Глава 6 Уструшана (Н.Н. Негматов)
Уструшана была одной из важных и крупных областей Средней Азии. Она занимала значительную территорию левобережной равнины Средней Сырдарьи, предгорий и ущелий западной части Туркестанского хребта, верховьев Зеравшана и его главных истоков — Матчи и Фандарьи. Она граничила на западе и юго-западе с Согдом, на востоке и северо-востоке с Ходжентом и Ферганой, а на севере с Илаком и Чачем (Негматов, 1957).
Карта 6. Уструшана.
а — крупный город; б — комплекс тепе; в — тепе; г — могильники; д — поселения; е — современные селения; ж — крепость и за́мки.
1 — Актепе; 2 — Каллахона; 3 — Корез Каллахона; 4 — Мирзавудтепе; 5 — Карабуинтепе; 6 — Юмалоктепе; 7 — Караултепе; 8 — Чимбандтепе; 9 — Калаи Кухна; 10 — Карнайтепе; 11 — Мискинтепе; 12 — Хокистартепе; 13 — Джаркубтепе; 14 — Тулазардак; 15 — Кули Дароз; 16 — Кулулатепе; 17 — Гори Девона; 18 — Калаи Денгактепе; 19 — Тепаипоин; 20 — Тепаиболо; 21 — Чичконтепе; 22 — Мирободтепе; 23 — Караултепе; 24 — Актепе; 25 — Кургантепе; 26 — Суркатскиетепе; 27 — Маймунджар; 28 — Актепе; 29 — Калаи Кофар; 30 — Гильдон; 31 — Калаи Дахкат; 32 — Калаи Дахкаха; 33 — Чильхуджра; 34 — Уртакурган; 35 — Караултепе; 36 — Баертепе; 37 — Кургантепе; 38 — Чилпактепе; 39 — Бунджикат; 40 — Ахмедбектепе; 41 — Вахмтепе; 42 — Ситорактепе; 43 — Эскипашатепе; 44 — Каумуштепе; 45 — Махссумтепе; 46 — Ширинсайтепе; 47 — «Восточный»; 48 — Мугтепе; 49 — Ширин; 50 — Актерек; 51 — Шалдыбалды; 52 — крепость Курганча; 53 — крепость Дунгчатепе.
Этническая и культурная история Уструшаны в древности была наиболее тесно связана с Согдом. Население области сформировалось на базе согдоязычных племен и говорило на согдийском диалекте, вело оседлый образ жизни, занималось земледелием и скотоводством, жило в городах, в укрепленных поселениях и за́мках. Общность культуры уструшанцев с таковой населения соседних областей отмечали Сюань Цзян (VII в.) и Хой Чао (VIII в.). Сюань Цзян вообще всю страну между Суябом (Семиречье) и Кешем (Кашкадарья) называет Сули-Согдом, а ее население — согдийцами (Негматов, 1957, с. 49–73; Лившиц, Хромов, 1981, с. 348–349).
Письменные источники, затрагивающие в той или иной степени историю Уструшаны, весьма немногочисленны. Краткая их сводка была сделана В.В. Бартольдом в конце XIX в. (Бартольд, 1963, с. 221–226 и др.), а затем дополнена и проанализирована Н.Н. Негматовым (Негматов, 1957).
Краткие сведения об Уструшане содержатся в хрониках Вей (386–581 гг.), в династийных историях Суй (581–618 гг.) и Тан (688–907 гг.) (Бичурин, 1950, т. II), в путевых записях Сюань Цзяна (629–630 гг.) и Хой Чао (722 г.). Гораздо более подробные сведения по истории Уструшаны имеются в трудах арабских, персидских и таджикских историков (Негматов, 1957, с. 8–14).
Название области зафиксировано в письменных источниках в нескольких вариантах: Судуйшана, Судулишена, Судушина, Шуайдушана, Кобугюйна, Восточное Цао — в китайских хрониках; Ашрусана, Асрушана, Усрушана, Осрушана, Сурашана, Сутрушана и др. — у арабских и персидских авторов (Негматов, 1957, с. 15–32).
Открытие согдийских документов в за́мке на горе Муг позволило уточнить название области — Уструшана (Лившиц, 1962, с. 77–82; Негматов, Хмельницкий, 1966, с. 3).
Политическая история Уструшаны слабо отражена в источниках. Как показывает анализ исторических сведений, в результате распада великих среднеазиатских государств эпохи поздней античности Уструшана отделилась от согдийской федерации, что было зафиксировано в хронике Бэйши при изложении исторической ситуации, сложившейся к 435 г. н. э. (Бичурин, 1950). В конце V–VII в. она входила в состав эфталитского и западнотюркского государственных образований. В этот период Уструшана сохраняла внутреннюю автономию и управляли ею собственные цари — афшины из династии Кавуса.
Письменные источники (документы с горы Муг), а также надписи на дощечках из уструшанского за́мка Чильхуджра донесли до нас ряд имен представителей этой династии (Лившиц, Хромов, 1981, с. 367). Уструшанские монеты из Калаи Кахкаха содержали особенно важные сведения о языке и письменности уструшанцев и о правителях уструшанской династии (Смирнова, 1972, с. 59–64; 1981, с. 31–35, 324–335).
В конце VI–VIII в. Уструшана вовлекается в длительную и драматическую борьбу с войсками Арабского халифата (Негматов, 1957, с. 129–137).
Изучение древностей Уструшаны началось сразу же после присоединения Средней Азии к России, во второй половине XIX в. Большой вклад в исследование памятников материальной культуры внесли военные, среди которых было много культурных и образованных людей. Развалины древних городов и поселений привлекали их внимание. Военные топографы сняли планы многих из них и составили описание.
В 1867 г. первую научную поездку в Уструшану предпринял крупный русский востоковед П.И. Лерх, обнаруживший и изучивший надписи на скале близ города Джизак (Лерх, 1870).
В 70-е годы XIX в. в Шахристане бывал ходжентский уездный начальник полковник А.А. Кушакевич, отметивший некоторые древности, находившиеся в поселке (постройки из жженого кирпича), и связанные с ними предания (Кушакевич, 1972).
В 1890 г. Шахристан посетил Н.С. Лыкошин. Он составил первое подробное описание за́мка Чильхуджра и городищ Шахристана. Особое внимание Лыкошин уделял проблеме орошения Шахристанской котловины.
Первые раскопки в Шахристане были проведены в 1893 г. уратюбинским участковым приставом штабс-капитаном Степановым. О результатах раскопок доложено на заседании Туркестанского кружка любителей археологии 16 октября 1896 г. (Архив ИА АН СССР, ф. 75, 1893 г. Выписка из дел Археологической комиссии, т. 3, Протокол № 4 ТКЛА).
В 1894 г. В.В. Бартольд, проехав от Ходжента до селения Шахристан, записал местные легенды о городищах Шахристана и о Чильхуджре и отметил, что последний памятник заслуживает особого внимания. Сопоставление археологических материалов со сведениями арабоязычных географов и историков IX–X вв. привело B.В. Бартольда к мысли о слабой колонизационной деятельности Арабского халифата и об ограниченности влияния арабской культуры в этой области. В.В. Бартольд первым отождествил известную по письменным источникам столицу Уструшаны город Бунджикат с развалинами городищ в Шахристане (Бартольд, 1963, c. 223; 1964, с. 331; 1966, с. 89–90).
С организацией Туркестанского кружка любителей археологии активизируется, становится более планомерной и целенаправленной деятельность краеведов. Так, на заседании кружка 3 июля 1896 г. было решено собрать более подробные сведения о Шахристане. В связи с этим уратюбинским участковым приставом П.С. Скварским составлена сводка о древностях Шахристана и многочисленных вещественных находках на территории современного селения, отмечены развалины старого Шахристана на левом берегу сая (реки) и форты на правом его берегу, на территории современного селения. Из других селений П.С. Скварский отмечает Вагкат, заселенный, как он считает, потомками царя Густаспа-Дария Гистаспа (Скварский, 1897, с. 41–45).
Несомненная заслуга в изучении древностей Уструшаны принадлежит И.А. Кастанье. Он собрал сведения об этой области и осветил по возможности полно ее историю. Им же было составлено историко-топографическое описание Уратюбе и двух его возвышенностей, на одной из которых находилась уратюбинская цитадель. Особое внимание Кастанье уделил водоснабжению города; описал развалины шахристанского городища Калаи Кахкаха, стены средневекового Шахристана, за́мок Чильхуджра с его ходами-коридорами и другие памятники Шахристанской котловины, записал народное предание о царе Кахкаха из народа Муг (огнепоклонники), о сорока девицах этого царя и о халифе Али, якобы завоевавшем город (Кастанье, 1915).
В 20-е и 30-е годы исследования древностей Уструшаны сводились к осмотру и регистрации памятников.
К древностям Уструшаны в 20-е годы неоднократно обращались историки-востоковеды. А.А. Семенов в историко-археологическом обзоре описал развалины в Шахристане и наземные памятники Уратюбе. Вслед за В.В. Бартольдом он помещает столицу Уструшаны город Бунджикат в Шахристане (Семенов, 1925, 1944). О различных археологических находках в районе Шахристана сообщает Н.Г. Маллицкий (Маллицкий, 1929, с. 119).
В 1943–1944 гг. в Уструшане впервые были проведены большие раскопки. Исследования вела Фархадская экспедиция, руководимая В.Ф. Гайдукевичем. На двух могильниках были вскрыты 28 погребений. Полученный материал позволил высказать суждение о погребальном ритуале и верованиях населения этой территории. На расположенном неподалеку от могильника городище открыты сооружения первых веков н. э. и периода развитого средневековья, в частности гончарная печь с многочисленной керамической продукцией.
В.Ф. Гайдукевич отметил сходство материалов, происходящих из могильников и с городища, что объясняется тесными связями населения, оставившего могильника, с населением, жившим на городище. В.Ф. Гайдукевич высказал мнение, что городище Мунчактепе было крупнейшим и культурным центром в Северной Уструшане (Гайдукевич, 1947, 1949, 1952).
В первые послевоенные годы в Уструшане развернулись широкие археологические работы. Открыты десятки новых памятников (городов, поселений и могильников). Составлено их детальное описание, проведены топографические съемки (Смирнова, 1953а; Негматов, 1952).
Важное значение имели работы, связанные с изучением исторической географии области. Несомненно большой вклад в эти исследования внесли А.Ю. Якубовский, О.И. Смирнова, А.М. Мандельштам (Якубовский, 1950; Смирнова, 1950, 1950а, 1953; Мандельштам, 1954, 1965).
С 1955 г. под руководством Н.Н. Негматова в Уструшане ведутся широкие систематические раскопки памятников различных эпох. На протяжении нескольких десятилетий особое внимание уделялось городищам, расположенным в районе современного поселка Шахристан. Здесь исследовалась столица Уструшаны город Бунджикат, полностью вскрыты дворец Калаи Кахкаха II, за́мки Уртакурган и Тирмизактепе. В 1963–1966 гг. осуществлены раскопки уникального по планировке и фортификации за́мка Чильхуджра.
В 1965-72 гг. был полностью вскрыт арк (цитадель) городища Калаи Кахкаха I с огромным и уникальным по своей архитектуре и памятникам искусства дворцом царей (афшинов) Уструшаны, давшим великолепные и богатейшие образцы монументальной настенной живописи и высокохудожественных резных деревянных конструкций. Начаты исследования жилых и общественных кварталов в центре и вдоль южной городской стены, производственных построек Калаи Кахкаха I, а также городского культового центра на городской площади Калаи Кахкаха I. К востоку от современного поселка Шахристан изучены целая «зона молчания» с дахмой Чорхохатепе и мусульманское кладбище с мечетью у северного подножия Калаи Кахкаха I. Начато изучение трех центров керамического производства Уструшаны. Исследовались кварталы керамистов Бунджиката в местности Сои Бургхона, в Сари Кубар на западной окраине Уратюбе и на холме Галлатепе в районе Калининабада.
В 1970–1972 гг. проведено исследование ирригации Уструшаны в бассейнах Шахристана, Аксу, Исфанасая (Билалов, 1980).
Помимо Шахристана, в разные годы велись широкие раскопки на городище Мугтепе в Уратюбе, на Актепе в Наусском районе, за́мка Тоштемиртепе с комплексом фортификационных сооружений, за́мка и поселения Калаисар, за́мка и поселения Дунгчатепе.
Интересные результаты дали раскопки городища Ширин и расположенных неподалеку склепов, вырубленных в толще горы Ширин.
Одновременно с раскопками велись и разведочные работы, в результате которых открыто более ста новых памятников. Благодаря археологическим исследованиям науке стали известны многогранная история, экономика и культура Уструшаны.
В эпоху раннего средневековья в Уструшане начинают складываться феодальные отношения. В связи с этим в социально-экономической жизни общества усиливается роль земледелия и претерпевает изменения характер развития городской культуры области. На этот процесс оказали влияние также изменения политического и культурного порядка, связанные с вхождением Средней Азии в состав Арабского халифата, с началом распространения ислама и его идеологии. В Уструшане в результате долгой и упорной борьбы ее населения и афшинской династии за независимость исламизация фактически началась с конца IX в. н. э., уже в рамках государства Саманидов (Негматов, 1957, 1977). В связи с этим здесь несколько дольше, чем в других областях Средней Азии сохранились устои чисто местных традиций в градостроительстве и культуре.
Характерная черта истории этого периода — начало отделения города от села. Если в древности города одновременно были центрами земледельческих округов и местопребыванием окрестных земледельцев, то города и сельские поселения периода раннего средневековья выполняли каждый свою прямую функцию: в городах сосредоточивались преимущественно ремесленники и торговцы, светская и духовная аристократия и правители, а в селениях, за́мках и усадьбах — земледельцы и скотоводы, феодализирующаяся аристократия, нередко сельские гончары и ткачи (Негматов, 1977). Отличительной чертой этого этапа является также одновременное развитие и городской, и сельской жизни, известна их структурная близость, когда некоторые компактные селения вскоре перерастали в города, а планировка и интерьер сельских за́мков оформлялись нередко по образу и подобию городских дворцов и жилых домов (Негматов, 1978; Негматов, Пулатов, Хмельницкий, 1973; Пулатов, 1975). Еще одна характерная черта — абсолютное сохранение и развитие в раннесредневековой материальной и духовной культуре многих древнеуструшанских и общеиранских традиций, их синтез с элементами культурных ценностей других стран, особенно Индии, Византии и государств Центральной Азии. Отметим, что общему прогрессу Уструшаны способствовала надежная экономическая основа — земледелие, скотоводство, добыча полезных ископаемых и, на их базе, подъем многоотраслевого ремесленного производства и торговли, собственная чеканка монет и фактическая самостоятельность уструшанской государственности во главе с афшинской династией Кавуса.
Письменные источники называют в Уструшане полтора десятка больших и малых городов. Они локализуются по их наименованиям в современной топонимике или же на основе сопоставления данных археологии и письменных источников. Последние весьма отрывочны и часто противоречивы (Негматов, 1957). Поэтому единственно надежным источником являются археологические материалы. Широкомасштабные исследования проведены на развалинах города Бунджиката (ныне Калаи Кахкаха в районе пос. Шахристан). Раннесредневековые слои выявлены на городищах Мугтепе (цитадель города Вагката в Уратюбе) и Актепе (близ Нау).
Формирование города Бунджиката началось в VII–VIII вв. на базе двух ранее существовавших поселений кушано-эфталитского времени, располагавшихся на террасах обоих берегов речки Сарин (Шахристансай) у ее выхода из ущелья. Город формируется в виде отдельно укрепленных частей шахристана, кухендиза (цитадели) и рабада, размеры и конфигурация которых полностью зависели от рельефа прибрежных предгорных террас реки.
Городище Калаи Кахкаха I имеет неправильную форму площадью около 5 га и окружено одинарными (местами двойными) массивными стенами, цепью мощных пристенных и выносных башен из глинобитных блоков (85×65 см) и кирпича-сырца (50×25×10 см) (табл. 76, 3).
Внешняя южная поверхность городской стены была несколько пологой и имела довольно ровный скат, а нижняя ее часть подпиралась толстым галечниковым контрфорсом, усиливавшим мощность стены и затруднявшим установку осадных приспособлений и штурм города. Внутренняя плоскость стены была довольно крутой, но ее основание подпирала лёссово-пахсовая площадка-уступ (толщиной 1 м) для подъема на стену защитников. Между городской стеной и находившейся здесь же, внутри стены, казармой шел обходной коридор.
В восточной части городища на высокой платформе возвышался укрепленный дворец. Собственно город раскинулся у западного подножия дворца на двух последовательно понижающихся естественных террасах, отделенных друг от друга внутренней глинобитно-пахсовой стеной, усиливавшей оборонительные возможности каждой части города. Топографически наиболее сложной была средняя часть городища, в восточной стороне которого у подножия дворца находилась главная городская площадь, куда выходили ворота дворца и северные ворота города. К последним по крутому пандусному подъему вдоль мощных северных городских стен и башен шла дорога от наружного подножия Калаи Кахкаха I. Вокруг располагались главные городские храмы и административно-общественные здания, улицы ремесленно-торговых и жилых кварталов, составляя все вместе развитую систему единого городского организма. Западная часть городища представляла собой военно-оборонительный комплекс. Здесь располагались вторые, западные ворота города. Эта часть была наиболее уязвимой, поэтому она дополнительно укреплена второй стеной. В юго-западном углу города располагалось караульно-казарменное здание, а в среднем пониженном участке — водохранилище (сардоба). Эта часть города была наименее застроена, что позволяло проводить здесь большие военные сборы и учения.
Городище Калаи Кахкаха II располагалось южнее первого. В плане оно представляет собой почти правильный прямоугольник размером 210×230 м, обведенный с запада и юга двумя, а с севера и востока одним рядом стен. Северная стена, судя по обнажениям в западной части, была сложена из сырцовых кирпичей и сохранилась в высоту до 6 м. Ворота располагались в северо-западном углу городища. К ним вел пандус, защищенный с обеих сторон мощными стенами. В северо-восточном углу городища находился холм, скрывавший остатки дворца. Всю южную часть городища занимала обширная искусственная прямоугольная платформа площадью 55×140 м, подготовленная для какого-то большого неосуществленного сооружения. Остальная территория городища (65×95 м) никогда не была застроена (табл. 76, 8-10).
Городище Калаи Кахкаха III располагается на покатых террасах правого берега реки. Оно сформировалось на месте более раннего поселения и было окружено собственными оборонительными стенами с башнями. Стены окружают всю западную часть Шахристони Боло. Хорошо сохранился вал южной стены: он идет почти по краю второй террасы Шахристансая по направлению к юго-западу, в сторону городища Калаи Кахкаха II. В восточной части вал прерывается на 5 м, указывая на место городских ворот. В конструкции стены явно видны три этажа ее сооружения, возводившиеся последовательно в течение IX–X вв. Сохранились также валы восточной и частично южной стен Калаи Кахкаха III. Особенно интересен крупный холм на линии северной стены, скрывающий одно из сооружений города, возможно фортификационно-жилой кешк (замок), с сохранившейся системой потайного водозабора («обдузд») из Шахристансая в виде довольно крутого сводчатого ступенчатого подъема шириной 140–145 см, возведенного из кирпичей размером (49–50) × (24–25) × (9-10) см. Такие скрытые на случай осады «обдузды» использовались для водоснабжения городов и поселений в период всего средневековья (Негматов, 1957, с. 29–34; Негматов, Хмельницкий, 1966).
Археологическое изучение другого раннесредневекового города — Вагката, сохранившего свое название до нашего времени (Вогат в западной части г. Уратюбе), пока дало мало материала для характеристики этого городского центра. Культурные слои интересующего нас периода выявлены в нескольких пунктах городища Мугтепе. Здесь, судя по материалам раскопок, интенсивное строительство велось в VI–VIII вв., когда на остатках старых забутованных построек возводятся новые, сложенные из сырцовых кирпичей (Ранов, Салтовская, 1961, с. 119–120, 124–125; Негматов, Салтовская, 1962, с. 71–72). В северо-западной части городища вскрыт комплекс сооружений, включающий отрезок мощной крепостной стены с округлой двухъярусной башней со стреловидными бойницами; в каждом из ярусов несколько помещений. Своими бойницами башня обращена на юго-восток, к центру городища, что свидетельствует о ее принадлежности вместе с крепостной стеной и частично вскрытыми помещениями к внутреннему укрепленному сооружению Мугтепе. Этот комплекс функционировал в V–VIII вв. (Рахимов, 1984, 1985, 1985а).
Следы интенсивной жизни зафиксированы также вне территории Мугтепе, к востоку от нее, и на западной окраине Уратюбе, в местности Сари Кубур, где выявлена серия гончарных обжигательных печей и ям-свалок с бракованной продукцией VII–IX вв., несомненно принадлежавших керамистам Вагката (Самойлик, 1973, с. 165).
Актепе близ Нау представляло собой крупное компактное селение, находившееся на стадии формирования городского центра с цитаделью и шахристаном (Негматов, 1973, с. 81–82; Пулатов, 1977, с. 77–79). Раскопки, проведенные на центральном холме, показали, что он скрывал в себе мощно укрепленную постройками двух строительных периодов цитадель. Здание верхнего строительного горизонта сохранилось плохо, но можно предположить, что оно имело почти правильную квадратную конфигурацию и заключало в себе девять помещений различных размеров и назначения.
Здание нижнего горизонта сохранилось значительно лучше. Оно квадратное в плане и имеет по углам четыре круглые башни, выступающие на 3/4 за линию стены. Северо-западная башня была снабжена бойницами, расположенными в два ряда (девять бойниц в верхнем ряду, десять в нижнем). Здание имело сложную систему подземных ходов-лабиринтов. В северо-западной башне открыт колодец глубиной 6,5 м. В нижней части колодца был арочный проем, ведущий в подземные ходы. Центр здания занимал большой квадратный зал, окруженный обводным коридором и связанный с ним дверными проемами (Пулатов, 1977, с. 78).
Средневековые городки Юго-Восточной Уструшаны находились на высоких мысах рек и горных останцах, на высоких надпойменных террасах. Они четырехугольные в плане и ограждены валами и рвами. Некоторые из них располагались при входах в долины и выполняли функции сторожевых постов и убежищ. Примером таких городков является городище Курганча, занимающее мыс на правом берегу реки Исфанасай. Оно четырехугольное в плане и было ограждено высокими стенами. По углам сооружения и посредине стен находились башни. Центр городища не был застроен. Постройки же размещались вдоль стен. Неукрепленное поселение занимало площадки к северу и западу от городища (Негматов, 1956, с. 69).
Городская застройка характеризуется разнообразием типов построек и строительных конструкций. В Шахристане лучше всего изучены дворцы городищ Калаи Кахкаха II и Калаи Кахкаха I.
Дворец Калаи Кахкаха II представляет собой трехъярусное здание, сооруженное на ступенчатой платформе из глинобитных блоков. Первый ярус включал входной вестибюль, парадный зал, спальную комнату и айван с открытой в северный дворик стороной. Второй ярус состоял из коридора, комнаты прислуги и кухонного помещения. Третий ярус включал парадную анфиладу из трех комнат. Средняя представляла собой тронную лоджию, выходившую окном во двор городища. Ее стены украшали живопись и резное дерево. Второй и третий ярусы с первым входным вестибюлем были связаны пандусом, вившимся вокруг прямоугольного столба. Тронная лоджия третьего яруса составляла единую дворово-айванную композицию с расположенным у западного подножия цоколя большим двором (табл. 76, 8-10) (Негматов, Хмельницкий, 1966).
Иная планировка у дворца Калаи Кахкаха I. Он построен тоже на высокой платформе. В центре здания находился небольшой возвышенный донжон. Дворец имел входную айванную лоджию с видом на реку, город и на всю Шахристанскую котловину. Через коридорный вестибюль попадали в осевой коридор с суфами вдоль западной стены и суфой-«эстрадой» напротив входа. Осевой коридор делил дворец на две неравные части. Большая, западная, включала огромный двухъярусный зал со ступенчато поднимающимся полом и суфой (17,65×11,77 м), с выходящей в зал камерной тронной лоджией в его возвышенной глубине и входным помещением-кулуаром перед залом. В этой части дворца находились второй парадный зал — «малый» (9,65×9,5 м), дворцовое святилище и еще одна большая комната. В восточной части дворца, кроме входного айвана и коридора-вестибюля, располагались большая жилая комната с входной деревянной тамбурной ширмой, малое помещение для прислуги, обособленный коридор с «арсеналом»-камнехранилищем. Дворец с севера и юга имел укрепленные мощными стенами дворы с кухонными и хозяйственными строениями (табл. 76, 3), а в западной стене северного двора — ворота дворца (Воронина, Негматов, 1974).
Жилые постройки горожан представлены следующими типами. Тип 1 — широкое длинное строение, разделенное внутри поперечными стенками на три комнаты — глубинную, среднюю и наружную айванную. Тип 2 — квартал из отдельных изолированных, плотно пристроенных друг к другу небольших секций, обычно включающих общий коридор и две-три комнаты с некоторыми бытовыми удобствами (входными ширмами, суфами, очагами), причем каждая секция имеет отдельный выход на городскую улицу. Тип 3 — квартал также с секционной, но более индивидуализированной планировкой, включающей входные айваны и кулуары, парадные залы и комнаты с богато оформленным интерьером — входными тамбурами, суфами вдоль стен, суфами-«эстрадами», колоннадой и стенописью (Авзалов, 1977, с. 81–83). Тип 4 — постройка с коридорно-гребенчатой планировкой строго функциональной войсковой казармы-общежития, открытия в юго-западном углу городища Калаи Кахкаха I (табл. 77, 2). Она включает центральный коридор и 20 узких коридорообразных помещений, расположенных по обе стороны от него и соединенных с коридором арочными проемами (Негматов, Хмельницкий, 1966, с. 23–39, 106–115).
По сведениям письменных источников, Уструшана была «обширной и важной страной», в ней находились «четыреста крепостей-за́мков» (или «свыше четырехсот за́мков»), располагавшихся в восемнадцати равнинных и горных рустаках-округах (Негматов, 1957, с. 34–35). Некоторые за́мки стали ядром крупных компактных селений, впоследствии превратившихся в городские центры (Актепе близ Нау).
Четыре вскрытых в Шахристанской котловине за́мка демонстрируют три категории построек: 1 — за́мки с усложненной индивидуализированной планировкой, включающей парадные залы, жилые покои, святилища, хозяйственные и коридорные помещения, с богатейшим декором (стенопись и резное дерево) и мощной фортификацией расположенного на гребне горы здания (Чильхуджра); 2 — за́мки с несложной «коридорно-гребенчатой» планировкой, без декоративной отделки, расположенные на гребне горной возвышенности (Тирмизактепе); 3 — за́мки с укрепленным двором, предвратным лабиринтом и двухэтажным зданием посреди двора, верхний этаж был жилым, нижний — хозяйственным (Негматов, 1977а, 1979б).
За́мок Чильхуджра расположен в 2,5 км южнее селения Шахристан, на глинисто-галечниковом концевом крутом выступе предгорной гряды у слияния Джаркутансая с Шахристансаем. Холм в виде неправильного прямоугольника скрывал остатки укрепленного здания и примыкавшего к нему с юго-запада дворика. Памятник сохранился великолепно. До нас дошли не только сводчатые помещения нижнего этажа, но и стены, и части кровли помещений второго. Первый этаж состоит из четырехкомнатного центрального ядра и системы периферийных сводчатых коридорообразных и купольных башенных угловых помещений вокруг него. В юго-западном углу место башни занимает прекрасно сохранившийся сводчатый пандус, спирально вьющийся вокруг круглого центрального столба. Он выводит на второй этаж и на крышу здания. Вход в здание находился в юго-восточном углу первого этажа. Второй этаж включал крупный парадный зал и группу небольших помещений с юга (парадный вестибюль зала и маленькое купольное помещение) и с запада (коридор перед пандусом, два помещения, сообщающиеся одно с коридором, другое с залом). У северной стороны пандуса на втором этаже сохранилась обходная галерея. Такую довольно сложную планировку это основное здание сохраняло в последний период своего существования.
Как показали исследования Чильхуджры, сначала здание, возведенное на довольно высокой пахсовой платформе, состояло из четырех комнат. Входной проем тогда располагался с западной стороны. Время его возведения и функционирования приходится на V–VI вв. К этому зданию были затем пристроены система внешних коридоров и весь второй этаж, которые функционировали уже в VII — начале IX в. Двор представлял собой слегка вытянутый прямоугольник со сложным коленчатым пандусным входом, защищенным предвратной башней в юго-восточном углу. Восточная и западная части двора были застроены двумя группами помещений с явными признаками жилого и хозяйственного назначения. Среди них выделяется кухонно-пекарное помещение с тремя танурами и двумя очагами.
Планировка и общий тип здания, характер его внешних фортификационных элементов, наличие замкнутого плотно застроенного двора с пандусным защищенным входом и, наконец, его командное месторасположение — все говорит о том, что Чильхуджра — крупное мощное сооружение за́мкового типа (Пулатов, 1975). Основные особенности Чильхуджры: укрепленность самого здания, удобное расположение на естественном конечном гребне горы, значительная мощность высоких внешних стен, снабженных угловыми башнями. Оборонительный характер основного здания сочетается с укрепленностью примыкающего двора с высокими мощными глухими наружными стенами и двухколенчатым пандусным входом с наружной башней (табл. 78, 1).
Другой за́мок — Уртакурган расположен также к югу от селения Шахристан, неподалеку от Чильхуджры, на левом берегу Шахристансая, на гребне естественного возвышения посреди долины при выходе ее в Шахристанскую котловину. Холм до раскопок имел два яруса. Верхний — правильной формы со срезанной верхней площадкой, размером 18×16 м, высотой 7 м. Нижний ярус — двор шириной от 13 до 30 м — был окружен стеной с башнями (заметны оплывы трех башен в южной стене). Общая высота холма 13–16 м. Холм скрывал остатки двух разновременных построек. От поздних строений сохранились лишь нижние части двух помещений (табл. 79, 1–3).
В нижнем горизонте вскрыт комплекс из восьми помещений и остатков пандусного сооружения. Постройка центральным осевым коридором-«холлом» разделена на восточную и западную части. Западную часть составляют два крупных зала и расположенное между ними входное узкое помещение. Наиболее интересен юго-западный зал с суфами, тронной «эстрадой» и другими архитектурными деталями. Восточная часть здания включала квадратную купольную комнату с суфами и входным камерным айваном с закругленными суфами. Эта купольная комната с айваном выполняла ритуально-культовые функции домашнего святилища. С севера к ним примыкали второй, малый зал с суфами и стенкой-ширмой, затем северо-восточное узкое помещение, а с юга пандусное устройство. Композиционным центром постройки являлся стык осевого коридора с узким западным помещением, где на роскошных деревянных колоннах покоилось шестивенцовое перекрытие типа кассетного потолка «рузан». Здание погибло от пожара. Большое скопление обуглившегося дерева с архитектурной профилировкой и художественной резьбой позволило реконструировать форму этого перекрытия.
В за́мке Уртакурган доминирует монументальная парадно-жилая внутренняя постройка, поднятая на высокую искусственную платформу и содержащая комплекс оборонно-фортификационных сооружений вокруг двора. Двор круговой, узкий, лишь в юго-западной части несколько расширяется. За́мок стоит обособленно и имеет четко выраженные элементы фортификации: его внешняя ограда-стена снабжена частыми башнями (куртина между двумя зачищенными юго-западными башнями 19,75 м) и банкетом для защитников. В целом Уртакурган по всем признакам являлся сильно укрепленным аристократическим за́мком. Время функционирования его довольно точно датируется монетами VIII в. н. э. (табл. 79, 1, 2) (Негматов, Пулатов, Хмельницкий, 1973).
Третий за́мок — Тирмизактепе располагался на гребне крайней оконечности предгорий гряды, выклинивающейся узкой полосой в Шахристанскую котловину и имеющей прекрасное стратегическое положение на северо-западных подступах к Калаи Кахкаха I. Открытое здание было квадратное в плане, площадью 16×16 м, с широким осевым коридором-вестибюлем, перекрытым плоской крышей. По сторонам коридора торцами к нему расположены восемь нешироких сводчатых помещений. Весь северный фасад здания занимает длинное сводчатое помещение-хранилище с вкопанными в пол хумами. Специальное пандусное устройство выводило на крышу здания.
Здание построено в VII–VIII вв. и без особых переделок вторично использовано в IX–XII вв. Внешний облик и фортификационные элементы здания не сохранились. Но, судя по его планировке, характерной для построек за́мкового и караульно-казарменного типа Уструшаны и ряда других областей, а также учитывая его стратегическое положение, наличие мощных глухих наружных стен, специального помещения-хранилища, Тирмизактепе с большой долей вероятности можно считать за́мковым сооружением (Негматов, Пулатов, Хмельницкий, 1973).
Четвертый за́мок — Тоштемиртепе находится в 8 км от селения Шахристан, на равнине западной части Шахристанской котловины. Он зажат сухими руслами Тоштемирсая и Уваксая, некогда надежно защищавшими его с двух сторон. Основное сооружение высотой около 8 м располагалось в центре квадратного двора (100×100 м), окруженного оплывшими в настоящее время валами стен с четырьмя угловыми башнями и входными привратными лабиринтом с северо-западной выносной прямоугольной башней.
За́мок имеет типичную коридорно-гребенчатую планировку. Осевой коридор длиной 14,5 м соединяет восемь помещений, расположенных по четыре с каждой его стороны и перекрытых сводами. Из коридора в каждое помещение ведут по два проема, расположенные на уровне пола и половины всей высоты стены. Перемычки арок проемов выполнены клинчатой кладкой, а кривые арок — полуциркулярные, в одном случае арка лучковая. В продольных стенах помещений на уровне верхних проемов обнаружены ряды ниш, расположенных друг против друга, а в нишах помещения 7 — остатки истлевших бревен. Все это позволило прийти к выводу, что каждое помещение деревянным настилом делилось на два полуэтажа (высота первого этажа 1,95 м); верхний этаж перекрывался сводом. Здание было двухэтажным: нижний этаж — хозяйственный, а верхний — жилой. В жилую часть вел проем в западном торце осевого коридора, куда поднимались по глинобитным ступенькам.
Картину многообразия за́мкового зодчества Уструшаны дополняет ряд других памятников. Один из них, Калаи Сар, расположен на высоком глинисто-скалистом холме предгорий Туркестанского хребта, на месте совмещения двух ущелий — Гургдара и Куруксая, в 12 км южнее селения Шахристан. Памятник в плане близок по форме к овалу, рельеф повышается у юго-восточного и северного краев (Негматов, 1966, с. 69).
В Калаи Саре открыты постройки двух периодов: VI–VIII и X–XI вв. К раннесредневековому периоду относятся сводчатое помещение размером 8,6×2,3 м, сложенное из сырцовых кирпичей кладкой в перевязку, и связанное с ним дверным проемом помещение со стенами из камня. Галечник и рваный камень использованы для сооружения двух других помещений.
Крепостные стены сложены из рваного камня и крупного галечника на глиняном растворе и покоились на скальных выходах естественного возвышения, неровности которых были предварительно выправлены кладкой. В за́мке имелись угловые башни. Следы их в виде слоев пахсы с каменными прокладками открыты при раскопках. Непрочность сооружения была заложена в самой его конструкции. Использование недолговечного приема кладки из пахсы с прослойками из камня явилось причиной разрушения таких наиболее уязвимых участков фортификации, какими были башни.
За́мок Дунгчатепе был расположен в предгорной степной полосе на правобережной террасе Исфанасая, на древнем пути из города Гуликандаз в горный округ-рустак Восточной Уструшаны. Он содержал в себе остатки сооружений трех строительных горизонтов. Время его функционирования VII–IX вв. В нижнем строительном горизонте находилось прямоугольное в плане здание, ориентированное углами по сторонам света. Северная часть здания включала центральный осевой коридор и связанные с ним параллельные помещения. Первый строительный горизонт датируется исследователями I–III вв., а после проведенного ремонта — III–V вв.
Постройки за́мка первого строительного горизонта были разрушены и использованы в качестве платформы для сооружений второго строительного горизонта. Здание этого горизонта представляло собой интересное по планировке сооружение за́мкового типа, близкое к аналогичным уструшанским сооружениям. Его мощные наружные стены снабжены бойницами. Оно включало большой прямоугольный зал и примыкавшие к нему помещения (табл. 80, 2). Вдоль стен зала располагались суфы (Негматов, 1973а, с. 93–95; 1977б; Салтовская, 1983, с. 263–264).
Строительное дело Уструшаны развивалось в нескольких направлениях: градостроительство и крепостная фортификация, монументальное зодчество, массовое жилищное строительство и строительство ирригационных сооружений.
Большинство сооружений сложены из пахсы и сырца; часто они возведены только из пахсовых блоков. Нередко ряды блоков прослоены одним, двумя (или более) рядами сырца. Есть стены, возведенные исключительно из кирпичей. И наконец, при возведении стен использована техника комбинированной кладки, сочетающей пахсу с сырцовым кирпичом в различных вариантах. Причем стены из блоков имеют то вертикальные, то наклонные швы, иногда являют собой «квадраты вперевязку» с декоративной нарезкой «рустовкой». Стены из сырца сложены то ложком вперевязку, то смешанной кладкой с перевязкой в верхних поясах, то тычком вперевязку, то тычком-ложком вперевязку. Технически разновариантны и стены комбинированной кладки: кирпич «вразбежку», «ступенчатая» кладка из рядов кирпича и слоев глины толщиной в два кирпича. Интересна сырцово-пахсовая комбинированная кладка из чередующихся ложковых и тычковых рядов кирпича, заполненных в промежутках слоями пахсы, со своеобразным, уникальным для Средней Азии, контррельефным убранством наружной поверхности — горизонтальной, треугольной в сечении «рустовкой» или «пунктирной» разрезкой. На декоративный эффект рассчитана кладка из пахсы и кирпичей разных оттенков.
Дверные и оконные проемы ряда зданий перекрыты арками в технике клинчатой кладки «в елку». Среди типов арок большинство эллиптической (приближающейся к полуциркулярной) формы, реже трёхцентовой и параболической, еще реже лучковой и стрельчатой. Есть арки, оформленные архивольтом. Есть арочный световой проем параболической формы, выполнявший одновременно роль тромпа купольного перекрытия. Налицо сложная «двуликая» арка, относящаяся к типу «ползучих», выполненная внутри помещения асимметричной кладкой из сочетаний клинчатых плеч и выведенного плашмя венчания, а снаружи имеющая другие очертания и структуру: в прямоугольной рамке более высокая стрела подъема внешнего контура, без плеч, с кладкой из плашмя уложенных рядов кирпичей, расходящихся веерообразно. В ряде случаев зафиксированы балочные перемычки дверных проемов.
В некоторых уструшанских зданиях (за́мок Чильхуджра, дворец Калаи Кахкаха II и др.) отмечены световые и вентиляционные проемы и продухи щелевидной, прямоугольной, трапециевидной и коленчатой форм или в виде трапециевидных амбразур. Кроме того, существовали деревянные решетки «панджара», устанавливаемые в верхней части арочных проемов и в световых люках на крыше помещений. От них отличается крупный прямоугольный оконный проем помещения в верхнем ярусе дворца Калаи Кахкаха II.
Наиболее распространены в Уструшане были сводчатые перекрытия. Своды за́мка Чильхуджра коробовые, с эллиптической кривой, сложены они из прямоугольных сырцовых кирпичей в технике поперечных наклонных отрезков. Зодчие Уструшаны успешно решали сложную задачу поворота свода под прямым углом. Такой прием зафиксирован в комплексах Мунчактепе и Тирмизактепе. В обоих памятниках своды коленчатых коридоров, сложенные наклонными отрезками, расходятся веерообразно от выступающего угла. Промежутки между ними, постепенно расширяющиеся к противоположному углу, заполнены клинчатыми рядами кладки. Свод, образующийся над противоположным углом, опирается на небольшой тромп, благодаря которому угол в основании свода получает скругленные очертания. Этот прием в Средней Азии больше нигде не зафиксирован.
Для перекрытия помещений успешно применялись купольные конструкции. Их неотъемлемой частью являются тромпы. О конструкции купольных сооружений мы можем судить по двум угловым башенкам и одной часовне-капелле Чильхуджры. В них переход от стен к барабану купола осуществлялся с помощью тромпов в виде перспективных арочек, вписанных одна в другую и сложенных из кирпича-сырца по дуге плашмя тычком. Арочки тромпов имеют небольшую стрелу подъема и почти полуциркулярную кривую. Кладка всех куполов Чильхуджры произведена кольцевыми рядами с радиальным наклоном рядов к центру кривизны.
Наряду с массовым сводчатым и более редким купольным перекрытием помещений и целых зданий в Уструшане широко применялись и плоские деревянные перекрытия, которые покоились на стенах и на расположенных в определенной системе деревянных колоннах. Перекрытия включали такие элементы, как прогоны, балки, межбалочные брусчато-дощатые перемычки, на которые укладывались слои циновки и камыша, глины и глиняно-саманной обмазки. Колонны, прогоны, балки обычно покрывались художественной резьбой, на межбалочные ячейки потолков навешивались различные резные деревянные фризы и панно. Одна или несколько ячеек по определенной системе расположения превращались в световые и вентиляционные люки с замысловатой кассетной конструкцией «рузан», как, например, в за́мке Уртакурган. Потолки нередко представляли собой целые художественные композиции.
Многие здания Уструшаны снабжены пандусными подъемами двух типов: 1 — простые, в виде двух (дворец Калаи Кахкаха I) или трех (за́мки Уртакурган и Тирмизактепе) коленчатых узких сводчатых коридоров с наклонно поднимающимся полом; 2 — сложные, встреченные во дворце Калаи Кахкаха II и в за́мке Чильхуджра. Последние хорошо сохранились и, несмотря на общность функций в однородных постройках, отличаются друг от друга конструктивно. У кахкахинского подъема квадратная в плане пандусная шахта имеет высокие и прочные стены, а в центре — пахсовый прямоугольный столб, вокруг которого вьются шесть подъемных колен, ведущих из вестибюля здания на средний и верхний ярусы помещений. Спирально вьющиеся, наклонно идущие своды пандуса, сложенные в технике клинчатой кладки, опираются на слегка выступающую полочку плашмя уложенных сырцовых кирпичей; их пяты расположены на разных уровнях стены и центрального столба.
Пандус Чильхуджры находится на месте одной из угловых башен, поэтому с наружных сторон несколько закруглен, а пандусной шахте для большей устойчивости задан небольшой наклон к центру здания. Уникальная особенность чильхуджринского пандуса — его округлый центральный столб (вместо обычного прямоугольного). Столб состоит из массивного пахсового внутреннего стержня, утолщенного винтообразной накладкой в один ряд пахсы, на который опирается винтообразно поднимающийся свод, сложенный в технике наклонных отрезков. Пандус Чильхуджры был снабжен трапециевидными световыми амбразурами. Марши его вели на второй этаж и на крышу здания.
В Уструшане применен и такой архитектурный элемент, как наружная обходная галерея. Отрезок неширокой галереи сохранился в за́мке Чильхуджра вдоль его западного фасада на уровне второго этажа. Галерея располагалась под сводами и внешними стенами помещений первого этажа и была огорожена массивным сырцовым парапетом. Она конструктивно разделила наружную композицию за́мка на два яруса, причем несколько уменьшенный объем второго яруса-этажа одновременно в перспективе представлял собой своего рода внутренний возвышенный укрепленный донжон кешка.
Все парадные залы и жилые комнаты, многие хозяйственные помещения и некоторые широкие коридоры имели глинобитные сырцовые суфы. Они, как правило, расположены вдоль всех стен залов и комнат или вдоль одной из стен коридоров и узких помещений. В парадных залах и коридорах часть суфы выделялась путем расширения площади, повышения высоты и иногда возведения ступеньки у подножия. Торжественность такой суфы-«эстрады», застланной дорогими коврами, усиливалась еще специально расшитым матерчатым балдахином на металлических или резных деревянных опорах, а также богатой живописью стен. Такие суфы с остатками элементов украшений зафиксированы в залах Уртакургана и Чильхуджры, дворца Калан Кахкаха I. Есть их изображения и в живописи.
С зодчеством тесно смыкались художественные ремесла резчиков по дереву, мастеров стенописи, художественной глиняной лепнины и жженых фигурных кирпичей (Негматов, Хмельницкий, 1966; Негматов, Пулатов, Хмельницкий, 1973; Пулатов, 1975; Негматов, 1977а, 1979б).
Письменные источники фиксируют для Уструшаны раннего средневековья «белую религию» с главной ее книгой Заравах и деревянными скульптурами идолов, украшенных драгоценностями. Идолы и книги Мугов тайно содержались и почитались во дворцах уструшанского принца Хайдара в Самарре. Идолы находились и в самой Уструшане, в Буттаме. Их привозили в Уструшану хуттальские беженцы (Негматов, 1957, с. 73–82). В этой области известно много топонимов с компонентом «муг» (огнепоклонник).
Ныне вскрыты Храм идолов на городище Калаи Кахкаха I, «Дом огня» на поселении Актепе близ Нау, домашние святилища-капеллы во дворцах и за́мках, в городских жилищах, найдены деревянные идолы в за́мке Чильхуджра. Дахма на Чоршохатепе близ Шахристана, скальные склепы близ Курката, множество захоронений в хумах и оссуариях в разных местах Уструшаны — все в целом свидетельствует об особом местном варианте зороастризма, сочетавшем в себе элементы канонического зороастризма с почитанием идолов и других божеств и культов, раскрываемом также монументальной живописью Уструшаны. В письменных источниках многократно зафиксирован уструшанский божественный фарн — лошадь. Многократно засвидетельствован в живописи дворцового комплекса Калаи Кахкаха образ коня-фарна царской власти — трона в виде протом спаренных коней. Важным свидетельством бытования культа коня-фарна является находка обезглавленного скелета коня, лежавшего в полном анатомическом порядке на арчевых досках под полом входного кулуара.
Роль лошади в древних культах общеизвестна. Еще Геродот в своем описании быта и нравов племен, обитавших в Средней Азии, сообщал: «Из богов чтут только солнце, которому приносят в жертву лошадей» (Геродот, I, 216). Чтили кости всех животных: при археологических раскопках многих памятников Уструшаны кости мелкого скота встречаются под фундаментом стен, в гнездах от балок порогов входных дверей. Целый скелет домашней собаки обнаружен под полом одного из помещений за́мка Чильхуджра. Захоронение собаки под стеной помещения отмечено на поселении Хоняйлов.
Храм, открытый в Актепе близ Нау, включает большое прямоугольное помещение и обводной коридор. Центральное помещение соединено со всеми коридорами четырьмя дверными проемами. В центре этого помещения находится прямоугольное сырцовое сооружение, похожее на очаг, в котором возжигался священный огонь. На самом сооружении и вокруг него следы интенсивного горения, скопление золы и углей. На стенах центрального помещения заметны следы сильного и длительного горения. Авторы раскопок отмечают сходство планировки здания с известными в Иране и других регионах храмами огня и считают, что открытое в Актепе сооружение можно считать храмом огня (Негматов, 1973, с. 81–82; Пулатов, 1977, с. 78).
На городище Калаи Кахкаха I у южной крепостной стены по соседству с жилым кварталом открыт Храм идолов. Он включал большой прямоугольный в плане зал площадью 14,3×13,9 м, широким входом обращенный на городскую площадь.
Около южной стены зала был устроен деревянный помост, опиравшийся на восемь фигурных стоек, на котором устанавливали деревянных идолов. Зал освещался поставленными в ниши светильниками и естественным светом через небольшие отверстия в кассетном потолке (Негматов, Авзалов, Мамаджанова, 1987, с. 199). Раскопками выявлены два периода функционирования зала, о чем свидетельствуют два уровня полов.
Деревянное перекрытие зала с системой световых люков-рузанов покоилось на 90 колоннах, поставленных на каменные подушки. Они образуют строгую модульную сетку с шагом, равным 1,4–1,5 м. Почти все колонны имеют вертикальную профилировку и в поперечном разрезе обнаруживают рисунок растительной или большей частью зооморфной формы, повторяющий реальные объекты природы в стилизованном виде.
Наличие большого зала с многоколонной композицией, обожествление культа дерева, зооморфный стиль, отмеченный в конструкции колонн, указывают на культовое назначение постройки, скорее всего, на Храм идолов.
Доисламские культовые сооружения представлены также домашними капеллами, включенными в планировку за́мков и жилых домов рядовых граждан.
Уртакурганская капелла представляет собой небольшое квадратное помещение с купольным перекрытием и входом из осевого коридора через входной айван. Вдоль всех стен этого помещения тянутся суфы. На полу у середины главной восточной суфы находится прямоугольное сырцовое сооружение, обведенное по боковым сторонам тонкой стенкой, открытое в сторону входа. Это сооружение выполняло функцию алтаря огня (Негматов, Пулатов, Хмельницкий, 1973, с. 28, 35, рис. 20–21).
В Чильхуджре капелла расположена на втором этаже за́мка. Она представляет собой небольшую комнату почти квадратной формы, перекрытую куполом, от которого сохранились нижние ряды кладки и три тромпа. Арочный вход располагался в северной стене и соединял капеллу с небольшим коридорчиком, который вел в Малый и Большой парадный залы за́мка. В середине южной стены находилось окно трапециевидной формы. В тщательно оштукатуренных стенах имелись нишки для светильников. Их поверхность сильно закопчена и прокалена. Около южной стены под окном большое скопление золы, а на самой стене заметны следы огня и копоть. Почти все пространство помещения занимает суфа.
Расположение помещения, его изолированность от остальных комнат, наличие в комнате суфы, прокаленность стен подчеркивают его ритуально-культовое назначение (Пулатов, 1975, с. 31, 139–140, рис. 9, 22, 65, 66).
В соседнем с капеллой Большом зале обнаружен закопанный под полом хум, в котором находились три деревянных идола, обуглившиеся при пожаре. Все они представляют собой мужские головы, вырезанные почти в натуральную величину и отличающиеся одна от другой размерами.
Первая голова с довольно худощавым лицом, выразительными бровями и надбровными дугами, короткими прядями опускающихся волос, перехваченных лентой диадемы, миндалевидными глазами, прямым небольшим носом и слегка поджатыми губами.
Вторая голова крупнее, щеки полные. На левой стороне утрачены часть подбородка и много мелких деталей лица, но хорошо сохранились волосы, изображенные небольшими слегка волнистыми прядями, которые выступают из-под головного убора или короны.
Третья голова собрана из мелких распавшихся кусков, дающих лишь общее очертание. Детали лица утрачены. Угадывается диадема или высокий головной убор (Пулатов, 1975, с. 90–93, 96-100, рис. 47–49; Древности Таджикистана: Каталог выставки, 1985, с. 261–262, № 682, 683).
Деревянные идолы из Чильхуджры, бережно спрятанные в хуме и закопанные перед арабским нашествием на Уструшану, — несомненный факт идолопоклонства. Сочетание зороастрийского огнепоклонства с идолопоклонством в Уструшане убедительно подтверждается письменными источниками (Негматов, 1957, с. 73–79, 140–146).
В парадной части дворца Калаи Кахкаха I находилась капелла. Это была вытянутая, прямоугольной формы комната, сообщавшаяся двумя входами с центральным коридором дворца и с кулуаром Большого парадного зала. В центре комнаты на полу выявлены следы алтарного сооружения. Вдоль западной стены тянулась вымостка из сырцовых кирпичей, предназначавшаяся, видимо, для размещения культовых реликвий.
Культовый центр находился в богатом общественно-жилом квартале в центральной части городища Калаи Кахкаха I. Эта выделяющаяся по планировке и внутренним элементам секция включает два помещения. Первое из них, размером 7,9×3,9 м, вдоль южной стены, имеет своеобразную длинную суфу, переходящую из обычной глинобитной вымостки (в западной половине) в ступенчатое пирамидальное сооружение (в восточной части помещения). Второе помещение (5,45×4,15 м) снабжено входным тамбуром, выделенным глинобитной стенкой-ширмой. У юго-западного угла оно имеет очажное углубление, в полу западной части — прямоугольное углубление (2×1,4 м), а в восточной половине — четырехступенчатый подъем, ведущий к возвышенной площадке. На последней сделано прямоугольное углубление (2×1,4 м). На стенке лестницы и на поверхности площадки зафиксированы остатки живописи (табл. 77, 1). Очевидно, оба помещения выполняли какие-то общественно-культовые функции (Негматов, 1975б, с. 539).
Важным источником познания культов Уструшаны являются памятники искусства дворца Калаи Кахкаха I. Здесь многоярусная стенопись Малого зала посвящена традиционной для древнеиранского искусства сцене борьбы сил добра и зла, в которой принимают участие многие персонажи местного божественного и демонического пантеонов (Негматов, 1984).
Живопись зала последовательно рассказывает об этапах грандиозного сражения царя-полководца и его воинов с многочисленными полчищами разноликих демонов, в котором на стороне людей выступают божество, богиня и небесные силы, а также о первых этапах мирной жизни после победоносной для людей битвы.
Западная стена является центральной, где в середине над выделенной тронной суфой изображена сцена с основным персонажем повествования — огромная роскошно одетая мужская фигура, восседающая на зооморфном троне в виде обращенных в разные стороны коней. Живописное поле окаймлено широкой и высокой расписной ажурной аркой, украшенной растительной вязью. Концы арки внизу опираются на вытянутые овальные медальоны с изображениями арфистки и музыканта. По обеим сторонам центрального поля располагались три яруса живописных сцен различного содержания. Главный персонаж на троне интерпретируется как образ предка уструшанской правящей династии (табл. 81, 11).
Факты обожествления уструшанских афшинов, сосредоточения в их руках не только государственной, но и сакральной власти хорошо известны из письменных источников (Бичурин, 1950, т. II, с. 276; Негматов, 1957). Образ обожествленного предка уструшанских правителей являлся основным объектом поклонения уструшанцев.
Такое определение главного персонажа позволяет предположить, что на трех других стенах показаны сцены подвигов этого же предка в борьбе с силами зла. Дважды повторяющееся (на восточной и северной стенах), изображение царя-полководца в колеснице отождествляется с тем же образом предка династии (табл. 81, 7, 9). Такое решение облегчает объяснение иконографии остальных персонажей живописи, прежде всего трехглавого и четырехрукого божества и четырехрукой богини, сидящей на льве и представленной в двух ситуациях, в двух ликах (она же встречена в третий раз в двух-трех фрагментах у южной стены зала). Отсутствие изображений других божеств, наличие на восточной стене мужского и женского божеств примерно одинаковых размеров позволяют считать их находящимися на одной ступени культовой иерархии. Скорее всего, в данном зале были показаны только два главных божества уструшанского пантеона. Оба они четырехрукие: мужское — трехглавое, женское — в двух ликах (а третий лик, видимо, был представлен на южной стене). Оба божества одинаково участвуют в военных действиях на стороне людей. У них есть и общие атрибуты — символы луны на венце корон. По всей вероятности, в данном случае это изображения богов-супругов. О такой возможности для хотанских и пенджикентских божественных пар уже упоминалось в литературе (Беленицкий, Маршак, 1976, с. 78–81).
На восточной стене воспроизведено восседающее на коне трехглавое четырехрукое божество в момент сражения или поединка. Одной рукой оно держит лук, второй натягивает тетиву, готовясь выпустить стрелу, а в двух других — копье наперевес. Три головы человеческие, антропологически близкие, написаны вполоборота вправо, две боковые уменьшены и расположены на уровне ушей средней, более крупной головы. На головах одинаковые сложные короны с полумесяцем, в ушах серьги. Фигура одета в доспехи, у пояса кинжал, ниже колчан со стрелами. В одно из предплечий воткнута стрела. Уструшанское трехглавое божество имеет аналог в пенджикентской живописи. На одежде пенджикентского божества сохранилась надпись «Вешпаркар» — согдийская передача санскритского «Вишвакарман» в значении «творец всего». Исследователи пенджикентского памятника ведут проникновение индуистского божества в согдийский пантеон через буддизм (Беленицкий, Маршак, 1976, с. 79). Однако у пенджикентского божества больше индуистских реалий: шесть рук, разные лица (среднее мужское, правое женское, а левое демоническое) и на них по три глаза, из плеч поднимается пламя, оплечья в виде голов животных, в руках трезубец и меч. От индуистского и буддийского Вишвакармана уструшанское изображение ушло еще дальше, чем пенджикентское. Образ уструшанского трехглавого божества освободился от сопровождающего женского лика, упростились его другие атрибуты (уменьшилось количество рук, пропали пламя с плеч и оплечья в виде голов животных и пр.). В иконографии уструшанского божества исчезли многие индийские начала.
Изображения двух четырехруких богинь с разными лицами располагались также на восточной стене. Первое — в верхнем ярусе живописной композиции у юго-восточного угла стены. Богиня восседает на взнузданном льве и окружена огненным ореолом. Лицо ее в светло-сером нимбе с языками бледно-желтого пламени, сосредоточенное, спокойное, с раскосыми широко расставленными глазами, плоским носом, маленьким, сомкнутым в полуулыбке ртом. Слева располагается символ луны — голубой диск с антропоморфным изображением, окаймленным полумесяцем. Справа — подобное изображение солнца. В среднеазиатской монументальной живописи раннего средневековья это первый случай изображения человеческого лица в фас. На богине богато орнаментированная золотая корона с полумесяцем в центре. От короны к плечам легкими складками опускается глубокая прозрачная вуаль, в ушах массивные серьги с драгоценными камнями. Богиня одета в светло-голубой хитон, украшенный у шеи орнаментированной золотой каймой, на плечи накинут пурпурный плащ, на груди золотые бляшки, на одной из рук браслет. В одной руке богиня держит скипетр с навершием в виде крылатого льва, слева находится «штандарт», завершающийся золотой птицей; другой рукой богиня сжимает поводья; третьей рукой держит какой-то предмет в виде грифона; пальцы четвертой руки сложены в символическом жесте: указательный и безымянный подняты вверх, остальные сомкнуты.
Второе изображение богини, восседающей на взнузданном льве, находится у северо-восточного угла зала в нижнем ярусе живописной композиции. Одежда и убранство полностью совпадают с таковыми первой богини. Она также четырехрукая: в одной руке держит символическое изображение солнца, в другой — луны, третьей рукой воспроизводит символический жест с двумя поднятыми пальцами, а четвертой, по-видимому, прижимает жезл к груди. Сохранность красочного слоя хорошая, преобладающий цвет синий (ультрамарин) различных оттенков. Иконографически весьма интересны оба изображения богини — видимо, главной богини местного пантеона; последнее подчеркивается надменно-величественной позой восседания на разъяренном льве, богатыми одеждами, украшениями и диадемой, многорукостью и тем, что в двух руках она держит антропоморфные символы основных небесных светил — солнца и луны. Остальные две руки воспроизводят символический жест (табл. 81, 1).
Многоликость богини связана, вероятно, с ее особыми функциями для разных ситуаций. Из атрибутов богини наиболее конкретны диск луны с женским лицом в короне, увенчанной полумесяцем, и солнечный диск с изображением лица в фас, причем оба близки к ликам самой богини. Оба символа богиня держит на раскрытых вверх ладонях; на правой — луну, на левой — солнце. Антропоморфные и символические изображения солнечного и лунного божеств, других планет и звезд часто встречаются на памятниках культуры Средней Азии. Имеются письменные сведения о поклонении древних среднеазиатских народов небу и небесным светилам.
Изображение различных божеств, сидящих на льве, — широко распространенная традиция у многих древних народов Востока. Двойственность образа главной уструшанской богини, видимо, можно подтвердить еще наличием не двух, а двух удвоенных (т. е. четырех) рук и фактом одновременного владения двумя символами — луны и солнца. Типологическая параллель такой дуальной структуры свойственна многим народам мира, в том числе зафиксирована в традициях Древней Греции, Ирана и Средней Азии. Двойственность образа главной уструшанской богини, несомненно, уходит в глубокую древность. Возможно, его следует связывать с образами ближневосточных и индоиранских божеств. Особо выделяется своим богатейшим эпическим, мифологическим и культово-религиозным творчеством Индо-иранский регион. Эта традиция зафиксирована в грандиозных письменных памятниках двух тысячелетий (I тысячелетие до н. э. — I тысячелетие н. э.): от «Авесты» до «Шахнаме» Фирдоуси у древнеиранских народов, в «Махабхарате», «Рамаяне», брахманских пуранах, анамах и в других поэмах у древних индусов. В древнем индоиранском мире были выработаны весьма стройные религиозные системы с божественными пантеонами во главе с авестийско-зороастрийским Ахурамаздой у иранцев и верховным богом Ишвара с его тримурти — триедиными продолжателями в сфере земной жизни (Брахма, Вишну и Шива) у индусов.
Уструшанское и пенджикентское трехглавые божества Вешпаркар — Вишвакарман уже отождествлены с индийским Шивой Махадева. Пенджикентская богиня на льве идентифицируется с кушанской Наной и индийской Парвати. Видимо, главная уструшанская богиня представляет собой тот же образ Великой матери-воительницы, олицетворяющей одновременно также культы сил природы и плодородия. Учитывая многочисленность согдийско-уструшанских параллелей в материальной и духовной культуре, видимо, не ошибемся, если назовем уструшанскую великую богиню именем кушано-согдийской великой богини Наны. Таджики, как этнокультурные наследники Согда и Уструшаны, до сих пор употребляют слово «нана» в значении «мать» и «старшая мать» — «бабушка» (Негматов, 1984а).
Таким образом, живопись малого зала дворца Калаи Кахкаха I позволяет говорить о трех главных объектах почитания доисламской Уструшаны: 1 — образ предка уструшанской династии, сливавшийся с личностью правящего царя (династийный культ), и два главных божества-супруга; 2 — Вешпаркар-Вишвакарман в облике трехглавого и четырехрукого мужчины на коне; 3 — Нана в облике четырехрукой женщины на льве.
В целом же в Уструшане весь комплекс сведений письменных источников, археологических материалов и памятников искусства (живописи, терракоты и др.) выявляет довольно сложную религиозную систему, в основе которой, несомненно лежит зароастрийско-мадзеистская традиция.
Традиции художественной культуры Уструшаны раннего средневековья были богаты и многообразны. Как в свое время полагал В.В. Бартольд, Уструшана оказалась менее всего затронутой арабским влиянием и являлась аккумулятором исключительно местных культурных традиций (Бартольд, 1963, 1964, 1966). О состоянии художественной культуры можно судить по письменным источникам и по результатам археологических раскопок Уструшаны.
Памятники художественной культуры Бунджиката были открыты при раскопках дворца Калаи Кахкаха II в 1955–1958 гг. Стены многих помещений, особенно царского жилого комплекса, были расписаны многокрасочной живописью, а деревянные конструкции перекрытий и входов украшены орнаментальной резьбой. Постигшие город разрушения и пожар при захвате арабским отрядом в 822 г. уничтожили почти полностью архитектурный декор дворца. Остатки живописи здесь зафиксированы лишь в виде отдельных пятен краски на небольших участках стен, по которым, однако, можно судить, что многокрасочной росписью была покрыта вся поверхность стен. Нижние части стен над суфами украшены бордюрами растительного узора и окаймлены поясами перлов. Выше располагались сюжетные сцены, о чем свидетельствует фрагмент на западной стене центрального помещения с изображением нижней части мужской фигуры, одетой в длинное широкое верхнее платье, обтянутое «передником» (Негматов, Хмельницкий, 1966, с. 141–143, рис. 50).
Остатки резного дерева обнаружены в тронной лоджии. Лежавшие в беспорядке остатки рухнувшего при пожаре перекрытия включают балки с резными западающими крестиками, расположенными в «шахматном» порядке, с цепочками четырехлепестковых рельефных розеток; брусья с лентой ромбической нарезки, поясом пятилепестковых пальметт и волнообразным побегом с отростками и стилизованными листьями; массивные доски-фризы с мотивом примыкающих одна к другой арочек, украшенных чередой резных пятилепестковых пальметт и выпуклым наружным пояском. Арочки вырезаны в виде выпуклой полоски, сверху и снизу окаймлены полосками из косых перекрещивающихся насечек. В поля между арочками вписаны половины четырехлепестковых розеток с вытянутыми и заостренными лепестками.
Интересен фриз с рельефным изображением фантастического существа в виде мужского торса с широко разведенными бедрами, которые заканчиваются закрученными вверх змеиными хвостами. По бокам чудовища — остатки каких-то деталей декора. Изображение абсолютно симметрично: два энергетических завитка ног-хвостов, заканчивающихся закрученными вверх спиралями, образуют основание для изящного торса. Подчеркнутая горизонтальность фигуры говорит о горизонтальности всей несохранившейся композиции. Этот мотив змеиного тритона в сочетании с чудовищем «ма́кара», зафиксированный также в глиняных рельефах древнего Пенджикента, был широко распространен в буддийском искусстве древней Индии и Афганистана и истолковывается как символическое олицетворение водной стихии.
Фрагмент потолочного бруса украшен рельефным изображением идущего мужчины, одетого в кафтан с двумя отворотами, перетянутый по узкой талии поясом, застегнутый на груди круглой пуговицей. Ниже пояса, у левого бедра, заметны следы рукоятки меча или жезла.
Другая серия памятников изобразительного искусства происходит из за́мка Чильхуджра. Остатки живописи в виде пятен красного, белого и серого цвета зафиксированы на западных стенах Большого и Малого залов. Отдельные участки лучшей сохранности дошли до нас лишь на северной стене Малого зала. Роспись нанесена на белый грунт. Центром композиции является сравнительно неплохо сохранившийся фрагмент, изображающий человеческое лицо округлого овала. Контур прорисован тонкой линией золотистой охры, наиболее четко подчеркивающей округлый подбородок. Большие миндалевидные полуприкрытые глаза выделяются на бледно-желтом фоне лица светлым пятном. Прорисовка их выполнена тонкой киноварной линией. Тем же цветом подчеркивается линия губ, прорисовываются подвески в мочках ушей. Следы киновари позволяют определить почти несохранившуюся линию носа. Штрих светлой охры, идущий от мочки уха с правой стороны лица, мягко переходит в линию шеи, прописанной розоватыми тонами. Тонкие линии киноварной прорисовки окаймляют богатую гамму полихромной росписи золотистой охрой, белилами, темно-оранжевой краской и ультрамарином. Голова увенчана непонятной формы головным убором, опускающимся к переносице мягко очерченным треугольником темно-оранжевого цвета (Пулатов, 1975, с. 87, рис. 46). От остальной росписи остались лишь отдельные пятна красок. Ниже и правее лица сохранилась часть локтя руки с браслетом. Автор раскопок считает, что «человек, изображенный здесь… полулежал, облокотясь на поднятую руку» (Пулатов, 1975, с. 87–88). Левее этой сцены сохранился участок росписи с остатками «большой скачущей лошади серого цвета с крупными темно-синими яблоками», на спине лошади богато орнаментированная попона темно-оранжевой, светло-оранжевой, светло-желтой, охристо-золотистой раскраски. Напротив — остатки тяжелого крупа белой лошади с изящно изогнутой шеей и нижней частью головы, частью седла и подсумка (?). В нижней части росписи изображены конечности какого-то парнокопытного животного. Еще ниже угадываются контуры двух, выдвинутых одна из-за другой, лошадей, а на спине ближней лошади угадывается нижняя часть всадника. В нижних частях обеих сохранившихся живописных сцен по одному круглому медальону светло-желтого цвета. Они обведены киноварью, а внутри изображены прямолинейные кресты.
Внизу живопись стены была обведена широким орнаментальным бордюром, включающим пояс сильно стилизованных волютообразных завитков и побегов, а сверху и снизу линейные пояски с ритмично расставленными рядами перлов.
Деревянные конструкции перекрытия и интерьера парадных залов Чильхуджры были украшены художественной резьбой. У входа в Большой парадный зал обнаружена часть дверной коробки, которая имела резьбу в виде косых ромбических насечек. В завале Большого зала найдены: обломок обугленного дерева с резьбой в виде чешуи; фрагменты массивной доски-фриза с плохо сохранившимися резными фигурами; обломок с изображением реалистично переданного миндалевидного глаза и ресниц; другие обломки с мотивами параллельных линий, выступающих в виде усеченного конуса чешуек и т. п. (Пулатов, 1975, с. 93–96, рис. 50).
Парадные залы за́мка Уртакурган были богато украшены живописью и резными деревянными конструкциями (балки перекрытий, двери, деревянные панели). Однако грандиозный пожар уничтожил их почти полностью. В результате воздействия огня погибла роспись на всех стенах. Незначительные следы ее сохранились в северо-западном зале и на стене тамбура (Негматов, Пулатов, Хмельницкий, 1973, с. 27).
Но тот же пожар, обуглив деревянные части здания, сохранил их от гниения. На многих балках и прогонах имеется великолепная резьба. На стыке коридоров в центре за́мка в углах были обнаружены отпечатки нижних частей двух деревянных колонн, частично вделанных в стены. На некоторых обгоревших балках сохранились глубокие врубки, направленные под углом 60°, и именно под таким углом должны смыкаться брусья, образующие так называемый венец перекрытия «рузан». В результате кропотливого изучения месторасположений баз и обуглившихся деревянных деталей удалось восстановить перекрытие этого типа. Оно представляет собой брусчатую ступенчатую конструкцию, состоящую из нескольких квадратных или восьмиугольных постепенно уменьшающихся венцов, расположенных один над другим и оставляющих верхнее отверстие, которое совмещает функции светового и вентиляционного люков. Такая конструкция в свое время была широко распространена на большой территории Азии — от Закавказья до Кореи. Она отмечена в зодчестве Хорезма, Семиречья, а в Таджикистане просуществовала особенно долго и дожила до настоящего времени. В исследованиях по древней архитектуре Средней Азии неоднократно указывалось на вероятность употребления перекрытия типа «рузан», или так называемого кассетного потолка, уже в раннее время. Находки в Уртакургане являются первым точно документированным свидетельством применения данной архитектурной формы в раннесредневековых среднеазиатских зданиях (Негматов, Пулатов, Хмельницкий, 1973, с. 18–21, 42–60, рис. 14, 15, 26–31) (табл. 79).
Художественная резьба по дереву в Уртакургане представлена большой серией находок и множеством орнаментальных мотивов. В уртакурганском резном дереве в пределах одной орнаментальной композиции сочетаются характерно трактованные пятилепестковые пальметты и ромбовидные гирлянды на боковой поверхности балок: мотивы пятилепестковых розеток и круглых перлов в бордюрных цепочках. Но есть и новое: своеобразный орнаментальный мотив на нижней плоскости венцов перекрытия «рузан» и крупных балок в виде стебля с побегами, завершающимися трилистником. Такая трактовка традиционного трилистника впервые была встречена в Уртакургане (табл. 79, 4, 5). На каждой балке симметрично располагались по две ветви, идущие от торцов к середине. Одна, видимая сторона таких балок украшена сплошным тройным бордюром из поясов выпуклых кружков-перлов, пятилепестковых пальметт и ромбовидных нарезок гирлянды. Этот строго последовательно трехполосный орнаментальный мотив перлов-пальметт гирлянды встречается особенно часто, а в отсутствие многоотросткового побега он выполнялся без верхней полосы перлов (табл. 83, 2, 3, 6, 10), за счет которых украшались пояса пальметт (Негматов, Пулатов, Хмельницкий, 1973, с. 60–69, рис. 32–35).
В уртакурганской резьбе по дереву большое место занимают бордюры из пятилепестковых пальметт, ромбовидных насечек и пятилепестковых розеток. Они выполнены, как и в Пенджикенте, в технике невысокого сочного рельефа и генетически восходят к кругу орнаментальных сюжетов эллинистического искусства. Примечательно, что идентичный орнамент применялся на разном материале (дереве, глине). Двойной бордюр из полосок пальметт и ромбовидных нарезок (трансформированный мотив гирлянды) украшал и балку деревянного потолка над стыком коридоров, и глиняный рельеф тамбурной стенки Малого зала.
Уструшанская художественная культура наиболее богато и ярко проявилась в архитектурных формах и планировке выдающегося историко-культурного объекта — дворца афшинов Калаи Кахкаха I. Интерьер всех парадных помещений и коридоров был отделан богатейшей настенной многокрасочной живописью светского, батального, мифологического и культового содержания, деревянными архитектурными конструкциями, панно и фризами с мастерски выполненной разнообразной резьбой растительного, геометрического, комбинированного растительно-геометрического орнамента, с рельефными изображениями людей, животных, птиц и, наконец, с круглой скульптурой людей и птиц. При раскопках памятника повсюду обнаруживались толстые слои горелого дерева и обожженной глины, стены прокалены докрасна, сгорела и большей частью рассыпалась штукатурка стен с живописным красочным слоем. Живопись сильно пострадала, но обгоревшее дерево донесло до нас прекрасную резьбу.
Главным сюжетом дворцовой живописи была традиционная для древнеиранского искусства борьба сил добра и зла. Это нашло отражение в крупнейших монументальных композициях дворца: в уникальном деревянном резном панно-тимпане входного проема тронного зала, в живописной многоярусной композиции Малого зала.
Подлинной сокровищницей живописи оказался Малый зал с широкими суфами вдоль стен и входным проемом в середине восточной стены. В результате реконструкции установлено, что главная композиция стенописи находится на западной стене, где изображен центральный персонаж — огромная, роскошно одетая мужская фигура, восседавшая на зооморфном троне. По обе стороны от него в овалах изображены музыканты, в одном из них — арфистка. Далее тремя ярусами располагались сюжетные сцены. На северной стороне в нижнем ярусе — сцена пира под балдахином воинов-музыкантов, играющих на арфах и лютне, группа пирующих, за́мок с выбегающим из него воином. Этот ярус в целом представляет собой сцену отдыха после боя и возвещает о победоносном завершении сражения людей, победивших демонические силы. Во втором ярусе — сцена битвы с демонами и царь-полководец на колеснице. Здесь же изображен поверженный демон. Верхний ярус сохранился плохо — до нас дошли фрагменты с остатками сидящих воинов. На восточной стене в нижнем ярусе находились изображения четырехрукой богини, восседающей на льве, и коленопреклоненного царя-полководца на колеснице. Здесь же находилось изображение трехглавого и четырехрукого божества. Далее — шествие зверей. В третьем ярусе снова богиня (в фас) на льве и трехглавый демон с диадемой, украшенной тремя черепами.
Центральный персонаж западной стены зала интерпретирован как образ обожествленного предка царствующей династии, а четырехрукая богиня и трехглавое божество — как супружеская пара главных уструшанских божеств.
На восточной стене у северо-восточного угла изображен мчащийся навстречу четырехрукой богине в запряженной крылатыми конями колеснице коленопреклоненный царь-полководец. Он показан вполоборота, в богато расшитом кафтане и мягких доспехах (табл. 81, 7). Лицо бородатое, с правильными европеоидными чертами; на голове венец с полумесяцем. Правая рука с раскрытой опущенной ладонью полусогнута в локте, левая держит у груди копье. Двухколесная деревянная колесница покрыта богатой геометрической и растительной резьбой. В выступающем левом углу ее покатой крыши, видимо, резной деревянный полумесяц. Крылатые кони «в яблоках» запечатлены в положении быстрого бега. Этот же царь-полководец изображен и на северной стене. Он показан также в богатой колеснице, запряженной лошадью «в яблоках», но теперь царь уже не стоит на коленях с опущенным вниз копьем перед богиней, а сидит, поджав под себя ноги, без копья, с мечом и кинжалом на поясе. У него хорошо сохранилась верхняя часть головы в богатом сложном венце с крупным полумесяцем; на груди ожерелье с медальоном. Полумесяц помещен в центре крыши колесницы. Следовательно, в обоих случаях перед нами образ одного и того же царя-полководца, главного персонажа живописной панорамы. Этот образ был идентифицирован с главным персонажем, изображенным сидящим на троне на западной стене, т. е. с образом династийного предка. На восточной же стене рядом с другой четырехрукой богиней в фас — изображение трехглавого демона. Огненно-рыжая густая грива обрамляет, хищное, злобное, оскаленное, полное экспрессии светло-серое лицо. Нос с горбинкой, глаза выпучены, во лбу помещен третий глаз. Надо лбом и на висках персонажа — три черепа. Фигура полуобнажена, выполнена в полный рост в неистовых движениях танца. Мощное, мускулистое, золотисто-зеленое тело демона перевито лентой с бубенцами. На восточной стене изображен еще один демон с черепом надо лбом, на северной — сцены битвы с демонами и поверженный демон, фрагменты демоноподобных воинов. На одном фрагменте воин-демон изображен в оригинальном шлеме-нашейнике, который завершается на плечах развевающимися крыльями. Эта своеобразная композиция — единственное воспроизведение такого вида воинских доспехов в среднеазиатской живописи. Воин-демон написан в профиль, в позе стремительной скачки; у него борода, выступающие изо рта клыки, нос чуть с горбинкой, широко раскрытые глаза. Среди разномастных демонов отметим черноволосого демона с человеческой, но непропорционально крупной головой, с маленьким лицом, большими выпуклыми глазами и широким приплюснутым носом. Другой демон также имеет нарочито искаженный человеческий облик. Есть еще изображение демона с удлиненной нижней челюстью. Фигуры сражающихся демонов и воинов имеются и на фрагментах живописи южной стены. Так, на одном фрагменте воспроизведены рядом в профиль две головы демоноподобных воинов. У одного из них длинное лицо, широко открытые большие глаза, двойная дуга бровей, крупный нос с горбинкой, тонкие длинные усы и выходящие изо рта клыки, на голове шлем с геометрическим узором (Негматов, Соколовский, 1977, с. 150–154; Негматов, 1984а, с. 146–164).
Животный мир в живописи Малого зала представлен изображениями львов, шакала, грифона, змеи, драконов, лошадей, птицы с золотисто-желтым оперением.
Людские персонажи многообразны: дважды изображен царь-полководец в богатой одежде, восседающий в колеснице с впряженным крылатым конем; три скачущих всадника в богатом военном одеянии и шлемах, с пиками и мечами на вороном, сером и белом конях; воин-ветеринар с характерной «медицинской сумочкой», лечащий коня; группа шествующих воинов, один из них хромой, с палкой; группа совещающихся воинов в совместном «рукопожатии»; группа воинов в доспехах и при оружии, сидящих под балдахином и играющих на музыкальных инструментах — чангах (арфы) и уде (лютня), а рядом группа пирующих воинов; арфистки в полный рост на желтом фоне. Верхняя часть одежды арфисток темно-бордового цвета, складчатые ярко-голубые шаровары на бедрах обтянуты узкой лентой ремня. Ноги босые. На плечах и талии легкие развевающиеся ленты шарфа, на плечах, шее и груди ожерелья со сложными подвесками, в ушах крупные серьги-колечки с четырехлистником внутри, на голове венец с полумесяцем. Сложные браслеты украшают запястья обеих рук. Великолепно переданы руки, перебирающие струны арфы.
Большое место в стенописи дворца занимал богатый растительный и геометрический узор, составлявший бордюры сюжетных композиций, живописных поясов и подпотолочных фризов, а также рисунок тканей одежды и ковров (Соколовский, 1974, с. 48–52).
Настенная живопись остальных помещений и коридоров дворца Калаи Кахкаха I почти полностью уничтожена разрушительным пожаром. Отдельные ее фрагменты зафиксированы в Большом тронном зале, в его входном кулуаре и других помещениях. Особенно интересна роспись, открытая на западной стене центрального осевого коридора. Ее композиция состоит из пяти сцен, изображающих сидящего на тахте правителя, женщину с запеленутым ребенком на руках и мужчину, отнимающего ребенка у женщины; реку с плавающим в ней существом; группу наблюдающих за событием; волчицу, кормящую двух младенцев. Последняя сцена точно повторяет официальную эмблему города Рима, изображенную на многочисленных памятниках римского искусства, на римских монетах, византийских золотых брактеатах, сасанидских геммах. Это сюжет о волчице и человеческих младенцах, распространенный через скифо-сарматские племена в Северную Евразию, а через этрусков — в раннеантичный Рим, где он был канонизирован в виде легенды о Ромуле, Реме и «капитолийской волчице» (табл. 81, 10). Уструшанская роспись — первое воспроизведение этого сюжета в живописи Востока (Негматов, Соколовский, 1975).
На западной стене коридора, слева от входного проема в Малый зал, находилась другая живописная сцена, названная условно «Военный совет». Эта композиция включает изображение трех лиц, сидящих в «восточной позе», со скрещенными поджатыми ногами. В центре композиции был воин в длинном кафтане, низко перехваченном поясом, на котором подвешены кинжал и меч с серебряными рукоятями. Рукава кафтана полузасучены. Левой рукой воин держит ножны меча, правая рука полусогнута и поднята вверх. Лицо широкое, округлой формы, чуть скуластое; оно обращено к правой фигуре. Глаза небольшие, впалые, несколько прищурены, дуги бровей высоко подняты. У него тонкие недлинные усы, губы сомкнуты, головного убора нет, на затылке локон, в мочке правого уха серьга, а на запястье правой руки браслет. Ноги в сапогах с низкими голенищами, широкими пятками и носками. Мужчина изображен пожилым, но достаточно статным и сильным. Его крепкая фигура, особенно руки, обведена уверенными, четкими линиями киноварного тона. Полуобратясь, он почтительно и внимательно слушает своего собеседника справа, у которого старческие черты лица, слабый взмах полусогнутой приподнятой правой руки. Он изображен в кафтане свободного покроя, закрывающем фигуру, с длинными рукавами до запястья рук. У него нет пояса и оружия. Голову плотно облегает гладкий убор, линии глаз и бровей подчеркнуты слабо, лоб в морщинках, лицо чуть скуластое.
От третьей фигуры (слева) сохранились лить левая нога и часть туловища в кафтане с кинжалом на поясе.
Роспись выполнена безусловно талантливым художником, профессионально и с большим мастерством. Замысел художника — изобразить беседу представителей светской и военной знати. В центре внимания живописца одновременно и сам человек, как определенная индивидуальность, и положение человека в обществе. Последнее подчеркивается возрастом и характером одежды, а также наличием оружия (Негматов, 1973, с. 190–201, рис. 14).
Живописный декор дворца Калаи Кахкаха I свидетельствует о самобытности уструшанской живописи. Авторы шахристанских росписей имели отличную художественную школу и высокий профессионализм, владели всеми приемами стенописи клеевыми красками. Над живописью трудились несколько мастеров, и каждый имел свою ярко выраженную манеру исполнения (Соколовский, 1974, с. 52).
Обилие обнаруженных во дворце Калаи Кахкаха I росписей, богатство и своеобразие сюжетов, хорошая сохранность красочного слоя позволяют отнести эти находки к числу лучших и значительных в Средней Азии. Живопись дворца Калаи Кахкаха I относится к VIII–IX вв. и хронологически продолжает известную серию росписей V–VIII вв. Балалыктепе Варахши, Пенджикента и Афрасиаба. Все они вместе, иллюстрируя художественную культуру Согда, Уструшаны и Тохаристана, отражают общее состояние и тенденции искусства Средней Азии раннего средневековья. Монументальная живопись дворца Калаи Кахкаха I, ее исполнительское мастерство и богатое сюжетное содержание вполне соответствуют уровню материальной культуры Уструшаны как одного из высокоразвитых компонентов среднеазиатской раннесредневековой цивилизации (Негматов, 1977а, 1979б).
Из завалов помещений дворца извлечено около 2200 фрагментов обугленного при пожаре резного дерева. Деревянные конструкции, панно и фризы имеют мастерски выполненную великолепную резьбу разнообразного растительного, геометрического, комбинированного растительно-геометрического орнамента, резные рельефы с изображениями людей, животных, птиц, фантастических существ, скомпонованные в целые сюжетные сцены. Есть объемная скульптура людей и птиц. Интересны не только их художественно-декоративные достоинства, но и их иконография, так как она вводит нас в мир древних образов и традиций.
Среди деревянных конструкций с резным орнаментом отметим: обломки балок с гирляндами, пальметтами, розетками в кругах, двухъярусной аркадой, завитками стеблей, рисунками «волны»; обломки брусьев с волнистым рисунком (Малый зал); потолочные филенки, орнаментированные круглым чашевидным углублением, заполненным десятилепестковой розой с крупносетчатой сердцевиной; филенки с изображениями всадника на верблюде, птицы-сирина (Большой тронный зал). Стены помещений под потолком завершались арочным фризом; арки прорисованы гирляндой с пальметтами или перлами, а между ними стебель с бутоном и гибкими листьями. В одном из помещений под западной стеной оказалась доска с изображением львов: пять львов справа и пять львиц слева спокойно шествуют навстречу друг другу, на средней оси композиции их разделяет «древо жизни». На досках из других помещений изображены лани, лежащие с подогнутыми ногами и запрокинутой головой. На плече и крупе их вырезаны солярные знаки в виде вихревой розетки (табл. 83, 11).
Из Большого тронного зала происходит доска с барельефом женской фигуры, стоящей в позе кариатиды или танцовщицы: правая рука поднята к голове, а левая лежит на бедре. Черты лица неразличимы, но в ушах видны округлые серьги, голова увенчана трехзубчатой короной, длинное платье на груди и ниже колен драпируется складками. На плечи наброшена накидка, на бедрах повязка, юбка из ткани с рисунком «в горошек».
В том же зале найдены фрагменты мужского торса почти в натуральную величину.
Из Большого тронного зала дворца Калаи Кахкаха I происходят три больших обломка с вырезанными на них рельефными головками. Первый самый крупный обломок, длиной 58 см, представляет собой часть большой композиции, включающей голову сидящей фигуры, упирающейся в дугу широкой арки. На двух других прямоугольных филенках также вырезаны человеческие головки. Они заключены в ромбические рамки, украшенные перлами между двух гладких полосок. Головки выполнены высоким рельефом. Одна головка с плоским лицом монголоидного типа. У нее миндалевидные глаза с припухшим верхним веком, плавные дуги бровей, сросшиеся над переносицей, прямой приплюснутый нос с узкими ноздрями. От крыльев носа к слабо выступающему подбородку опускаются резко выраженные складки. От углов рта поднимаются к вискам параллельные рубцы, напоминающие татуировку. Хорошо проработаны небольшие ушные раковины, в мочке левого уха серьга в форме стручка, подбородок и левая щека плотно обтянуты шарфом. Волосы, лежащие на лбу кольцами, распадаются за ушами прямыми прядями. На голове круглая корона, украшенная тремя полукружиями с многолепестковыми пальметтами. Верхний край короны с полоской треугольных зубцов упирается в валик арки. Архивольт арки, видимо, украшала гирлянда. Несомненно, этот фрагмент составлял верхнюю часть сложной композиции, подобной известному пенджикентскому арочному фризу. Там изображены мифологические сцены с главным персонажем на троне или колеснице.
Вторая, несколько меньшая, головка имеет тонкие черты лица, широкую нижнюю челюсть, маленький четко очерченный подбородок, серповидный разрез глаз, брови, расходящиеся от переносицы двумя широкими дугами, прямой сильно выступающий нос, изящный пухлый рот. Волосы крупными волнами поднимаются к затылку, а нижняя прядь зачесана вниз и назад, прикрывая маленькое ухо с круглой серьгой. Головка охвачена ромбической рамкой, украшенной перлами.
Третья головка сильно разрушена. У нее грубый нос, рот с толстыми губами, внешний угол глаза круто поднят к виску, волосы стянуты на лбу лентой или обручем, из-под которых выбиваются сзади густой массой, закрывая уши.
Доски с резными головками, очевидно, являлись деталями деревянного тахта или створок входной двери зала. Они составляли своего рода «галерею народов» (подобную дароносцам на лестницах персепольского дворца) и могли изображать представителей дружественных стран или побежденных врагов.
Над дверью Большого тронного зала помещалось резное панно, состоявшее из трех массивных досок. Гладкое поле панно со скульптурным изображением окаймляет широкая рама из трех поясов. Центром композиции является фантастическое существо с человеческими чертами. К нему с двух сторон скачут две группы всадников по четыре с каждой стороны. У коней развеваются гривы. Всадники с тонкими талиями в плотно облегающей складчатой одежде. Две ближние к центру лошади упираются ногами в пояс, а мордами в плечи фантастического персонажа. В верхнем ряду среднего поля расположены две скульптурные группы. В центре каждой человекоподобное существо, восседающее на двуглавой птице. Его волосы заплетены в длинные косы.
Наружная рама выполнена более тонкой резьбой и делится на три полосы. Две крайние заполняют гирлянды и пальметты. Среднюю занимают смыкающиеся друг с другом круги. В каждом из них — сцена сражения с участием трех персонажей, двух всадников и одного лежащего раненого или убитого воина. В одном случае вместо лежащего воина изображена крупная извивающаяся змея или дракон. Свободное пространство между кругами занимают мужские фигуры, поддерживающие руками эти круги (Воронина, Негматов, 1976).
Сюжет изображений панно — борьба сил добра и зла, борьба легендарного Фаридуна и народного вожака Кова с поработителем Зохаком и его воинством. Этот сюжет отмечен и в живописной панораме дворцового зала Бунджиката. Он нашел отражение и в средневековой поэзии, в частности в поэме Фирдоуси «Шахнаме».
Истоки образов, воплощенных в изобразительном искусстве Уструшаны, в частности образа Зохака, нужно искать в древнейших мифологических представлениях народов Средней Азии, Ирана, Индии. Его иконография как трехглавого чудовища восходит к образам центральноазиатского и индийского пантеонов. С другой стороны, находки памятников изобразительного искусства в Бунджикате и Пенджикенте подтверждают тезис о непосредственных хорасано-мавераннахрских истоках творчества Фирдоуси.
Итак, в Бунджикате обнаружены четыре серии остатков резного деревянного декора на четырех отдельных памятниках, что говорит о массовости и широком распространении этого вида декора в Уструшане (Воронина, Негматов, 1974; Негматов, 1977б).
Отсутствие полной аналогии уструшанской живописи и резного дерева с имеющимися другими подобными памятниками, большое совершенство техники резьбы и живописи, многообразие форм и сюжетов свидетельствуют о наличии самостоятельных уструшанских художественных школ и о глубоко укоренившихся традициях этих отраслей искусства.
Значительное место в архитектурном декоре занимали глиняная лепнина, орнаментированные керамические плитки. Лепным декором украшались стенки тамбуров у входов в залы. В зале нижнего яруса дворца Калаи Кахкаха II стенка тамбура, обращенная к комнате, оконтурена рельефной прямоугольной рамкой, ее нижний угол украшен рельефным налепом в форме ступенчатого зубца «кунгра» (Негматов, Хмельницкий, 1966, с. 59, рис. 32, 33). Тамбурную стенку восточного зала Уртакургана украшал бордюр глиняной лепнины, состоявшей из пятилепестковых пальметт и ромбической гирлянды.
Фасадные стены центрального царского спального донжона были украшены серией обожженных фигурных облицовочных кирпичей разнообразных форм. Они имели форму дисков с крестовидными вырезами на лицевой стороне, зубцов-мерлонов, полурозеток, волютообразных кирпичей-завитков. Фигурные обожженные кирпичи составляли также декоративное убранство восточного парадного фасада центрального общественно-жилого квартала (Негматов, 1981, с. 477). К этой серии относится часть большой облицовочной плитки, найденной у подножия городища Калаи Кахкаха I. На ее лицевой стороне вырезан глубокий геометрический узор типа гириха (Негматов, Хмельницкий, 1966, с. 174. табл. XVII, 7).
Важной областью художественной культуры являлась ремесленная продукция. Она отражала высокий уровень развития материальной культуры и одновременно духовной культуры ее создателей и потребителей.
В духовной культуре Уструшаны большое место занимали мифологические представления о Добре и Зле, Свете и Тьме, о борьбе этих начал и победе Сил Добра и Света, персонифицированных в известных общеиранских образах (Негматов, 1977б) человеческих подкидышей, вскормленных животными (Негматов, Соколовский, 1975), а также в образе предка царствующего дома (Негматов, Соколовский, 1977).
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги