Стажёр #2

Глава 37

Глава 37

Сердце стучит как бешеное, ствол штурмовой гаусс-винтовки армейского образца перегрет и отдает в красное, воздух заметно искажается над прицелом. Руки дрожат, горло пересохло, в ноги падает пустая пачка-обойма от вольфрамово-никелевых дротиков. Сколько дротиков в пачке-обойме? Эта уменьшенная, гражданская версия, значит пятьсот. Тут же у ног, в грязи – лежат еще две пачки-обоймы и их белые, пластиковые каркасы выглядят особенно нелепо здесь и сейчас. Если бы он стрелял из порохового оружия, с металлическими гильзами, как в исторических драмах по головиденью – у его ног сейчас высилась бы горка из стрелянных гильз.

Но он стрелял из старой, доброй КСВ-30, гражданской версии армейской гаусс-винтовки и потому никакой горы стрелянных гильз тут нет, есть только несколько пустых пачек-обойм, одноразовых пластиковых каркасов, которые удерживали в сотах гнезд пятьсот дротиков из сверхпрочного сплава. Вот и все.

А перед ним – гора тел этих неведомых тварей, они свалены вповалку, последние бежали по телам своих товарищей, бежали, втаптывая их в грязь, бежали, не испытывая ни малейшего пиетета к смерти своих же, не обращая внимания на кинжальный огонь из гаусс-винтовки, бежали вперед так, словно их жизнь зависела от этого… прямо под выстрелы.

Сейчас, когда он стоял и смотрел на гору тел, возвышающуюся перед ним, сейчас ему было понятна одна очень простая истина – если бы хотя бы одна из тварей не стала бежать к нему напролом, а обогнула бы своих товарок и напала сбоку – он бы ничего не успел сделать. Ни он, ни Джун с ее смертоносным лезвием, ни Великий Художник Рикио, который харкает кровью где-то у стены дома, ни торговцы оружием, которые умерли еще в самом начале атаки… ни этот странноватый дедок из полиции, которого они подобрали в канализации – никто.

И даже так – они сделали невозможное. Рикио, безумный Рикио метался в своем танце и твари десятками падали вокруг него, даже раненный, даже со сломанной рукой – он танцевал и они – падали к его ногам. Джун, которая захлебнулась горем над телом сестры – танцевала вместе с ним и они были уверены, что с той стороны, за которую отвечали эти двое – никто не пройдет.

Он оседает вниз, приваливается спиной к стене, прислоняет гаусс-винтовку раскаленным стволом к кирпичной кладке и закрывает глаза.

- Мать моя Святая Климентина, клянусь Крестом, Колесом и Императором… - раздается голос откуда-то сзади: - ты погляди-ка, выжили. А я думал все, кранты пришли. Так и сожрут меня со всеми потрохами, а у меня на бедре фляжка, а там старого имперского коньяка почти триста грамм… такая потеря была бы. Вот уж не ожидал что выживем. На, паря, глотни… - в его руку что-то тычется и Персиваль опускает взгляд. Фляжка. Открытая, плоская, металлическая, на боку выгравирована какая-то девица в коротеньких шортиках и ковбойской шляпе, с голыми грудями и пистолетом в руке. Надпись под девицей гласила «Эта фляжка украдена в баре «У Салли». Персиваль машинально поднес фляжку ко рту и глотнул. Жидкий огонь тут же обжег его глотку и прожег себе путь в желудок, он закашлялся и согнулся пополам, фляжку тут же забрали.

- Есть такая песенка, про маленького хутта, не слышали? – продолжает старик Моррис, отхлебнув из фляжки и сев прямо на землю: - эй, малая, будешь?

- Отвали, старик. – говорит Джун и качает головой.

- Мне жаль твою сестренку, малая, но ты ничего не могла сделать. – говорит Моррис: - жаль ее. Жаль вот этих ребят, которые оружие продавали. Особенно жаль Сандру, она была… ничего. Лучше, чем любой из засранцев, которые приходили на службу за последние десять лет. А больше всего жаль, что она так и не услышала, что она – молодец. Простые слова, а? Вот, говорит, ты все ворчишь, старый пердун, слова хорошего от тебя не услышишь. А я… может из старческой глупости, может из упрямства, да и если хвалить – то зазнается же! Вот и не хвалил, чтобы не разбаловалась. – он поднимает фляжку и смотрит на нее: - а твой жених, который страшный такой – не будет? Нет? Не пьет? Это хорошо… я вот категорически против выпивки на дежурстве, и вне его тоже. Никакой выпивки. Но… если бы сейчас Сандра была с нами – я бы протянул ей фляжку и сказал – пей. Пей. – он замолкает. Наступает тишина, в которой отчетливо слышно, как потрескивает, остывая, накалившийся ствол гаусс-винтовки.

- Дай сюда свою флягу, глупый старик. – говорит Надин, протягивая руку: - дай сюда и заткнись уже.

- Держи, подруга. Сегодня славный день чтобы выпить и не менее славный чтобы умереть. – говорит Моррис, протягивая флягу: - никогда бы не думал, что буду умирать в обществе туристов. Что? А как вас называть? Туристы и есть. Здесь на Яблоке ты или местный или турист. Правда, сдается мне, что ближайшие лет десять туристический сезон будет мертвым.

- Не будет никакого туристического сезона, - говорит Надин и отхлебывает из фляжки. Кашляет, прикрывая рот рукой: - что это?! Жидкая плазма?!

- Ракетное топливо из старых запасов. Давай обратно, еще прольешь. – Моррис принимает флягу обратно и отпивает еще глоток: - давненько я не пил такой прелести… а что насчет туризма, то Яблоко всегда вставало на ноги и сейчас встанет.

- Никакого туризма, - говорит Надин устало и отщелкивает пустую пачку-обойму из своей гаусс-винтовки: - ты не понимаешь, дед. Эта планета… да что там – эта система под карантином. Лет на сто наверное. Нам еще повезло, что по планете нейродеструкторами не прошлись, линкоры-дестроеры Инквизиции уже на орбите, видишь яркие звезды в зените? Которые стоят на одном месте? То, что нас тут всех еще не вплавило в кипящую от энергетического удара землю, может значить только одно – обе обитаемые планеты в этой системе под карантином. Между ними мы еще можем переместиться, потому и прорываемся в космопорт, но из системы выйти никому уже не дадут. По крайней мере я надеюсь, что нам дадут улететь на Дионею Два… там возможно остаться в живых. Правда моя карьера в ВКС Империи теперь пойдет прахом, потому что за сто лет карантина все изменится… а я скорей всего умру.

- Эй, парень! – окликает Персиваля старик Моррис: - а у твоей подружки жутко депрессивный взгляд на жизнь!

- Пять минут, - бросает в ответ Персиваль: - у нас еще пять минут на отдых, береги дыхание, старый хрен. И еще – у тебя хороший прицел и твердая рука. Без тебя нам пришлось бы туго.

- Без меня и моего старого, доброго дробовика. – Моррис гладит ствол дробовика рукой: - к сожалению патронов не так уж и много осталось. Но уж если выстрелит, то выстрелит, на максимальном разлете до трех тварей за раз кладет. Одну и вовсе в куски разрывает, не чета вашим армейским дыроколам.

- Пять минут, - повторяет Персиваль, не в силах сдвинуться с места: - ровно пять минут. Джун, скажи Рикио, чтобы отдохнул, нам осталось совсем немного.

- Рикио мертв. – тусклым, невыразительным голосом говорит Джун: - Безумный Художник, гордость клана, первый клинок на планете – мертв. Стоило ему только связаться с некой Джун – и он мертв. Единственный мужчина, который мог противостоять мне, единственный, который понимал меня… единственный…

- … - молчит Персиваль. Он не знает, что сказать. Он слишком устал, чтобы что-то говорить.

- Так вот. Песенка про маленького хутта. – говорит вместо него Моррис: - десять мелких хуттов отправились обедать. Один поперхнулся, их осталось девять. Девять мелких хуттов, поев, клевали носом, один не смог проснуться, их осталось восемь. Восемь мелких хуттов на Прайм ушли потом, один не возвратился, остались всемером. Семь негодных хуттов с сонбу играли вместе, себя вдруг резанул один, осталось только шесть их.

- Это расистская песенка. – говорит Надин, открывая глаза: - хуттам это не понравилось бы. Вы, наверное, из муринов? Ваша взаимная любовь уже скоро оскомину мне набьет. Как так можно друг друга не любить? Вы же соседи.

- Ну так. Это же муринская песня-считалочка, - отвечает Моррис, прикладываясь к фляжке: - у меня нет любимчиков, я не за тех и не за других. Хотите изменю считалочку? Будет про муринов, так справедливо. Скажем… ага, вот – шестеро муринов отправились гулять, кого-то ужалил шершень, осталось только пять.

- Так. – Персивалю чертовски не хочется открывать глаза и вставать, но прямо сейчас даже одна тварь, подобравшаяся к ним – может убить их всех. Потому он открывает глаза и встает на ноги. Подбирает гаусс-винтовку и проверяет заряд батареи. Достает последнюю пачку-обойму. Перезаряжает оружие, вбивая пачку в приемное окно для магазина, оттягивает затвор, вгоняя новый дротик в ствол. Щелчок дает понять, что оружие – готово к бою. Пятьсот выстрелов. Многовато для того, чтобы пострелять на выходных с друзьями и преступно мало для того, чтобы пробиться через толпы тварей.

Оглядывается. Отсюда до космопорта рукой подать, серебристые башни совсем рядом. Еще чуть-чуть. Правда и до этого каждый рывок, каждые несколько километров – давались им с большими жертвами. Первыми пали ребята из оружейного магазина, и это было несправедливо, ведь если бы не они и не их оружие… но Персиваль уже привык к тому, что справедливости в жизни не так уж и много. А уж тут, в аду Яблока Дионеи – ее и вовсе нет. И каждый шаг к заветному космопорту – давался им с трудом.

Но шанс выжить у них есть только там, в космическом корабле, в любом, из тех, которые стоят в порту. Если стоят. Если там все еще стоит хоть один шаттл, яхта, корвет… что угодно. И если он не находится на техническом обслуживании или заправке, если внутри есть карта доступа, или они найдут коды и карты в диспетчерской, если, если, если… шансы умереть уже там, в космопорту, в шаге от цели – так же велики, как и быть разорванными на кусочки.

- Пятеро муринов судейство учинили. Приговорили одного, осталось их четыре. – говорит Моррис и допивает остатки из фляжки, его кадык так и ходит вверх-вниз.

- Заткнись, старик. Заткнись. Клянусь, если ты не заткнешься, я пристрелю тебя прямо тут, - говорит Надин: - пожалуйста заткнись.

- Да все уже, - разводит руками Моррис: - нас же четверо осталось. Ты, я, эта Танцующая с Клинком и господин лейтенант. Теперь мы сами продолжаем считалку. Сколько останется в конце?

- Время вышло, - говорит Персиваль: - выдвигаемся. Джун… тебе нужна помощь с…

- Нет. – бросает та через плечо, наклоняясь над телом Безумного Художника Рикио: - не нужна. Я сама. – она взмахивает клинком, отсекая голову. Протыкает сердце. Забирает у лежащего его клинки и кланяется ему, бормоча короткую молитву. Когда она выпрямляется – ее глаза сухи. Они покраснели, вокруг глаз собрались морщинки, но ни слезинки.

- Сегодня погиб величайший из владеющих клинком, - говорит она: - так жаль. Глупая смерть. Идиотская смерть. Умер от жала твари. Их было слишком много, а эти хвосты бьют так быстро. Знаете, что смешно? Он мог бы уклонится. Мог бы. Но тогда попало бы по мне.

- У нас нет времени, Джун, - говорит Персиваль: - пошли.

- Я бы хотела остаться тут. – говорит она: - вместе с ним. Вместе с его телом. Принять смерть здесь и сейчас. Но я слишком труслива и слаба. Я просто хочу остаться тут, чтобы не смотреть в глаза Нана-су… чтобы не встретиться с ней взглядом после того, как не уберегла младшую сестру. Так что я пойду вместе с тобой, Персиваль, мой муж. Мир вокруг меня продолжает обваливаться и все что имеет значение – это мой клинок.

- Как все-таки вы хутты любите пафосные речи, - говорит Надин, вскидывая винтовку к плечу. Она хромает, а после каждого шага на земле остаются красные пятна, но сейчас никому нет до этого дела. У Морриса сломана рука, Персиваль тоже хромает и держится за бок, Джун… удивительно как она еще стоять может после всего. Оказывать медицинскую помощь некогда, некому и нечем. И в самом скором времени может оказаться и незачем.

- В обычное время я бы тебя убила за такое оскорбление, но сейчас даже стараться не буду, - говорит Джун: - все равно ты умрешь тут.

- Ты тоже, хуттка. – бросает ей Надин: - ты тоже.

- И я тоже. – кивает Джун: - именно поэтому ты пока жива. Давай, уже, двигай своей имперской задницей, твари сами себя не поубивают.

- Отставить разговоры, - говорит Персиваль и сейчас его не сильно волнует, послушаются его или нет. В конце концов здесь и сейчас не имеет значение ни звание, ни ранг, ни статус. Кто он такой для этих людей? Фиктивный муж для Джун? Старый приятель для Надин? Сомнительный незнакомец для Морриса? Но ему плевать. Сейчас не время спорить. Осталось чуть-чуть.

К его удивлению – девушки замолкают. Они выдвигаются дальше, обходя тела тварей и стараясь держаться середины улицы, так, чтобы неожиданную атаку можно было хотя бы увидеть. Космопорт все ближе и ближе, им бы добраться туда, им бы найти способ улететь с этой планеты, да, карантин, да, никто не выпустит их из системы, но они могут улететь на Дионею-2, там спокойно, там нет заразы.

Он идет впереди, удерживая гаусс-винтовку у плеча. Как там говорил Моррис? Пятеро муринов судейство учинили, приговорили одного, осталось их четыре…

- Сбоку! – крик режет ухо и он едва успевает повернуться и поднять ствол гаусс-винтовки, но медленно, слишком медленно! Тварь! Она уже совсем рядом и вдруг он отчетливо понимает, что – не уйти. Он не успеет. Словно в замедленной съемке он видит ее разинутую пасть, хлыст хвоста с шипом жала на конце.

Вот и все, думает он, пришел конец блистательной карьере одного лейтенанта. Он еще успел подумать о том, что родные очень расстроятся, что Хлоя обязательно будет плакать, она только вид делает что жесткая и хладнокровная, а сама будет плакать. И что девчонки из роты «А», амазонки – наверное даже немного порадуются. Не сложились у них отношения…

Как завороженный он видит несущееся к его шее жало на конце хвоста, оно острое и крючковатое, а на конце блестит какая-то жидкость. Яд?

Четыре мелких хутта пошли купаться в море, один попался на крючок и их осталось трое… - успел подумать Персиваль, а в следующую долю секунды мир вокруг перевернулся и потемнел…

- С пораженной планеты стартовал еще один челнок. Судя по идентификатору – гражданский межпланетный круизный шаттл «Илона Верн». Транспондер номер 31147-0018 АЕ. Траектория движения рассчитана, пеленг цели захвачен. Жду команды. – роняет в микрофон пилот тяжелого перехватчика «Финист», щелчком большого пальца снимая красную предохранительную крышечку, которая закрывает черно-желтую кнопку пуска ракет. Конечно, для перехвата гражданского шаттла достаточно выстрела из орудий, или даже лучевого удара – на таком-то расстоянии, но Инквизиция предпочитает все делать с запасом. Мощная ракета с антиматерией попросту дезинтегрирует судно, не оставив ничего, кроме облака горячей плазмы.

- Судя по идентификатору у судна нет гипердрайва. – раздается в наушниках у пилота усталый голос: - они держат курс на Дионею Два. До тех пор, пока летят туда – пусть летят. Карантин объявлен на всю систему. Передвижение в рамках карантина не запрещено. Это последний шанс гражданским выжить.

- Вас понял. – пилот тяжелого перехватчика опускает красную крышечку предохранительного колпачка над кнопкой запуска ракеты: - продолжаю наблюдение.

- Продолжайте. Конец связи. – щелчок коммуникатора и тишина в эфире. Пилот перехватчика откидывается в своем ложементе и внимательно следит за зеленой точкой на экране.

- Везучий ублюдок, - беззлобно говорит он: - надеюсь у тебя все получится.

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ