Статьи и проповеди. Часть 12 (19.08.2016 - 01.03.2017)

Окна, окна (19 августа 2016г.)

Cвет в окне. Трудно найти более теплый образ, говорящий о быте, о свежем хлебе, о чистой постели человеку, стоящему в холодной тьме; человеку, мечтающему о ночлеге. Об этом писал Лермонтов, который «проселочным путем любил скакать в телеге». Да и кто об этом не писал в холодеющем 19-м и совсем холодном 20-м веке, где бездомными чувствовали себя даже обладатели жилплощади. Вообще окно в ночи это свет надежды. Лишь бы не оказалось оно окном в избушке Бабы-Яги или окном в том доме, который видела во сне Татьяна, принесенная медведем. Там, помните, чудовища пировали за столом, во главе которого был Евгений.

Но прочь от поэтических привидений. Вернемся к тому, что привычно глазу. Современные города битком набиты вздымающимися бетонными и кирпичными домами. Эти светящиеся по ночам дома впервые в истории мира дали глазу внешнего наблюдателя картину, состоящую из миллиона светящихся в темноте точек — окон, за которыми теплится жизнь. К идее тепла добавилась идея грандиозности. Вспомните бесчисленные кадры американских небоскребов, снятых с высоты полета геликоптера. Море огней и растопыренные пальцы вавилонских башен. Таков он — свет в окне. Он не однозначен.

Вы видели эти окна. Видели многократно. О чем вы думали, глядя на них, если есть у вас эта драгоценная привычка думать о чем-то, глядя на что-то? Кого вы представляли там, за стеклом? Вот Цветаева знает, кто там — за стеклом, и пишет:

Цветаевское стихотворение написано в 1916-м. Причем, написано в таких условиях личной жизни и с такими горками взлетов-падений, что ничего теплого и человеколюбивого от ее поэзии можно было не ждать. Но … звучанье лиры — не только личное дело одного лишь музыканта. Поэт пропевает больше, чем хотел; больше, чем сам понимает. Не молится, но зовет к молитве. Не благословляет, но понуждает благословить. Но вот и советская песня на ту же тему. Стихи Матусовского, музыка Хренникова.

Совершенно человечная, теплая песня, при звуках которой так легко затосковать о прошлом, которого не знал, или знал фрагментарно. Узнаваемая мелодия. Ветерок безмятежности.

Автор не просит молиться. Эпоха не велит. Но автор желает окнам счастья, по сути — благословляет. Не окна одни, конечно. Благословлять окна способен лишь производитель окон, как и зубную пасту благословляет только ее дистрибьютор. Автор благословляет тех, кто живет за этими окнами, за этими клеточками света и тепла. Там тоже «пьют вино или так сидят». Там тоже «рук не разнимут двое». Мне эта картина и такой подход к жизни кажутся прекрасными. Впрочем, есть и иные картины.

У Ходасевича, к примеру, есть стихотворение «Окна во двор». Тяжелое стихотворение эмигранта, ничего доброго не видящего в европейской ночи. Цикл стихотворений так и назван — «Европейская ночь».

Автор смотрит в колодец двора праздным взглядом и не видит ничего доброго. Иногда, глядя в окно (в ином стихотворении), он так говорит:

Там дальше целый Апокалипсис начинается, как спусковой крючок получивший импульс от одного неизвестного раздавленного человека. И всего этого ждет, все это созерцает из окна человек, уставший от жизни, но в одиночку умирать не желающий.

Ходасевичу благословлять некого, да он и не хочет. Он видит из своего окна чужие окна. А в них он видит актера, в шестнадцатый раз репетирующего сцену умирания. Видит отца семейства, не нашедшего работу и срывающего злость на сыне, отказавшемся есть луковый суп. Видит старика, собравшегося повеситься. Но ему помешает случайный гость. Еще — мертвого рабочего с медяками на глазах. «Сегодня в лед, а завтра в огонь». Видит девчонку, приглашенную в гости ради известной цели и тащимую в кровать без всякой предварительной обходительности и угощения. Одним словом, окна у Ходасевича, это аналог современного телевизора, где сотня каналов, но на каждом или вешаются, или насилуют, или сходят с ума, и никакой радости. Нечего благословить.

Любопытно, что такое двоякое мировоззрение просочилось и в кинематограф. Например, Хичкок. У него есть лента под названием «Окна во двор». Там человек со сломанной ногой вынужден сидеть дома. Досуг он скрашивает, наблюдая в бинокль за окнами напротив. А там: пара молодоженов, девушка-балерина, пожилая пара с собачкой, композитор и так далее. Конечно, там будет убийство. Иначе Хичкок не был бы Хичкоком. Но интересен сам факт отношения к окну, как к телевизору. Разве не к этому приучают нас при помощи проектов типа «Дом»? В современном мире ты, человек, созерцаем, но без умиления и сострадания. Созерцаем, как аквариумная рыбка. Или, как лобстер, который выловят по указу богатого клиента, чтобы зажарить. Так точно ты — «свободный человек в свободном обществе» — и созерцаем. Для этого и есть все информационные технологии.

Но есть и другие примеры. Словно из мира Цветаевой и Матусовского последние кадры шедеврального фильма «Влюблен по собственному желанию». Там к самом конце, когда с героями совершается тайное, сладкое и неожиданное, в окнах напротив продолжается жизнь. Женщина баюкает малыша; пацаненок, проснувшись лишь наполовину, идет, пошатываясь, в уборную; шумно играют свадьбу; замерев в кресле сидит, мучаясь совестью или страдая от бессонницы, старик; «шпиляет» в карты серьезная компания. В общем, жизнь идет своим чередом. А у влюбленных «свершилось», и на электронных часах 00-00. То есть жизнь можно начинать заново. И героиня говорит: Теперь можно и умереть.

Вот такие окна.

Окна вообще — не простая вещь. Вы не присматривайтесь специально к тому, что за ними творится. Вы просто посмотрите, как их много! Только представьте, как много всего за ними, за их светящейся прозрачной оболочкой! Вы только подумайте, какая сложная жизнь клубится и роится на каждом квадратном сантиметре нашей маленькой планеты! Насколько мал человек, но насколько он ценен. И неповторим. И сложен. Одним словом:

Помолись, дружок, за бессонный дом

За окно с огнем.