Статьи и проповеди. Часть 12 (19.08.2016 - 01.03.2017)

Храм и книга. Цикл «Сила книги». Статья 8-я (24 октября 2016г.)

В своем культовом романе «Собор Парижской Богоматери» В. Гюго развивает мысль о противостоянии книги и здания, точнее — книги и храма. «Вот что убьет тебя», — говорит Гюго о книге, обращаясь к храму. Мысль весьма оригинальна. Согласно убеждению автора, все великое до Гуттенберга воплощалось в камне. Все идеи требовали стройплощадки, камня, резца, большого объема. А после изобретения печатного станка книга заявила свои права на распространение истины и всех превозмогла. Книга дешевле и легче таких громад, как древние соборы. Она распространяется по миру, как пух, влекомый ветром. Как солнечный луч, она неуловима. Ее можно положить в карман и нести куда хочешь. Тогда как храм требует огромных затрат при возведении и затем при эксплуатации.

Внутри храма живет ансамблем, группой, семьей все то, что потом разлетится на отдельные виды искусства. Вот он стоит посреди города, как великан. Крещение и венчание, пение и проповедь, икона, витраж и скульптура — все живет в нем так, как ягода, гриб и зверь живут в лесу. Органически. Естественно. Потом икона превратится в живопись и потребует себе отдельных залов и выставок. Вслед за ней каменными прыжками поскачет скульптура. Музыка запоет отдельно от Литургии, ораторство с кафедры переместится в парламент и на партийные трибуны. И они забудут о храме. Стыдливо забудут о том, что ему были обязаны столетиями своей напряженной жизни. Свои новые жилища они тоже назовут «храмами». «Храм искусства», «храм театра», «храм знания»… А начало этому уходу из-под купола Дома молитвы положило, по мысли Гюго, книгопечатание.

Храм жив внутри и снаружи. В доме людей собирает очаг, в городе — храм. Так раньше было, пока очаг не сменился телевизором. В храме хорошо думать одному, когда утреня уже отслужена, а вечерня еще не начата. И в храме хорошо петь всем вместе, когда наступил праздник, или пост, или важное народное событие. Жизнь из храма переливается на улицу, на площадь, туда, где торговцы ставят свои лотки и прилавки, а актеры разыгрывают сценки по воскресным дням. Все, что нужно знать человеку, храм возвещает с утра до вечера каждой своей скульптурой, каждым образом, каждым лучом света, окрасившимся при прохождении сквозь витражное стекло. То, что Бог есть, ясно как белый день. Достаточно взглянуть на кафедральные громады, возводившиеся столетиями. И Бог есть, и Христос воскрес, и мир — не хаос, а порядок и стройность. Об этом древние соборы умеют говорить круглые сутки тем, у кого есть уши, чтобы слышать. И если в ту эпоху, когда храм и книга еще не стали антагонистами, книги пишутся, то они сами похожи на соборы.

«La Divina commedia» Данте — это собор. В нее, в эту книгу, и входишь, как под своды. Здесь все переплетено и органично связано: богословие и астрономия, история и современность, поэзия и философия. Весь мир внутри. Гюго прямо и называет Данте и Шекспира строителями храмов. Их творчество монументально. Его видишь издалека и осеняешься крестом.

Другое дело книги позднейших эпох. С храмом их не сравнишь, да они и не претендуют на это. Слово всегда строит здание. Но какое? Блиндаж, палатка, придорожное кафе. Тюремный барак, солдатская казарма, заводской цех. Мало ли зданий можно выстроить из слов-кирпичиков взамен пугающих размерами громадин, пускающих внутрь только крещеных!.. Гюго прав. Книжка выступила на борьбу с храмом, как легкий пехотинец против тяжеловооруженного рыцаря. Книжка стала проповедовать что угодно и повсюду. А так как ее стало много, рот ей уже не заткнешь. Храм звал человека к себе, чтобы заняться душой человека. Книга сама побежала к человеку, чтобы заняться тем же. Очевидно, что преимущество в скорости и удобстве на ее стороне. Она расплодила вольнодумство, умножила споры, подлила масла в огонь тщеславия. «Зачем мне ходить в храм, если я помолюсь дома?» — говорит теперь тот, кто не молится никогда. «Зачем мне слушать священника, если я сам прочту Евангелие?» — говорит тот, кто читает одни лишь газеты.

Но совсем без зданий книга не осталась. Ей тоже нужны дома, помимо типографий и библиотек. Борющаяся с древними соборами, легкая и доступная книга стала призывать к жизни сонмище иных зданий, соперничающих с храмами. Сначала это были театры и музеи, потом биржи и торговые выставки, теперь мегамаркеты и спортивные арены. Они принимают внутрь себя тысячи и миллионы людей, тихо, а порой и открыто посмеиваясь над пустеющими церквями. В войне за душу человека Дом молитвы проигрывает домам торговли и развлечений.

Мы вряд ли воспринимаем храм и книгу как соперников. Хотя бы потому, что ведь и в храмах читаются книги. Да и сам Гюго написал книгу о храме. О Парижском соборе Богоматери. То есть породнил в рамках одного произведения искусство письма и печати с легендой седой древности, разыгравшейся на ступенях древнего святилища. И здесь есть некий вызов и задача. Величие и жизненная сила будут сопутствовать тем народам и тем цивилизациям, которые смогут соединить любовь к книге с живой любовью к храму. Наши храмы построены не для того, чтобы водить туда туристов, хотя и это само по себе — явление замечательное. Наши храмы, которые во множестве были порушены (под влиянием специфических идей, вычитанных из книжек), нужно восстанавливать. Но и книжку из рук не выпускать. Кто верил еще недавно, что возможно на месте бассейна близ станции метро, названной в честь Кропоткина, возродить храм Христа Спасителя? Сколько было скепсиса и сомнений! А ведь стоит и собирает богомольцев.

Восстановление Домов молитвы в нашем Отечестве по сути близко к борьбе с неграмотностью. Складывать буквы в слова мы умеем, но вот только что читаем? Чтобы читать нужное, живое и чистое, нужны храмы, в которых человек услышит о направлении правильного движения.

Дружба храма и книги — это знак непобедимости. Гюго, конечно, был прав в своих остроумных отступлениях в романе. Но это западная проблематика, вечно противопоставляющая знание вере или благодать — добрым делам. Восточное мышление способно соединять и примирять в едином религиозном опыте противоречивые воюющие западные категории. У нас и первопечатником был клирик — дьякон Иван Федоров. В нашем варианте Гуттенберг вовсе не обязан ссориться с каменотесами и иконописцами. Строить храмы и писать книги нужно одновременно, так, чтобы книга приводила в храм и храм учил разбираться в книгах. Эпоха того и ждет, и требует.