Средняя Азия и Дальний Восток в эпоху средневековья

Глава 8 Верхний Тохаристан (М.А. Бубнова)

Высокогорная область, являющаяся юго-восточной окраиной Средней Азии, известная под названием Памир, издавна привлекала внимание исследователей и путешественников. Ученых интересовала этимология названия области, а также ее локализация (Мандельштам, 1957, с. 8). В географической литературе наименование «Памир» закрепилось за областью, ограниченной с севера Заалайским хребтом, с юга Гиндукушем, с востока Сарыколом, а с запада Амударьей. Центром области является Памирское нагорье. Территорию к западу от него именуют Западным Памиром или Горным Бадахшаном, к востоку — Восточным Памиром.

Особые природно-географические условия создали определенную специфику заселения этой области. Пустыни Восточного Памира, орошенные реками только в южной его части, были освоены кочевниками-скотоводами. Западный Памир, отличавшийся хорошим климатом и богатой растительностью, заселялся земледельцами и пастухами-скотоводами. Жизнь сосредоточивалась в узких межгорных долинах. Площадь земель, удобных для возделывания, здесь весьма ограниченна. Поэтому поселения, как правило, возводились на землях, непригодных для возделывания, и существовали на одном месте длительное время. При этом постройки неоднократно ремонтировались и перестраивались (Бернштам, 1952, с. 281, 283).

На территории Западного Памира в древности находились три области, упоминавшиеся в письменных источниках. Это Вахан, Шугнан и Рушан. Вахан занимал долину Вахандарьи, оба берега р. Пяндж от слияния рек Вахандарья и Памир до Ишкашима на западе области. Шугнан располагался в долине р. Гунт и ее левого притока р. Шахдара. Рушан находился в долине р. Бартанг (Мандельштам, 1957, с. 96, 101, 122–123; Грюнберг, Стеблин-Каменский, 1976, с. 9).

Сведения древних авторов о Памире отличаются краткостью и фрагментарностью. Они главным образом сосредоточены в сообщениях китайских путешественников и буддийских монахов. Есть основание предполагать, что упоминаемое в «Бейши» владение Цзабей, со столицей Хэмо, следует искать на территории Вахана (Бичурин, 1950, т. II, с. 264; Мандельштам, 1957, с. 96). В той части «Бейши», которая относится к началу VI в., приводится краткое описание владения Бохо-Вахана. Там холодный климат и большие снежные горы. Жители обитали в землянках вместе со скотом. Одевались в одежды из войлока и меха. Основной пищей были печеный хлеб и жареное зерно. Отсюда вели две дороги: одна — на запад, во владения Еда (эфталитов), другая — на юго-запад, в Удьяну, владение, подчинявшееся эфталитам (Бичурин, 1950, т. II, с. 270; Мандельштам, 1957, с. 101).

Сюань Цзян упоминает владение Дамоситеди. Из описания этого автора следует, что данное владение представляет собой узкую и длинную долину, к востоку от которой лежала долина р. Памир (Мандельштам, 1957, с. 119). Кеннингем и Маркварт отождествляли Дамоситеди с Ваханом. Маркварт полагал, что Дамоситеди является транскрипцией санскритского названия Вахана (Мандельштам, 1957, с. 119).

В начале VIII в. в Китай из Индии возвратился Хой Чао. Он прошел через Тохаристан, Памир и Восточный Туркестан. В его записках есть раздел, специально посвященный владению Хуми-Вахану.

В китайских источниках названо еще одно владение, расположенное севернее Вахана. Сюань Цзян называет его Шицини, а Хой Чао — Шини, что соответствует Шугнану (Мандельштам, 1957, с. 119). Хой Чао подробно описал эти владения. В Хуми-Вахане климат более холодный, чем в соседних районах. Селения небольшие. Население бедное, разводит крупный рогатый скот и овец. Питаются печеными и вареными мучными изделиями. Одежду шьют из меха и войлока, только владетели используют хлопчатобумажные и шелковые ткани. Мужчины подстригали волосы и бороды, женщины носили длинные волосы. Столица находилась в 20 днях пути восточнее Тохаристана. Владетель имел небольшое войско, поэтому был вынужден подчиниться арабам и выплачивать им ежегодную дань шелком. Во владении были буддийские монастыри и буддийские монахи. Все женщины были ревностными последовательницами учения Будды и исповедовали хинаянистский толк этой религии. Иноверцев и еретиков не было (Мандельштам, 1957, с. 122).

Шини-Шугнан характеризуется чрезвычайно холодным климатом. Эта область состояла из девяти владений. Каждый владетель имел свое войско, которое постоянно находилось при нем. Владения были независимы, и только один владетель подчинялся Вахану. Одежда такая же, как и в Вахане. Язык населения особый, отличался от языка жителей других владений. Буддизм не имел распространения (Мандельштам, 1957, с. 122–123).

Памир и припамирские области до начала XIX в. оставались фактически «белым пятном» на карте Азии. Представление об этой области складывалось главным образом на основании сведений, полученных в результате расспросов местных жителей. Интерес к Центральной Азии, который проявляла Англия, был обусловлен политическими причинами. В связи со стремлением Англии распространить свое влияние за пределы Индии предпринимались экспедиции на Памир и в среднеазиатские ханства. Первым европейцем, совершившим путешествие через Бадахшан, был Дж. Вуд. Исследования Вуда, Гумбольдта положили начало научному изучению Памира. Вуд отметил в Вахане развалины трех крупных крепостей — Зумри, Кахкаха вблизи Наматгута и Калаи Зангибар. Эти постройки приписывались кафирам-огнепоклонникам. Наличие памятников древности отмечали и другие английские исследователи.

С середины XIX в. активный интерес к Средней Азии, и к Памиру в частности, начинает проявлять Россия. В этой части Азии идет постоянное соперничество между Россией и Англией. Деятельность англичан сосредоточивалась в Южном и Восточном Припамирье. Северная часть этой области и Северное Припамирье входили в сферу влияния России. Русские исследователи с 80-х годов играли ведущую роль в изучении всего Памира. Разграничение сфер влияния между Россией и Англией, произошедшее в 1895 г., практически прекратило доступ англичанам на территорию этой области.

С конца 70-х годов русские исследователи начали систематическое изучение Памира и Северного Припамирья. Результаты исследований, проведенных во второй половине XIX в., нашли отражение в труде И. Минаева. Это было первое полное систематическое описание всех проделанных работ на Памире. Первую большую экспедицию на Памир в 1883 г. возглавил офицер Генерального штаба Путята. Им самим и сотрудниками этой экспедиции составлены описания многих памятников в долинах рек Вахан, Пяндж, Гунт. Дальнейшие исследования Памира были связаны с именами таких выдающихся ученых, как В.Ф. Ошанин, Н.А. Аристов, А.Е. Снесарев, А.А. Семенов, И.И. Зарубин, А. Бобринский. Труды этих ученых важны для изучения истории Памира. В них обобщены сведения древних авторов и сделана привязка конкретных памятников к пунктам, упоминаемым в источниках. Ученых интересовали проблемы этнической истории и заселения Памира. Статья В.В. Бартольда о Бадахшане в «Энциклопедии ислама» содержит краткий очерк истории этой области. На начальных этапах исследования Памира большое значение имели работы географов, военных топографов и картографов. Именно они были первооткрывателями древностей Памира. Ими были сняты планы многих крепостей и поселений и даны предварительные публикации сведений о памятниках этой области.

До начала 40-х годов XX в. археологические памятники Памира не подвергались специальному изучению. Их отмечали в своих отчетах ученые различных специальностей, посещавшие Памир (географы, геологи, этнографы).

Только после Великой Отечественной войны началось планомерное изучение археологических памятников Памира и Северного Припамирья. В 1946 г. А.Н. Бернштам начал работы в Алае, а в 1947 г. — на Памире. В центре его внимания находились памятники кочевников. Большое количество их открыто этим исследователем в Алайской долине, а затем на Восточном Памире. Результаты раскопок позволили А.Н. Бернштаму прийти к важным выводам о времени и путях заселения этой области. На Западном Памире он обследовал памятники, принадлежавшие оседлому населению.

А.Н. Бернштам первым обратил внимание на то, что Восточный и Западный Памир были двумя различными мирами не только в природно-географическом, но и в культурно-историческом отношении (Бернштам, 1952). Культурные отличия этих двух районов, несомненно, обусловлены их природными особенностями. Долины Западного Памира были сферой деятельности оседлого населения, а пустыни Восточного Памира — кочевников-скотоводов.

Н.А. Бернштам особое внимание обратил на систему укреплений, расположенных на границе между Западным и Восточным Памиром. Крепости, как полагал ученый, возводились земледельческим населением для защиты от вторжения кочевников. На основании анализа подъемного материала А.Н. Бернштам определил время возникновения крепостей и выделил три периода их существования: греко-бактрийский, кушанский и раннесредневековый, условно названный исследователем эфталитским (Бернштам, 1952, с. 281).

А.Н. Бернштам дал детальное описание памятников и отметил их особенности в каждой из долин. Он считал, что крепости в долине Вахана более внушительных размеров, чем в других районах. Поэтому ее нужно рассматривать как столичную область. Через нее проходил основной торговый путь с востока на запад (Бернштам, 1952, с. 283).

Большое значение для изучения Памира и припамирских областей имеет труд А.М. Мандельштама. В нем дан полный анализ письменных сведений об этой области с древнейших времен до X в. (Мандельштам, 1957).

В 1957 г. исследование крепостных сооружений в этих же районах продолжил А.Н. Зелинский. Повторное изучение крепостей было связано с проблемой древних торговых путей, проходивших через территорию Восточного и Западного Памира. Принципиально новых открытий, которые изменили бы выводы А.Н. Бернштама, за исключением обнаружения нескольких ранее неизвестных крепостей, не было сделано. Исключение составила передатировка крепости Ямчун. Ее возникновение Зелинский связывал с кушанским временем (Зелинский, 1964, с. 120–141).

С 1960 г. в изучение Западного Памира включился Западно-Памирский отряд под руководством А.Д. Бабаева. Впервые А.Д. Бабаевым были проведены раскопки в крепостях Рын, Каахка, Ямчун, Абрешимкала, исследована и подробно описана их планировка (Бабаев, 1962, с. 55–68; 1964, с. 29–31; 1973; 1989, с. 9, 22–24), при этом датировка крепостей осталась прежней, в пределах III в. до н. э. — VII в. н. э. Существенным вкладом в изучение раннесредневековых памятников региона явились открытые и полностью или частично исследованные А.Д. Бабаевым могильники Змудг, Змудг I–II, Конкор, Пштут, Новобад (Бабаев, 1965, с. 71–81; 1971, с. 102–115; 1975, с. 5–21; 1989, с. 9, 24–29). С 1976 г. к работам на Западном Памире подключился Восточно-Памирский археологический отряд, позже переименованный в Памирский археологический отряд, под руководством М.А. Бубновой. Были открыты и раскопаны ранее неизвестные памятники: сельская усадьба Патхур (Бубнова, 1982, с. 173–178); пристань караван-сарая Доркышт; серия культовых сооружений; храм огня в Зонге и храм Кафыркала I–IV (Бубнова, 1982, с. 179–183; 1990, с. 301–310; 1991, с. 227–238); буддийский монастырь Вранг (Бубнова, 1986, с. 249–263; 1988, с. 386–394; 1990а; 1991; 1997, с. 14–16).

Все раннесредневековые памятники региона вошли в археологическую карту Горно-Бадахшанской области, где в качестве Приложения опубликован отчет А.Н. Бернштама о полевых исследованиях 1947 г. (Бубнова, 1997а).

Все исследователи, посещавшие Памир, отмечали мощные, хорошо укрепленные крепости, при сооружении которых использовался рельеф местности; крепости, как правило, возводились на высоких надпойменных террасах, скалистых останцах. Система укреплений содержала мощные стены, сложенные из камня на известковом растворе, а стены заключали свободное от построек пространство.

Примером таких сооружений является крепость Ямчун. Она занимает утес, на трех уступах которого расположены стены; все повороты стен защищают круглые или прямоугольные башни. Стены и башни снабжены бойницами. Верхнюю часть утеса занимает треугольная в плане цитадель, стены которой также укреплены башнями. А.Н. Бернштам отождествляет крепость Ямчун (табл. 95, 1) со столичным городом Вахана — «сакским городом Гашень» (Бернштам, 1952, с. 285).

Второй по значению была крепость Каахка. Она также построена на утесе. Ее стены сложены из сырцового кирпича и возведены на каменном фундаменте. Стены окружают края утеса, а внутри стен находились узкие жилые комнаты. Въезд в крепость осуществляли с запада. В восточной части крепости сохранились прямоугольные башни со стреловидными бойницами.

А.Н. Бернштам отождествляет эту крепость с городом Ябгукат — «городом Ябгу», городом наместника Тохаристана (Бернштам, 1952, с. 283).

А.Н. Зелинский отмечает два периода функционирования крепостей в долине Вахана. Первый период охватывает время с I в. до н. э. до II в. н. э. В это время возводятся мощные крепости. Их строительство обусловлено возможной экспансией Китая на Памир. Наибольший размах крепостного строительства падает на I в. н. э. Крепости играли важную роль в обороне восточных рубежей Бактрии.

Второй период крепостного строительства А.Н. Зелинский относит к эпохе эфталитов. Но его масштабы при эфталитах не были такими мощными, как в предшествующий период, что было связано с изменением в расстановке политических сил на Востоке. Роль Китая в Центральной Азии значительно уменьшилась. Он уже не обладал прежней военной мощью.

Многие пограничные крепости превратились в за́мки местных владетелей, находившихся под протекторатом эфталитов. К середине VII в., когда область посетил Сюань Цзян, крепости утратили свое былое значение и лежали в руинах.

Помимо крепостей, исследователи отмечают укрепленные поселения и сельские усадьбы. Выделяются небольшие по площади укрепленные поселения. Для них характерно наличие оборонительной стены, иногда только с угловыми башнями. Внутри все пространство занимают жилые и хозяйственные помещения, разделенные одной или несколькими «улицами». Вход один. Как правило, поселения располагаются на возвышенностях в устье ущелий. Наиболее ярким примером этого типа поселений является Рын в Ишкашиме, защищенный стеной с двумя башнями — прямоугольной и круглой (Бабаев, 1962, с. 57–58; 1973, с. 82, 84).

В Шугнане открыта единственная для этого периода усадьба. Она занимала две площадки естественной двухступенчатой возвышенности. Нижнюю площадку занимал двор, разделенный поперечной стеной на две части. В одной из них была выкопана хозяйственная яма. Верхняя площадка отведена под жилые и хозяйственные помещения, оборудованные суфами и углубленными в пол очагами. Постройку разделял на две половины центральный коридор, в северной части которого находились два небольших помещения. Одно из помещений выполняло роль домашнего святилища огня, где был оборудован специальный очаг. Помимо него, в помещении имелся очаг для хозяйственных нужд. Усадьба, вероятно, была обнесена стеной (табл. 95, 6).

Вблизи от крепости Каахка находилась переправа через Пяндж. На правом берегу реки открыто сооружение, которое автор интерпретирует как пристань караван-сарай. Сооружение в плане напоминает ромб. Оно обнесено двойной стеной с внутристенными помещениями. Стены укреплены круглыми башнями. Здание имело два входа. Один из них обращен к реке и блокирован одной башней (табл. 95, 5). Выход в сторону долины блокирован двумя башнями. Стены и башни имели щелевидные бойницы (Бубнова, 1982, с. 184).

До принятия ислама население Памира поклонялось огню. Одни исследователи видели в этом влияние зороастризма, другие — один из вариантов языческого верования. Высказывались предположения, что крепости Западного Памира принадлежали огнепоклонникам. Назывались даже храмы огня и сооружения, напоминавшие башни молчания. Культ огня ведет свое начало от культа домашнего очага и культа солнца. Археология Памира дает массу предметов, связанных с культом огня. Это и курильницы, и жертвенные столики, и алтари. Интересен костяной сосуд, на котором изображены жертвенник с пылающим огнем и две человеческие фигуры, молящиеся возле него (Бабаев, 1977, с. 101).

Храмы огня Западного Памира открыты и демонстрируют индивидуальную планировку, не имеющую аналогий в храмовой архитектуре Средней Азии и Востока в целом.

Храм огня в Зонге (Вахан) состоит из двора, огороженного стеной, и собственно храма, имеющего планировку свободного креста (максимальная длина по крестовинам 5,5–6,5 м). В каждом отсеке были встроены суфы, в северо-западном перед двухступенчатой суфой находился очаг подковообразной формы с большим (0,4×1,2 м) приемником золы в виде прямоугольного ящика из хорошо подогнанных сланцевых плиток. Через коридор, смежный с северо-восточным отсеком, храм сообщался с двориком. С внешней, западной стороны к храму были пристроены жилые помещения с суфами и очагами. На каком-то этапе юго-западное помещение было замуровано и заменено новым, северо-западным, с более примитивным внутренним интерьером (табл. 96, 14).

Храм Кафыркала I–IV (табл. 96, 1) первоначально интерпретирован А.Н. Зелинским как крепость Кафыркала (Зелинский, 1964, с. 121–122). Собственно крепость, Кафыркала I, расположена над храмовым комплексом на площадке скального выступа. Вторая оборонительная система (Кафыркала IV) защищала подход к храмам со стороны р. Бочивдара. Кафыркала представляет собой храмовый ансамбль, состоящий из двух круглых храмов — Кафыркала II диаметром 11,4 м и Кафыркала III диаметром 9,8 м (табл. 96, 2, 3). Оба храма были воздвигнуты на мысу горного отрога Шугнанского хребта, труднодоступного со стороны долины р. Гунт и имеющего подход только со стороны р. Бочивдара. Для интерьера обоих храмов характерно наличие сплошной кольцевой суфы, прерываемой невысокой «эстрадой», и присутствие в центре очагов. Снаружи с северо-восточной стороны в обоих случаях пристроены смежные жилые помещения. Отличительной особенностью является форма очагов. В Кафыркале III очаг круглой формы (диаметр 1,2 м), с бортиком и примыкающим к нему круглым приемником для золы. В Кафыркале II очаг прямоугольной формы, с северной стороны от очага в пол вкопан четырехугольный в сечении каменный столбик.

Со стороны р. Бочивдара легкодоступный склон укреплен стеной с башнями. Сторожевые башни и ограда сооружены на узкой площадке гребня скального отрога (Кафыркала I). Присутствие одинаковых храмов в комплексе объясняется тем, что храм III функционировал очень короткое время, о чем свидетельствует слабо прокаленная внутренняя поверхность очага. Храм II претерпел перестройки, был разрушен очаг, зато около каменного столбика сильно прокалена поверхность пола. Вход частично разрушил «эстраду».

В письменных источниках отмечены многие памятники буддийской религии. Сюань Цзян писал, что большой буддийский монастырь с каменной статуей Будды размещался в центре городка Хуньтоди — столицы Вахана. Буддийский монастырь Вранг расположен на труднодоступном скальном мысу у подножия Ваханского хребта, на выходе р. Врангдарьи из ущелья. Комплекс состоит из трех частей, обведенных стеной протяженностью по периметру около 180 м, с двумя овальными башнями по восточному фасу. Западная группа построек включает центральное сооружение, расположенное на возвышенной части мыса, и представляет собой трехступенчатую ступу, верхняя часть которой разрушена. Восточную нижнюю группу составляют однотипные смежные помещения с выходом во двор, пристроенные к наружной стене. Центральную часть комплекса занимал открытый двор. Наружные входы расположены с северной и восточной сторон (табл. 96, 19). Сводчатые помещения, вырытые под культовым комплексом в склоне левого берегового обрыва р. Врангдарьи, составляли единое целое с буддийским монастырем.

Наличие буддийского монастыря следует рассматривать не как принятие населением буддизма, а как отражение активности Ваханского пути, по которому шли не только купцы, но и буддийские паломники и миссионеры.

Крепости, поселения и общественные сооружения Вахана были надежно защищены мощными стенами с башнями. С одной стороны, этого требовала внутриполитическая обстановка. При самостоятельности обоих владений военные столкновения между ними были неизбежны. С другой стороны, защита международных караванных дорог, проходивших через Шугнан и Вахан, требовала их охраны. Наконец, нельзя исключить военные столкновения с соседними государствами. Последнее нашло отражение в письменных источниках (Мандельштам, 1957, с. 143–151).

Культовые сооружения имели сплошную оборонительную систему, как Вранг, состоявшую из мощной стены и башен. Храмы Кафыркалы имели частичную оборону: двойная стена с круглыми башнями и щелевидными бойницами была возведена только на слабозащищенном участке. Дополняли оборону сторожевые башни на вершине гребня, тоже защищенного стеной на уязвимом участке.

Мощную и очень сложную оборонительную систему имели крепости Ямчун (табл. 95, 1) и Каахка (табл. 96, 1). Фортификация этих поселений сочетала тройную систему обороны двух площадок и цитадели. Продуманно использовался рельеф местности, особенно при строительстве Ямчуна. Его оборону дополняло наличие форта Зулькомар, выстроенного на неприступном утесе. В системе укреплений были многочисленные башни круглой, квадратной и прямоугольной формы, со щелевидными бойницами. Аналогичные бойницы размещались в стенах. На Каахке одна башня имела стреловидные бойницы, разъединенные декоративной бойницей, имитирующей стреловидную форму за счет квадратных углублений, расположенных в шахматном порядке (Бернштам, 1952, с. 284, рис. 118, 2).

Надежная система обороны шугнанских и ваханских поселений свидетельствует о том, что местные строители были хорошо знакомы с искусством фортификации своего времени.

Основным строительным материалом служил камень (сланцевый плитняк и речные валуны) в сочетании с сырцовым кирпичом.

Кладка велась на глиняном растворе, заполнявшем вертикальные и горизонтальные швы. Иногда раствор делали из более светлой глины по сравнению с той, из которой формовался кирпич. Кладка велась вперевязку. На ряде памятников обнаружены кирпичи с тамгами в виде буквы «3» и креста.

В строительной практике в качестве цоколя использовались естественные всхолмления, заключенные в каменный футляр (ступа во Вранге). Кроме того, при сооружении монолитных башен практиковалась послойная кладка из глины, цоколь башни облицовывался камнем, а ее тело — сырцовым кирпичом, как это отмечено во Вранге. При строительстве этого же комплекса использована кладка из слоев камня, переложенных стволами облепихового дерева и ветками.

Деревянное перекрытие зафиксировано только в храме Кафыркала II. Учитывая сейсмичность региона и климатические условия, можно допустить, что все постройки имели деревянные плоские перекрытия в сочетании с чорхонами. Диаметр круглых зданий Кафыркалы (более 10 м) позволял перекрыть не только с помощью чорхона. При этом стоит обратить внимание на одну из функций чорхона. В быту раннесредневекового населения Памира она выполняла роль и своеобразного календаря, и солнечных часов, которые основаны на принципе изменения угла падения солнечного луча, проходящего в помещение через квадратное отверстие «руз» (Мамадназаров, Якубов, 1985, с. 191), что для культового сооружения, каким являлась Кафыркала I–IV, должно было иметь большое значение. В этой связи, возможно, найдут объяснение три больших камня, вмонтированные в стену на уровне суфы с внутренней стороны здания (Кафыркала II). При этом выдержана ориентация камней, с незначительными отклонениями, по странам света.

Стены в жилых постройках имели небольшую ширину (0,7–0,8 м), толщина оборонительных стен доходила до 2 м. В жилых и общественных зданиях суфы — обязательная и неотъемлемая часть интерьера. Конструкция их стандартна: основание и края закреплены каменной кладкой. Пороги и двери делались из дерева. Полы и стены обычно штукатурили глиной, для чего в храмах Кафыркала II, III использована белая глина.

Архитектура жилых построек проста. Укрепленные поселения и сельские усадьбы имели простые геометрические формы. При простоте архитектурных решений общественных сооружений их отличает монументальность и разнообразие композиционных решений. Пока преждевременно говорить о типологическом сходстве или различии культовой архитектуры Шугнана и Вахана с подобной архитектурой Средней Азии в целом и соседних регионов. Прямые аналогии неизвестны. Вместе с тем круглая планировка, свободный крест, ступенчатая ступа как планировочные элементы, решенные с учетом местных традиций, безусловно, восприняты из общих архитектурных традиций Востока и Средней Азии.

Архитектурный декор отмечен только в крепости Каахка. Здесь юго-западная стена у входа украшена орнаментом, выполненным сырцовым кирпичом (40×40×10 см). Он состоит из полуциркульных ниш с композицией в виде радиально расходящихся от треугольника лучей из положенных торцом кирпичей. Полуциркульные ниши чередуются с треугольными, середина которых выложена торцами кирпича, создающими фигуру «сасанидского городка». Одна из башен имела семь стреловидных бойниц, причем в рисунок стрелы вписан выложенный из трех кирпичей тот же тип «сасанидского городка», что и на фасаде стены.

При отсутствии городских центров и крупных ремесленных мастерских неизбежно господствовало домашнее производство. Находки зернотерок свидетельствуют о том, что значительное место в жизни населения занимала переработка продуктов сельского хозяйства, а некоторые формы глиняной посуды — о переработке молочных продуктов (сосуды типа «сита»).

Следов металлургического производства в виде плавильных печей не обнаружено. Исключением являются несколько кусков шлака, найденные на территории сельской усадьбы Патхур. От плавки каких руд остались шлаки, не установлено. Отсутствие здесь железных месторождений не способствовало развитию этого производства. Разработка Ванчских железных месторождений в этот период ничем не подтверждена (Бабаев, 1991, с. 36). Представлено оружие: железные трехлопастные наконечники стрел, пластинчатые колечки кольчуги, ножи вотивные, шила, пряжки. Деревообрабатывающее производство было широко развито, во Вранге обнаружены его отходы. Вероятно, поделки из дерева служили предметами обмена и торговли с паломниками и проезжими купцами. Из камня изготовляли оселки, лощила, зернотерки; из шерсти — войлоки. Текстильное производство представлено хлопчатобумажными тканями полотняного производства. Из растительных волокон, включая древесную кору, делали веревки.

Как и железоделательное производство, производство бронз и латуней не имело своей сырьевой базы.

Основой экономики Вахана и Шугнана в данный период, безусловно, было сельское хозяйство. Древность земледелия в этих районах подтверждена лингвистическими исследованиями (Стеблин-Каменский, 1982). О наличии земледелия свидетельствуют письменные источники, сообщая, что в Вахане выращивают бобы и пшеницу, а почва хороша для плодовых деревьев (Бичурин, 1950, т. II, с. 324). Последнее подтверждают находки косточек абрикоса в одном из погребений в могильнике Змудг и двух деревянных изделий, изготовленных из древесины груши, в том же могильнике (определение кандидата биологических наук М.И. Колосовой. Лесотехническая академия им. С.М. Кирова). О наличии скотоводства свидетельствуют находки костей домашних животных.

Примечательно, что на раннесредневековых памятниках не найдено ни одной монеты. При существовании торговых путей международного значения отсутствие монет свидетельствует о том, что велась преимущественно меновая торговля.

По сведениям письменных источников и археологическим данным можно судить о существовании нескольких путей через Памир и Припамирье, по которым шла торговля между Китаем и западными странами.

Главным был Великий Памирский путь по Вахану. Он связывал оазисы Памира с Бактрией и другими областями Средней Азии. Помимо торгового, этот путь имел стратегическое и большое культурное значение, особенно благодаря буддийским паломникам, продвижение которых в течение нескольких столетий шло именно по Великому пути.

Второй по значению Шугнанский, или Малый Памирский, путь пролегал севернее Великого пути и шел по долинам рек Гунт и Шахдара. Наиболее ранние сведения о Шугнанском пути относятся к VII в. и связаны с движением буддийских паломников между Кашгаром и Индией. Крепости, связанные с Шугнанским путем, не такие мощные, как ваханские, но все же представляли реальную силу, противостоявшую внешним вторжениям.

Третий путь, Кашмирский или Гибиньский, пролегал по восточной окраине Памира от Кашгара до Сарыкола и далее на юг, через Ташкурган, висячий мост до Кашмира. Это один из древнейших путей, пролегавших через горные районы. Именно по этому пути во II в. до н. э. сакские племена вторглись в Индию.

В Северном Припамирье с I в. н. э. функционировал Каратегино-Алайский путь. В силу сложных природных условий этот путь не играл сколько-нибудь значительной роли в связях провинций Восточного Туркестана с западными странами. Ферганский путь пролегал по южным склонам Тянь-Шаня и Ферганской долине. Он начал действовать со II в. до н. э. и функционировал в течение многих веков.

А.Н. Бернштам первым определил место керамических комплексов Памира в общем единстве среднеазиатской гончарной продукции. Он отметил сходство памирской керамики с изделиями Согда и Ферганы, выразившееся, в частности, в характере обработки поверхности, в составе формовочной массы (Бернштам, 1952, с. 281).

В настоящее время раннесредневековая керамика наиболее полно представлена материалами из раскопок (табл. 95, 12–18) сельской усадьбы Патхур (Бубнова, 1982, с. 176–179), культовых сооружений Кафыркала I–IV (табл. 96, 4-12), Вранг (табл. 96, 20–27), Зонг (табл. 96, 15–18) и могильников (Бабаев, 1971, с. 102–114; Бубнова, 1982, с. 176–183).

Керамика в основном лепная, фрагменты гончарной посуды единичны. Полная классификация раннесредневековой керамики Вахана и Шугнана в настоящее время решена частично, в основном по материалам могильников. В целом выделяется кухонная и столовая посуда. Для первой характерно грубое тесто с примесью песка или шамота; для второй — тесто без примесей. Как первую, так и вторую группу отличает неравномерность обжига, но наряду с этим значительная часть посуды хорошей выделки. Слюда в большей или меньшей степени присутствует во всех изделиях и является естественной примесью, поэтому не может служить датирующим признаком, как считали А.Н. Бернштам и А.Д. Бабаев (Бернштам, 1952, с. 281; Бабаев, 1971, с. 105; 1973, с. 90). Лощение посуды — характерная особенность раннесредневековой керамики Вахана и Шугнана. В зависимости от состава глины и режима обжига лощеная поверхность сосуда приобретала светло-желтые, розовато-красные, светло- и темно-коричневые оттенки. Отмечается разнообразие форм: котлы, горшковидные сосуды, кувшины узкогорлые и широкогорлые, миски полусферической формы, сосуды-«корзинки» (местная форма), кружки, миниатюрные сосуды. Особое место в керамических комплексах из могильников Змудг занимают кружки с округло-приземистым туловом. Фрагменты таких сосудов найдены также в культовом сооружении Вранг. Для них характерны ручки, которые, как полагает А.Д. Бабаев, имитируют кость животного, в виде полых или частично полых цилиндров, горизонтально посаженных на короткую вертикальную ножку. Вторая особенность этого вида посуды — роспись, выполненная красной или темно-коричневой краской (табл. 95, 7-24; 96, 4-12, 15–18, 20–27). А.Д. Бабаев специально анализировал расписную керамику Вахана и пришел к выводу, что аналогии ей надо искать в ранних материалах Ферганы, Афганистана и Индии, но их форма соответствует кружкам V–VII вв. (Бабаев, 1971, с. 112–113).

Металлические изделия с поселений и общественных сооружений единичны. Оружие представлено железными трехлопастными наконечниками стрел, колечками кольчуги (табл. 96, 28). Найдены железные вотивные ножи, шилья, пряжки.

Из дерева изготовлялись ножны, древки стрел, лопаты, посуда (чаши, блюда), коробки, гребни односторонние и двусторонние, «пробки», приборы для добывания огня.

В погребениях обнаружены костяные флейта и деталь арфы.

Костяные изделия найдены в могильниках: рукояти ножей мундштукообразной формы, проколки (Бабаев, 1965, с. 75). Особое место среди костяных предметов занимает прямоугольная пластина — талисман. На одной стороне ее изображен бегущий олень, архар или козел; на другой — две фигуры, стоящие у горящего жертвенника в виде чашевидного сосуда с широкой закраиной на устойчивом поддоне. Исследовавший талисман А.Д. Бабаев интерпретирует его как подражание каменным переносным жертвенникам и объясняет его появление в Вахане тем, что здесь был распространен культ огня. В.Г. Шкода отмечает распространение переносных жертвенников не только в Согде и Тохаристане, но и значительно шире — «даже на Западном Памире» (Шкода, 1985, с. 82–83, 85).

Как отмечено в письменных источниках, население носило одежду из шерсти и войлока. Обрывки войлока найдены при раскопках Врангского комплекса. Оттуда же происходят несколько фрагментов хлопчатобумажной ткани полотняного плетения.

Украшения найдены преимущественно при раскопках могильников. Из славянских бронз и латуней изготовлены браслеты, перстни, подвески, серьги, колокольчики (Бабаев, 1965, с. 72–75). Бусы делались из пасты, стекла, янтаря и камня (лазурит, сердолик, мрамор), из косточек миндаля и каких-то ягод. За исключением бус из косточек, все остальные были привозными.

Раннесредневековые могильники известны только на территории Вахана. На поверхности погребения отмечены каменными оградами четырехугольной, квадратной или округлой формы. Сложены из одного или двух-шести рядов камней (табл. 95, 3, 4). В некоторых могильниках ограды пристраивали к большим камням (Змудг). Есть ограды подковообразной формы со входом и «усами» (Канкор), кольцевые выкладки из одного ряда камней, в центре положены три-четыре камня (Новобад). В одном случае по периметру ограды через каждые 90 см врыты четыре деревянных щита высотой 40 см, в другом — в центре вкопан деревянный столбик высотой 25 см. Умерших хоронили в скорченном положении на правом боку; на животе, с неестественно подогнутыми ногами; на спине; есть несколько скелетов в одном погребении. Головой ориентированы на север, северо-восток, восток, юг. Автор раскопок раннесредневековых могильников в Вахане А.Д. Бабаев пришел к выводу, что в погребальном обряде переплетаются зороастрийские и древние местные погребальные традиции (Бабаев, 1989, с. 26–28).

Изолированность района, продиктованная природно-ландшафтными особенностями, способствовала сохранению древних хозяйственных, культурных и религиозных традиций оседлого населения на протяжении многих столетий.

В целом в раннесредневековый период области Вахан и Шугнан представляют собой, с одной стороны, самобытные районы с преобладанием натурального хозяйства; с другой стороны, обе области выступают активными преемниками общих достижений культуры соседних регионов, что особенно ярко проявилось в искусстве фортификации и строительстве культовых сооружений.