к. Не паясничай! Не стреляешь потому, что боишься, как бы люди не услышали!

К о р м и л е ц. Люди?

Я ж о м б е к. Люди! Там снаружи, за дверьми…

К о р м и л е ц. Да достаточно моего имени!..

Я ж о м б е к. Нет, ты боишься!

К о р м и л е ц. Пусть только сунутся, и никто живым отсюда не выйдет! Никто, радость моя! Весь пол трупами застелю…

Я ж о м б е к. Тесновато будет. Лучше заранее выбери и себе место…

К о р м и л е ц. Еще подожду! Я получил приглашение… От приятеля… Подожду его! О, я подожду! Хочешь прочитать? (Кладет ему объявление прямо на глаза.) Читай!

Я ж о м б е к. Прочту.

К о р м и л е ц. Читай вслух!

Я ж о м б е к. Прочту вслух! (Набирает воздуха и начинает читать как можно громче.) «Граждане! Извещаем всех, что в понедельник в помещении пожарки будет собрание. Из воеводства к нам приедет полковник Карый».

Кормилец чувствует легкое головокружение. И сразу же как лавина наваливаются на него все те дни, когда он скрывался в лесах с горсточкой людей, которые уже не знали — ненавидеть его или продолжать любить. «Карый, Карый» — стучит у него в голове. Слыша голос Яжомбека, он переносится в прошлое и оказывается в той комнате, где не было никакой мебели и где они вынуждены были стоять и тасовать свои тени в тусклом свете керосиновой лампы.

В т е м н ы х с е н я х.

Х о з я й к а (худая женщина с туго затянутыми волосами шепчет). Пан ротмистр!..

К о р м и л е ц целует ей руку и молча проходит в дом. Они поднимаются по скрипучей лестнице. За ним идет Г а б р ы с ь. Их охватывает тепло натопленного дома. Исчезает иней с полушубков. Хозяйка запирает дверь Кормилец без стука входит в комнату, оставив у порога Габрыся.

К а р ы й (стоит в комнате у окна. Не оборачиваясь к ним). Проверил?

К о р м и л е ц. В порядке. Ты-то проверил?

Карый оборачивается, пожимает плечами.

Ясно. Ты имеешь право мне не верить, законное право… Однако уверяю тебя, что ни одного из моих ребят нет в округе пяти километров.

К а р ы й (показывая на Габрыся). А этот?

Габрысь все еще стоит у порога, как бы боясь наследить на свежевымытом полу.

К о р м и л е ц. Это мой последний. Последний из наших!

Карый подходит к Габрысю. Тот, увидев мундир с нашивками майора, невольно вытягивается по стойке смирно.

К а р ы й. Зачем ты взял его с собой?

К о р м и л е ц. Ты мог бы быть его отцом.

К а р ы й. И ты.

К о р м и л е ц. И я.

К а р ы й. Зачем он здесь?

К о р м и л е ц. Чтобы знал.

Наступает долгое молчание. Карый ходит взад и вперед по комнате.

Еще не повысили?

Карый останавливается перед ним, лицом к лицу.

(Трогает его нашивки.) А ты еще в нашем звании[40].

Молчание.

К а р ы й. Роман…

К о р м и л е ц (жестко прерывая его). Не спрашиваешь, сколько нас осталось? (Выхватывает из-за пазухи бумагу.) Держи! Читай приговор себе! Мне вручили его для приведения в исполнение два года тому назад!.. За измену!

К а р ы й. Измену! (Делает несколько шагов, ищет, на что бы присесть. Но комната пуста, в ней нет никакой мебели.)

К о р м и л е ц. Ты заслужил вышку!

К а р ы й (бросив взгляд на Габрыся, на крике). Потому что ношу этот мундир?

К о р м и л е ц (горько рассмеявшись). Не бойся, он стрелять не будет! Пан сержант, ведь вы же не будете стрелять в офицера польской армии, не правда ли? Но я не уверен, что другие… другие из моих людей…

К а р ы й. Из твоих людей!

К о р м и л е ц. У меня теперь только люди, радость моя! Имена перестали приниматься в расчет! Твои разбили меня дважды…

К а р ы й. Набрал один сброд!..

К о р м и л е ц. Людей! Людей, у которых земля под ногами…

К а р ы й. Бандитов!

К о р м и л е ц. Может быть — бандитов! Ты и такие, как ты, стерли границу между бандитом и поляком!

К а р ы й. Ваше дело бессмысленно!

К о р м и л е ц. А твоя измена имеет смысл?

К а р ы й. Измена? Выбор! Это единственное, что я мог сделать!

К о р м и л е ц. И бить, осуждать, сажать таких, как я!..

К а р ы й. Мы в равном положении!

К о р м и л е ц. Выслеживать, преследовать… И забывать, все время забывать, что нас заново надо учить понимать Польшу!.. И не задумываться над тем, что и мы ведь можем хотеть эту Польшу понять по-новому! Твои дважды разбили меня… Я убегал как вор! Как вор — с родной земли! Не знаю, не знаю, смогу ли я подняться в третий раз!..

К а р ы й. И чего ты ждешь? Приказика, сигналика, архангела с неба?.. Посмотри, что происходит! Ты ждешь позывных от тех сукиных сынов, что за Ла-Маншем своими задами в министерские кресла вросли? Видишь, меня как-то к белым медведям не выслали!..

Неожиданный стук в дверь. Габрысь пятится, заряжает пистолет. Карый распахивает дверь. За дверью х о з я й к а.

Х о з я й к а. Там, внизу… Два газика… Но я, пан майор, не виновата…

К о р м и л е ц (подскочив к Карому). Хорошее же возвращение ты мне подготовил…

К а р ы й. Это говнюк Элясюк! Должно быть, следил за мной!.. Я покажу этому мерзавцу!..

К о р м и л е ц. Смотри, смотри, чтобы тебе не показали! Полно́ вас — Элясюков!..

Кто-то ломится в дверь сеней.

Х о з я й к а. Там крыша!.. (Показывает на окно.)

Кормилец и Габрысь выскакивают на крытую толем крышу. Какое-то мгновение Кормилец видит, как Карый медленно закрывает за ними окно.

К о р м и л е ц. Хватит! (Слышит собственный голос. Пятно перед его глазами приобретает контуры распятой человеческой фигуры. Постепенно до него начинают доходить слова Яжомбека.)

Я ж о м б е к. «Явка всех граждан обязательна. Будет разговор обо всем, и полковник Карый сам будет проводить выборы в Совет».

К о р м и л е ц. Хватит! Теперь ты знаешь, кто мне прислал приглашение.

Я ж о м б е к. Дурак!

К о р м и л е ц. Ты мог бы еще пожить… если…

Я ж о м б е к. Ведь я тебе ничего не скажу, дурак…

К о р м и л е ц. Я так немногого хочу, радость моя! Когда приедет?! Сколько человек будет в охране?

Я ж о м б е к. Бандит!..

К о р м и л е ц. И будет ли с ним еще кто-нибудь «сверху»?

Я ж о м б е к. Ведь я тебе ничего не скажу, ничего не скажу, бандит… (Говорит спокойно, трезво, без всякой экзальтации.)

На эстраде теперь играют другую мелодию, играют хрипло, фальшиво. Двое из людей Кормильца по углам пожарки постоянно держат толпу под прицелом. В толпе несколько д е т е й. Они пролезают под шлангами, ищут в толпе своих близких, плачут. Л ю т и к разматывает четвертый шланг. В н о в ь п р и ш е д ш и х прижимают к стене. Они тревожно смотрят по сторонам. Некоторые держат билеты, которые им машинально сунул пожарник.

К о р м и л е ц. Ты мне все скажешь, радость моя! Все! (Смеется. Надвигая на глаза Яжомбеку красно-белую повязку.) Сыграем! Будет лотерея! Кудрявый, поставь их как следует!

Кудрявый выравнивает людской хоровод вокруг лотереи.

Теперь крути! (Хватает Яжомбека за волосы, приподнимает его голову.) Это ты крутишь! Теперь указует твой перст.

Кудрявый запускает лотерею. Скрежет. На эстраде на момент перестают играть. Стрелка останавливается напротив парня.

Леонард!

Л е о н а р д. Слушаюсь… командир!

Кормилец достает из-за голенища штык, протягивает его Леонарду. Затем выдергивает ремень из брюк парня и связывает ему руки. Смотрит на подмостки.

К о р м и л е ц. Играть! (Толкает парня на середину пожарки.)

На подмостках снова играют очень медленную мелодию.

Леонард, там, в той нише… Уладь!

Люди провожают их испуганными взглядами. Кто-то в толпе плачет, кто-то истерически смеется. Л е о н а р д и п а р е н ь исчезают в нише, которую загораживает пожарная машина. Ждут. Раздается крик парня. Через некоторое время из-за машины появляется Л е о н а р д. Он бледен. В один момент из него улетучился весь пьяный угар. Тяжело облокачивается на машину.

Л е о н а р д. Порядок. Следующий.

К о р м и л е ц (снова поднимает за волосы голову Яжомбека). Скажешь?

Я ж о м б е к. Ничего я тебе, падаль, не скажу.

К о р м и л е ц. Так укажешь! Кудрявый, крути!

Кудрявый снова запускает лотерею. Музыка на момент прерывается. Стрелка останавливается теперь против пожилого мужика. Кормилец связывает его ремнем. Л е о н а р д и м у ж и к проходят через все помещение. В нише снова крик, на этот раз слабее.

К о р м и л е ц. Скажешь?

Я ж о м б е к. Ничего я тебе не скажу…

У ч а с т о к.

Г а б р ы с ь в одной руке держит револьвер, направленный на И г н а ц а, другой набирает из кувшина воды и прикладывает мокрую ладонь к лицу.

И г н а ц. Сморит тебя — тогда пожалеешь, что родился!..

Г а б р ы с ь. Третьи сутки на ногах… Ой, мамочка родненькая! Ты…

И г н а ц. Чего?

Г а б р ы с ь. А если бы я сказал: «Держи! Арестовывай меня!»

И г н а ц. Так что?

Г а б р ы с ь. Сколько бы я получил?

Игнац молчит.

Теперь мне двадцатый… Если бы мне дали десять, то… То вышел бы я в тридцать… Сколько бы мне дали, если бы я сейчас?..

Игнац смеется.

Г а б р ы с ь. Вышка?

И г н а ц. Нет, тебя бы отправили в исправительную колонию!

Г а б р ы с ь. Ты, а может, не вышка?

И г н а ц. Это зависит от того…

Г а б р ы с ь. Ты, я ведь немцев тоже бил!

И г н а ц. А сколько наших… убил?

Г а б р ы с ь. Так как, вышка?

И г н а ц. Раскисаешь, сукин сын!

Г а б р ы с ь. Вышка?!

И г н а ц. За одного меня получишь «галстук»! Других уж не придется считать!

Г а б р ы с ь. Ой, мамочка родненькая!

И г н а ц. Что это ты все мамочку вспоминаешь, бандит?

Г а б р ы с ь. Да нет ее в живых.

И г н а ц. Как это?

Г а б р ы с ь. Немцы вывезли…

И г н а ц. Так это к лучшему, что ее нет в живых!

Г а б р ы с ь. Заткнись!

И г н а ц. Лучше, что не видит, какую сволочь родила! Какую гадину!

Звонит телефон.

Г а б р ы с ь. Сними трубку.

И г н а ц (снимает трубку). Сайонг! Что, отменить? Как? Почему? Спрашиваю, черт подери… Ясно… Почему не приедет? Мы объявление дали, с квартирой… (Минуту слушает. Лицо его все более застывает.) Полковник Карый? Где? (Вдруг кричит в трубку.) Приезжайте! Кормилец…

Габрысь швыряет табуретом в телефон. Трубка вываливается из руки Игнаца. Габрысь судорожно сжимает револьвер, палец на курке дрожит.

Г а б р ы с ь. Я говорил, чтобы ты слушал! Говорил… Ой, мамочка родненькая, придется, придется тебя…

Игнац смотрит куда-то перед собой, как будто нелепой ситуации и нацеленного на него револьвера и не существует.

И г н а ц. Полковник Карый… Убили… Среди бела дня…

Г а б р ы с ь. Где?

И г н а ц. Среди бела дня… На пути из Хрусьтянек… А мы… объявление дали…

Г а б р ы с ь. Наверняка это Рыжий! Прорвался, вышел живым!

Только теперь Игнац смотрит на него, на его револьвер.

И г н а ц. Радуешься, мерзавец?

Г а б р ы с ь. Мне… Мне уж все одно. Так сколько бы мне дали, если я теперь…

И г н а ц. За одного меня «галстук». За других… (Вдруг прислушивается.) Обедня… Обедня кончилась. Люди выходят.

П о ж а р к а.

К о р м и л е ц. Скажешь?

Теперь играют вальс. На середине зала танцует пьяный С у б ъ е к т. В руках держит фаянсовую балерину.

Я ж о м б е к. Ведь знаешь, ничего тебе не скажу…

К о р м и л е ц. Крути, Кудрявый.

Лотерея скрипит. Стрелка останавливается напротив какой-то девушки.

Крути еще раз… Леонард чувствителен к дамам! Он не пережил бы этого с дамой, если только… (Хохочет.)

Кудрявый снова крутит указатель. Баська подскакивает к Кормильцу.

Б а с ь к а. Я скажу! Все скажу!

К о р м и л е ц (отстраняет ее почти деликатно). Ему скажи. Я хочу это услышать от него. Мне должен сказать сам пан начальник!..

Б а с ь к а. Стефусь!

Я ж о м б е к. Не смей!

Б а с ь к а. Глупый! Глупый!

Я ж о м б е к. Возненавижу, Баська! Возненавижу…

Б а с ь к а. Ведь люди…

Я ж о м б е к. Умоляю тебя, Баська!

П о ж а р н и к (кричит). Я, я скажу! Я слышал, как они тут…

К о р м и л е ц. Молчать! Я это из него выжму!

Стрелка останавливается, указывая на какого-то парня, по застывшему лицу которого текут слезы. С него снимают ремень, связывают руки. Л е о н а р д ведет его в нишу. Когда они оказываются в нише, прикрытой пожарной машиной, Леонард валит парня на пол.

Л е о н а р д (наклоняется над ним и шепчет). Кричи! Кричи как будто тебя режут! Ори!

Парень в первый момент не понимает, в чем дело. Ведет взглядом по полу и видит, что люди, приведенные сюда до него, лежат живые… Тихо дышат, боясь, что их выдаст любой звук. П е р в ы й п а р е н ь поворачивает голову в сторону Леонарда.

П е р в ы й п а р е н ь (шепчет). Ты, добренький мерзавец… До каких пор будешь жалостливым? Плевал я на твою доброту! Режь!

Л е о н а р д (трясет второго парня). Кричи! Я тебе всадил нож под ребро! Кричи!..

На эстраде теперь играют танго. Второй парень моргает, выдавливает из себя тихий стон. Леонард выходит из-за машины.

Даже не пискнул. Сердце. Скажи ему, пусть выбирает мужиков потолще. А то мне нечего делать… (Демонстративно вытирает штык о брюки.)

Кормилец его не слушает. Он смотрит на К а л и н а с а, вдруг появившегося в дверях. Калинас держит ворох медальонов и крестиков.

Музыканты перестают играть. Всё на какое-то время замирает.

Калинас подходит к ближайшей группе связанных людей. Каждому вешает на шею какой-нибудь медальон. Кто-то с трудом вытаскивает руку из-под пожарного шланга и лезет за деньгами… Под ноги Калинасу падает банкнот. Он идет дальше, переходя от одного человека к другому и вешая на шеи медальоны. И вдруг…

Л ю т и к. Это ты, скотина! Из-за него мы…

Последние слова уже не слышны. Лютик дает по Калинасу короткую очередь из автомата. Калинас, будто просто получив камнем по спине, оборачивается, как бы желая посмотреть, кто его ударил. Улыбается. Беспомощно опускает руки. На пол сыплются медальоны и цепочки. Он даже не шатается. Какое-то время стоит неподвижно.

К у д р я в ы й. Играть! (Целится из автомата в музыкантов.)

Грянула музыка. И кажется, что только этот взрыв музыки подгибает колени Калинаса. Кормилец подскакивает к Лютику.

К о р м и л е ц. Идиот! Ты мне заплатишь за это…

Л ю т и к (отталкивает его от себя). Где? Когда? Где? Когда?..

Шланги, стискивающие людей, напрягаются. Кое-кто пытается вырваться из их объятий. Очередь из автомата Кудрявого, выпущенная прямо им под ноги, поднимает столб пыли и щепок…

У ч а с т о к.

Прижатый к стене Г а б р ы с ь все еще целится в спину И г н а ц а. В окно доносится звук автоматной очереди.

Г а б р ы с ь. Уходите! Уходите! (В ужасе смотрит на мужиков, столпившихся в дверях участка. Прячется за спиной Игнаца.) Люди, уходите! Подобру говорю, уходите…

М у ж и к, который торговался из-за расписки, делает шаг вперед.

М у ж и к. Одного убьешь, другого убьешь… А с десятым не справишься!..

Г а б р ы с ь. Люди, уходите! (Держась за стену, начинает продвигаться к двери.)

Группа мужиков в то же время идет к центру комнаты. Когда в дверях уже никого нет, Г а б р ы с ь бросается бежать.

И г н а ц. Держите! (Хватает с пирамиды карабин и втискивает его в руки мужика.)

Мужик отталкивает карабин.

Не пойдете?

М у ж и к. У меня есть свой. Самодельный. (Расстегивает одежду. Под ней висит обрез.)

Доносятся звуки музыки, все более громкой и нестройной…

Музыканты! (Щелкает затвором.)

З а к р ы т ы е в о р о т а п о ж а р к и.

М у ж и к и окружают здание пожарки. Несколько человек перелезают через забор и заходят за пожарку сзади. И г н а ц стреляет в воздух.

И г н а ц. Кормилец!

Тишина.

И г н а ц. Выходи! Тебе не уйти! Выходи!..

Из пожарки кто-то дает автоматную очередь по воротам. В досках ворот как точки появляются отверстия от пуль. Слышен голос Кормильца: «Убирайтесь! Всех передавлю! Всех!»

М у ж и к (тянет Игнаца за рукав). Он сделает это, ей-богу, сделает!

И г н а ц. Так что?

М у ж и к. Надо придумать что-нибудь.

И г н а ц (складывает руки рупором. Вдоль стены пробирается ближе к воротам). Кормилец, давай поговорим…

Из-за двери доносится голос Кормильца: «Говори!»

Это твой грузовик? Ты на нем приехал?

Тишина. Спустя некоторое время смех и голос Кормильца: «Я тебе, сукин сын, все равно не поверю!»

Кормилец, у тебя земля под ногами…

Вторая автоматная очередь в ворота.

М у ж и к (хватает Игнаца за лацканы пиджака, прижимает к стене. Говорит прямо в лицо, жестко и определенно). Говнюк!.. Ты… Ты повежливей с ним! Ты его проси! Ему уж терять нечего, он перебьет всех и пустит себе пулю в лоб… Ему-то что? Ничего!

И г н а ц (взрывается). Я его…

М у ж и к. Проси!

Игнац снова стреляет в воздух. Некоторое время тишина. Люди напряженно вслушиваются в нее.

Теперь он начнет! Из их автоматов это раз-два…

И г н а ц. Кормилец!

Тишина.

М у ж и к. Наверно, уже устанавливают… прицеливаются.

И г н а ц. Не каркай! Не каркай! Чертова ворона! Кормилец!!!

Из-за ворот голос Кормильца. Кажется, что он стоит прямо за воротами.

К о р м и л е ц. Поговорим?!

И г н а ц. Я тебя отпущу! Выходи…

К о р м и л е ц. Ты у меня парня убил!

И г н а ц. Ей-богу, нет!

К о р м и л е ц. Пусть отзовется!

И г н а ц. Удрал!

К о р м и л е ц. Вижу, что врешь!

М у ж и к. Я, я клянусь богом!.. Сбежал!

К о р м и л е ц. Сообщил в уезд?

И г н а ц. Я не мог!

К о р м и л е ц. Кого хочешь отсюда вытащить? Кого больше всех?

Игнац смотрит на мужика.

М у ж и к. Раз так говорит, значит, будут расстреливать, будут…

И г н а ц. Не каркай!.. Кормилец! Детей выпусти!.. И баб!..

К о р м и л е ц. И кого еще, радость моя, кого?..

И г н а ц. И… и Стефека… И выходи, выходи, бандит, ведь я жертвую этими людьми… Я не выдержу больше, выходи, бандит!

За воротами слышится какой-то шум, звук падающего на пол аккордеона, крик. Потом два выстрела.

Если ты убил Стефека, то…

Калитка в воротах пожарки распахивается от удара изнутри. В калитке стоит Б а с ь к а. Руки ее скрещены на груди. За ней в полумраке маячит фигура Лютика. За ними из глубины помещения слышится голос Кормильца.

К о р м и л е ц. Видишь?

И г н а ц. Если ты убил Стефека, то…

К о р м и л е ц. Молчать! Хочешь иметь на своей совести остальных? Хочешь, хам?!.

М у ж и к (шепчет за спиной Игнаца). Стреляй, теперь уже стреляй… (Заряжает свой обрез.)

Игнац отталкивает его к стене.

К о р м и л е ц. Хочешь принять на свою хамскую совесть столько живых существ? Хамская совесть, как у свиньи! Не выдержит, не поймет!

И г н а ц. Чего? Говори, чего хочешь?!

К о р м и л е ц. Уехать отсюда! Если кто поднимет винтовку, то для нее смерть! Я ее с собой беру! Ну?.. (Шепотом, Баське.) Сейчас ты убедишься, как они тебя любят.

Б а с ь к а (рванувшись вперед). Боже, пусть это все сразу уж кончится! Стреляй, Игнац, стреляй!..

Карабин висит в безвольно опущенной руке Игнаца.

Стреляй, дурень! Дурень!..

К о р м и л е ц. Ну давайте — стреляйте! Не слышите? Она жертвует собой! (Коротко рассмеявшись, поворачивается к Баське.) Видишь, радость моя, они этого не понимают… Просто, радость моя, не понимают. (Сует пистолет в кобуру. Идет теперь впереди Баськи к грузовику, не глядя на людей, затаившихся вдоль стены и в молчании наблюдающих за его «шествием».)

И г н а ц (кричит, очнувшись от оцепенения). Люди!..

Тишина.

Как вы на это можете смотреть, люди?!. Люди! (В отчаянии ударяет кулаком об стену так, что кровь течет из разбитой руки.)

П о ж а р к а.

Полумрак. Пусто. На полу мусор. Валяются пожарные шланги. Они лежат, сохраняя форму кругов, их узлы еще не развязаны. На эстраде брошенные инструменты. Веревки, которыми были связаны музыканты, валяются тут же. Бутылки, разбитые ящики, тарелки, закуска разбросаны по полу. С у б ъ е к т при лотерее, пошатываясь, подбирает с полу лотерейные призы. Снова расстанавливает их на кругу, проверяет, крутится ли указатель.

С у б ъ е к т (бормочет).

Он один в пожарке. Кроме него в пожарке еще двое неподвижно лежащих. Калинас лежит, уткнувшись лицом в свои медальоны и цепочки… Леонард мертвыми пальцами вцепился в клавиатуру аккордеона.

Р а в н и н а.

Ночь. Грузовик едет с потушенными огнями. Дождь косо бьет по ветровому стеклу. За ритмично двигающимися стеклоочистителями просматривается лицо К о р м и л ь ц а. Его руки судорожно вцепились в руль. Рядом с ним К у д р я в ы й.

К у д р я в ы й. Командир!.. Душно!..

К о р м и л е ц. Что? Что, душно?

К у д р я в ы й. Льет, а душно! Меня душит… Дождь, а как будто зной льется с неба… Я пересяду наверх!..

Кормилец резко тормозит.

Кудрявый вылезает из кабины. Захлопывает за собой дверцу. Машина едет дальше. У Кормильца слипаются глаза. Грузовик едет медленно, как бы вслепую нащупывая дорогу. Вдруг Кормилец слышит стук в крышу кабины. Тормозит, но не выключает мотор. Открывает дверцу, становится на ступеньку, заглядывает в кузов.

К о р м и л е ц. Что такое, черт возьми? Снова кукурузник, что ли?!

Темно. Льет дождь.

Ну, отвечайте же!..

Во мраке, в кузове, просматривается одна-единственная фигура.

Где они?

Тишина. Капли дождя стучат по земле.

Где они, ты, сука?..

Б а с ь к а. Слишком медленно ехал! Слишком медленно… Поищи теперь, поищи!..

К о р м и л е ц. Лютик!

Тишина.

Кудрявый! Удалой! Где вы?! Ловкач! Анафема, Анафема, отзовись!.. (Соскакивает с подножки. Обегает вокруг машины.) Габрысь!.. (Бегает вокруг грузовика. Падает, поскользнувшись на мокрой земле. Смотрит безумным взглядом во мрак, рябой от струй дождя.) Отзовитесь же! Удалой! Кудрявый! Лютик!.. Где вы? Это я, я!.. Отзовитесь! Анафема! Явор! Захариаш! Вурдалак! Это я, я! Где вы?.. Явор! Ворона! Венед!..

Б а с ь к а. Сбежали! Как крысы сбежали!..

Кормилец бежит по полю, по щиколотку проваливаясь в раскисшую землю. Падает, поднимается, снова падает.

К о р м и л е ц (кричит во мрак). Леонард! Леонард!.. Соберитесь! Еще не конец! Леонард!.. Галка! Лютик! Коршун! Кошевский! Младший Кошевский! Дунай! Рысь! Становись!..

Загораются фары грузовика. Кормилец, весь в грязи, падая и поднимаясь, наконец выбирается на дорогу. Попадает в свет фар.

Габрысь! Задруга! Зенон!.. Кудрявый! Пламень! Студент! Цапля! Яхоцкий! Становись! Ко мне, хлопцы! Становись!.. (Пятится, глядя на ослепляющий его свет фар и надвигающийся на него грузовик.)

Б а с ь к а (вцепившись в руль, бессознательно шепчет). Езус Мария! Не могу, не могу…

Но грузовик двигается вперед. Кормилец, пятится, оступается. Глаза его полуоткрыты. Он кричит все тише.

К о р м и л е ц. Дятел! Завиньский! Денди!.. Габрысь! Леонард!.. Добряк!.. Стахулек! Становись! Становись! Становись! Отзовитесь!.. Не покидайте!.. Юзек! Косуля!.. (Хватается за бампер грузовика, как бы хочет оттолкнуть его от себя.) Утка! Витольд Ягоцкий!.. Ко мне! Коренастый!.. Ветеран! Нет!!! (Напряженными руками упирается в капот грузовика, старается задержать его.)

Грузовик тормозит резко, со скрежетом. Баська прячет лицо в руках, лежащих на руле. Плачет.

Ежи!.. Сойка!.. Наездник! Ко мне! Становись!.. Ребята!.. Тетерев!.. Леонард!.. Кудрявый!.. Ко мне!.. Анзельм!.. Чучело!.. Павловский! Туча! Собирайтесь! Ребята!.. Становитесь!..

Исчезает из света фар. Бежит, раздирая криком ночь, рябую от дождя. Вдруг застывает в напряжении. В густом мраке и настойчивом шуме дождя он чувствует чье-то присутствие. Его охватывает панический страх. Роняет пистолет. Падает на колени и, разминая руками грязь, начинает его искать. Ему начинает казаться, что мрак перед ним как-то зашевелился. Хочет крикнуть: кто?! Но из горла вылетает только хрип. В этот момент его рука нащупывает в грязи пистолет… Стреляет и слышит крик Габрыся.

Г а б р ы с ь. Ой, мамочка родненькая!..

Тело опускается на землю в трех-четырех метрах от Кормильца.

К о р м и л е ц. Габрысь!

Г а б р ы с ь. Командир, я…

К о р м и л е ц. Габрысь, мальчик… (Руками касается его лица и наталкивается на что-то теплое и липкое — кровь. Резко поднимает лицо к небу.) Езус, за что это?! За что?!.

Г а б р ы с ь. Ничего мне не будет, командир… Если бы вы первым не выстрелили… так, может, я… В такой темноте вы не могли попасть точно… Я выживу, ей-богу, выживу… Теперь вернемся домой… Правда, командир, вернемся?.. Почему… почему бы нам не вернуться?..

К о р м и л е ц (чувствуя на своем лице его хриплое дыхание). Домой… Да, мальчик… Уже время возвращаться… Самое время… (Поднимает Габрыся с земли. Медленно идет туда, где сквозь струи дождя пробиваются далекие огни грузовика.)

Перевод М. Демакиной.