Старость не радость, или замуж не напасть (СИ)

Глава 13

На радость толпы, дружина прошла с Кощеем несколько кругов позора, а потом мужик в красном объявил, что всё — на сегодня шоу закончилось. А завтра звезда дает свой последний концерт, спешите, не пропустите, такого вы больше не увидите. Не так он, конечно, говорил, а более витиевато и пафосно, но суть такая.

После этого зрители начали расходиться, увлеченно обсуждая, как именно завтра Кощея казнят. Я прижала Софочку к себе, чтоб ее случайно не задавили, и мы стали медленно выбираться из человеческого моря.

Новость о казни Кощея ошарашила меня. Я чувствовала себя так, будто меня огрели по голове мешком.

Дыхание участилось, в груди закололо.

— Ох, сердце мое болит, — пожаловалась я.

— Ой, не ври, — напомнил о своем существовании кот. — Нет у тебя сердца!

— Не хочу, чтобы Кощея казнили, — захныкала я.

— Ты что ослепла совсем. Народ ликует. Кощей деревни жег, девиц в полон брал!

— Он краси-и-и-вый! — продолжала поскуливать я. — Может, то всё оговоры. Что-то доказательств его вины предъявлено не было. А девки, наверное, сами за ним бегали, юбки задрав! И вообще, я планировала его очаровывать! И что теперь? Не вовремя его пойма-а-а-ли!

— Соберись! Возьми себя в руки! Он враг твой. Ты плясать от счастья должна, а не белугой реветь!

— Не пляшется, — я громко сморкнулась.

— Яга, ты ж умная женщина. Как говорят? Закрываются одни двери, значит, откроются другие.

— Точно! — я утерла глаза рукавом. — Пойду очаровывать… — и тут же замолкла, вспомнив, кого держу за руку. Софка уж точно не оценит мои планы по охмурению ее отца.

— Не расстраивайся, бабуся. Все у тебя получится, — поддержала меня царевна.

До Берендеева дворца Софка довела меня быстро. Где-то я читала следующее: чтобы получить желаемое, нужно представить, что ты этим уже владеешь. Тогда судьба тебе желаемое даст на блюдечке с голубой каемочкой.

Мой будущий дом мне понравился хотя бы тем, что он был белокаменным. При пожаре дотла не выгорит. Большой плюс, между прочим. Вдобавок дворец красивый — огромный с позолотой на кровле, с искусной резьбой. Будем честны — это и все, что мне пока удалось увидеть. От жилища моей мечты нас отделяла высокая каменная стена с огромными кованными воротами и двумя стражниками перед ними.

Стоило нам приблизиться к воротам, как стражники скрестили алебарды.

— Милочки мои, мне к царю-батюшке надобно, — заискивающе проворковала я.

— К нему всем надобно. Не положено, — рявкнули они почти в один голос.

— Ну, так не все ж пропавшую царевну возвращают, — я подтолкнула Софку вперед.

— Царевну пустим, а ты иди, бабуля, куда шла, — почесав бороду, сказал один из детин.

— Э-э-э, нет, милок, — я погрозила ему пальцем и спрятала Софку за спину. — Бабушка знает, что тому, кто царевну отыщет, награда положена.

— Вынесу я тебе твою награду, — пошел он на уступки.

— Ага, и переполовинишь, небось, по пути, — усмехнулась я. — Отдам царевну только ее батюшке.

Стражник, видя, что надуть меня не получилось, ушел докладывать о моем визите.

Минут через десять ворота распахнулись передо мной, и я медленно и с достоинством прошла на царский двор. Все было ухожено, чисто, опрятно, но на садовые деревья, росшие по обе стороны мощеной камнем дорожки, было больно смотреть. Листья их пожухли и скрутились в трубочки. Если б я хорошо училась в институте, я бы, наверное, смогла определить, что с ними. Но в вузе я зазря просиживала штаны, а потому могла только злиться, что за моим будущим имуществом ухаживают плохо. Надо будет разжаловать садовника.

Долго негодовать не получилось. С узорного крыльца спускалась ко мне молодая женщина в парчовом сарафане и жемчужном венце на голове.

Посмотрела она на меня так пристально, что мне сразу нехорошо сделалось, неспокойно. Подойдя ближе, махнула передо мною рукой. В сказках обычно поклоны били, а не пытались повторить эффектные пассы шарлатанов из «Битвы экстрасенсов». Может, в Берендеевом царстве так принято здороваться? Ну, я тоже на всякий случай перед ее лицом ладонью помахала, чуть когтем в глаз не попала. Она аж отпрянула от неожиданности, отступила на шаг.

— Я Мирослава, жена царя Берендея, — представилась она.

Я придирчиво осмотрела соперницу. Хороша, зараза. Фигурка статная, точеная. Волосы густые в косу заплетены. Косища на груди покоится, чуть ли не до земли спускается. Кожа свежая, изнутри светится. Глаза ясные, пышными ресницами очерчены. Брови соболиные, словно лук изогнуты. Хоть это и неприятно, но надо признать, что выглядит она получше, чем я. Трудно будет мне с ней тягаться. У нее красота. Зато у меня богатый опыт отношений с мужчинами. Если меня в шелка да золото обрядить, я тоже еще довольно ничего. На лицо мое только смотреть не надо. И к голосу грубоватому привыкнуть нужно. Ничего, Мирослава, спрошу я с тебя еще за то, что мой дворец запустила.

Она, видно, ждала, что я тоже представлюсь. Как бы не так! Видела я, что они с Кощеем сотворили. Узнает, кто я, и вместо награды ждет меня круг позора по площади и усекновение головы. Потому я молчала, блымая на нее глазами. А что с меня взять? Я неграмотная крестьянка, могла и язык проглотить от радости при встрече с царицей-матушкой.

— Благодарствую, бабушка, что привела царевну Софью, — она протянула руку к девочке, но та вместо того, чтобы броситься к мачехе, прижалась ко мне сильнее.

Я хмыкнула. Благодарствую? И это все? Спасибо на хлеб не намажешь.

— Уж не серчай, матушка-царица, но царевну отдам только ее отцу.

— Будь по-твоему. Идите за мной.

Как-то быстро она согласилась. Я уже приготовилась к активному противодействию. Привыкла выгрызать все плюшки судьбы в жестокой борьбе с обстоятельствами. Ладно, войти во дворец — еще не значит выйти из него с наградой. Нельзя расслабляться и терять боевой запал.

Повела Мирослава меня через хоромы богатые. А я смотрю, думаю, где какие преобразования можно устроить. Аляповато всё, аж глаза болят. Нужно будет сменить цветовую гамму на более спокойную.

Вскоре мы оказались в тронном зале. На золотом троне восседал сам Берендей. Софка руку мою отпустила и понеслась к нему, а он даже ухом не повел. Вот что значит не вовлеченный отец. Этого Берендея можно взять за эталон безразличия. Золотой стандарт. Дочка плачет, обнимает его, а ему хоть бы хны. Сидит себе, смотрит вперед, как истукан. Я даже принюхалась. Может, он уже того… просто вынести его забыли и упокоить. Но нет, вроде ничем неприятным не пахнет.

— Ну? — царица посмотрела на меня выжидающе.

Баранку гну!

Что-то она не спешит меня одаривать.

— Слыхала я, что награда полагается тому, кто царевну вернет, — начала я издалека подходить к теме заветных сундуков.

— Истину говоришь. Что же ты хочешь?

— Два сундука с золотом, — выпалила я.

— А не много ли тебе будет? — нахмурила брови Мирослава.

— Радость отца бесценна. Вон как радуется, как смотрит счастливо, как уголок рта весело в сторону косит.

Батюшки, а ведь у него и правда, рот слегка перекошен. Может, его вообще паралич разбил?

— Что же ты будешь с золотом делать?

— Избу мне надо справить, холод в щели задувает, мерзнут мои кости.

— Столько тебе не надо.

Ага, ты мне еще порешай за меня, сколько мне надо.

— Стара я стала. Хочу перед смертью мир объездить, в круиз на ладье пуститься, в иноземных странах побывать, позагорать на белом песочке, сувениров прикупить. И сыночек у меня есть, — моя фантазия сорвалась с поводка. — Гришенькой зовут. Деньги ему отдам. Пусть купцом станет. А то уже семью ему пора заводить, а жилье у нас малогабаритное, невесту привести некуда.

— Скажи, мне, бабушка, где же ты Софочку нашла?

Какой-то вопрос с подвохом. Пятой точкой чую. Сейчас скажу не то, что надо, и не видать мне золота моего.

— А в лесу. Живу я неподалеку от леса. Грибница я. Грибы собираю.

— И продаешь?

— Ем!

Дались, ей эти грибы!

— А что делала царевна в лесу?

Что за вообще допрос с пристрастием пошел? Вот отец ее молчит. А тебе, что, больше всех надо?

— Так то мне неведомо. Не сказала она мне. Попросилась во дворец. Вот я ее и привела.

— Много тебе двух сундуков!

Эй! Ты чего? На каком основании такие выводы сделала? На каком вопросе я срезалась?

— Не хочешь золота давать, тогда отдай мне Кощея! — вырвалось у меня внезапно, я аж рот рукой прикрыла. Но слово не воробей, вылетит — не поймаешь.

— И зачем тебе Кощей? — Мирослава изогнула красивую бровь.

— Зачем молодой красивый мужчина одинокой женщине? — хмыкнула я.

Мирослава уставилась на меня непонимающе.

— Будет лес валить, да избу мне новую строить, раз работников мне не на что нанять.

— Дам я тебе два сундука золота, — процедила она сквозь зубы. — Распоряжусь об этом, а ты, бабушка обожди здесь.

Мирослава удалилась, а я подошла поближе к царскому трону. Странный этот Берендей. Никаких признаков жизни не подает. Я ткнула его руку своим когтем. Никакой реакции. Прислушалась, вроде дышит.

— Что с ним? — спросила у Софки.

— Не знаю. Раньше он таким не был.

— Может, ко мне вернешься? Сбежим, пока эта не вернулась, — я мотнула головой в сторону проема, где скрылась Мирослава.

— Я останусь с ним, бабуся, я нужна ему.

Я прислушалась к браслету. Он вел себя как обычное украшение, не пытаясь меня покарать.

— Хорошо, лишь бы ты была довольна.

Вскоре вернулась Мирослава. Дружинники внесли в зал сундуки. Царица подала им знак, и они откинули тяжелые крышки. Золото. Всё как и договаривались.

— Вот твое золото, бабушка. Мои люди сопроводят тебя до твоего жилища.

— Это лишнее. Живу я на отшибе. Места там пустынные. А вдруг молодчики твои на золото позарятся. А еще страшнее, коли не на золото, а на мою девичью честь. Без обид, ребята, но всякое в жизни бывает.

— Честь, значит, бережешь, — усмехнулась Мирослава.

— Лучше, матушка-царица, повели дать мне лошаденку неказистую, да телегу невзрачную, да рогожи, чтоб сундуки прикрыть от завистливых глаз — и мы в расчете. Коли лошаденки жаль тебе, так мой сыночек завтра ее тебе пригонит.

— Хорошо, будь по-твоему.

На прощание я крепко обняла Софку и еще раз посмотрела на ее отца. Берендей был образцом стабильности. Ничего в его облике не изменилось. Стоило мне только Софку с рук на руки передать, как царица хлопнула в ладоши, и два дружинника мягко подхватив меня под локоточки, поспешили к выходу. Мол: «Иди, бабуль, иди, нечего глазеть на царя-батюшку!»

Вот вам и вся благодарность!

За воротами меня ждала чахлая кобылка в яблоках, кривая, косая, грива облезлая, едва на ногах держится. На лошадке Мирослава сэкономила. Видать не надо было так открыто на ее муженька пялиться, не иначе как конкуренцию почуяла.

Добрые молодцы оперативно запрягли лошаденку в старую скрипучую телегу, укрыли сундуки с золотом рогожей и выпроводили меня с этим добром через задние ворота. Ни и ладно, мы не гордые. Главное, что царица слово свое сдержала — награду положенную отдала, а остальное мне без надобности.

Ведь как хорошо я придумала — и дело доброе сделала, дите в семью вернула и подзаработала.

— Вылезай, Баюн, посмотри, помолодела я?

— Ага, — кошачья морда высунулась из сумки, — красавицей писаной стала. Продала воспитанницу и радуется.

Я фыркнула. Не на органы же я ее продавала, а в хоромы царские, к родному батьке на поруку! А деньги всего лишь приятный бонус к благородному поступку. Неизвестно, правда, отчего они Софку Водяному отдали, но это уже не мое дело. Может, царь с царицей ее на перевоспитание к нему отправили, а потом пожалели, совесть замучила.

Лошадка царская едва переплетала ногами, так что вернулись к избушке мы ближе к вечеру. Гришка встретил нас у порога, помог перетащить золото в дом, а потом молча накормил и напоил кобылу.

Ни словечка при этом не вымолвил и золоту не обрадовался. Лишь позднее, когда мы начали решать, куда это самое золото спрятать, вымолвил:

— Зря мы ее послушали, весь день у меня предчувствие нехорошее.

— Ерунда эти твои предчувствия, — я помахала рукой с браслетом перед его носом, — у меня вот магический гарант есть! Ни разу за сегодня не побеспокоил, а значит все в порядке с царевной. Вот обустроим за эти деньги хоромы, потом на отдых махнем в страны заморские, вы мне еще спасибо скажете!

Плохо только, что в Лукоморье банков отродясь не водилось. Вурдалак о сберегательных счетах и слыхом не слыхивал, а Баюн лишь усмехнулся. Вот народ дремучий! Я сложила руки на груди и призадумалась, такое богатство нельзя на виду оставлять, вон сколько лиходеев по дорогам шастает!

— Избушка-избушка! — обратилась я к дому. — А у тебя под половицами место имеется? Ты у меня с сюрпризами, может, и потайной схрон найдется?

Избушка довольно заскрипела, приосанилась и прямо на наших глазах открыла небольшой подвальчик, под домашние заготовки сделанный. На первое время должно сгодиться, а потом мы что-нибудь понадежнее придумаем! Быть может, и сами банк откроем. Будем людям кредиты под проценты выдавать, авось, ниша свободная, благодатная, никем пока еще не занятая.

Отложив себе золотишка на карманные расходы, я спрятала остальное под половицы и приказала избушке стеречь клад как зеницу ока, никому постороннему не открывать, и коль вздумает какой воришка внутрь залезть, сразу ему громадной лапой под зад давать, чтоб неповадно было. А уж мы ей и ремонтик сделаем, и крышу обновим, будет у нас самая модная изба в Лукоморье.

Дело справили, да только обратно в лес возвращаться мне не хотелось.

— Задержаться нам надобно, — решила я, — ночью обратно не пойдем, отдохнуть от тряски следует. А днем нужно обратно в город наведаться, на базар сходить. С Софкой я так толком осмотреться не успела, а в нашей глуши, даже если захочешь, не купишь ничего дельного. И кобылу пристроим заодно, ее с собой не возьмешь, а оставлять жалко.

Царица возвращать лошадь не просила, но не в избу же ее затаскивать, право слово! Может, удастся пристроить в хорошие руки.

Гришку в этот раз я решила взять с собой. Не на себе же покупки таскать! Он этому решению не обрадовался, но аргументам внял. Будет саженцы на базаре выбирать — вишневые, яблоневые, может, семян каких в огород присмотрит. Уж если решил у нас огород разбить, то нужно к делу основательно подойти. Там небось можно и курочек присмотреть, тогда будут у нас и яйца, и мясо, не все же рыбой питаться.

Курам даже Баюн обрадовался, мечтательно закатил глаза и сказал, что я хоть раз в жизни нечто дельное придумала.

На том и порешили да спать легли.

Ночью ворочалась, всё уснуть не могла. Мысли дурные в голову лезли, что пока я тут в теплой кроватке нежусь, Кощей в сырой темнице сидит цепями прикованный. В голове тут же вырисовалась печальная картина — каменный грот с коваными решетками, пол, устеленный гнилой соломой, крысиный писк и затхлый запах плесени. А он весь такой холодный и гордый посреди этого безобразия с бесстрастным лицом ожидает своей участи. Палачи, небось, уже нож наточили, или веревку мылом натерли. Уж не знаю, каким способом они Кощея умерщвлять решили, но разница невелика.

У нас с ним отношения, конечно, с самого начала не задались, но его смерти радоваться мне совесть не позволяла. И чувство прекрасного! Какого красивого мужика мир лишается.

Так жалко его стало. А ведь в сказках говорилось, что не прост Кощей, что смерть свою надежно хранит. Игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце… А тут его повязали и глазом не моргнули.

Несправедливость! Стоит только на мужика глаз положить, как его в тюрьму сажают!

Царь вон тоже какой-то калечный. Сидит на троне, а глаза-то стеклянные, в стену смотрят. Парализовало его, что ли? Говорила же Софка, что проблемы какие-то с отцом, но я уж не думала, что такие.

Ничего, Ядвига, деньги у тебя теперь есть, можно за моря махнуть. Найду себе султана какого-нибудь, на одном Берендее небось свет клином не сошелся. Да и Кощей не последний красавец в моей жизни. Мало того, что лиходей, так еще и разведенный! А если жена от мужика сама ушла, это явный звоночек, что с ним что-то не так. Вот как натворю добрых дел, помолодею и найду себе жениха вдвое, нет, втрое краше этого мерзавца!