Спорим, она будет моей? (СИ)

Глава 9. Матвей

Кто бы сомневался, что она втюрится в меня. Снова и снова прокручиваю в голове момент, когда она отдернула свою руку от моей, как будто она не дотронулась до меня, а сунула пальцы в розетку. Я видел, как тогда ее лицо изменилось: она испугалась, не ожидала от себя такого, зато я ожидал. Что поделать, что я так действую на особей женского пола?

Пока еду до дома приказываю голосовому помощнику позвонить Феде. Представляю, как он расстроится, когда узнает, что я все же выиграл. Не захочет расставаться со своими денежками, будет упрямиться, но с истиной не поспоришь: он продул, а я победил.

С улыбкой слушаю долгие гудки. Где его черти носят? Или уже и трубки от меня брать боится?

Наконец, отвечает:

— У аппарата.

На фоне, как обычно, слышны визги детишек и вопли его уставшей, вечно сердитой матери.

— У меня сегодня весь день чешутся уши, — весело говорю ему, — даже не знаю, к чему это. Может, к деньгам?

Некоторое время он молчит, поэтому я слушаю, как на том конце провода его мать отчитывает Федину младшую сестренку за то, что она пыталась сожрать батарейку. Весело там у него.

— Гонишь! — после долгой паузы выдает он.

— Ни в коем случае, — протягиваю я, останавливаясь возле дома и краем глаза замечая машину отца. — Я произвел на нее неизгладимое впечатление, поверь мне. Дрожала, как осиновый лист.

— То есть, ты ее… — непонимающим голосом мямлит Федя. — Уже?!

— Да ну тебя, — огрызаюсь я. — Нет. Тут другое. У нас любовь.

Отключаю громкую связь, глушу мотор и вылезаю из авто.

— Федя, ну скажи ей! — прямо в трубку ноет ребенок, и я корчу рожу, потому что это было уж очень громко.

— Детский сад какой-то, — бормочу я.

— Завтра, Мат. Обсудим все завтра, — быстро говорит Федя и обрывает связь.

Меня это нисколько не удивляет. Федор стесняется своей семьи, это я уже давно понял. Если я живу в шикарном частном доме, то он ютится в крохотной двушке с отцом, матерью, сестрами и братом. Все об этом знают, но он все равно пытается скрывать данный факт.

Дверь в дом оказывается незапертой. Не успев снять куртку, слышу звенящий голос матери:

— Убирайся к черту!

Морщусь и медленно снимаю верхнюю одежду. Интересно, что на этот раз? В отличие от маминого голос отца спокойный и размеренный. По-моему, он не повышал голос никогда, уж таков он есть. У него суперспособность: он может опустить человека ниже плинтуса, при этом воздержавшись от лишних эмоций.

— Раньше ты была другой, — говорит он даже как-то печально.

— Раньше ты не таскал в дом всякую дрянь! — парирует мама, и я слышу звон разбитого стекла.

Что-то новенькое. Останавливаюсь возле открытых дверей в зал и прислоняюсь к косяку. Мама разбила дорогую китайскую фазу. Отец флегматично поглядывает на осколки, но ничего не говорит.

— В дом? — спрашиваю я, хмуря брови. — Серьезно?

Мама вздрагивает и закрывает лицо руками. Отец поворачивает ко мне голову и адресует мне усталую улыбку.

— Разумеется, нет, сын. Ты же знаешь, как мама любит преувеличивать.

— Ты обещал! — всхлипывает мама, пряча лицо. — Обещал, что больше этого не будет!

А это уже показательный номер для меня. Слезы, сопли, мольбы. Мама — святая, а отца уже заждалась раскаленная сковорода где-то там внизу. Как же достало это все.

Разворачиваюсь и быстро двигаюсь к лестнице. Отец перехватывает меня возле первой ступеньки.

— Не бери в голову, ладно? Снова на нее что-то нашло. Успокоится. Все будет в порядке.

— Да неужели? — резко отзываюсь я и стремительно поднимаюсь к себе.

Не хочу сейчас с ними говорить. По отдельности еще куда ни шло, но когда они вместе — это сущий ад. Никогда не понимал, зачем люди остаются вместе, если так ненавидят друг друга?

Падаю на кровать и достаю альбом для рисования. Это мне всегда помогает, чтобы восстановить душевное равновесие. Хорошее настроение как ветром сдуло. Открываю свой последний рисунок, и меня немного отпускает. Еще долго разглядываю его прежде, чем погрузиться в сон, так ничего и не нарисовав.