Статьи и проповеди. Часть 1 (03.09.2007 – 27.11.2008)

Духовное и душевное (11 сентября 2007г.)

В одной из проповедей Иоанна Златоустого мне случилось прочесть следующие слова о Страшном Суде: человек будет судим, во-первых, как человек, т.е. был ли он милосердным, внимательным, чутким, трудолюбивым. То есть, было ли в нем то, что должно быть в человеке по естеству, то, что отличает человека от животного. Затем человек будет судим как христианин — по заповедям Евангелия. Об этом говорит Христос в Евангелии в следующих словах: Слово, которое я сказал вам, оно будет вас судить. Здесь речь идет о прощении врагов, о милосердии, незлобии, целомудрии и всем том, чего не было бы в мире, если б не было Евангелия. И, наконец, затем человек будет судим как сын Церкви в том звании, которое он в Церкви носит — епископ как епископ, священник как священник, монах как монах, мирянин как мирянин. Если человек был в Церкви епископом, но не выдержал экзамена общечеловеческого, то до епископского суда ему не дойти — он будет отринут раньше.

Это касается всех. Прежде чем мы будем судимы как христиане, мы будем судимы просто как люди.

В известном месте Евангелия, где говорится о Страшном Суде, Христос перечисляет ряд добрых дел, которыми отличаются праведники, а именно: накормить голодного, одеть раздетого, посетить больного и т.п. Всякому должно быть понятно, что это не собственно христианские добродетели — такие, как молиться за врагов или раздаяние имущества, а добродетели собственно общечеловеческие. Поскольку и мусульманам, и иудеям, и атеистам понятно, что нужно участвовать в скорбях ближних любовью и состраданием. Возможно, Христос в словах о Страшном Суде намеренно минимизирует требования к человеку. Если ты не был верным в малом, то, конечно же, и в большем ты верен не был. Вот на этом меньшем уровне мне бы хотелось остановиться.

Святоотеческая мысль четко и правильно различает в человеке сферы телесного, душевного и духовного. К душевному относится литература, музыка, поэзия, то есть сфера изящного во всех ее проявлениях. Ну а духовное — это вера, покаяние, молитва, пост и прочие христианские подвиги. Христианские учителя отмечают, что душевное делает человека эстетически чутким, утончает его и разрыхляет его душу, но само по себе не спасает. В этом смысле справедливо упрекать деятелей культуры в натяжке, когда они свою работу называют «духовной». Поэт, художник, режиссер, сценарист — это не люди духовного труда. Это люди труда душевного. Но обратной стороной медали является также то, что невозможно дать человеку духовное, не дав прежде душевное. Об этом пишет апостол Павел, говоря, что «вначале душевное, а потом — духовное».

Из уст одного церковного человека мне пришлось слышать горькие слова о том, что культура расцерковлена, а Церковь — обескультурена. Праведный гнев вызывает существование поэтов и писателей, никогда не читавших Евангелие, а также существование христиан, презирающих всякую поэзию и литературу. И то, и другое — нонсенс, т.е. явление, не имеющее смысла, явление уродливое.

Языком нового Завета является язык греческий. Это не случайно. До тех пор, как на землю греческой ментальности были посеяны семена Евангелия, эта земля была вспахана и разрыхлена трудами сотен философов и рожденных от них философских школ. Греки искренне и горячо искали истину. В поисках ее создавали философские системы, вносили вклад в обустройство гражданского общества, занимались наукой, изучали себя. Когда на эту плодородную почву упало Семя Сеятеля, эта почва произвела вселенских великих учителей, святителей, преизящнейших богословов. Такого расцвета богословия, который был на греческой почве, мы больше не видим нигде. И это — яркое доказательство того, какую пользу во Христе приносят дохристианские труды и усилия. Мы же — поздние роды, пришедшие ко Христу тысячелетие после первой проповеди Евангелия — не имеем подобного искуса в области философии, поэзии, государственного строительства. Мы, как обладающие истиной, склонны пренебрегать тем колоссальным наследием дохристианского и нехристианского человечества, которое ведет ко Христу или помогает глубже осознать Христово Евангелие. Нам нужно как бы постфактум, уже будучи христианами, почувствовать томление души человеческой, нуждающейся в Боге и ее стремление в поиске истины. Нам нужно также чувствовать и состояние тех наших современников, которые и сейчас живут вне Христа, ищут Его, пусть даже неосознанно. Весь этот комплекс ощущений дан нам в мировой литературе и искусстве, мимо которых мы не имеем право пренебрежительно проходить.

В православной среде нередко можно услышать голоса, строго выговаривающие нравоучения наподобие «Серафим Саровский Шекспира не читал, Сергий Радонежский Платона не цитировал». Такие люди неосознанно поднимают планку требований к маленькому человеку на уровень жизни величайших святых. Мы должны четко понять, что образ жизни великих подвижников — это не норма для миллионов, а лишь повод удивиться, прославить Христа и покаяться.

В повседневной жизни небезопасно руководствоваться только аскетическим идеалом Святых отцов. На истинное подражание их подвигам способны очень немногие. Если же множество слабых и немощных тянутся в жизни к достижению непомерно великих идеалов, то мы рискуем получить в результате тысячи поломанных жизней и крушение этих самых великих идеалов. Православная вера монахолюбива. Лучшие наши учителя — это аскеты. Девственники, подвижники. Но в этом нашем достоинстве скрывается причина наших недостатков. Неразборчиво предлагая всем подряд высокие аскетические идеалы, мы рискуем травмировать души большинства тех, кто нас слушает. Мне кажется, не стоит запрещать современному человеку ходить в бассейн, быть внимательным к своей внешности, слушать нецерковную музыку на основании лишь того, что этого не делали святые. Мы не имеем права пренебрегать душевным и сразу говорить человеку только о духовном.

Человек — существо динамическое. Он может быть равноангельным, может быть подобным Христу, а может деградировать до состояния скота или зверя, а то и демона. Между этими полюсами каждый человек на протяжении жизни совершает свободные перемещения. Коллизией, которая стоит перед лицом Церкви, является то, что призванная к проповеди равноангельной чистоты, христоподражательного смирения, детского незлобия, Церковь сегодня говорит к людям, которые все более и более неспособны ее слушать, поскольку теряют не только Божье в себе, но даже человеческое. Семья и школа уже давно почти ничему не учат. Возможно, кроме Церкви больше никто не объяснит человеку, что нужно здороваться первым, уступать старшим место, не бросать фантик мимо урны. Эти вещи мы должны объяснять до того, как начнем разговор о блаженства евангельских. Мы не имеем права говорить с людьми о вещах высоких, не научив их перед тем вещам малым и элементарным. Современного молодого человека наугад выхваченного из дискотеки, привыкшего «торчать» и «отрываться», нужно в начале научить говорить на языке, понятном и близком к литературному, прежде чем говорить ему что-либо о Царствии Небесном. В этом противоречии я вижу одну из больных проблем церковной жизни. Призванная вести людей на небо, Церковь сегодня вынуждена вначале делать людей людьми, не давать им демонизироваться или становиться скотоподобными.

Сказанное касается в основном молодежи. Та старушка, которая возделывает десятилетиями огород и каждое воскресенье спешит в церковь, не нуждается для спасения в приобщении к мировой культуре. А вот молодежь, в т.ч. сельская, нуждается. Во-первых, мир неотвратимо урбанизируется. Современная мировая культура — это культура больших городов. Даже живущий в селе, благодаря телевизору, радио, дискотеке вовлечен в круг современных околокультурных течений. Вот такому человеку неизбежно необходимо противоядие против пошлости современной поп-культуры, и как альтернатива — ступенька вверх — культура более высокой пробы, раньше или позже могущая привести человека к мысли о Христе.

В отношении к общечеловеческим культурным ценностям для христианина должна существовать некая иерархическая лестница. Например, человек, любящий литургию, имеющий круг общения среди людей воцерковленных и грамотных, может не нуждаться в посещении театра (хотя и не обязан им гнушаться). А вот человеку, погрязшему в земных заботах, давно не читавшему никаких книг, ни о чем, кроме житейских дел, не думающему, может быть полезно пойти на хороший спектакль и, вылезши из скорлупы личных проблем, приобщиться к общечеловеческой боли и радости. Молодой человек, не знающий о жизни Церкви, в силу присущей возрасту горячности, нонконформизма, может увлекаться рок-музыкой, движением хиппи и т.п. Мы не должны строго судить его за это. Хуже, если человек, уже воцерковившись, обращается вспять и увлекается тем, что свойственно людям ищущим, а не нашедшим. Такой «неблагонадежен для Царствия Небесного».