StarCraft: сборник рассказов

Роберт Брукс Обучение рядового Шейна

— Каждый из этих молодых мужчин и женщин поступил на службу добровольцем, — говорил император Арктур Менгск, — и после долгих месяцев лишений и изнурительных тренировок они заслужили право встать в строй благородных морпехов Доминиона. Они станут первым рубежом обороны от врагов человечества. Они решили бросить вызов неумолимой вселенной.

В битком набитом зале послышались приглушенные слова одобрения. Через окна на восточной стене, доходящие до самого потолка, в зал проникали яркие лучи солнца, освещавшие лидера Доминиона и пять шеренг нарядных новобранцев, стоявших перед ним на параде по стойке вольно.

Один из новобранцев, девятнадцатилетний Джефф Шейн, а в скором времени — рядовой Джефф Шейн, вел безнадежную внутреннюю борьбу. Он так усердно старался не позволить широченной улыбке расплыться на лице, что, казалось, его вот-вот хватит удар. Уголки его губ сами собой устремлялись вверх.

«Император выступает с речью на официальном приеме на службу. Это же герой Корхала собственной персоной», — думал он. Это было как во сне. Джефф хотел ущипнуть себя, но не осмеливался нарушить парадный строй. Это было бы не к лицу морпеху Доминиона.

— Нам всем по-прежнему грозит ужасная опасность. Две кровожадные дикие расы пришельцев жаждут заполучить то, что принадлежит нам, — продолжал Менгск. — А отбросы человечества, мошенники и предатели продолжают восставать против Доминиона.

Император Менгск окинул взором строй молодых морпехов.

— Но сегодня мы воздаем почести нашим новобранцам. Мы празднуем их триумф. Они завершили обучение, и теперь мы отправим их в победоносный бой с нашими врагами.

Взгляд императора задержался на лице Шейна, который машинально повернул голову и посмотрел прямо в глаза Менгску, а затем отвернулся, стараясь скрыть улыбку… Тут новобранец с запозданием вспомнил о команде «равнение на середину». Шейн резко дернулся и уставился прямо перед собой. Менгск негромко засмеялся.

— Я вижу, что наши молодые герои готовы с радостью принять на себя любые удары вселенной, — сказал он, — хотя некоторым из них не помешало бы сперва еще немного подучиться.

Повсюду зазвучали приглушенные смешки. Шейн вперился взором в отлитый из стали герб Доминиона, висящий у стены под самым потолком зала прямо над кафедрой, с которой выступал Менгск. Джефф залился краской, но, несмотря на досаду, на его лице снова появилась улыбка. Ему казалось, что позор уже ничем не смыть.

Шейн ждал, когда же император продолжит свою речь. В зале повисла тишина.

Мгновения проносились мимо, тишина все сгущалась, а император по-прежнему хранил молчание.

Нервной улыбки как будто и не бывало. Неужели что-то случилось? Джефф не смел оглянуться, и потому лишь с силой сжал кулаки за спиной. Тишину ничто не могло нарушить. Полное отсутствие каких-либо звуков стало просто оглушительным.

По телу Шейна пробежали мурашки. В зале, казалось, было не просто тихо, но пустынно. Там совсем никого не было.

Не было слышно ни шороха, ни едва слышного кашля, ни переговаривающихся кадетов. Никто даже не дышал. Нельзя было и представить, что лишь в нескольких метрах за его спиной сидели сотни человек.

В ушах Шейна звучал лишь глухой стук его собственного сердца. На лбу появилась испарина. От страха у него внезапно прорезалась мигрень, а живот скрутило. Он продолжал смотреть на герб, не в силах справиться с ужасом и взглянуть на трибуну.

Он представил себе, что император Менгск и все окружающие — даже другие новобранцы — сейчас пристально смотрят на него, и выжидают, когда же он совершит еще что-то неподобающее для будущего морпеха Доминиона.

«Взгляну только одним глазком, — твердил он сам себе. Прошло несколько секунд, но он так и не смог собраться с силами. — Двинутся только лишь глаза. Только на одну секундочку. В прошлый раз император развеселился. Вряд ли он разгневается».

Шейн не мог пошевелиться. Он хотел, чтобы император продолжил зачитывать свою речь. Он хотел, чтобы люди засмеялись. Он хотел, чтобы прошла головная боль и исчезли тиски, что так крепко сдавили его череп.

Наконец он быстро повернул голову и посмотрел через плечо. Шейн не поверил своим глазам. Он обернулся и уставился прямо на трибуну.

Менгска и след простыл.

Не осталось вокруг и новобранцев. Шейн в панике принялся оглядываться по сторонам.

И гостей тоже не было видно. Джефф остался в полном одиночестве посреди пустого зала.

Он стоял неподвижно, сбитый с толку. Это ведь было невозможно. Один человек мог бы незаметно ускользнуть из толпы, но как могли исчезнуть сотни людей? Как могли все, кто был в этом зале, испариться буквально за секунду?

Нет. Исчезли не все. Одинокий человек сидел на последнем ряду скамеек в задней части зала, где на него не попадал свет из окон. Он был огромным, неуклюжим и слишком крупным — ему было сложно удобно устроиться на скамье.

По очертаниям человека Шейн догадался, что это был доминионский морпех в боевом скафандре.

— Эй, ты! — Шейн сам удивился, насколько испуганным прозвучал его голос. — Эй!

Но незнакомец никак не отреагировал. Морпех в скафандре сидел, глядя в пол.

— Эй, ты! — снова прокричал Шейн. Но никакого ответа не прозвучало. Внезапно Шейна захлестнула волна ярости.

«Это все он, — подумал он, не нуждаясь ни в каких основаниях. — Во всем виноват этот морпех».

Что бы ни случилось с людьми в зале, это было дело рук морпеха. А как же иначе? Никогда еще в своей жизни Шейн не был так уверен в своей правоте.

Этот день должен был стать особенным для Шейна, ведь они праздновали окончание базового курса обучения. Сегодня должна была начаться его доблестная служба на благо Доминиона. В нем бушевала ярость, горячая, как пламя преисподней. Он раздерет этого негодяя в скафандре на куски зубами, если придется.

Шейн сделал глубокий вдох и заорал: «Что ты наделал?!»

Но ответа не последовало. Это уже было чересчур.

Шейн побежал по центральному проходу между рядами опустевших скамей, не спуская глаз с одинокого морпеха. Проклятого морпеха.

Через пару секунд он уже подбежал достаточно близко и, оскалив зубы и вытянув руки, с жутким воем бросился на бронированного гиганта.

Но тот не двигался, даже не шевельнулся до тех пор, пока Шейн не взмыл в воздух.

Затем он взглянул на Джеффа.

Внезапно пылкая ярость сменилась ледяной отрешенностью. Казалось, само время застыло на месте. Гнев, распиравший Шейна изнутри, уступил место агонии.

На девятнадцатилетнего Джеффа Шейна взирало уставшее, израненное в боях лицо другого Джеффа Шейна. Двойник был старше, а его безжизненные глаза даже отдаленно не были похожи на человеческие.

Шейн не смог остановиться и врезался прямо в морпеха. Точнее, в себя. Вытянутые руки столкнулись с металлом скафандра. На ощупь костюм морпеха оказался очень холодным.

Шейн моргнул.

— Каждый из этих молодых мужчин и женщин поступил на службу добровольцем, — говорил император Арктур Менгск, — и после долгих месяцев лишений и изнурительных тренировок они заслужили право встать в строй благородных морпехов Доминиона. Они станут первым рубежом обороны от врагов человечества. Они решили бросить вызов неумолимой вселенной.

В битком набитом зале послышались приглушенные слова одобрения. Через окна на восточной стене, доходящие до самого потолка, в зал проникали яркие лучи солнца, освещавшие установленный на сцене голографический проектор и мерцавшее над ним изображение лидера Доминиона.

В ярком солнечном свете голограмма переливалась неровным блеском. Даже в таком полупрозрачном виде император Менгск не утратил своего обаяния. Его образ возвышался над трибуной и пятью длинными рядами новобранцев, застывших перед ним на параде по стойке вольно.

Девятнадцатилетний новобранец Джефф Шейн, а в скором времени — рядовой Джефф Шейн, был скован страхом.

Что же произошло?

Убийство. Шейн пытался убить кого-то.

«Ты хотел убить самого себя», — прошептало его подсознание. Нет, это был просто сон. Это не могло случиться на самом деле.

Ему все привиделось. Ему привиделось, что император Арктур Менгск самолично решил поздравить их с окончанием обучения, вот и все. Во сне может почудиться любая бессмыслица. Шейн подумал, что ему следовало бы порадоваться, ведь его штаны не исчезли вместе с приснившимися ему людьми.

«Ты что, часто засыпаешь в окружении сотен людей? — укорительно заметило подсознание. — И при этом ты спишь стоя?»

Шейн невольно заерзал.

— Нам всем по-прежнему грозит ужасная опасность. Две кровожадные дикие расы пришельцев жаждут заполучить то, что принадлежит нам, — продолжал Менгск.

Шейн догадался, что речь была записана заранее. Действительно, с чего бы предводителю Доминиона выкраивать время для поздравлений очередному выпуску морпехов?

У Шейна снова заболела голова. Его череп вновь начало распирать изнутри, как если бы Шейн надолго задержал дыхание и почувствовал первые признаки кислородного голодания. Такой сильной головной боли у Шейна раньше никогда не было, и она, похоже, даже не думала спадать.

Шейн сглотнул и постарался сосредоточиться на речи Менгска. Прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что император замолчал. Снова.

Нет, это же просто невозможно. Шейн все же рискнул посмотреть на трибуну. Голограммы — как не бывало.

«Нет, только не снова, — думал Шейн. — Они опять все пропали, я точно знаю…»

В панике он круто повернулся и готов был пуститься наутек. Шейн увидел, как к нему обратились тысячи лиц жителей Доминиона.

Он застыл на месте; у него болела голова; его взгляд метался из стороны в сторону. Неужели на него смотрели и другие призывники?

Нет, не смотрели. Их уже не стало. Каждая пара глаз в набитом до отказа зале пристально наблюдала за ним. Шейн увидел на лицах людей отвращение, страх, ужас, гнев и любопытство. Они глядели на него, как на чудовище.

«И чем же я заслужил такое отношение?»

В нем снова пробудилась злоба.

— На что уставились? — тихо спросил Шейн.

Но люди лишь молча сверлили его взглядами.

В его сознании появились ужасные, отвратительные мысли. Перед глазами Шейна встали жуткие картины смерти. Его ярость казалась ему чистой, прекрасной, естественной, приятной и праведной.

Краем глаза Шейн уловил очертания человека в заднем ряду. Кто-то встал со своего места? Нет, это просто большая неуклюжая фигура, которая с трудом помещалась на изящном стуле…

Это был морпех в боевом скафандре.

Шейн на полной скорости пронесся по проходу. Та боль и тот гнев, что заполнили его сознание, перевалили через край. Он нарушил тишину зала разъяренным криком.

— Я прикончу тебя! Прожарю до корочки!

В приступе ярости он не обратил внимания на то, что выражения лиц толпы совсем не изменились. Они по-прежнему следили за ним и, похоже, совершенно не заметили его исступления.

Шейн подбежал к неподвижному человеку в скафандре. Он хотел наброситься на него, разорвать его броню и убить спрятавшегося в ней человека.

— Позволь нам помочь, — мягко проговорил морпех, и его слова подействовали на Шейна, уняв его помешательство.

Джефф встал, как вкопанный, в паре шагов от морпеха и принялся недоверчиво его разглядывать. Морпех разговаривал голосом самого Шейна.

Человек в скафандре не двигался, продолжая смотреть себе под ноги.

— Позволь нам помочь, — повторил он.

Шейн не знал, что ответить. Слова морпеха казались ему бессмыслицей. В чем он мог ему помочь?

— Кто ты такой?

Морпех поднял голову и взглянул на Шейна через прозрачный визор костюма. Он не отвечал. Не было нужды. Шейн увидел свое собственное лицо, покрытое шрамами. Двойник смотрел на него.

Внезапно разуму Шейна открылась ужасная правда. Он знал ответ на свой вопрос, но что-то мешало ему вспомнить. Что-то скрыло истину от его сознания. Безмолвная толпа продолжала наблюдать за ним, и только за ним. Все взгляды были устремлены на Шейна. Его головная боль усилилась.

— Это просто сон, — пробормотал Шейн. Ему вспомнились обрывки какого-то старого познавательного фильма, в котором чванливые доктора рассуждали о сновидениях.

— Ты просто дурь, которая засела у меня в голове, и о которой мне следует забыть. Это все шутки подсознания, да?

Но морпех лишь покачал головой.

— Мы — еще не ты, — сказал он. — Пока что.

— Что за «мы»? — спокойным голосом спросил Шейн, но в душе его бушевал водоворот эмоций. — Кто такие «мы»?

Морпех поднял руку и указал в сторону окон на восточной стене. Шейн посмотрел и увидел лишь свет солнца. Он злобно покосился на морпеха, а затем подошел к окнам. Толпа не спускала с него глаз.

Шейн остановился в паре шагов от восточной стены.

— Что я ищу?

— Нас.

— И что это значит?

Ответа не было. Шейн поборол новый всплеск ярости и посмотрел в окно.

Пейзаж снаружи больше всего напоминал сгусток бурлящей аморфной массы. Раньше ему казалось, что окрестности представляли собой равнину, может быть, он видел луга и несколько разрозненных рощиц. Вместо этого его взору предстал искаженный хаос, дикая панорама из органических, живых холмов и долин.

Тело Шейна обмякло, и он зашатался. Только колоссальное усилие воли позволило ему остаться на ногах.

Маленькие четвероногие существа сновали туда-сюда, путаясь под ногами огромных ползучих созданий. Гигантские неповоротливые животные более десяти метров в высоту неуклюже бродили по округе. Колышущиеся, похожие на костры сгустки плоти извивались, подобно конечностям, из которых вырвали кости. Огромные горы живой материи каждую секунду сотнями порождали все новых и новых существ.

Эта картина простиралась до самого горизонта, и не было ей конца. Шейн почувствовал пульс жизни несчетных существ на множестве планет. И много больше созданий плыли сейчас через космос в поисках нового дома. От таких масштабов у Шейна закружилась голова; это было просто невообразимо. Его сознание ощущало прикосновение все новых мириад существ, объединенных в жуткой гармонии.

Это были зерги. Все зерги. Это было воплощение Роя. Они позволили ему взглянуть на себя. Они заставили его взглянуть на себя.

«Кто такие “мы”», спрашивал Шейн. Вот он и нашел ответ на свой вопрос. Им не было числа.

Шейн обернулся. Зал снова опустел, и в нем остался лишь морпех в боевом скафандре. Шейн даже и не заметил исчезновение толпы. Он был спокоен и мыслил совершенно трезво. Он даже улыбнулся.

— Это все не по-настоящему, — сказал Шейн. — Это просто сон.

— Нет, — морпех снова покачал головой. — Мы считаем, что отчасти это явь.

— Как это, «отчасти»? Это вы про то, когда толпа людей исчезает, как будто ее вовсе не было? Или когда со мной разговаривает человек, похожий на меня, как две капли воды? — улыбка Шейна разрослась до широченного оскала.

— Ты узнаешь это место? — морпех махнул рукой в сторону дверей пустого зала.

— Здесь состоялся наш выпуск, — сказал Шейн.

— Вы завершили обучение? — уточнил двойник.

— Да.

— А ты уверен?

Внезапно для себя Шейн засомневался.

— Да, — соврал он. Он снова оглядел помещение. Он точно был здесь раньше, это было бесспорно. Но те теплые воспоминания о чувстве гордости и почестях, которые были связаны с этим днем, казалось, изменились, испортились, исказились.

У Шейна к горлу подступил комок, когда из глубин его сознания на поверхность начало пробиваться еще одно воспоминание. Он ощутил сладковатый запах дыма.

— Этот человек, Менгск, — прошипел морпех, — он с вами тогда говорил?

— Он… да, — ответил Шейн. Так ли оно было на самом деле? Он вспомнил, что ему показалось, будто император лично принимал у них присягу. Но это ведь было невозможно, правда? А что если трансляцию поздравительной речи просто показали по голографическому проектору или просто использовали уже готовую запись? Шейн не мог вспомнить точно.

— Он лично с вами говорил?

— Слушай, ты, — со злостью прохрипел Шейн, — Как ты проник в мой сон? Что это вообще за допрос?

Шейн чувствовал, как внутри черепа отдается стук неистово молотящегося сердца. Боль была просто невыносимой.

Морпех немного помедлил, прежде чем ответить.

— Мы же сказали, что это не сон.

Довольно! Шейн со всей силы пнул один из незанятых стульев, подкинув его в воздух. Стул перелетел несколько рядов и с оглушительным грохотом врезался в ровно выстроенную линию точно таких же стульев, опрокинув их. Этот шум оказался чрезвычайно приятным.

От сильного удара у Шейна заболела стопа. Пальцы на ноге теперь болели так же сильно, как и его голова. Как же он еще не проснулся? Разве острая физическая боль не должна была его разбудить?

Шейн ткнул пальцем в морпеха.

— А ну выпусти меня, — интуитивно Шейн понимал, что именно человек в броне виновен в происходящем. Он во всем виноват. — Если это реально лишь отчасти, то значит, не реально вовсе. Это все равно только сон. Отпусти меня немедленно!

— Это не сон, — сказал постаревший Шейн. — Это воспоминание.

После его слов в зале воцарилась мучительно долгая тишина.

— Воспоминание?

— Да.

— И оно изменяется?

— Да.

«Какое же это тогда воспоминание?»

— Такое, которое сохранилось в твоей памяти.

— Да уж, это все проясняет, — несмотря на пылающую в душе злобу, Шейна все равно мутило. Он начинал верить в то, что его искаженный двойник с безжизненным взглядом говорил ему истинную правду, хоть и в своей интерпретации.

От головной боли не было никакого спасения. Шейну казалось, что его разум вот-вот взорвется. Он прижал пальцы к вискам, не в силах справиться с проклятой болью.

Морпех медленно встал на ноги. Под огромной тушей его бронированного скафандра заскрипел пол.

— Ты помнишь Менгска, — он вновь прошипел это имя, — помнишь, как он говорил с тобой. Разве не так?

— Его тут не было. Это была голограмма, — процедил Шейн сквозь зубы. Теперь он был в этом уверен.

— Но ты сам все это вспомнил, — это был не вопрос, и потому Шейн не стал отвечать. Морпех встал во весь рост и расправил плечи. По сравнению с ним Шейн казался совсем маленьким. — Неужели все было так на самом деле?

— Ладно, — прорычал Шейн. Он обхватил голову руками, и изо всех сил старался не жмуриться от боли. — Это было не взаправду. Ну и что дальше?

— Это воспоминание — фальшивка. А что еще ложно?

Вопрос был поставлен очень просто. Он стал всего лишь еще одной каплей в бурлящем котле мучений Шейна, но этого было достаточно.

Джефф почувствовал, как что-то прокололо маленькую брешь в его сознании. Это было похоже на плотный холст, который с огромной силой растягивали в разные стороны, от чего в самых ветхих местах возникали прорехи. Шейн задрожал, а вместе с ним, казалось, — и вся вселенная.

Шейн видел, как маленькие черные точки кружились по залу, словно маленькие дверцы, ведущие в пучину безумия. Они избегали его прямого взгляда и сливались воедино, когда сталкивались друг с другом. Несколько маленьких точек превратились в зияющие черные дыры.

Бежать было некуда. Тьма сгущалась вокруг него. Что еще ложно? А если правильный ответ — все? Тогда Шейн сойдет с ума. Он отчаянно пытался сосредоточиться на другом вопросе: а что истинно?

Зал. Зал был настоящим. Он был осязаемым. Он стал для него опорой, и Шейн мысленно зацепился за эту реальность. Исчезло ощущение того, что вселенная вот-вот рухнет. Боль не ослабла, но и сильнее не стала. Подрагивающие черные дыры застыли на месте.

— Представителям твоего вида свойственно себя так вести, — заметил облаченный в скафандр Шейн. — Это для нас не в новинку. И твой страх оправдан; оттуда… возврата нет.

Он указал рукой на одну из черных дыр покрупнее. Дыра дергалась из стороны в сторону, как взбесившаяся собака на цепи. Она хотела расти дальше, хотела проглотить разум Шейна целиком.

Возврата нет. Шейн готов был в это поверить. Сам воздух был пропитан предчувствием конца. Шейн едва смог прошептать: «Как это остановить?»

— Позволь нам помочь, — незамедлительно последовал ответ.

Шейну хотелось закричать «помогите». Боль стала постепенно нарастать. Окружавшая его тьма содрогалась в предвкушении.

— Как?

— Мы прекратим обман, но ты должен впустить нас.

Шейн широко раскрыл глаза. «Нас», «мы»… Это они, это зерги.

Рой!

Они уже прикоснулись к его разуму. Зерги уже обосновались здесь и говорили с ним, прикрывшись его же собственным лицом. Раздался щелчок. Шейн ощутил ту связь, что соединяла стоявшего перед ним морпеха и миллионы зергов за окном. Это было одно существо.

— Сволочь, — головная боль снова навалилась на Шейна, но ему было все равно. Прорехи в реальности разрастались. — Вон из моей головы! Выметайтесь!

Шейн сосредоточился и без всякой цели принялся рассекать воздух кулаками. Он сам не понимал, зачем делает это. Заключенный в скафандр морпех тут же исчез, но образ его пылающих пурпурных глаз врезался в сознание Шейна. Джефф выглянул в окно и обнаружил, что зерги тоже испарились.

Но боль никуда не делась. С каждой секундой она становилась лишь сильнее. Теперь Шейн действительно остался в зале совсем один.

Он упал на колени, впившись пальцами в кожу на голове. Своими ногтями он распорол тонкий слой плоти, и кровь потекла по его лицу.

Я умру.

Жуткая, пронзительная тишина давила на барабанные перепонки. Шейн кричал. Даже его собственный голос казался ему слабым и далеким. Бреши в реальности уже простирались от пола до самого потолка и с каждым ударом сердца становились вдвое больше. Эта роковая тьма почти полностью окружила Шейна.

Шейн не сомневался, что боль рано или поздно разорвет его разум на части. Но другой исход страшил его еще больше.

«Я не впущу их. Не впущу».

Он продолжал сопротивляться и широко раскрыл глаза. Через несколько секунд зал распадется, а вслед за ним исчезнет и личность Шейна. Это последнее, что он видит в своей жизни.

Мысли лихорадочно носились в его голове в тщетных попытках найти выход. Зал был настоящим. Он знал это. Все прочие детали этой церемонии казались размытыми, недостоверными. Он сконцентрировал все мысли на зале. Только на нем. Вот, что станет его опорой.

Боль вырвалась на свободу и превратилась в гигантский поток, который грозил унести Шейна в небытие. Шейн забыл обо всем и уцепился за свою спасительную соломинку. Безумие разверзло перед ним свою пасть.

Этот поток вырезал глубокие ущелья на просторах его разума. Шейн продолжал сопротивляться и ощутил, как чистый поток хаоса сорвал с его разума корку, обнажив первобытную гладь.

Воспоминания Шейна о торжественной церемонии были разорваны в клочья, которые обратились в прозрачный дым, а затем вовсе исчезли.

Больше не была слышна речь императора Менгска. Больше не было новобранцев.

Больше не было боли. Больше не было лжи.

Остался лишь зал.

Шейн моргнул.

— Начинается вынесение приговора в соответствии с законом Доминиона, — начал судья, поглядывая со своего места. — По первому пункту, обвинению в предумышленном убийстве, подсудимый признается виновным. По второму пункту, обвинению в истязаниях и актах садизма, приведших к смерти, подсудимый признается виновным. По третьему пункту, обвинению в поджоге, приведшему к смерти, подсудимый признается виновным.

С каждым новым решением суда, оглашавшимся в зале, одобрительный гомон толпы становился громче. Через окна на восточной стене, доходящие до самого потолка, в зал проникали яркие лучи солнца, освещавшие осужденного преступника и приставов, застывших рядом с ним. Они заломили ему руки, чтобы он стоял перед судьей как полагается.

Девятнадцатилетний Джефф Шейн, а вскоре — заключенный Джефф Шейн, едва обращал внимание на судью, продолжавшего зачитывать приговор. В похищении признан виновным. В надругательстве над телом жертвы признан виновным.

Шейн буквально расхохотался, когда его адвокат сообщил, что ему будут предъявлены обвинения более чем по двадцати разным пунктам. Откуда столько? За одну-то наркоманку?

— Им что, норму сдавать надо? — спросил он.

Он осклабился, повернувшись к приставу слева, державшему его под локоть и сдавившего плечо.

В нанесении тяжких телесных травм признан виновным. В приеме наркотических препаратов и последующем нападени и убийстве признан виновным.

— Прикончу тебя, — прошептал он приставу. — Прожарю до корочки, хочешь?

Пристав только огляделся по сторонам и еще сильней сжал плечо Шейна; от страха он явно не трепетал. Шейн ощутил, как в нем вновь встрепенулся его необузданный характер. Его взор заволок кровавый туман. Он представил себе, как эта свинья визжит, поджариваясь заживо.

Шейн почти физически ощущал на себе пристальные осуждающие взгляды толпы. Как будто они — без греха.

— Чего пялитесь? — прогремел Шейн, за что стоявший справа пристав наградил его смачной оплеухой. Шейн зарычал на него.

— Подсудимому разговаривать запрещается, — сказал судья. — По шестнадцатому пункту, обвинению в поджоге с целью уничтожения доказательств тяжкого преступления, подсудимый признается виновным.

Несмотря на самодовольный вид и тревогу, пробудившуюся во время оглашения такого долгого списка преступлений, укрывшись в далеком уголке своего сознания, Шейн наблюдал за процессом с подлинным ужасом.

Это неправда. Этого просто не могло быть.

Пока судья чеканил все новые и новые обвинительные заключения, та же самая часть сознания Шейна старалась все отрицать, отринуть, как очередную ложь или фальшивые воспоминания. Но это была правда; она была его основой, той неприкрашенной истиной, за которую он цеплялся.

Освобожденное от оков лжи, в его сознании, наконец, всплыло слово «ресоциализация». Слой за слоем Доминион подменил его преступления, поместив на их место хорошие, положительные воспоминания. Даже само понятие ресоциализации, само это слово, было заперто и похоронено в глубинах памяти, пока разум Шейна не был вновь очищен и не обнаружил это и многие другие воспоминания.

Он осознал, что фальшивые воспоминания были наложены поверх подлинных, привязаны к реальности. Вместо того чтобы выслушивать приговор за убийство, он стоял перед верховным правителем Доминиона и был приведен к присяге как боец морской пехоты. Вместо того чтобы предстать перед гневом мстительной толпы, он пошел на военную службу и заслужил всеобщее уважение. Красивую фантазию создавали настолько тщательно, что от истины почти ничего не осталось.

Шейну отчаянно хотелось поверить, что этот суд тоже был ложью. Процесс по его делу — а точнее, приговор, так как процесс был уже делом пройденным — был настолько же отчетливым и правдоподобным, как и то основание, что Шейн для себя выбрал. Это все было на самом деле.

Ложь исчезла. Спала ее пелена.

Обман развеяли зерги. Та часть его сознания, которая еще была способна мыслить, забила тревогу.

Наконец, судья закончил зачитывать приговор и признал Шейна виновным по всем двадцати трем пунктам обвинения. Он спросил Шейна, не хочет ли тот что-нибудь сказать, чтобы хоть как-то оправдать свои отвратительные преступления. Но девятнадцатилетний парень лишь небрежно улыбнулся, сплюнул и принялся во всю глотку выкрикивать проклятия, пока судебные приставы не опрокинули его на пол и не зафиксировали его челюсть металлическим кляпом.

От этого Шейн еще больше рассвирепел. Распластавшись в зале суда, он продолжал выкрикивать нечленораздельные ругательства. Судья вынес ему тот приговор, на который и рассчитывала толпа, — смертная казнь.

Присутствующие разразились внезапными овациями, и судебный исполнитель призвал всех к порядку. Приставы вывели заключенного Джеффа Шейна из зала суда и поволокли на место казни. У него не было права на апелляцию; его приговор будет приведен в исполнение на закате.

Шейн знал, что его ждет. Та часть его разума, что сохраняла остатки рассудка, молила оставить это воспоминание. Он не хотел вновь переживать это. Не надо больше.

Они выпихнули его из транспортного корабля, завели в безликое здание, затащили в бронированный лифт, идущий глубоко под землю.

Пожалуйста, не надо больше.

Его затолкали в комнату с белыми стенами; на руках у него все еще были наручники. Они оставили его там на несколько часов и не обращали никакого внимания на его проклятия, угрозы и крики. С каждой секундой Шейн все больше страшился неотвратимой казни.

Краешком сознания он понимал, что не будет казнен. Он знал, что Доминион сможет найти ему применение. Он знал, что совсем скоро за ним придут военные и потащат его в темную комнату, увешенную гербами Доминиона. Они засунут его в одну из тех ужасных капсул, а потом начнется пытка, и его воспоминания уже не будут прежними.

Это стало началом торжественной церемонии его выпуска. Именно так он на самом деле поступил на службу Доминиону. Глубоко внутри он просил о помощи. Он принял бы помощь от кого угодно.

И вскоре он ее получил.

Одетый в бронированный скафандр морпех зашел в белую комнату и посмотрел на Шейна бесстрастным взглядом. Что-то было не так с освещением — казалось, что его глаза светились.

Два Шейна смотрели друг на друга в тишине очень долго.

— Позволь нам помочь, — сказал морпех с лицом Джеффа Шейна.

— Кто вы? — спросил Шейн срывающимся голосом.

— Мы — те, кем можешь стать ты.

Шейн вспомнил вид за окнами зала. Он вспомнил бесчисленные полчища зергов.

— Как? Как я могу стать таким, как вы?

— Попроси.

— Нет.

— Позволь нам помочь, — снова сказал морпех.

— Такая помощь мне не нужна, — сказал Шейн.

— Нужна. Нам знакома эта боль, мы видели такое у твоих соплеменников, — сказал морпех, — и довольно часто. Вашим лидерам нравится этот метод.

Шейн чувствовал себя беспомощным. Его преступления предстали перед взором пришельца, и тот счел их источником боли.

— Мне нет прощения за то, что я натворил.

— Мы примем тебя.

Слова морпеха застали Шейна врасплох.

— Что?

— Мы примем тебя.

— Вам нужны такие, как я? — это само по себе было неплохой причиной, чтобы отказаться.

— Мы примем тебя. Так же, как приняли они.

Шейн сплюнул. Его руки в оковах беспомощно дернулись.

— Доминион не принял меня. Меня просто изменили.

— Да.

В этом простом «да» Шейн уловил двоякий смысл. Да, Доминион изменил его, и да, Доминион принял его.

Шейн зажмурился изо всех сил. В его сознании появился еще один образ, похороненный под психической блокировкой ресоциализации. Он вспомнил изуродованные тела морпехов, шагавшие подле зергов, вооруженные винтовками и щупальцами, даже отдаленно не напоминавшие людей. Они были порабощены.

Зараженные.

От нового приступа ужаса у него скрутило живот. Шейн, рядовой Джефф Шейн, видел их собственными глазами. Он сражался с ними. Он с завистью наблюдал за тем, как огнеметчики сжигали их дотла. Зараженных нечего было бояться, ведь это были просто зерги. Еще одна цель для орудий Доминиона. После ресоциализации он просто не мог думать о них никак иначе.

Рядовой первого класса Шейн сражался с зараженными несчетное множество раз. И рядовой Шейн всегда побеждал.

У него не было причины переходить на сторону врага.

— Мы примем тебя, — повторил морпех.

— Вы их не приняли, а просто убили, — сказал рядовой первого класса Шейн.

— Ты убил их, — ответил морпех.

Он говорил буквально — рядовой Шейн лично расстрелял многих зараженных.

— Они умерли задолго до того, как я прикончил их.

— Нет.

— Вы сделали их… частью себя, — произнес Шейн.

— Да, мы приняли их, — ответили они.

— Чтоб вас, сволочи… — Шейн замолчал.

Его же слова отдавались эхом в его ушах. Они сделали их частью себя.

— Они не переходили на вашу сторону, и у них не было выбора. Вы просто захватили их и переделали под себя.

Шейна замутило.

— У них был выбор.

Шейн почти не слышал, что сказал морпех. Он наконец понял, что происходит.

— Значит, вы и меня взяли в плен, — сказал он с едва заметной дрожью в голосе.

Морпех-зерг с лицом рядового Шейна не отвечал.

— Где я сейчас? — спросил Шейн, но ответа не получил. — Меня захватили в плен? А ну разбудите меня! Я хочу знать, что со мной.

— Нет.

«Меня действительно взяли в плен».

Шейн сохранял спокойствие. Все те зараженные, которых он видел, были изуродованы до неузнаваемости. Единственное, что их роднило с людьми, — наличие двух рук и двух ног. Зерги каким-то образом заблокировали его сознание, поместили его в тюрьму воспоминаний, а сами в это время творили с его телом черт знает что.

Возможно, он уже стал одним из них. А может, и нет. Шейн ухватился за эту мысль. Возможно, еще не все потеряно. Ему нужно было выбраться отсюда. Если они продолжат держать его в иллюзорном мире воспоминаний, то сбежать не получится. Ему нужно было уговорить их пробудить его.

— Дайте мне увидеть, что со мной происходит.

— Нет.

— Да.

— Сначала позволь нам помочь.

— Нет, — отрезал Шейн.

Морпех ненадолго замолчал, и Шейн снова почувствовал уже знакомое давление в голове. Боль была даже не болью, а слабым намеком на нее, и близко не походившим на предыдущую нестерпимую агонию. Казалось, будто давление неохотно спадает, тщетно пытаясь удержаться, зацепиться за разум Шейна.

Шейн улыбнулся. Это пустяк. Такое он мог терпеть сколько угодно.

— Ай-ай-ай. Не получается теперь, да? Надо же. Сдается мне, тебе уже нечем меня мучить.

Морпех не ответил, и Шейн широко улыбнулся.

— Не получается мне в мозг залезть без этой вашей ресоциализации? Держать меня тут ты можешь сколько угодно, но на части снова разорвать — уже нет, так?

— Позволь нам помочь, — ответил морпех-зерг.

— Ах вы сволочи. Не работает этот прием уже. Вы так и ломаете морпехов? Толкаете на край безумия, а потом ждете, что они запаникуют? — Шейн уставился на своего двойника. — Да, если ресоциализацию убрать, людям тяжко бывает. А тут и вы рядом, помочь предлагаете. «Позволь нам помочь». Иди ты к черту.

Морпех не ответил. Шейна это вполне устраивало. Он только разогревался.

— Ты чуть не разорвал мой мозг на части. Ты меня чуть не убил, но я тебя сбросил и сам стал главным, — Шейна переполнял сарказм. — Необычно, да? Я, наверное, особенный?

Морпех наконец ответил:

— Нет. Так поступают и другие.

— Вам наше сотрудничество нужно, да? Раздавить нас так просто не можете? Слишком дорого это обходится, правда? — Шейн засмеялся. Ему было хорошо. Наконец-то он получил преимущество. — Знаешь, что? Я сотрудничать не буду. Никогда. Ты свой шанс упустил и меня уже не получишь. Убей меня или дай мне проснуться, и тогда мы поговорим. Выбирай, мне все равно.

Морпех уставился на пол. Он, — нет, они, — казалось, погрузились в свои мысли. Воцарилось долгое молчание. Потом морпех снова поднял свои светящиеся глаза на Шейна, встретившись с ним взглядом.

— Выхода нет. Если мы захотим, можем заставить тебя силой.

— Могли бы — уже бы заставили, — ответил Шейн.

— Мы и сейчас можем, — нечеловеческие глаза пристально уставились на Шейна, и тот услышал, как голос морпеха, его собственный голос, стал холодным и чужим. Пропало всякое подобие человечности. — Но это ни к чему. Можешь оставаться тут, сколько пожелаешь.

Морпех исчез. Шейн остался один в белой комнате.

Прошло несколько часов. Зерг так и не возвращался. За Шейном пришли офицеры Доминиона и уволокли его, кричащего и лягающегося, к капсулам ресоциализации.

Ученые приступили к рутинной работе.

Прозрачная дверца трубы закрылась над Шейном, и он закричал от наконец-то наступившей боли, но ни офицеры, ни ученые не обратили на это внимания. Перед ними был убийца, даже хуже. Отброс общества.

Голова Шейна пульсировала от боли. Перед глазами у него проносились непрошеные воспоминания и исчезали так же стремительно, как и появлялись.

Шейн не в силах был их контролировать. Он не понимал, что происходит. Он дергался и сыпал проклятиями, а перед ним проходила вся его жизнь.

И тут он все понял. Ученые изучили его воспоминания. Каталогизировали их. Нашли самые болезненные. Заставили его пережить их заново. И лишь потом их изменили.

Шейн моргнул. Ученые начали все с самого начала, а вначале была боль.

Восьмилетний Джефф Шейн упал на спину. Он был оглушен, а из носа у него шла кровь.

Его отец кричал и требовал от сына извинений, так и не разжав кулак. Джефф снова и снова извинялся, говорил что-то о случайно сломанном им стуле. Голова звенела от боли.

Рядовой первого класса Шейн не просто вспоминал эти события — он переживал их заново. Мысли беспорядочно роились у него в голове. Язык распух и не слушался. Слева зашаталось несколько зубов. Он чувствовал ядовито-острый запах виски, идущий у отца изо рта. Шейн услышал, как он же, но в детстве, пробормотал очередное извинение, и почувствовал оплеуху, которую в ответ влепил ему отец.

Отец ждал более искреннего раскаяния.

— Извинись перед ней как следует, — потребовал он.

«Не смейся!», — отчаянно закричал рядовой первого класса Шейн. Мальчик его не слышал. Шейн увидел, как рассмеялся ничего не подозревающий Джефф.

— Мама же мертва, да и ей бы не понравился такой стул, — улыбнулся мальчик.

Кулак отца просвистел в воздухе, и воспоминания ненадолго померкли. Рядовой первого класса Шейн услышал, как треснули у Джеффа два ребра, и почувствовал, как в голове вспыхнула усилившаяся боль. Когда мальчик наконец-то очнулся, его мысли перемешались окончательно. Страх отступил куда-то далеко, на его место прорвались гнев и боль. Стук сердца эхом отдавался в ушах. На лбу выступили бусинки пота.

Голова болела так, что казалось, будто она сейчас взорвется.

Отец уснул. Или он отключился от выпитого — это было неважно. Джефф стоял в дверях спальни и смотрел, как поднимается и опускается грудь отца. Он подумал о том, чтобы взять в кухне нож или найти отцовский пистолет «Копрулу Особый» с хромированными накладками.

Изо рта у отца вырвалась отрыжка. Комнату заполнил запах алкоголя.

Восьмилетний мальчик осторожно вышел на кухню и впервые заметил на столе почти пустую бутылку крепкого пойла. Он понюхал темно-янтарную жидкость. Мальчик задумался. Рядовой первого класса Шейн оставался молчалив и неподвижен.

Приняв решение, Джефф вернулся в отцовскую спальню и вылил остатки из бутылки на грудь спящему.

Нет. Рядовой первого класса Шейн попытался переключиться на другое воспоминание. На любое — лишь бы другое. Он даже попробовал вернуться к ресоциализации. К приговору. Он был бы рад, вернись к нему снова та боль. Но не вышло. Его собирались заставить пережить заново каждый жуткий момент.

Когда на отца полилось спиртное, он всхрапнул и облизал губы, но не проснулся. Джефф нашел отцовскую зажигалку рядом с его дешевыми умоджанскими сигарами и чиркнул ею. Он подержал пляшущий оранжевый огонек над отцом, глядя на него. А потом разжал руку.

Джефф удивился тому, как медленно занялся огонь — удивился так же сильно, как и тому, что отец так и не проснулся. Комнату заполнил дым, и Джеффа затошнило от запаха горящей ткани и плоти. Он, спотыкаясь, выбрался на улицу; потом он смотрел, как пламя постепенно охватило весь дом. Поздно, слишком поздно Джефф вспомнил, что в своей спальне спала его трехмесячная сестренка.

Он и не пытался ее спасти. Он молча сидел, обхватив голову руками, и смотрел сквозь пальцы на то, как танцевали языки пламени.

Шейн моргнул. Он снова был в капсуле ресоциализации и кричал от боли, а затем реальность вновь ускользнула от него.

Пожалуйста, хватит.

Память перенесла его на десять лет вперед. Восемнадцатилетний Джефф Шейн заманил в свою убогую квартирку молодую девушку, пообещав ей бесплатный наркотик. Девушка давно уже подсела на них, и долго убеждать ее не пришлось. Вскоре она забылась сном и лежала, погруженная в галлюцинации; ее глаза беспорядочно метались под веками. Именно этого и ждал Шейн.

Рядовой первого класса Шейн не просто вспоминал тот день — он опять же переживал его заново. Предвкушение Шейна было его предвкушением. Удовольствие Шейна было его удовольствием. Ужас от этого превышал все разумные пределы.

Хватит. Рядовой Шейн знал, что будет дальше. Он попытался отвернуться. Он пытался отвернуться. Он пытался взмолиться о помощи в своих воспоминаниях. Ничего не помогло. Он не мог моргнуть, пока не моргнет восемнадцатилетний Шейн. Он не мог отвернуться, пока это не сделает Шейн.

— Позволь нам помочь, — услышал рядовой первого класса Шейн.

Шейн какое-то время смотрел, как поднимается и опускается грудь девушки. Он поднял ей веко и заглянул в расширившийся зрачок. Девушка не пошевелилась, и Шейн продолжал завороженно наблюдать. Затем он зажег огонь. Девушка наконец проснулась: бледные белки ее лихорадочно расширившихся глаз отражали неожиданно вспыхнувший оранжевый свет.

Он оставался рядом, пока огонь разгорался. Ее крики музыкой отдавались в его ушах. Его глаза упивались зрелищем плавящейся плоти.

Рядовой Шейн попытался проснуться. Он отчаянно старался выбраться наружу, но чувствовал, как его разум упирается в потолок. Зерги его не выпускали.

— Позволь нам помочь, — произнес голос.

Шейн наклонился ближе к огню, его кожа потрескалась и покрылась пузырями. Он глубоко вдохнул. Он жадно вбирал аромат. С этим ароматом не могло сравниться ничто во вселенной. Он всегда был таким свежим — запах живого, дышащего существа, поджаривающегося в своих же соках.

Он упивался сладким запахом, заставляя рядового Шейна упиваться вместе с ним. Запах был буквально сладким. Пахло сахаром, превращающимся в карамель. Каждый раз запах был немного иным, но основа оставалась неизменной.

Рядовой первого класса Шейн снова и снова пытался пробить потолок. Каждый раз ему было больно, но он уже не обращал на это внимание.

— Позволь нам помочь, — произнес голос.

Крики девушки затихли, но слабая борьба за жизнь еще продолжалась. Комнату наполнил новый острый запах. Пламя взревело особенно яростно, и Шейн улыбнулся. Радость и восторг наполняли разум рядового первого класса Шейна. Он пытался изгнать их. Он пытался их возненавидеть.

Но он обманывал себя и сам это осознавал. Он обожал этот запах. И будет обожать его всегда.

— Позволь нам помочь, — произнес голос.

Перед восемнадцатилетним Джеффом Шейном появился морпех в боевом скафандре, освещенный бушующим пламенем. Шейн заглянул глубоко в его светящиеся глаза. И моргнул.

* * *

На расстоянии примерно в полкилометра еще догорали две постройки, но последние крики их обитателей уже давно затихли. Рой двигался через руины терранской заставы по земле и в небе. Густая биомасса неудержимо расползалась, уже касаясь тел павших врагов — она стремилась скорее поглотить их и сделать частью себя.

Тень парящего в небе надзирателя накрыла одного из бойцов Роя, который увяз в слизи по колено. Это существо было облачено в скафандр морпехов Доминиона, его человекообразная фигура еле-еле помещалась в стальных оковах. Из щелей скафандра торчали отростки и гигантские фрагменты плоти.

Из-под шлема глядели два светящихся глаза. Существо дышало размеренно, но тяжело. Вокруг него клубился дым. Существо принюхалось и фыркнуло. Запах был не особо сладок.

Рядом зерглинг наткнулся на дымящиеся остатки «Миража» Доминиона и резко остановился. Маленькое четырехлапое существо посмотрело на большое и радостно заклацало изогнутыми клыками, обнажив их в широкой ухмылке.

Большое двуногое создание посмотрело вниз и довольно запыхтело. Рой победил. Все было кончено.

Его светящиеся глаза моргнули.