Спасенный рудник

13 Раздумья

Беседа с Польниковым возвратила Тарасова к мыслям о записке управляющего трестом.

Неужели его подробные сообщения о первых удачных разведках и причинах недавнего отставания Кара-Кыза затерялись среди вороха бумаг. Но тогда должны были бы обратить внимание на реальные результаты работы. Сводки, говорящие о росте добычи золота, в тресте получали каждый день.

Обескураживало и молчание жены, которую он просил рассказать о делах рудника главному инженеру треста и другим сотрудникам технического отдела. В письмах встречались какие-то плохо понятные фразы. Ему было невдомек, что главный был в командировке, а первый из трестовских работников, кого она увидела и кому все рассказала, был старый проспектор Часовников. Он посчитал сведения столь неожиданными и противоречащими всему, что известно о Кара-Кызе, что рекомендовал ей покуда помолчать и не упоминать об этих делах даже в письмах. Часовников пообещал ей сообщить о том, как будут развертываться события.

Неужели прав Польников?

Несколько месяцев назад тогдашний управляющий трестом Голенский вызвал геолога в кабинет и конфиденциальным тоном приказал «дать положительное заключение» по срочной бумаге, вручив ее тут же под расписку.

Поручение было необычным и Тарасов немедленно принялся изучать документ.

Это было письмо какой-то зарубежной фирмы. Прилагался перевод на русский язык под заголовком: «Фирменное письмо о результатах технической экспертизы экспортных руд, поставленных из Советской России, — продукция рудников левого берега р. Иртыша, треста «Алтайзолото». Сверху, через нерусский текст, была сделана размашистая резолюция: «Немедленно разобраться» и замысловатая короткая подпись; а на русском переводе резолюция, сделанная уже другим человеком: «Не первый случай. Следует строже наказывать за подобную неаккуратность» и, наконец, обращение к управляющему трестом «Алтайзолото»: «Срочно. Дать детальную справку и объяснение».

В тексте технической экспертизы указывалось, что «руда практически не содержит золота».

В те годы молодая Советская республика вынуждена была за любые товары, покупавшиеся за границей, платить либо хлебом, либо золотом. Некоторые иностранные фирмы соглашались принимать не чистое золото, а богатую руду или концентрат. Зарубежные покупатели сами извлекали из этих руд золото, а часто и другие элементы, которые мы сами еще не умели получать; брали с нас плату за. переработку руды, а остаток стоимости извлеченных металлов зачислялся в оплату советских заказов. Сама такая руда называлась экспортной.

Иногда подобная руда отправлялась для переработки на наши золотоочистительные аффинажные заводы в центральные районы страны. Рудник получал оплату сданного золота за вычетом стоимости обработки, никогда не зная, где обрабатывалась руда — у нас или за рубежом. Так же, как он не знал и адреса зарубежного получателя руды.

Как правило, экспортную золотосодержащую руду собирали вручную. Из самых богатых участков рудных тел отбирали кусочки с видимым золотом, тщательно очищая их от пустой породы. Правда, была и другая экспортная богатая руда, содержащая чрезвычайно мелкие, как говорят, дисперсные частицы золота. Они не могут быть обнаружены простым глазом. Их открывает только химический анализ. Для извлечения таких мельчайших крупиц золота не годились полукустарные обогатительные устройства, распространенные в те времена на наших золотых рудниках и приисках.

Но в любом случае экспортная руда содержала не менее ста — ста пятидесяти граммов золота на тонну, чаще же содержание золота было значительно выше и исчислялось сотнями граммов.

По документам, хранившимся в тресте, экспортная руда того рудника, о котором шла речь, всегда была богатой. Ни разу не поступало протестов на ее качество, а содержание золота в остатках от отработки лучшей части руды никогда не опускалось ниже десятков граммов на тонну. Все это противоречило написанному иностранной экспертизой.

Они сообщали, что «контрольные анализы по ряду партий руды, поступившей с рудника (шли наименования рудника и участков, номера партий, пробы)… показали содержание золота от одного до двух граммов на тонну, что не соответствует сопроводительному документу и действующему договору…». Далее говорилось: «Настоящим фирма ставит в известность поставщика, что оплата по счетам, выставленным за перечисленные в приведенном выше заключении экспертов фирмы партии руды, произведена не будет» и что «фирма понесла убыток, ибо поставленная руда обработана, а полученное золото не покрывает стоимости обработки. Фирма надеется, что советская сторона компенсирует убыток и, кроме того, во избежание повторений накажет виновника имевшей место вопиющей неаккуратности».

К основному документу и его переводу было приложено несколько листков, из которых следовало, что в операциях с данной фирмой установился порядок, при котором поступившая руда немедленно отправлялась в переработку еще до получения результатов контрольных анализов. Эти анализы служили лишь дополнительным основанием для окончательного расчета, вернее, раздела полученного золота по счетам. Поэтому требование нашего представительства о возврате руды невыполнимо.

Ко всему изложенному добавлялись еще кое-какие детали. Так, то ли по ротозейству, то ли по злому умыслу в распоряжении советской стороны не было дубликатов контрольных проб, взятых в присутствии поставщика и потребителя, а это значило, что и опровергать предъявленные обвинения невозможно.

Внимательное изучение переписки не могло не привести к мысли, что дело идет о неприкрытом мошенничестве., Видимо, работники фирмы воспользовались отсутствием совместных контрольных проб и скрыли полученное золото, подменив руду.

Тарасов был абсолютно убежден, что с этого рудника убогой руды не отправлялось и, больше того, не могло быть отправлено.

Но раньше чем писать ответ, он предложил вызвать в трест главного инженера и геолога рудника, чтобы уточнить причины недоразумения и облегчить соответствующим организациям пути к отысканию действительных виновников путаницы или кражи. В ответ услышал нагоняй за задержку исполнения поручения и сообщение, что все руководители рудника уже арестованы по этому самому делу и что следователь торопит официальное заключение технического аппарата треста. Кроме того, оказывается, тресту было рекомендовано уточнить сумму материального ущерба, нанесенного недостачей золота; дать развернутую характеристику вероятных виновников, уделив особое внимание их дисциплинированности и честности в прошлом; сообщить о всех ранее имевших место случаях расхождения данных по экспортным рудам; выделить ответственного представителя для участия в процессе в качестве пострадавшей стороны.

Тарасову намекнули на неизбежную необходимость срочного составления соответствующего заключения: «Раз ихняя фирма пишет, так уж, конечно, все проверено… Кто у этих дураков сумел так напутать… Не себе же они украли руду на самом деле».

Дело оборачивалось так, что от геологической части технического заключения зависел весь ход следствия, а значит, выяснение истины. Ответственность Тарасова увеличивалась вдвойне потому, что незадолго до происшествия он был на этом руднике, правда по совершенно другим делам, никак не касавшимся экспортной руды.

Перед глазами возникли сглаженные вершины предгорий Калбинского хребта, окаймляющих довольно широкую долину. Долина постепенно сужалась. Склоны становились все круче и неприветливее. На них почти не было растительного покрова, если не считать редкие кустарников да чахлой травы.

Извилистая дорога, пересекая один за другим то пологие, то крутые перевалы, вела к группе домиков, выстроенных на склонах глубокой лощины. Строительным материалом служил камень, в меньшей степени — глина. Взамен плетней, столь распространенных в Прииртышье, стояли невысокие изгороди, выложенные из плитняка. Дома напоминали сакли, да и стояли они, как в каком-нибудь ауле, лесенкой, один над другим.

Склоны, покрытые плащом каменистых осыпей или щебнем, поблескивали угрюмыми рыжевато-серыми красками. Узкий ручеек, протекавший по дну лощины, только подчеркивал ее суровость.

Практически ничто не отличало лощину от других, таких же безлесных, разрезающих западные предгорья Калбинского хребта. Те же голые или полуголые склоны, пологие вершины с редкими альпийскими лугами, заросли кустарников в пойме, в самых днищах долин, а у слияний логов или лощин, дающих начало речкам, небольшие рощицы березняка и раскидистого тополя, с осиной, боярышником, рябиной, черемухой. Несколько севернее, где водораздельная часть хребта приближается к Иртышу, как бы намереваясь слиться с предгорьями Алтая, и выше, по течению Иртыша, где Калбинский хребет смыкается с Нарымским, есть небольшие леса, в предгорьях — смешанные, на склонах — еловые, чуть выше — сосновые и наконец кедровые. Кедры чаще всего стоят на самых водоразделах или вблизи от них небольшими рощами.

Присутствие рудника выдавали ярко-рыжие пятна отвалов от мелких штолен и шахт, беспорядочно разбросанные по склонам, да полосы разведочных канав. Работы велись еще и в соседнем логу, там располагались служебные постройки: контора, обогатительное устройство, которое трудно было назвать фабрикой, склады; тарахтел какой-то движок. Рудник не выделялся размерами. Тем не менее и у него был свой план, своя жизнь, свои патриоты и свои обязанности.

Главная особенность месторождения заключалась в строении рудных тел, которые здесь разрабатывались.

Стоило один раз побывать в выработках, как вы бы заметили, что рудные кварцевые жилы, жилки и прожилки резко делятся по крайней мере на два вида. Одни — мощные, сложенные массивным «сливным» кварцем, но очень бедные по содержанию в них золота — довольно хорошо прослеживались в длину, или, как говорят горняки, «по простиранию»; другие же часто прерывались или раздувались в коротенькую «чечевицу», но имели гораздо большее содержание золота. Особенно интересными были участки пересечения этих двух типов жил.

Можно предположить, что горячие растворы, доставившие сюда руду с неизведанных глубин земной коры, по крайней мере дважды поднимались по трещинам. Происхождение и возраст рудных тел этого месторождения были предметом многочисленных споров.

Механизм процесса большинство геологов представляло себе примерно так. Где-то на глубине появилась трещина. Одна, другая. В сторону меньшего давления потекла масса подкорового вещества Земли, превращаясь в огненно-жидкий расплав — магму, содержащий практически все элементы менделеевской таблицы. Магма изменяет, перерабатывает окружающие породы, но, вступая в химические реакции с ними, изменяется сама. По вполне понятным причинам дольше других в ней задерживаются в жидком и даже газообразном состоянии легколетучие и наиболее интересующие человека соединения тяжелых металлов с фтором, хлором, бором, водой. Но как только появляется какая-то новая трещина или пористый ослабленный участок, они немедленно устремляются в него.

Проходит какое-то время. Остывает магматический очаг, у его кровли накапливается порция легколетучих соединений, а тем временем идет и непрерывное изменение структуры земной коры — сминаются складки, появляются трещины и новые порции растворов устремляются к поверхности.

Весь этот процесс можно представить как многократные пульсации. При этом каждая новая порция материала будет обладать новым составом по сравнению с предыдущей. Как правило, она будет несколько беднее разнообразными составляющими; кроме того и температура раствора будет ниже, а значит, и ниже его химическая активность.

Маленький рудник, затерявшийся в Калбинских предгорьях, служил удивительно яркой иллюстрацией к таким рассуждениям. Более сложные и более богатые рудные жилки рассекались здесь юными мощными, но относительно менее оруденелыми.

Основная часть золота, добывающаяся на руднике, содержалась в тонких прожилках. Мощные жилы бедной руды брали как принудительный ассортимент, поскольку по ним направлялись выработки в поисках богатых участков.

При руднике работала небольшая обогатительная установка, далекая от совершенства. Значительная часть золота терялась. Поэтому на нее отправляли только остатки от сортировки да часть бедной руды — мелочь, не требующую дробления. Этим достигалось небольшое повышение производительности обогатительной установки.

Но как бы то ни было, даже окружающие горные породы, внешне пустые, содержали больше золота, чем было показано в данных заграничной фирмы. Эксперты, по-видимому, просто не знали этого факта. Иначе они, наверное, поставили бы цифру, хоть сколько-нибудь напоминавшую действительность.

Тарасов доложил управляющему трестом коротко и, как ему казалось, в самой убедительной форме, что «на ^сновании многолетних данных о разработке рудника, подтвержденных отчетными документами и копиями планов, экспертное заключение никакого отношения к руде, направленной трестом «Алтайзолото», не имеет. Номера партий могли быть указаны ошибочно или искажены при перегрузках, что и повлекло за собой последующую путаницу».

Когда узнали об этом другие инженеры производственного отдела треста и спросили Тарасова: «А что ты сам-то думаешь или просто людей выручить хочешь?» — он ответил:

— Так, как написал, так и думаю. Украли нашу; руду — вот и все.

Справка не помогла. То ли начальство переделало ее по-своему, то ли она вовсе не попала по назначению или, наконец, работники прокуратуры не посчитались с авторитетом молодого геолога. Руководители рудника были осуждены, и прошло много месяцев, пока не восторжествовала справедливость, и еще больше, пока не раскрылась истинная причина путаницы. Ларчик открылся донельзя просто.

Русские контрреволюционеры-эмигранты договорились с фирмой, конечно не без помощи хорошо замаскированных лазутчиков внутри Советского Союза. Они оформляли грабеж и получали половину украденного золота. Остальная часть шла фирме за соучастие.

Эти события вспоминались Тарасову во всех деталях, как только он задумывался о причинах требований ликвидации Кара-Кыза. Становилось все яснее, что дело не в выгодности или невыгодности разработки месторождения. Нет! Кому-то нужно потушить огни шахт и поселка. Кстати, плохо выполняется план… Вероятно, далее речь пойдет и о других рудниках, где это окажется возможным. Несомненно, что действуют люди не менее опасные, чем те, что воровали золото из экспортной руды.

У них должны быть пособники. По-видимому, кто-то из таких пособников попридержал докладную записку об успешных разведках, подсунул Баринову злую телеграмму, а затем подсказал содержание служебной записки; кто-то форсирует организацию и выезд комиссии по консервации или даже тут, рядом, мешает работе рудника. Это могут оказаться и крупные враги, и всякая мелкая мразь, что своего лица и звания не имеет. Но кто они и где?..

Тарасов знал, что Баринов, безусловно, честен. Он недавно стал управляющим, но уже сумел завоевать авторитет как среди работников предприятий, так и самого треста.

Баринов исключался из возможных сторонников консервации, если была хоть малейшая возможность сохранить рудник в числе действующих.

Не в меньшей степени Тарасов верил и в главного инженера, седого высокого человека, имевшего огромный опыт работы на самых разнообразных золотых предприятиях страны.

Правда, оба руководителя треста были со своими странностями. Но у кого их нет!

Грубоватый Баринов часто считал себя непогрешимым и не любил отменять собственных распоряжений, даже если убеждался в их ошибочности. В подобных случаях он обычно подсказывал необходимость обратиться в партийные или общественные организации и выносил новое решение по их предложению; при этом всегда был примером подчинения партийному большинству, что отнюдь не снижало его авторитета.

В совершенстве знающий дело главный инженер всегда смело действовал в любой технически сложной обстановке, но не переваривал официальных бумаг, особенно если они приходили от вышестоящего начальства; умел угадывать во внешне безобидной бумажке возможную неприятность и предупреждал об этом подчиненных. Если он предполагал, что бумага «с подвохом», то никогда не писал на ней резолюции. Исполнитель получал отдельный листок с подробными указаниями, что и как делать; хотя это вовсе не означало, что с такой бумагой нужно соглашаться или что «главный» уже испугался чего-то.

Нет. Участие этих обоих людей в столь ошибочном подходе к судьбе рудника Кара-Кыз казалось немыслимым.

Один за другим проходили перед ним в памяти работники треста и рудника — от руководителей до конторщиков, включая и внешне лояльных проспекторов, бывших золотопромышленников. Но остановиться на какой-то фигуре ему не удавалось. Значит, враг или его пособник хорошо маскировался, а от этого было особенно не по себе.

До работы в тресте Тарасову пришлось немало походить по тайге: искать руды и россыпи, проверять заявки и ревизовать старые горные работы. Сколько раз сталкивался с теми, кто мешал… Такой же, как он, молодой начальник поисковой партии рассказал крестьянам правду о колхозах — растерзали кулаки. Но колхоз-то существует, разведка выполнена, и эта смерть не остановила общего дела даже в одной маленькой деревне… На дороге у поисковиков встал опытный враг (да и один ли?!)… Кто-то засыпал шурфы, путал пробы; пытались прикончить разведчиков, в том числе и его самого; срывали стройку и посылали обозы с людьми, грузом, детьми в полыньи. Результат? Бандит в тюрьме, а новый прииск работает.

Народ всегда оказывался сильнее. Разве не народ, Устинов и те, другие, что без приказа включились в борьбу за свой рудник, кто начинал разведку, смело поддержав мечту Тарасова и вопреки болтовне маловеров, собрал стариков, вывернул кубышки, припрятанные на черный день, а сегодня требует от него еще более решительных мер…

И как бы не хотелось ему идти к Корчмареву, он знал, что пойдет, Надо.