Статьи и проповеди. Часть 12 (19.08.2016 - 01.03.2017)

Силуан Афонский: А я тебе скажу, что когда не будет на земле молитвенников, мир кончится. (18 окт. 2016г.)

О. Андрей Ткачёв — Вечер добрый, дорогие братья и сестры! У микрофона в прямом эфире с вами протоиерей Андрей Ткачёв. Наш час беседы чуть меньше астрономического. И мы должны потратить его на полезные вещи. Недавно совершалась память преподобного Силуана Афонского. Время его жизни — эпоха Второй мировой войны. Которая, как считают, не Вторая, а продолжение Первой. Как известно, Первая мировая война ничего не решила. Она оставила массу нерешенных территориальных претензий, и поэтому вспыхнула заново. В 1939 г. Гитлер напал на Польшу — и началось.

А в 1938 году, за год до начала этой войны, в одном из знаменитейших мест христианства, в монастыре святого Пантелеймона на горе Афон скончался монах по имени Силуан, в миру Семен. Он происходил из тамбовских крестьян и прожил на земле более 70 лет. Семен родился в 80-е годы XIX столетия, и со временем греки Константинопольская Церковь канонизировала преподобного старца Силуана. Жизнь его — образец для подражания монашествующих. Знакомство с нею полезно и для мирских людей.

Кто из вас читал книгу старца архимандрита Софрония Сахарова, который был учеником Силуана? Так она и называется: «Старец Силуан». Эта книга раскрывает перед читателем не просто жизнь отдельного святого. Она вводит в мир понятий церковной жизни: аскетика, каноническое право, литургика, память смертная, или умная молитва. Всего того, что составляет духовную сокровищницу православной Церкви. Софроний писал о старце Силуане и вместе с тем писал вообще о Церкви, о том, что такое Церковь по существу, и что есть духовная жизнь.

Силуан был Тамбовский крестьянин. Быть крестьянином, особенно на Тамбовщине, в начале века — это тяжелый труд, скудная пища, многодетная семья — обычная человеческая жизнь. Но в то же время между людьми была любовь.

Старец Силуан, уже приблизившись к смертному порогу, вспоминал, что повидал на своем веку духовников, исповедников, наставников. И не нашел никого, кто был бы похож на его отца. А его отец, неграмотный крестьянин Тамбовской губернии, по словам Силуана, был человеком кротчайшим и умнейшим. Он был очень мягок и терпелив, внимателен к человеку. Силуан говорил: вот, если бы были такими духовники наши — были лишены, по милости Божьей, чванства, напыщенной, мнимой праведности, чтобы не возлагали на людей бремен неудобоносимых. Чтоб имели сострадание, внимание, молитву. Старец вспоминал отца с большой любовью всю жизнь

В монашество Семен пошел по благословению святого Иоанна Кронштадтского.

Он поехал в Петербург, написал батюшке Иоанну записку: «Благословите идти в монашество, помолитесь». И тот письменно ответил: «Помолюсь, благословляю». После этого молитва Иоанна Кронштадтского будто за шиворот потащила Семена — ещё не Силуана — на Афонскую гору. Там, на Афонской горе Семен, потом Силуан, всю жизнь работал, проходил послушания. Поскольку он, крестьянский сын, был привычен к тяжёлой работе, то был очень крепок, силен физически. Мог ударом кулака перешибить толстую доску в два, три пальца толщиной. Мог убить быка — трехлетку одним ударом в лоб. Чтобы такое тело смирить постом, нужно было спать 2-3 часа и тяжело работать.

Пантелеймонов монастырь — это самый большой русский монастырь на Афоне. Там было огромное количество братий. Плюс приезжали трудники. Силуан работал на мельнице. Носил мешки с мукой, молол муку, смалывал зерно. Потом трудился на продовольственном складе кладовщиком, келарем. Амбарные замки, ключи, книги прихода, расхода, выдача по мерам и весу продуктов на приготовление пищи, зарплата рабочим — всё это было на нем. Его голова была забита кучей проблем, как забита голова прораба, кладовщика или снабженца. При этом он умел постоянно молиться Богу обо всем мире, Бога не забывал ни на секунду. Под старость, когда уже постарел и ослабел — работал в монастырской лавке.

Здесь пример, очень важный для нас. Люди имеют некие иллюзии о том, что как у Пушкина сказано: «В соседство Бога скрыться мне, давно, усталый раб, замыслил я побег. В обитель дальнюю трудов и чистых нег». Дескать, пойду в монастырь и буду жить в тишине, молиться Богу и размышлять о вечности. Так думают фантазеры, которые ничего не понимают ни в монашестве, ни в настоящей жизни. Стоит человеку оказаться в полной тишине, в полном одиночестве, как он через полдня волком взвоет. Он скажет: дайте мне что-нибудь делать или читать, или бежать куда-то или телевизор смотреть или с кем-то поболтать. Простой человек не выдерживает тишины, спокойствия, одиночества. Он не сможет молиться Богу долго. Он полчасика помолится, устанет и скажет: а дальше что делать? Ему ответят: молись всю жизнь, пока не умрешь. — А я так не могу, я с ума сойду. Я лучше пойду на стройку работать, газеты разносить, пиццу развозить. Я лучше пойду на биржу труда и встану в очередь на любую простую работу. Только сидеть просто так, на месте я не могу. Это означает, что человеку нужно упражняться в молитве и в Божьей любви на всех своих местах, где он находится, не пренебрегая суетой, которая его окружает.

Богомыслие и молитва могут быть спутниками человека посреди всех сует. Кладовщик ты или начальник сварочного цеха, раздаешь пищу в столовой или бригадир на предприятии — какая разница? Ты можешь помнить Господа. Если захочешь — будешь там упражняться. Например, у Силуана было много людей в подчинении. Он им раздавал задания, платил деньги. Они приходили к нему с проблемами, с вопросами, с жалобами. И у него был обычай никогда не разговаривать с человеком прежде, нежели помолиться о нём. Т.е. если он хотел с кем-то поговорить, сначала молился Богу об этом человеке. Допустим, вот Николай приехал из России. Оставил дома жену и детей, приехал деньги заработать трудником. Вот, он говорит: «Помоги ему, Господи, помилуй его, сохрани его жену с детьми от всякого зла, дай ему тихое, мирное, устроение души, верни его домой в нужное время». Помолится за него с любовью, а потом приходит к нему и разговаривает. Вот такой очень сильный урок. Если мы, например, готовясь к разговору с начальством, с подчиненными, с соседями, сначала помолились бы за этого человека, если бы это умели и учились этому — то совершенно по — другому складывались бы отношения с людьми.

Телефонный звонок: — Добрый вечер, батюшка Андрей! С праздником вас преподобного Силуана Афонского. Батюшка, я читала Силуана Афонского, есть там такая цитата: «Мир стоит молитвы, а когда слабеет молитва — мир гибнет. Ты, может быть, скажешь, что теперь нет таких монахов, которые молились за весь мир. А я тебе скажу, что когда не будет на земле молитвенников, мир кончится. Пойдут великие бедствия, они и теперь уже есть. Единый святой есть явление чрезвычайно драгоценное для всего человечества». Батюшка, у нас же во многих храмах тоже молятся о власти, о народе и за мир.

А что, молитва святого, она как бы дороже всех молитв, которыми в храмах молятся? Ещё есть у нас такие старцы, которые молятся за наш мир, за нас всех? Сейчас говорят: мало таких старцев. Батюшка Силуан любил весь народ и молился он не только за себя, а за весь мир. Есть ли ещё такие святые у нас и молитвенники? Валентина.

О. Андрей Ткачёв: — Вы, собственно, ответили на ваш вопрос цитатой, потому что Преподобный как раз и говорил, что если не молиться — мир рухнет. Мы живем, я вам скажу, неплохо. Хлеб есть, крыша есть, одежда есть, домашние вещи есть. Значит, мы не погибаем. Значит, кто-то Господа Бога умоляет о нас и умоляет усердно. Неиссякаемо маленькое, предельное число праведников, это священный остаток, как говорил пророк Исайя, сохраняется. В ответ на ваш вопрос: а что, молитва одного святого разве может быть больше молитвы многих людей, в Церквях молящихся? Да, конечно, молитва, вздох святого человека может стоить гораздо больше, чем длинные молитвы большого числа теплохладных людей. Потому что святые себя отдают Богу безраздельно, полностью, у них получилось пожертвовать собой. Как мы говорим, сами себя и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим. Христос отвечает: говорит, говори, слушаю тебя. Я тебе не откажу ни в чем, чего ты хочешь. Проси Меня, Я дам всё, что ты просишь. Мы в большинстве случаев просим для себя. Это тоже хорошо, потому что нужно у Бога просить, но эта молитва имеет ограниченное действие. А те, которые отдали себя Богу полностью, они действительно себе ничего не просят. И они могут Господу молиться за всю вселенную, и Господь держит их. Мы видим по истории Моисея. Как, например, Господь Бог неоднократно хотел уничтожить весь еврейский народ. А Моисей стоял перед ним и говорил: нет, Господи, только не это, если их, то и меня. Оставь их, над нами смеяться будут, скажут: ты увел нас в пустыню, чтобы в пустыне умертвить. Господь говорил: хорошо, как ты просишь — так я и сделаю. Ты просишь не губить — не погублю. Авраам молился Богу о Содоме и тоже умолял его, неужели ты погубишь праведника с нечестивыми? Если там будет 50 праведников или 40, 30, 20, 15, т.е. он постоянно снижает цену, сколько может быть этих праведников. Он умоляет — и Бог терпит Содом, пока Авраам молится о Содоме. В этом есть тайна мира. Авраам, Моисей, Еремея, Иов, Лот, Ной — это образы тех праведников, которые держат гнев Божий и просят Его. Поэтому, конечно, молитва одного святого человека, это неоценимое благо для всей вселенной, и то, что мы продолжаем жить. Женщины зачинают деток, их животик округляются, они к родам готовятся, рождают малышей. Мы их крестим. Люди работают, покупают хлеб, ходят гулять, занимаются спортом, читают книжки. Молодежь учится в институтах, в школах, в университетах. Жизнь продолжается, настоящая жизнь. Люди смеются, звонят друг другу, переписываются, делятся новостями, покупают подарки друг другу. Жизнь живет, понимаете?

Это всё происходит только потому, что в это время кто-то где-то молится Богу за всё человечество. И раз это всё продолжается — значит, конечно же, эта молитва к Богу приходит, и мир, как говорил преподобный Силуан, действительно, как вы прочитали, процитировали, мир стоит и живет молитвой. Да, это правда. Это надо, конечно, усвоить своему сердцу и тоже молиться Богу не только за себя, но и так же о других.

Телефонный звонок: — Отец Андрей, я вам очень благодарен за то, что в одной из передач вы рассказали об отце Спиридоне Кислякове, замечательном проповеднике. Его книга «Воспоминания о пережитом» потрясла меня. Я считаю, что она достойна занять место в библиотеке любого христианина. Но, вместе с тем, я нашел другой его текст: «Исповедь священника перед Церковью». Где он, священник, прошедший Первую мировую войну, осуждает, даже проклинает слияние Церкви и государства, проклинает всякую войну, со всеми её свойствами и принадлежностями церковного благословения. Всё это считает явным отречением от Христа, от Его Евангельского учения. Самым трагичным моментом в истории Церкви он считает именно сращивание государства и Церкви в IV веке. Как вы относитесь к этому вопросу? Вы, человек, который относится к отцу Спиридону с уважением и с любовью? Пожалуйста, скажите ваше мнение.

О. Андрей Ткачёв — Я считаю, что отец Спиридон в данном случае был в очередной раз надломлен обстоятельствами своей жизни. Он несколько раз ломался, но ломался не так, чтобы совсем поломаться и ничего не делать. Но у него были серьезные переломы, например, во время миссии. Когда он миссионерствовал среди бурят, то однажды он понял, что он никого не крестил, только говорил о Христе. Т.е. он перестал вести людей к христианству, он просто с ними разговаривал. Там тогда ламы были просто адские, и они сказали ему: ваши Евангелия — это чистая слеза, и ваш Христос — это самый красивый и лучший человек в мире, и мы преклоняемся перед вашим учением, вашим Христом. Но пока вы сюда не пришли к нам — вы, европейцы; вы, христиане — мы не запирали своих дверей, у нас никто не воровал, а теперь появились воры. Наши мужчины не пили, а теперь начали пить. Наши женщины не изменяли мужьям, а теперь начали изменять. Почему так? Вы пришли к нам со святым Евангелием, которое красивей всего на свете, но за вашей спиной, на ваших плечах к нам пришли какие-то странные грехи, которых у нас не было. И он, все это выслушав, принял очень близко к сердцу. Как любого из нас на его месте, это его оскорбило очень сильно. И он прекратил Евангелизировать население, среди которого миссионерствовал, стал только молиться за них. И очень осторожно свернул свою деятельность.

Потом у него был очень серьезный перелом во время Первой мировой войны. Он увидал кресты на самолетах, немецкие самолёты были украшены крестами. И он, когда видел крест и бомбы вместе — испытал жуткое потрясение. Потом был на каторге, жил среди людей, был священником каторжан. И несколько раз в жизни, сталкиваясь с адом внутри человека, каждый раз из этого выносил болезненный опыт массовой неисцелимости и больших перекосов в жизни и в христианской цивилизации. Потом отец Спиридон пытался заниматься рабочим движением. Ходил к рабочим, пытался воспрепятствовать революции, т.е. хотел, чтобы рабочие начали молиться, читать Евангелие и жить по — христиански. Но и здесь была неудача, потому что рабочие массово ушли в социализм. Таким образом, отец Спиридон очень много в своей жизни пережил жутких переломов, которые каждый раз меняли его мировоззрение.

Я, безусловно, с уважением отношусь к этому человеку. Я считаю, что XIX век был невыносимо сложен. И начало XX века было в духовном плане гораздо сложнее, чем сегодня. Т.е. степень безбожия людей была более высокой. Люди были агрессивны, безбожны. Они были уверены, что пар, электричество, наука, медицина, дадут нам сейчас близкий рай. Т.е. не нужна никакая вера, веру, как хлам надо выбросить за борт. Люди были готовы убивать священников за то, что те мешают прогрессу. В начале XX века было гораздо тяжелее, чем сейчас. Сейчас намного легче, потому что атеизм доказал свою несостоятельность. Наука доказала свою ограниченность. Цивилизация доказала свою половинчатость, т.е. счастья мы от неё не ждем. Мы ждём от неё каких-то дополнительных удобств, но никак не счастья. И поэтому мы сейчас поумнели, понимаем, что всё равно вера нужна, молитва нужна, покаяние нужно, духовные знания нужны. Независимо от того, летаешь ли ты на самолёте — всё равно нужно покаяние, молитва, духовные знания, а в XIX веке так не считали. Поэтому такие люди, как отец Спиридон, они, что называется, попадали под трактор, под каток, их просто перемалывала наступающая эпоха безбожья. Те, которым все равно, не сильно переживали, а те, которые переживали — попадали под гусеничный трактор. Их просто пережевывала эпоха. Эпоха, придумавшая подводные лодки, хлорные газы, аэропланы, пушки, пулеметы — чтобы убивать друг друга, чтоб достигать своих целей.

Конечно, он был неправ в отношении воинского долга, государства, армии. Исходя из исторического анализа происшедшего, мы понимаем, что государственное тело должно быть мускулистым, т.е. дистрофик в качестве такого тела никому не страшен и не интересен. Если у этого дистрофика бьется святое сердце, то это сердце вырвут из его тела, потому что он не сможет защититься. Нужна крепкая государственность и, соответственно, армия, этот непременный атрибут крепкой государственности. Армия — это место закалки и преодоления себя, патриотизма и братской дружбы, и прочих навыков, которые необходимы для нормальной жизни. Поэтому по большому счету он был неправ, но судить его за это было нельзя, потому он был в жерле вулкана. А вулканом был тот самый XX век, о котором Мандельштам писал: век — волкодав. «Век мой, зверь мой кто сумеет заглянуть в твои зрачки?». Зрачки XX века были страшными.

Конечно, лучше всего было бежать куда-нибудь от этого всего. Не надо ничего — никакого государства, никакой армии, никакого полицейского аппарата, никаких чиновников. Нужна пустыня — и больше ничего. Но так, кстати, и было. Ведь монашество родилось как ответ Церкви на возникновение православной империи. Когда появилась православная империя Византия — тогда же появилось монашество. Это было бегство от православной империи. Чтобы сохранить веру свою не формальную, лояльную государю, а именно живую, настоящую — нужно было убегать куда-нибудь в леса, в горы, в пустыни. Такова драма человеческой истории.

Но простых ответов здесь нет. Если бы мы логично последовали вслед за мыслями отца Спиридона — то распустили бы армию и милицию, открыли бы тюрьмы, выпуская на улицу всех заключенных. Мы бы удивились тому, насколько жизнь стала не лучше из-за гуманизма, а невыносимее из-за нашего безумия. Так было в Февральскую революцию. По сути, Февральская революция, из соображений ложного гуманизма упразднила Внешнюю разведку, Внутренние спецслужбы, пенитенциарную систему, открыла тюрьмы, выпустила всех на свободу, и т.д. И вместо того, чтобы вдруг наступила эра гуманизма — наступила эра беззакония, вакханалия, которая закончилась приходом к власти большевиков. Здесь нужно разделять мысли святого монаха и вопросы государственного строительства. Это разная харизма, разная благодать. Одни мысли должны жить в душе монаха, который хочет быть свободен, как птица, чтобы петь только Богу и больше никому. Другие мысли должны быть в сердце человека, который живет внутри государственной машины и должен исполнять свои функции. И то и другое друг друга не исключает.

Так что я считаю, что отец Спиридон, царство ему небесное, в этом смысле заблуждался. Но судить его я не имею права, потому что понимаю, что он прожил тяжелейшую, насыщенную, внутренне глубокую жизнь. Я неоднократно был на его могиле в Киеве. Там есть поле церковных людей, там есть преподаватели Духовной Академии, диаконы, священники, профессора, и там его могила. Я туда ходил много раз. Мне очень нравится этот человек. Но святые люди тоже ошибаются, т.е. безошибочен только Господь Иисус Христос. Все остальные, при всей своей святости, тоже могут заблуждаться.

Мы плавно возвращаемся к нашему преподобному Силуану Афонскому. Он, как мы уже говорили, никогда не разговаривал с человеком, не помолившись за него. Мы тоже можем так делать. Потом, преподобный Силуан работал на очень хлопотных послушаниях. Они требовали от него постоянной возни с разными вещами: деревом, гвоздями, мукой, горохом, деньгами, сапогами, дегтем. Возясь со всем этим, он постоянно имел плач Богу обо всех людях. Т.е. он дорос до того, чтобы молиться Богу обо всём человечестве. Он молился о тех, кто живет сейчас, о тех, кто умер и жил раньше, и о тех, кто ещё не родился. Т.е. о мертвых, о живых и в мир грядущих. Молился преподобный Силуан Афонский и просил Бога, чтобы Господь по своей доброте и любви Своей сделал так, чтоб все народы земли Его знали. Просил: «Молю тебя, Господи, да познают Тебя все народы земли в Духе Твоем святом», т.е. все — китайцы, малайцы, нанайцы, американцы, латиноамериканцы, африканцы — не знаю, сколько этих народов есть на земле. Чтобы они познали, что есть настоящее, что есть ложное, чтобы они успокоили сердце свое в Боге и перестали тратить свою бесценную жизнь на всякую глупость, чтоб они в Духе святом, именно он подчеркивал: да познают тебя все люди земли Духом Твоим святым. Эту молитву он носил в себе как некий шип, как занозу в сердце, она ему жить не давала. Он постоянно имел слезную, кровяную рану, сердце его кровоточило постоянно перед Богом жалостью о людях. Он понимал, что люди погибают от безумия, от суетности, от гордости, от других глупостей, и они не знают своего Господа. Интересные его конкретные советы. Например, один человек спросил: а сколько нужно кушать? А он не мерил еду черпаками, ложками, чайниками, тарелками, порциями. Он говорил: кушай столько, чтоб после еды хотелось молиться. У всех разные чрева. У кого — то желудочек как у птички. У кого-то пузо, я извиняюсь, как у четырех птичек или больше. Всем надо по — разному. Одному черпак норма, а другому две тарелки мало, нужно ещё третью съесть. Но это не страшно, это всё ерунда. Важно, чтоб и тот и другой молились Богу. А потом другой спросил его: а курить можно? Он говорит: а ты попробуй перед каждой сигаретой «Отче наш» читать. Тот ответил: как-то стыдно перед сигаретой «Отче наш» читать. Силуан и говорит: не делай ничего того, перед чем стыдно читать «Отче наш». Вот тоже интересный совет. Если есть какое-то дело, перед котором тебе стыдно прочесть молитву Господню — значит, делать его не нужно. Духовный критерий подхода к разным житейским вещам.

Потом другой миссионер пришел к нему, и говорит: я ходил в страну далекую проповедовать людям Евангелие. Я им говорил, что у вас всё неправильно. Он говорит: ну, что? — Они меня не слушали, они меня прогнали. А Силуан говорит: правильно прогнали, потому что ты неправильно говоришь им. Ты должен был сказать: вот это у вас хорошо, и вот это у вас хорошо, но вот у вас кое-чего не хватает. Я вам сейчас расскажу то, чего у вас не хватает. Допустим, ты приходишь к протестантам проповедовать и говоришь им: да вы все еретики проклятые, вы все будете в аду гореть, вы все вообще ничего не понимаете. Сейчас вас научу. Да нет, это неправильно. А почему? Потому что они Евангелие читают? Читают. А душа же у них чувствует, что Евангелие сладкое, и они любят Евангелие читать. Значит, уже у них что-то правильное есть. А Богу они молятся? Говорит: молятся. А душа же у них чувствует, что молиться Богу хорошо. Как же ты говоришь, что у вас всё неправильно? Как-то по-другому нужно подойти к людям. Нельзя всё ругать у людей, потому что не может быть так у людей вообще, чтобы они во всем заблуждались. Люди всегда в чем-то заблуждаются, но они в чем-то хорошо, прекрасно понимают, что неправы. Поэтому ты их за всё подряд не ругай. Такой вот духовный совет. Это очень педагогично, красиво и нам это полезно, потому что мы не умеем так думать. Нам гораздо легче твердить: всё плохо или всё хорошо в чёрно-белых тонах решать. Это неправильно.

Было, что приезжали на Афон разные духовные лица из католической Церкви, ученые, богословы, историки, переводчики. И засиживались в афонских библиотеках, переворачивали древние рукопись, изучали всё. Они удивлялись, что простые монахи афонские, читают у себя в кельях книги великих отцов, Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова. Говорят: а у нас такие книги никто не читает, только ученые и мудрые мужи. А Силуан говорит: у нас всё читают, потому что это практически настольные книги нашего монашества, т.е. монах не может не читать «Лествицу», Авву Дорофея или Исаака Сирина. Это монашеская библия, мы это должны читать. Он говорил, что если бы в мире исчезли все тексты Священного писания. Представьте себе, вот мы проснулись — и в мире не осталось ни одной книги Священного писания. Мы бы даже не испугались, потому что Церковь восстановила бы весь текст Священного писания по памяти, потому что мы его помним наизусть. Наши люди, наши подвижники знают это. Дух святой, который живет в Церкви, который Церковью руководит — Он бы подсказал, научил, наставил, и мы бы воспроизвели этот священный текст со временем и он бы никуда бы не пропал. До тех пор, пока есть люди, которые живут Богом, ничего пропасть не может, ничего не может исчезнуть. Хоть сожги все книжки, хоть разрушь все храмы — все книжки заново напишутся и храмы заново построятся. Вот такой ещё совет дал преподобный Силуан.

Ещё он интересно говорил, что если ты хочешь узнать, есть у тебя благодать Божья или нет — то это легко. Если ты молишься за врагов, то у тебя есть благодать Духа святого. А если не молишься за врагов — нет благодати. Он критерием благодатности называл молитву за врагов. Ты в духе святом, если умеешь молиться за врагов. Такой великий человек был. Жил, работал, трудился. Никуда не выходил из монастыря без нужды. Был там как забитый гвоздь. Никуда его не вынимали из места, в которое забили. Он жил и Господь к нему являлся, он видел Христа. Ему однажды явился Христос на краткую долю секунды. Силуан говорил, что если бы видение продлилось, то он бы умер, потому что невозможно человеку смотреть на Господа и не измениться, и не умереть, пока он в этом теле находится.

А потом вся его жизнь превратилась в попытку удержать эту благодать, которая на него пролилась в момент явления ему Господа Иисуса Христа. Я надеюсь, вы все понимаете масштаб этой личности, великий человек, всего-навсего тамбовский крестьянин. Без всяких высших образований. Обычный мужик, который пришел на Святую гору и стал там молиться постоянно, беспрестанно за весь мир. И в этой молитве скончался. И очевидно молится Богу и сейчас за весь мир.

Телефонный звонок: — С Богом дорогие, родные! У меня не столько вопрос, сколько опасение. В этом году, отдыхали на Крите 7 сентября. И приехав сейчас туда, достав Евангелия, за обедом, мы молились. И — о, ужас — вдруг мы поняли, что наш монастырь не просто сатанинский и окружение всё сатанинское, но там хозяева — сатанисты.

О. Андрей Ткачёв: — Что значит сатанисты?

Телефонный звонок: — Это значит куча народа, совершенно безобразного вида, с их регалиями, со жречеством. Они себя являли. Их было очень много. В какой-то момент мы возмутились и сказали: почему вы так много говорите о толерантности? Мы, православные христиане, приехали в отель, нам ответили: вызывайте полицию. Мы сказали: ну, какая полиция может быть? На самом деле подняли шум, ситуация стала меняться, т.е. они стали тасовать народ, рассаживать по разным залам. Но самое страшное — там очень много наших русских людей

О. Андрей Ткачёв — Зачем вы это рассказываете? Понятно, вы попали в какое-то место, хотели попасть к святым….

О. Андрей Ткачёв — Да, это Малия и Сталида, там 10 отелей, греки сами об этом свидетельствуют.

О. Андрей Ткачёв — И что, теперь людям нужно узнать об этом? Что вы хотите людям донести, какую идею, какую мысль?

Телефонный звонок: — Да, что мы покупаем путевки, оплачиваем — и попадаем в такие отели.

О. Андрей Ткачёв — Меньше мотайтесь по заграницам. Вы по России ещё 3% не объехали!

Телефонный звонок: — По России мы были много.

О. Андрей Ткачёв — Хорошо, вы просто не путайте. Я вам вот, что скажу. Мне кажется — понятно, в чем дело. Вообще сочетание туризма и отдыха с посещением святынь — это вещь двусмысленная. В этом есть некоторая странность. Если вы едете отдыхать — езжайте отдыхать. Если едете к святыням — езжайте к святыням. Надо всё-таки приоритеты расставлять! А что вы думали — что все греки супергиперправославные? Там полным полно таких же странных людей, как и по всему миру — атеисты, агностики. Как вы рассказываете, что там ещё и сатанисты, Господи, прости. Езжайте по нашим монастырям, по самым маленьким обителям, по всем широтам необъятным, красивейшим и необъезженным. Мало ли куда можно поехать, что клин сошелся на всех этих морях, что ль? Люди столетиями жили — и ни разу в море не купались, а мы так разнежились, что год на море не был — прямо печаль великая. И лазают по всему земному шару в поисках теплого моря. Ещё раз повторяю, мне кажется, что сочетание отдыха с паломничеством — это сомнительная вещь. Либо паломничай, либо — приехал, лезь в море и не вылезай из него. Ходи, кушай, спи, купайся, загорай и не изображай великого паломника. Что-то одно выбери — и всё. Мне кажется, в этом есть что-то более серьезное и здоровое. В общем, вы назвали имена этих отелей, я думаю, что люди не должны туда ехать, там действительно оргиастические вещи происходят, и сатанисты там реальные. Мне жаль, что вы попали в такую ситуацию. В следующий раз будете уже дуть на холодное. Будете проверять сто раз, узнавать лучше, чтобы не оказаться вместо святого, в каком-то нечестивом месте.

Телефонный звонок: — Добрый вечер, отец Андрей! Александр вас беспокоит. Спасибо большое за рассказ о святом Силуане. Но я хочу услышать ваше мнение. Значит, сейчас можно приходить, поклоняться. Но ведь люди опять будут в большинстве просить своего, мирского. А, по-моему — сейчас надо в первую очередь каяться. За то, что такие люди, как он, другие великие святые всю жизнь положили, молились за нас, за будущее поколение, живя в то время. И что же мы делаем? Мы просто их предаем, все их трудности, всю их тяжелейшую жизнь — всё. Они молились, чтоб мы лучше жили. И вот сейчас, я часто слышу такие вещи: Россия встает с колен. Во-первых, кто её поставил на колени? Ведь это же люди, мы сами поставили свою страну на колени. Вот сейчас возрождение России, в чём оно? В том, что строятся Церкви и храмы, это очень хорошо. Но посмотрите, недавно была передача священника Яковлева. Старик один древний, в деревне какой-то со своей женой — старушкой тоже на свои небольшие деньги восстановили Церковь. Приехали молодые люди, плясали на крыше, избили этого строителя. Где же духовность? Нет, ничего нет. Спасибо большое, отец Андрей.

О. Андрей Ткачёв: — Я даже не знаю, что сказать, как комментировать. Конечно, люди просят своего, земного. Я с трудом представляю себе, чтобы это было иначе, люди просят здоровья детям, себе, мира, достатка, спокойствия, помощи в житейских проблемах. Люди, задавленные бытом, приходят к Богу и к святым Божьим, как к последнему прибежищу, с воплями: «Помоги мне!». Приходят люди, у них проблемы с документами, беженцы с Украины. Сколько их пинают там, как футбольный мяч, из кабинета в кабинет, можно с ума сойти. Это наши люди, это православные, которые уехали, потому что не смогли жить в атмосфере происшедшего в Украине. Они приходят и говорят: помоги мне, Господи, получить документы; или: помоги, Господи, моему сыну поступить в институт. Или: помоги, Господи, моей дочери выйти замуж. Или: помоги, Господи, моей бабушке выздороветь, потому что мы на её пенсию живем, работы нет, и, по сути, она наша кормилица. Я не вижу смысла осуждать их в этом, потому что когда молились иначе? Вы думаете — во времена Андрея Рублёва, в XIII веке или во время нашествия монголов люди молились только о духовных предметах, да? Нет, они молились о том, что было, что есть, чтобы был урожай, чтоб враг не пришел, чтобы не побило градом поднявшуюся пшеницу, чтобы скотина не дохла, чтобы забеременевшая жена родами не умерла. Такие обычные просьбы. Мы не должны требовать от людей, чтоб они молились, как ангелы. Они приходят к Богу своему и святым Божьим и просят у них. Кто-то просит: просвети мой ум, научи меня каяться, укрепи меня в вере. Это хорошо, это прекрасно, но большинство людей просят: Господи, благослови, чтоб мой муж бросил пить, например. Кто же будет осуждать женщину, которая молится об этом? Господи, благослови, чтоб мой сын не связался с дурной компанией. Господи помоги мне, меня из квартиры выселяют, у меня сумасшедшие долги, ко мне придут сейчас коллекторы, меня с квартиры выгонят. Это нормально, потому что жизнь мирская тяжелая, и люди приходят и просят, а то, что молодежь бесноватая, так это наши дети, извините меня, младшие племянники, младшие братья, наши родственники, по сути. Да, они оторваны от всего святого. Они воспитаны в странном духе телеканалов, которые учат их дергаться под странные ритмы. Им всё можно, они живут в атмосфере вседозволенности. Так вот борьба за них, борьба против того, что их развращает — это и есть поднятие с колен. Кто Россию поставил на колени? Да кто хочешь. Сама она себя, конечно, поставила, безусловно, но и помогли ещё. Когда помните — Тарас Бульба нагнулся за потерянной люлькой и не мог разогнуться и сказал: ох, старость не радость. Это не старость была, а более, чем тридцать ляхов повисло на спине старого Тараса. Невозможно разогнуться, когда на тебе весит тридцать ляхов. Вот на Россию навешались всякие Гитлеры, Наполеоны, внутренние предатели и всякая шелупонь — и попробуй, разогнись! Разогнись, если вся шваль мира висит на твоих плечах. Так что здесь тоже возникает вопрос: да, действительно поднимается с колен. А кто её поставил? Да кто хочешь. Нагнулась шнурки завязать, а ей на плечи скок кто хочет, целая свора шакалов — и висят, и разогнись попробуй! Так что вставайте в строй и работайте. Понимаете, мы всё ждем, что Владимир Владимирович сделает всё сам. Тех врагов победит, тех коррупционеров придушит, тех предателей выгонит, этих хороших наградит. Но не может один человек всё делать в такой огромной стране. А мы — то, что должны делать? Возьмите на себя маленький подвиг. Скажем, буду молиться ежедневно, читать утром и вечером по одной кафизме Псалтири, чтобы русские люди вернулись к Богу, и чтобы Господь нас терпел, помиловал, пожалел, и чтобы мы ещё сумели детей воспитать, женить и до внуков дожить. Чтобы друг друга не обижали, и все, что ваше сердце просит. Возьмите на себя подвиг. Не буду по понедельникам мясо есть, за свою Церковь, за своего Патриарха, за своего приходского священника, за своего президента, за своих детей буду поститься, кроме среды и пятницы, ещё по понедельникам. Берите на себя подвиг, потому что мы все ждем, что прилетит вдруг волшебник на голубом вертолёте и бесплатно покажет кино. А я что? Я же тоже должен трудиться. Я же должен, что-то делать? Должен. Ну и всё, чего там. А вот молодежь плохая, старики такие, а эти такие. Да, такие — а какие? Да, именно такие они есть, молодежь без мозгов, старики в маразме, например, священники с большим животом, Церковь перекосившие. Да, такая у нас ситуация кое-где. И что? Да ничего. Как говорил Василий Васильевич Розанов, мамку нужно любить, когда мамка уже старенькая, никудышная и еле ходит и треснувшим голосом еле заговаривает. Вот тогда-то мамку и любить-то надо. И когда страна твоя униженная — тогда ты докажи ей, что патриот. А любить сильную страну легче легкого. Вот летят самолеты, плывут пароходы, все сильные, все богатые, все обожравшиеся благами мира — всем хорошо. Кому нужен патриотизм, когда все обожравшиеся? Наоборот, тогда будет всё, разлетятся по Мальдивам животы греть на солнце — и конец патриотизму. Поэтому докажите, что вы любите свою страну, когда такие проблемы. Надо подвиг брать на себя каждому человеку. Ты доктор — лечи. Ты преподаватель — учи. Ты воин — воюй. Ты прокурор — надзирай. Ты следователь — расследуй. Ты судья — суди. Делай каждый свое дело хорошо и правильно. Ты строитель — строй. Ты писатель — пиши. Ты начальник — начальствуй. Ты священник — молись. Ты монах — молись всю жизнь за всех и проси у Бога милости. Вот тебе и всё. Надо, чтоб все подтянулись, застегнулись и работали, а не ждали, что один Владимир Владимирович всех врагов победит. А потом мы скажем: какие мы сильные, встали с колен. Давайте трудитесь, нечего волынить и искать виноватых.

Телефонный звонок: — Здравствуйте! Спаси вас Господи. Вопрос по поводу чувственных слез и беспрестанной молитвы. Я с детства была такая всегда. Читала книги о войне, фильмы смотрела, всегда плакала, когда ещё маленькая была. И вот сейчас, сегодня услышала: 8 пожарников погибло. Горло перехватило, слезы потекли. Вот эта чувственность, вот эти слезы, куда их отнести?

О. Андрей Ткачёв: — Не относите их никуда. Если плачется — плачьте. Вы же не выдавливаете из себя эти слезы, как из лимона сок. Оно само приходит к вам. Это свойство вашей натуры. Духовные эти слезы или нет, я не знаю. Может быть да, а может быть нет. А может быть то и другое вместе. Потому что есть люди жалостливые и слезливые в силу разных причин. Например, где-то мне приходилось читать, где люди — простите, я не знаю вас, я не вижу вас. Например, склонные к блуду или обжорству часто бывают слезливы. Мужчины часто бывают сентиментальны после сорока. Есть категория людей, которая склонна к слезам. Но вы говорите, что ваши слезы сопутствуют вашей жизни с детства самого? Но вы же не плачете, например, когда вы слышите, что умер носорог в зоопарке, а вы плачете, когда люди погибают? Действительно, жалко, пожарники — это же герои, труженики, это чьи-то мужья, сыновья и отцы. Действительно жалко, тут бери и плачь, конечно. Поэтому, безусловно, ваше сердце может плакать о чужой беде. Может, вы тоже сентиментальны, эмоциональны. Раз оно у вас есть — вы этого не просили, не искали, оно просто есть. Пусть будет, плачьте. Дал вам Бог слезы — плачьте. Плакать лучше, чем смеяться.

Телефонный звонок: — Батюшка, здравствуйте! Я хочу спросить. Многие ли песни, стихи и музыка вдохновлены какой-нибудь супружеской изменой?

О. Андрей Ткачёв: — Пример можете привести?

Телефонный звонок: — Просто мне жалко, мне не хочется оскорблять память тех, которых я люблю. Я читала биографию поэта. Эта песня меня поднимает до самого синего неба.

О. Андрей Ткачёв: — Вы нас заинтриговали. Я извиняюсь. Будьте любезны открыть карты. Какая песня поднимает вас? Песня, рожденная из блуда, поднимает вас до седьмого неба? Будьте любезны назвать эту песню, кто ее написал?

Телефонный звонок: — «Здесь лапы у ели дрожат на весу».

О. Андрей Ткачёв: — Владимир Семёнович Высоцкий. А какой блуд, причем тут блуд? Где он в этой песне?

Телефонный звонок: — Мне очень жалко его жену.

О. Андрей Ткачёв: — Марину Влади?

Телефонный звонок: — Нет, конечно.

О. Андрей Ткачёв: — Первую?

Телефонный звонок: — Ну да. Для меня ужасно слушать всё это и знать, что человек…

О. Андрей Ткачёв: — Получается, как у Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда»…

Телефонный звонок: — Да, люди, которых я люблю и уважаю, создали многие вещи, которые прекрасны, и в них даже есть что-то христианское, духовное. А вот человек написал эти стихи, изменив жене. Как к этому относиться?

О. Андрей Ткачёв: — Как к этому относиться? Вы знаете, что в творчестве есть момент искупления, т.е. грех — он мотивирует творца на творчество в том смысле, что требует искупить сделанное, и душа болит. Это раненая или опаскудившаяся душа, душа заморившаяся хочет что-то пропеть такое, чтобы ей очиститься. И отсюда действительно рождаются многие гениальные вещи. Такова противоречивая природа человеческого творчества, т.е. творчество от Бога. Оно действительно, как Ахматова писала: из грязи растет какой-нибудь цветок. Красивый цветок вырастает из грязи. Что здесь скажешь? Это лишний повод посокрушаться о том, что люди грешны.

Но стихотворение действительно прекрасно. Если абстрагироваться от условий написания, то это стихотворение Высоцкого, конечно, великолепно. «Соглашаюсь хотя бы на рай в шалаше, если терем с дворцом кто-то занял». Это чудесное стихотворение. Оно вообще не Высоцкое, я бы даже сказал. Оно немножко лучше, чем Высоцкий в целом, потому что он мажорно-агрессивный, а здесь такая настоящая лирика! Глубокая, красивая. Что ж не будем судить людей. Пусть разберется Господь Бог с их совестью, душами, с их грехами. Хотя, конечно, жалко брошеных женщин. Жалко этих новоприобретённых, которые тоже будут брошены. В общем, бери и плачь, как 8 пожарников погибло. Высоцкий этот стих написал после блуда. Короче — сиди и плачь, потому что всё сикось-накось в человеческом роде. Но самое главное, что есть Силуан Афонский, и есть святые, которые Богу молятся за весь мир. За нас с вами.