Мэдисон
Я забираюсь в темноту гаража, запах масла и металла заполнил мои ноздри. Сердце бешено стучит в груди, его ритм нестабилен. Я глотаю воздух, пытаясь унять адреналин, бурлящий в моих венах. Трейлер, накрытый старым брезентом, прячется в углу. Мое единственное убежище.
Я бросаюсь к нему, кроссовки шуршат по бетонному полу. Брезент задевает кончики моих пальцев, прежде чем я ныряю под него. В трейлере сыро и вызывает у меня клаустрофобию, но это моя единственная защита. Когда я прижимаюсь к земле, моя рука натыкается на что-то холодное и металлическое. Плети. Цепи. Дрожь ужаса пробирает меня до костей, заменяя восторг от игры.
Они кажутся такими неуместными, такими темными. Я моргаю, заставляя себя привыкнуть к слабому освещению. В фокус попадает все больше предметов. Предметы, предназначенные для удовольствия и боли. Трейлер священника, наполненный таким несоответствием.
Сердце колотится о грудную клетку. Это слишком много, слишком неправильно. И тут я слышу это. Низкий, ритмичный стук приближающихся шагов. Паника охватывает меня, цепляясь за мои чувства. И я бегу, покидая свое убежище и следы темного прошлого Данте, через боковую дверь.
Я слышу его смех, доносящийся за мной, — леденящее душу напоминание о волке, охотящемся на свою лань. — Это не должно быть погоней, но я охотно погонюсь за тобой, малышка! — зовет он.
Я тяжело сглатываю, осознавая свою ошибку. Волнение и страх закрутились в моем сердце.
Я бросаюсь в лес. Сухой хруст листьев под ногами — мой единственный спутник. От волнения погони по коже бегут мурашки. Каждый щелчок веток под моими кроссовками, каждый шепот деревьев наверху нагнетают напряжение.
Это захватывающая и пугающая симфония ночных звуков. Я слышу шаги Данте, зловещий хруст листьев в темноте вторит моим собственным. Его смех разносится по лесу — хищник наслаждается охотой.
— Нет смысла бежать, маленькая лань, — насмехается он. — Этот волк всегда в конце концов настигает свою добычу!
Я не обращаю внимания на его насмешки и бегу дальше, выдыхая судорожными вздохами. Я почти чувствую вкус свободы, когда внезапный треск раздается так близко позади меня, что я понимаю, что он почти настиг меня. Вместо того чтобы продолжить путь, я прячусь за дерево. Дыхание сбивается, когда я слышу приближение Данте. Он слишком близко, и вот он уже движется мимо меня, его силуэт едва различим в лунной ночи.
— Я думал, ты будешь лучше в этой игре, маленькая лань! — кричит он, — Но я так легко тебя поймал.
А потом он исчезает, поглощенный темнотой.
Я нахмуриваю брови, испытывая облегчение и разочарование. Я была уверена, что он меня поймает. Я жду, сердцебиение медленно возвращается к ровному ритму. Затем я вырываюсь из укрытия и бросаюсь на открытое пространство. Меня встречает Данте в балаклаве.
— Попалась, — говорит он.
Прежде чем я успеваю среагировать, он хватает меня за запястья и скрепляет их лентой.
— Давай не будем усложнять ситуацию, малышка, — пробормотал он. И он закидывает меня на плечо, мои усилия бессмысленны против его железной хватки.
Я чувствую, как зловещий трепет охоты заканчивается, когда мы движемся к дому, и от волнения мое сердце бешено стучит. Этот неистовый священник-преследователь собирается трахнуть меня, и я не могу дождаться.
Зайдя в дом, Данте захлопывает входную дверь. Не говоря ни слова, он несет меня вверх по лестнице, мое тело подпрыгивает на его плече при каждом шаге. Он заходит в свою спальню и бросает меня на кровать.
Я задыхаюсь, когда он бросает меня на матрас, и смотрю на него расширенными глазами. Данте нависает надо мной, его глаза сверкают триумфом.
— Похоже, я победил, маленькая лань.
Он протягивает руку и стягивает ленту с моих запястий, его пальцы ловко расстегивают пуговицы на блузке, его прикосновение обжигает мою кожу. Ткань спадает, растекаясь вокруг меня, и я лежу обнаженная. Затем он стягивает с меня юбку и трусики, и я остаюсь голой. Он привязывает мои запястья веревкой к столбикам своей кровати с балдахином. Затем он привязывает мои лодыжки к двум другим столбам. Я держусь перед ним распростертой и обездвиженной.
— Вот и ты, — мурлычет Данте, впиваясь в меня взглядом. — Все для меня.
Я извиваюсь под его взглядом, и меня охватывает трепет предвкушения.
— Данте, — выдыхаю я его имя, выгибая спину. — Пожалуйста, мне нужно…
Он хватает меня за горло, сжимая и обрывая мои мольбы.
— Я контролирую тебя, маленькая лань. Ты моя добыча, и я буду обращаться с тобой так, как захочу.
Доминирование в его голосе делает меня еще более влажной.
— Но мне нравится слышать, как ты умоляешь, — пробормотал Данте, освобождая мое горло, и его пальцы пробежались по моему телу в возбуждающем шепоте. Я дрожу, мое тело отвечает ему так, что это пугает и возбуждает меня одновременно. Он наклоняется ближе, его губы касаются моего уха, когда он шепчет: — Умоляй меня, маленькая лань.
— Пожалуйста, — шепчу я, и мой голос становится хриплым. — Пожалуйста, Данте. Мне нужно почувствовать тебя внутри себя.
Из его груди вырывается низкий рык, а его пальцы скользят между моих бедер.
— Вот это моя хорошая девочка, — хвалит он, его прикосновения вызывают во мне волны наслаждения. Он сломает меня, и я буду любить каждую секунду.
От его прикосновений по коже бегут мурашки. Как будто от него исходит электрический заряд, который искрится при малейшем прикосновении. Он начинает с моего пупка, его язык прокладывает дорожку вниз, его щетина царапает мою чувствительную кожу.
Он делает паузу на стыке моих бедер, его теплое дыхание заставляет меня извиваться в предвкушении. А затем его язык проникает в мою киску, вылизывая ее снизу доверху. Это медленное, нежное исследование, которое заставляет меня прикусить губу, чтобы сдержать стон. Его язык скользит по моему клитору, и я вздрагиваю, а мои руки сжимаются в кулаки.
— Данте, — хнычу я, испытывая все большее наслаждение.
Он одобрительно хмыкает, а его язык делает то, от чего у меня подгибаются пальцы на ногах. Его руки удерживают мои бедра, не давая мне двигаться. Он лижет меня до тех пор, пока я не начинаю дрожать, умоляя о большем.
— Пожалуйста, Данте. Мне нужно, чтобы ты трахнул меня. Мне нужно, чтобы ты лишил меня девственности. Пожалуйста.
Я чувствую, как он ухмыляется под балаклавой.
— Раз уж ты так мило просишь, хочешь увидеть мой член, маленькая лань?
Я киваю в отчаянии. Я хотела увидеть его с тех пор, как Данте трахал мой рот, держа меня с завязанными глазами. В голове крутились фантазии о том, как бы этот мужчина-Божий выглядел обнаженным.
— Дай мне посмотреть на тебя.
В его глазах загорается дьявольский блеск. Он отходит от кровати и встает у подножье.
— Ты уверена? — дразняще спрашивает он.
Я сглатываю, в горле внезапно пересохло.
— Да.
Медленно он расстегивает пуговицы на рубашке, его движения рассчитаны и неторопливы. Каждая пуговица обнажает все больше его точеный торс и чернильный холст на коже. Его грудь широкая и подтянутая, каждая мышца идеально очерчена, как я и представляла. Он отбрасывает рубашку в сторону и теперь стоит передо мной без рубашки.
Этого недостаточно. Данте это знает. Я вижу восторг в его глазах, когда он наклоняет голову.
— Ты хочешь большего, не так ли?
Я киваю, пока он перебирает пальцами ремень, одним быстрым движением расстегивает брюки и сбрасывает их вместе с трусами.
Я задыхаюсь, мое сердце бешено колотится.
— Ты… ты…
Он делает шаг ко мне.
— Что я, малышка? — дразнит он, его голос низкий и хриплый. Его пальцы прочерчивают дорожку по моей связанной ноге, и от предвкушения я дрожу. — Скажи мне.
— Огромный. Слишком большой, — вздохнула я, моя киска пульсирует при виде массивного члена Данте, который стоит твердо и готов разорвать меня на две части.
Он хихикает, темный звук, от которого у меня по позвоночнику бегут мурашки.
— Он идеально подойдёт твоей киске. — Он крепче сжимает мое голое бедро. — Знаешь, почему?
Я качаю головой.
— Потому что я создан для тебя, а ты — для меня. — Он забирается на кровать, его балаклава все еще на месте. — Скажи мне, чего ты хочешь, Мэдисон.
Я зажимаю нижнюю губу между зубами, гадая, не сочтет ли он меня дурой за то, что я хочу.
— Я хочу, чтобы ты сделал мне больно, как раньше.
Он наклоняет голову.
— Ты хочешь, чтобы я не снимал балаклаву?
Я киваю в ответ.
— Почему? — требует он.
— Потому что она меня пугает. И это меня заводит, — удается заикаясь произнести мне. Наступает пауза, и мы оба смотрим друг на друга. Я чувствую, как Данте ухмыляется под тканью, а злость в его глазах достигает своего апогея.
— Ты хочешь умолять? — спрашивает он, его голос теперь глубже, тяжелее от желания.
— Да.
Слово вылетает изо рта прежде, чем я успеваю его остановить.
Он снова хихикает.
— Тогда умоляй, — приказывает он.
— Пожалуйста, — начинаю я, мой голос дрожит. — Пожалуйста, ты мне нужен. Я хочу, чтобы ты заставил меня чувствовать себя так, как я никогда не чувствовала раньше. Я хочу, чтобы ты заполнил меня до отказа, чтобы я едва могла дышать. Я хочу, чтобы ты довел меня до края, а потом столкнул вниз. Я хочу тебя.
— Вот это я называю умолять, — говорит он, его голос — низкое рычание. Его рука перемещается между моих ног, пальцы дразнят мой клитор. — И раз уж ты была такой хорошей девочкой… — Его голос прерывается, когда он вводит в меня два пальца, заставляя меня задыхаться. — Думаю, я могу тебе помочь.
Он располагается между моими бедрами, его огромное, мускулистое тело нависает надо мной. И тут я чувствую толстую головку его члена у своего входа. Я отдаю свою девственность безумному священнику с прошлым, окутанным тайной. Глядя в глаза этого извращенного мужчины, я понимаю, что по-другому и не хотела бы.
— Скажи мне, как ты хочешь.
Я скрежещу зубами.
— Жестко и грубо. Сделай так, чтобы было больно, — дышу я.
Он рычит, а затем вонзается в меня, забирая мою девственность с такой грубостью, что весь кислород из моих легких уходит. Боль безумна. Я с трудом соображаю, что происходит.
— Ты выпустила на волю зверя, малышка. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Он хватает меня за горло и перекрывает дыхательные пути, усиливая головокружительные ощущения, которые уже разрывают меня.
Мне кажется, что душа покидает мое тело, когда я смотрю в эти темные, опасные глаза, полные жестокого голода.
Он замирает, стиснув челюсти и глубоко дыша. Боль невероятная, но и удовольствие тоже. Смесь, не имеющая логического смысла. Данте растягивает меня так, как я и представить себе не могла.
Он двигается, вытаскивая из меня свой толстый член.
— О, черт, — стонет он, глядя на свой член. — Ты вся в своей девственной крови, маленькая лань.
Я слегка замираю, гадая, нормально ли это.
— Дело в том, что звери жаждут крови.
Он трахает меня грубее, глядя на меня сквозь дырки в балаклаве.
— Видя, как ты истекаешь кровью на моем члене, я становлюсь таким чертовски твердым.
Я стону. Дикий взгляд его глаз заводит меня еще больше. С каждым грубым, жестким ударом боль сменяется невероятным наслаждением. Я никогда раньше так не возбуждалась.
Одна рука крепко сжимает мое горло, другая перемещается между ног, поглаживая мой клитор в неровном ритме, совпадающем с его грубыми толчками.
— Ты порочная маленькая лань, не так ли? — Его голос — низкое рычание, от которого у меня по позвоночнику бегут мурашки. — Умоляешь о боли, жаждешь страха. Ты зависима от опасности, не так ли, малышка?
Его рука скользит по моему телу, еще больше разжигая мое желание.
— Ты хочешь этого так же сильно, как и я, не так ли? Тебе это нужно. Боль, страх и удовольствие. Ты ведь грязная девчонка, не так ли?
— Да, — задыхаюсь я, выгибая спину, потому что удовольствие переполняет меня. — Сильнее.
— Черт, — хрипит он. — Ты — огненная буря, — рычит Данте, его слова сопровождают каждый толчок.
— Я никогда не думал, что ты такая грязная маленькая распутница, которая хочет так грубо и так жестко. — Он пытается сохранить самообладание, но гортанный тембр его голоса выдает его нарастающее возбуждение. — Ты чертовски ненасытна, не так ли?
Его пальцы все глубже впиваются в мои бедра, и резкие ощущения смешивают боль и удовольствие в пьянящий коктейль.
— Давай выясним, насколько глубоко укоренилась твоя тяга к боли. — Он наклоняется к тумбочке и берет из ящика нож. — Посмотрим, насколько темна и развратна моя маленькая лань.
Я должна испугаться, увидев нож в руке мужчины внутри меня. Мужчина, которому я доверила свою девственность, но это усиливает мое возбуждение и пьянящий страх, к которому я пристрастилась.
— Черт, малышка. Ты идеальна.
Он проводит острым ножом по моему телу, едва касаясь кожи.
Его толчки становятся более целенаправленными, каждый из них усиливает удовольствие, проходящее через мое тело.
Нож в его руке дразнит мою кожу, скользит в опасной близости, но никогда не соприкасается с поверхностью.
Страх опьяняет, каждая прошептанная угроза и дразнящее прикосновение ножа усиливают удовольствие, проносящееся сквозь меня. Этот человек — искусный мучитель. Человек, который должен быть Божьим человеком, сам является Богом. Учитывая его профессию, он знает женское тело так, как никогда не должен.
Я замираю, когда чувствую, как он проводит лезвием по вершине моих бедер. Острый кончик прижимается к моему клитору, забирая весь кислород из моих легких. Его толчки замедлились, и он смотрит на нож.
— Теперь тебе страшно, маленькая лань? — спрашивает он.
Я тяжело сглатываю, с трудом подбирая слова.
— Да, — вздыхаю я.
— И ты возбуждена? — Его темные глаза переходят на мои, и я киваю. — Я могу сказать, что твоя киска сейчас такая чертовски мокрая.
Медленно он проводит кончиком ножа по моему клитору, заставляя меня вздрагивать.
— Но что, если я порежу твою прекрасную кожу? Ты бы все равно возбудилась? — спрашивает он, удерживая мой взгляд.
Меня мучает чувство, что так и будет. Что боль усилит удовольствие между нами. Вместо ответа я прикусываю губу.
— Отвечай, — требует Данте. Его тон такой же острый, как и нож, который он держит против меня.
Я чувствую, как пульс гулко отдается в ушах.
— Да, — шепчу я.
Он убирает нож от моей интимной зоны, проводя им вверх. Холодный металл скользит по моему животу, заставляя меня дрожать. Внезапно я чувствую острый укол. Я смотрю вниз, и дыхание сбивается при виде тонкой красной линии, появившейся на моем животе. Это неглубокий порез, но достаточный для того, чтобы струйка крови растеклась по коже. Боль обостряет удовольствие, заставляя меня задыхаться.
Ухмылка Данте расширяется по мере того, как мое тело реагирует, и я не могу не почувствовать трепет удовлетворения от его одобрения.
— Так чертовски красиво, когда ты истекаешь кровью ради меня, малышка. — Он вырывается и резко входит в меня, отправляя меня на край блаженства. А потом он наклоняется и слизывает кровь с моего живота, как зверь, застонав от удовольствия. — Я мог бы пить каждую частичку тебя до конца своей гребаной жизни и умереть счастливым человеком.
— Данте, пожалуйста. Мне нужно…
Он прерывает мои мольбы, крепко сжимая мое горло.
— Я говорю, когда ты будешь кончать на моем члене, маленькая лань, поняла? И никакие уговоры не изменят этого.
Его доминирование приближает меня к разрядке.
— Данте, — хнычу я, сжимая пальцы в бессилии.
Он рычит, как зверь. Его жестокий темп неумолим, пока он входит глубоко и сильно.
— Ты этого хотела, малышка? — рычит он, его голос груб от вожделения. — Ты хотела, чтобы я трахал тебя жестко и грязно, как шлюху, которой ты являешься?
Я могу только стонать, и каждый стон, кажется, подстегивает его. По мере того как удовольствие нарастает, он наклоняется и кусает мой сосок, заставляя меня вскрикнуть.
Он хихикает.
— Правильно, кричи для меня. Пусть весь гребаный мир знает, что священник Фордхерста владеет этой киской.
— Да, Данте, — стону я, выгибая спину. — Она твоя. Навсегда.
Его выражение лица становится диким, глаза вспыхивают.
— Именно так. Моя.
Его хватка на моем горле усиливается, заставляя края моего зрения расплываться.
Безумие, как сильно я доверяю ему в том, что он не причинит мне вреда. Человек, которого я знаю совсем недолго.
Он стягивает с себя балаклаву и глубоко целует меня. А когда он выпрямляется, его зловещая улыбка — единственное предупреждение, прежде чем он резко останавливается, оставляя меня на краю.
— Ты кончишь для меня так чертовски сильно, — шепчет он. — Но я хочу, чтобы ты видела мое лицо, когда будешь кончать. Я хочу, чтобы мое лицо было единственным, что ты, блять, увидишь, когда снова испытаешь оргазм.
Я хнычу при этой мысли, но не думаю, что это будет трудно. Данте возвращается к своему жестокому темпу, вбиваясь в меня с такой силой, что кровать сотрясается. Его рука плотно обхватывает мое горло, перекрывая доступ кислорода, и мой мир сужается до одного лишь Данте.
Другая его рука движется между нами, пальцы находят мой клитор. Он безжалостно теребит его, доводя меня до исступления.
— Ты собираешься кончить для меня, малышка? — рычит он. — Будешь кончать, пока я буду выжимать из тебя жизнь? Тебе ведь это нравится, правда? Опасность. Власть, которую я имею над тобой.
Я не могу говорить, не могу думать, не могу дышать. Все, что я могу, — это чувствовать. Чувствовать, как Данте владеет мной, разрушает меня, восстанавливает. Я чувствую, как мой оргазм нарастает, выходит из-под контроля.
— Данте! — кричу я его имя.
— Вот так, — стонет он. — Взорвись для меня. Позволь мне почувствовать, как твоя киска сжимается вокруг моего члена, когда ты кончаешь. Позволь мне услышать, как ты выкрикиваешь мое имя, когда я лишаю тебя кислорода.
Мир кружится, и все вокруг становится черным, когда моя кульминация настигает, проносясь сквозь меня, как ураган. Я выкрикиваю имя Данте, но звук заглушается недостатком кислорода. Моя киска сжимается вокруг него, обсасывая его член, пока я не кончаю.
Но даже когда я спускаюсь с высоты, Данте не останавливается. Его темп продолжается, неумолимый и жестокий.
— Вот моя хорошая девочка, — ворчит он, — ты так сильно кончила для меня, правда? Как я, блядь, и предполагал.
Его хватка на моем горле ослабевает, позволяя воздуху вернуться в мои легкие, и мои чувства переходят в острый режим, когда на меня обрушивается еще одна волна удовольствия.
И с последним толчком он следует за своим освобождением, его тело напрягается надо мной, когда он с криком освобождается. Он рушится на меня сверху, и мы оба задыхаемся.
Через некоторое время он молча развязывает узлы на моих запястьях и лодыжках. А потом поднимает меня и обнимает, нежно потирая отметины на запястьях.
— Как ты себя чувствуешь, маленькая лань? — спрашивает он.
Я смотрю в его темные глаза.
— Счастливой впервые за долгое время.
Он хихикает.
— Ты просто чудо, малышка. Большинство девушек в первый раз не перенесли бы того, что пережила ты, а ты так легко восстанавливаешься. Это нормально — быть эмоциональной после того, что мы сделали.
— Счастье — это эмоция, — говорю я.
Он качает головой.
— Да, это так.
Он целует меня нежно, что резко контрастирует с тем, как он меня трахал.
Когда Данте заключает меня в свои сильные объятия, я не могу не думать о том, что я вписываюсь в него, в его мир, так, как никогда не ожидала. Его доминирование и потребность контролировать не пугают меня. Они дают мне чувство безопасности, которого я никогда раньше не знала.
Несмотря на то что я плохо его знаю, я бы не хотела, чтобы кто-то другой стал моим первым. Это должен был быть он. Мой священник. Мой запретный секрет. Мой мир.
Надеюсь, мое прошлое никогда не настигнет меня, потому что если это случится, наш мир может сгореть дотла за считанные секунды. А если кто-то в этом городе узнает правду, это погубит Данте. Несмотря на эти мысли, я знаю, что земля должна разверзнуться и поглотить меня, чтобы удержать от этого человека.