Спасение

3

Данте

Мои мысли не заняты этой гребаной проповедью. Отрывки из Библии слетают с моего языка с тщательной точностью, но мои мысли в сточной канаве. Мэдисон здесь. Моя одержимость. Я встретил ее только вчера вечером, а уже заставил старого знакомого найти все, что он смог на нее накопать. Она — призрак. Никакой информации.

Либо ее зовут не Мэдисон Дэйнс, как она утверждает, либо за ней охотится кто-то очень могущественный, и они стёрли информацию о ней. Она сидит в задней части моей церкви. Может, мне кажется, но выглядит это так, будто она трахает меня глазами. Возможно, это мне кажется. Я хочу ее так, как никогда не хотел девушку. Я схожу с ума, фантазируя обо всех грязных вещах, которые хочу с ней сделать. Она моя, но я не могу заполучить ее. Только если я не хочу отказаться от своих клятв.

Но я чертовски близок к этому после одного разговора с ней. Бог знает, что может случиться, если я узнаю ее получше. Скоро она будет скакать на моем члене перед гребаным алтарем.

Сегодня утром мне пришлось прочесть десять молитв "Аве Мария" после самой интенсивной дрочки с тех пор, как я принял духовный сан. Но это того стоило, когда я фантазировал об этом прекрасном создании, извивающемся подо мной, пока я трахал ее как дикарь. Самым тошнотворным было то, что я представлял, как сначала преследую ее, питаюсь ее страхом, а затем наполняю ее своей спермой, как только поймаю ее. Я никогда не хотел быть глубоко внутри женщины так сильно, как хочу быть внутри милой малышки Мэдисон.

Черт.

Не могу поверить, что я читаю свою воскресную проповедь с членом, твердым, как стальная труба, под моей мантией.

Все, что я делаю, — это выполняю свои обязанности. Что бы сделали мои прихожане, если бы узнали, какие больные и извращенные мысли роятся у меня в голове?

По крайней мере, она сидела в задней части. Я чувствую, что мои первобытные инстинкты сработали бы, если бы она была ближе. Горожане с ума сойдут, если я остановлюсь на полпути и, как гребаный неандерталец, потащу новенькую из своей церкви в лес, чтобы там с ней покувыркаться.

Ее ярко-голубые глаза такие напряженные. Как будто она может заглянуть прямо в глубины моей души.

Наконец, отрывок заканчивается, и я закрываю проповедь. В этот момент люди стоят и разговаривают между собой. Мое внимание сосредоточено на Мэдисон. Она несколько раз бросает взгляд на дверь, словно раздумывая, не сбежать ли ей. Я не могу позволить сбежать ей так просто, поэтому иду к ней.

— Мэдисон, — произношу я ее имя, и она поворачивает голову.

— Здравствуйте, отец, — говорит она, мило улыбаясь. — Отличная проповедь.

— Спасибо, — говорю я, сцепив руки за спиной. — Не хотите ли вы присоединиться к какому-нибудь из наших церковных клубов? Поскольку вы недавно в городе, это может помочь познакомиться с людьми.

У нее перехватывает горло.

— Возможно. Но я предпочитаю держаться в тени. — Она нервно сжимает большие пальцы. — Какие у вас есть клубы?

— Почему бы мне не показать вам список? — Я киваю в сторону задней части церкви. — Это займет всего несколько минут.

Плохая, блять, идея.

И все же моя темная сторона берет верх. Я знаю, что не должен возвращаться туда с Мэдисон. Она слишком соблазнительна.

Ее щеки краснеют, когда она облизывает нижнюю губу, привлекая все мое внимание к ним. Мысль о том, как она сомкнет эти прекрасные розовые губы вокруг моего члена, пока я буду вводить его в ее горло, заставляет меня истекать в трусы.

— Конечно.

— Идемте за мной, — говорю я, проходя через церковь, которая пустеет.

Когда мы доходим до коридора, я открываю дверь в кабинет. Я не пускаю сюда людей. Мы будем одни, но я ничего не могу с собой поделать. Греховная сторона меня уже на поверхности, готовая разорвать эту красоту на части.

— Сюда.

Мэдисон зажимает нижнюю губу между зубами и вглядывается в темноту, прежде чем шагнуть в логово льва. Она правильно делает, что колеблется.

Я включаю свет, и мой член начинает пульсировать, когда я вижу ее посреди своего кабинета. Посреди моей территории, созревшей для секса.

Как только мы останемся в моем кабинете одни, и дверь закрывается, я знаю, что сделаю то, о чем пожалею.

— Итак, Мэдисон. Какие у тебя интересы?

Она пожимает плечами.

— Я люблю рисовать.

Я улыбаюсь.

— У нас тут есть художественный клуб, который собирается по вечерам в четверг. Тебе это подойдет?

Она улыбается так широко, что у меня щемит в груди.

— Да, звучит замечательно.

— Отлично, я запишу твое имя. — Я прислоняюсь к двери, загораживая ей единственный выход. — Не хочешь ли ты подробнее рассказать о том, что беспокоило тебя вчера?

У нее перехватывает горло, и она качает головой.

— Нет, я и так уже слишком много рассказала.

— Тебе не нужно ничего бояться, Мэдисон. Все, что будет между нами, не выйдет за пределы этих стен. Я обещаю тебе.

Ее щеки розовеют, когда она встречает мой взгляд.

— Одна из причин, по которой я сбежала от мужа, заключалась в том, что он вел себя агрессивно на нашей свадебной вечеринке и пытался меня изнасиловать.

Мое тело напрягается при слове "изнасилование". И я понимаю, что должен узнать имя этого человека. Он еще недолго сможет дышать.

— Мы ждали, пока поженимся, но однажды он попытался сделать это на вечеринке. — Она качает головой. — Я не могла этого сделать, Отец. Я знала, что это ошибка.

Значит, на самом деле она не замужем. Идеально.

— Это значит, что ты так и не осуществила свой брак, Мэдисон. Это значит, что ты могла бы его аннулировать.

Она кивает.

— Я пыталась, но его люди остановили меня, и тогда я сбежала.

Я делаю шаг вперед, кровь стынет в жилах.

— А до этого у тебя были отношения с каким-нибудь другим мужчиной? — спрашиваю я, понимая, насколько неуместно спрашивать ее об этом.

Она нахмуривает брови и качает головой.

— Нет. Я девственница.

Я рычу, что заставляет ее сделать шаг назад.

— Черт, — рычу я, заставляя ее вздохнуть.

— Что-то не так? — Она отступает назад, пока ее задница не упирается в мой стол, и выглядит испуганной.

Я делаю шаг вперед.

— Да, Мэдисон. Что-то очень не так, — вздыхаю я, придвигаясь к ней. — С тех пор как я увидел тебя вчера днем, я стал твердым, как гребаный камень.

Я снимаю мантию священника, чтобы она могла видеть выпуклость моего члена в джинсах, и бросаю ее на пол.

— Посмотри, что ты со мной делаешь. — Я хватаюсь за член и дергаю его за ткань. — Четыре года прошло с тех пор, как я дал обет, и ни разу с тех пор я не хотел женщину. Пока ты не вошла, превратив меня в дикого зверя.

Ее голубые глаза расширяются, и она поджимает губы. — Данте, — прошептала она мое имя. — Мне пора.

Я наклоняю голову.

— Нет. — Я хватаю ее за запястье.

Она пытается вырваться, но я крепко сжимаю ее, но не для того, чтобы причинить ей боль, а чтобы она не убежала.

Ее дыхание сбивается, и я вижу, как в ее глазах вспыхивает страх.

Меня пронзает чувство вины, но голод по ней затмевает его.

— Отец, пожалуйста… — шепчет она, и голос ее дрожит. Она напугана, но в ее глазах есть намек на любопытство и желание.

— Я никогда не причиню тебе вреда, но не уходи от меня. Понятно? — Я понимаю, что слишком властный тон заставит ее почувствовать, что она снова вернулась к своему мудаку-мужу.

Она кивает головой.

— Хорошо.

Ее взгляд падает на мою руку, сжимающую ее запястье.

Я отпускаю ее и смотрю, как она потирает место, где была моя рука.

— Но ты же священник. Ты не можешь быть с женщиной из-за своих обетов.

— К черту мои обеты, — отвечаю я.

Гнев нехарактерен даже для моей темной стороны. Обычно я всегда держу себя в руках.

Что, черт возьми, эта девушка сделала со мной?

Она смотрит на меня, ее голубые глаза полны беспокойства.

— Что ты хочешь сказать?

— Я говорю, что ты моя. Мэдисон. Моя. Поняла?

Она качает головой.

— Это безумие. Мы только познакомились…

Я хватаю ее за горло, сжимаю и обрываю ее фразу.

— Нет, не безумие, — перебиваю я ее. — Ты должна быть моей. Ты была послана сюда для меня. Я это чувствую.

Ее глаза расширяются, дыхание сбивается. Она кладет дрожащую руку на мое запястье, но не пытается ее ослабить.

— Это слишком рано. Мы едва…, - задыхается она.

Я притягиваю ее ближе, так что наши тела оказываются вровень.

— Ты чувствуешь, что делаешь со мной?

Она прижимается промежностью к моей, стонет.

— Да. Это так неправильно.

— Тогда почему это так чертовски приятно?

Я рычу, перебирая пальцами ее мягкие каштановые волосы.

— Так чертовски сладко, — мурлычу я, глубоко вдыхая ее аромат, который пахнет ландышами и лавандой одновременно. — Ты заставляешь меня хотеть быть плохим человеком, Мэдисон. Я и есть плохой человек.

Мэдисон хнычет, гоняясь за трением по моему твердому члену.

— Простите меня, Отец.

— Зови меня Данте, маленькая лань, — требую я, когда весь здравый смысл исчезает, а прошлое, которое я пытался похоронить, вырывается на поверхность.

Она вопросительно поднимает бровь.

— Данте?

Это вопрос, но, черт возьми, он идеально звучит из этих сладких, вишнево-красных губ.

— Да.

Я хватаю ее за бедра и заставляю плотнее обхватить меня ногами, приподнимая и прижимая ее к стене. Я нашел новую зависимость. Мэдисон, мать ее, Дэйнс. Хотя я не уверен, что это ее настоящее имя. Она задыхается, когда ее спина врезается в стену.

— Я хочу услышать, как ты зовешь меня по имени.

— Но это не…

Я прижимаюсь к ее губам и проникаю языком в ее рот, целуя со всем сдерживаемым желанием четырех долбаных лет. Четыре года я был безбрачным. Не хватало только, чтобы эта красавица вошла в исповедальню, чтобы все разрушить. В этом городе живет множество молодых, красивых девушек, но ни одна из них никогда не заставляла меня задуматься о том, чтобы отказаться от своих обетов.

Она застонала, когда я вогнал в нее свой твердый член, отчаянно желая избавить нас от одежды и сорвать ее вишенку прямо здесь, в частичке церкви.

— Черт, ты такая дявольски совершенна.

Глаза Мэдисон расширились, когда она посмотрела в мои.

— А что, если нас кто-нибудь застукает?

Я застонал от того, как она восхитительно невинна.

— Не волнуйся, маленькая лань. Я не буду трахать тебя прямо сейчас.

— Не будешь? — спрашивает она, звуча разочарованно. — Ох.

— А ты хотела? — вздыхаю я.

Она пожимает плечами.

— Не знаю. Я знаю, что никогда так не заводилась. — Она прижимается к моим твердым мышцам и стонет. — Ты не такой, каким должен быть священник.

— И я собираюсь сделать то, чего не должен делать священник, — пробормотал я, задирая юбку ее платья до колен и усаживая ее на стол.

— Что ты…

Я срываю с нее трусики и стону, когда вижу ее мокрую киску, примостившуюся между бедер.

— Я собираюсь попробовать. Ты не против?

Она вздрагивает.

— Да.

Она прикусывает губу и удерживает мой взгляд.

— Данте.

Я застонал, закрывая глаза, так как, когда она здесь, в таком состоянии, мое прошлое возвращается. До того как я стал священником, секс составлял огромную часть моей жизни. Пока я не изменил свои взгляды и не ушел из этой жизни. Каким-то образом эта красавица перечеркнула все тщательно продуманные планы, которые я строил с тех пор.

Даже пытаясь рассуждать сам с собой, я провожу языком между ее губами и пробую на вкус. Она слаще гребаного меда.

— Блять, малышка, — дышу я, осыпая мягкими поцелуями ее внутреннюю поверхность бедер. — Ты на вкус как грех.

— Данте, — дышит она, вцепившись пальцами в мои волосы.

Я втягиваю ее клитор в рот, заставляя ее застонать.

Ее бедра отталкиваются от стола, когда она ищет большего.

— Будь хорошей девочкой и не двигайся для меня, — требую я, наблюдая за ней между бедер.

Она посасывает нижнюю губу самым возбуждающим образом, ее нос сморщивается от удовольствия, когда я провожу языком по ее девственной киске. Мое тело находится в напряжении, я чувствую, как мой член упирается в брюки, словно хочет проделать в них дыру.

Я никогда не был так возбужден, но, возможно, дело в запретности того, что мы делаем. Прихожане еще не разошлись, когда я привел сюда свою маленькую лань. Любой может войти сюда в поисках меня, и все, что я построил, будет разрушено, но меня это не волнует.

Я ввожу палец в ее девственную киску и стону, чувствуя, как мышцы сжимаются вокруг меня. Она близко, пока я лижу и сосу ее, дразня клитор. Моя вторая рука по-прежнему крепко обхватывает ее бедро.

Она запрокидывает голову, со стоном произнося мое имя, и это заводит меня так, как ничто другое.

Я чувствую, как напряжение в ее теле нарастает по мере приближения к кульминации, и могу сказать, что она хочет кончить для меня.

Она стонет и содрогается, цепляясь за края стола, когда кончает. Мэдисон трясется так сильно, что я едва могу удержать ее на месте.

Наконец она падает на меня, и я понимаю, что нам пора отдалится, пока мы не зашли слишком далеко — пока я не сделал что-то, что может погубить нас обоих.

Она пытается дотянуться до меня, но я быстро встаю, дыхание сбивается.

— Тебе нужно уйти, — твердо говорю я. Я чертовски растерялся и мне нужна минута, чтобы подумать. Минута паузы. Я могу потерять все так чертовски быстро. Если люди из моего прошлого догонят меня, я смогу поцеловать свою милую маленькую лань на прощание.

Она не произносит ни слова, спрыгивает со стола и устремляется к двери, не оглядываясь на меня. Как только она уходит, я с тяжелым вздохом опускаюсь в свое рабочее кресло. Хаос всегда следует за мной. Я надеялся, что наконец-то разорвал темный круг после четырех лет свободы от него. Оказалось, что леопарду сложнее, чем я думал, изменить свои пятна.