В разговорах о духовной жизни легче всего (но и бесплоднее всего) съезжать на тему любви. Мол, вы нам о каких-то непонятных догматах, терпении, воздержании… а ведь надо всего-то любить. Это крайне грубое, даже пошлое упрощение повсеместно принимается за истину.
В современное понимание слова «любовь» закачан избыток чувственности и сентиментальности, словно ботокс в очередные губы привядшей красавицы. Понятие непозволительно распухло! Попросите случайного собеседника нарисовать словесную картинку любви. Вам скорее всего выдадут «его» и «ее» на скамейке под луной; каких-то удачно сфотографированных котов; сердечки и проч. Короче, мелкое пиршество той самой чувственности и сентиментальности. Бесплодной чувственности и бесполезной сентиментальности!
А вот хирург, стоящий над разъятым телом, с руками по локоть в крови, коротко и жестко дающий указания операционным сестрам, он чем занимается? Простите, любовью. Лучше всего об этом знают ошалевшие от страха родственники, которые ждут конца операции. Доктор сию минуту спасает любимого ими человека! Доктору среди этих кровавых трудов и матюгнуться не грех. И хоть это на любовь не похоже, он именно ее и совершает.
Когда пожарный в огонь лезет, он деньги зарабатывает? Да, но разве только это? Вы лично за деньги в огонь полезете? Нужно что-то другое, большее. Ему — пожарному — надобно любить и людей в огне, и свою работу. Храбрым быть и совесть иметь. Этого не купишь! А иначе как? Но никто из нас, буквально никто, не ассоциирует пожарного или хирурга с «любовью». Одни коты, сердечки и «она» у «него» на плече под луной. Отсюда, кстати, и разводы, когда «сю-сю» закончилось, а быт начался. И тысячи санкционированных чувственностью грехов — тот же блуд вездесущий…
Недавно в очередной раз встретил на просторах сети карикатуру. В церковной лавке — суровая продавщица. За ней полки с книгами: «Как перетерпеть боль жизни», «Как приготовиться к смерти», «О страхе Божием», «О глубоком смирении» и т.д. И запуганная покупательница спрашивает: «А про любовь что-то есть?»
Метко. Хлестко. Так кажется с первого взгляда. Но, стоит чуть поразмыслить, вовсе не так уж и антагонистичны любовь с одной стороны, и страх Божий, терпение, верность, смирение с другой. Скажите: любовь и боль нигде не пересекаются? Как по мне, так любовь с болью под ручку ходят, и только у того душа не болит, кто никого не любит. Точно так же у любви и страха, у любви и смерти особые и тесные отношения. Любовь ко всему прикасается и все в себя вбирает. Говорить о ней, не говоря попутно обо всем кошмаре человеческой жизни, невозможно. А если возможно, то это нечестно. Именно против этой тотальной и сладкой нечестности мне хочется кричать, шептать и молиться.
Сентиментальность мы не изгоняем вон, но лишь указываем ей свойственный маленький шесток. Когда зимой прорвет трубу отопления, мужики, которые на морозе отремонтируют ее окоченевшими руками, будут именно теми, кто совершил дело любви. Вам тепло опять придет! Сентиментальность же в эти моменты будет только раздражать. Так раздражает жену лезущий с ласками ленивый муж, когда голодный ребенок плачет. Кстати, если отремонтировавшие теплотрассу мужики после работы маленько выпьют, в грех им это не зачтется. И если посреди работы скажут пару горячих слов — ерунда. Любовь покрывает множество грехов, лишь бы в домах у людей тепло было. Так же точно любит людей пилот, совершающий экстренную и умелую посадку воздушного судна. Спрячьте свои фейсбучные страницы со слащавыми фотографиями котов куда подальше, если самолет в воздухе трясет! Потому что любовь в это время — не сопли в сахаре, а умелые действия квалифицированного летчика. И таких примеров — тысячи. На них, а не на чем-нибудь другом мир стоит. Так давайте же не болтать (хотя бы мы, христиане!) о любви попусту.
Любовь — не фундамент дома, а крыша. Кто же дом с крыши начинает? Фундамент — вера. Без нее Богу угодить невозможно! Потом уж добродетели, как кирпичики. Перемазывать их надо смирением, как раствором. Без смирения все рассыпается! И только когда на твердом основании веры подняты стены добродетелей, можно крышу крыть. Только тогда уместно говорить о любви. Иначе всякий такой разговор преждевременный. Он даже просто превращается в грех. Над какой бы добродетелью ты ни трудился, движешься к любви. Но гадок тот, кто ничего доброго не делает в принципе, а всегда говорит о любви. И не потому говорит, что саму любовь любит, а потому что разговорами этими утверждает вседозволенность и успокаивает свою нераскаянную совесть.
Не говорите много о любви. Любите делом и истиной, а не словом и языком. Словами о любви не пытайтесь прикрыть свою неотмытую грязь. Пусть этим занимается кто-то другой, для кого Христос не Господь. Мы — люди из холодной страны, но с теплым сердцем. Так Суворов итальянцам о русских говорил. Так же холодны будем в словах и горячи в конкретных поступках.