Статьи и проповеди. Часть 12 (19.08.2016 - 01.03.2017)

Боговидец Моисей (4 октября 2016г.)

О. Андрей Ткачёв — Недавно мы отмечали память Боговидца Моисея. Я хотел бы сегодня с вами поговорить о нем. Меня тревожит отсутствие в нашей церковной практике памяти Ветхозаветных пророков и, соответственно, отсутствие чтения их книг, отсутствие их жизненного опыта. Это, мне кажется, значительно обедняет нашу церковную жизнь. Моисей — величайший человек в мировой истории. Вспомним Преображение Господа нашего Иисуса Христа. Тогда Моисей явился вместе с Илией пророком на горе Фавор. Следовательно, он нам не чужой, это наш человек, наш пророк, наш учитель тоже, т.е. учитель не только евреев.

Вспомним, что Моисей родился в те времена, когда евреи жили в Египте и умножились там. В умножении их фараоны почувствовали опасность. Этот народ был слишком родовит, плодовит, и потому от египетских властей поступило повеление бабкам — повитухам убивать всех младенцев мужеского пола. Повеление было, но бабки не исполнили его из страха Божьего. Они боялись это делать. Поэтому возникла угроза для младенцев мальчиков, которые передают кровь и семя — родовые признаки евреев дальше, по родовой линии. Все новорожденные мужского пола оказались под угрозой. Мама Моисея решилась спасти своего малыша, ещё не названного, т.е. мы не знали, как его звали по-еврейски, потому что Моше — это имя египетское, означающее «взятый из воды». Родив его, мама положила дитя в высмоленную корзинку и послала по священным водам реки Нил, которая питает страну Египет. Моисей начал свою жизнь прямо, как царь Гвидон, который в высмоленной бочке был брошен в море. Здесь есть первый параллелизм с жизнью Господа Иисуса Христа, потому что Христос тоже был под угрозой смерти от преследования царя Ирода. Поэтому Его Мама с Обручником Иосифом спешно бежали в Египет. Начало жизни Моисея — Нил, как начало Евангелия — Иордан, т.е. начало его жизни — это водная стихия. В смоленой корзинке ребенок уплыл в неизвестном направлении.

В истории нашей Церкви есть аналогичный эпизод. Женщина спасла Иверскую икону, в которую солдат ударил копьем. Кровь потекла из доски, из лика Богоматери. Благочестивая христианка взяла икону, отправила её по волнам Босфора — икона уплыла. Она её отдала на волю Божью. Вот так и мама отдала на волю Божью своего ребенка. Можете себе представить скорбь материнского сердца! Мама отправила его в неизвестность, и он попал в царский дом. Однажды дочь фараона выходит купаться в окружении своих девушек — помощниц, которые её окружают, телохранители стоят на берегу. И вдруг она видит на берегу корзинку, а в корзинке — милого, красивого ребенка. Она берет его с собой как подарок. Видит, что ребенок еврей, видно, он был обрезан, потому что обрезание практикуется у евреев ещё от Авраама. Этот обрезанный мальчик, возможно, еврей. Она ищет ему кормилицу среди еврейских женщин, и получается так, что родная мама становится кормилицей собственного сына, и ей ещё за это платят. Простите меня за шутку, это получается совсем по-европейски: ребенок спасся, родная мать его кормит собственным молоком и ещё получает за это деньги. На самом деле это очень красиво, это так Бог делает. Это Божьи дела, тут спорь — не спорь, Господь — хозяин.

Вот Моисей начинает жить при фараоновом дворе. Эта часть его жизни, при дворе фараона, окутана для нас неизвестностью, потому что мы не знаем подробности. Есть еврейские Агады, предания, как он ломал идолов или почему он стал гугнив: что-то раскалённое взял в рот во времена идольских стрельбищ. Моисей имел явный дефект речи, впоследствии он даже отказывался быть вождем народа, потому что речь у него была нечленораздельна. Он говорил так, что его не понимали, а Аарон был при нём переводчиком. Мы знаем, что до сорока лет Моисей жил в фараоновом дворце, что он изучал все науки, которые существовали в Египте. А египтяне изучали астрономию, медицину. Археологи подтвердят, и история доказывает, что у них были найдены многочисленные хирургические инструменты — для трепанации черепа, для операции на разных органах, чуть — ли не на глазе. Они были очень развиты в плане точных наук. Могли многое понять, предсказать наводнение, солнечное затмение, составить календарь. Делать сложные медицинские операции. Моисей, очевидно, всё это вольно — невольно изучал, потому что там жил. Но он знал, что он еврей, что он не из египтян, он чужой. В возрасте сорока лет — это возраст не мальчика, но мужа — исходя из того, что древние и женились раньше, и выходили замуж девушки раньше, и к этому возрасту мужчины уже многократно становились отцами, и уже успевали стареть. В этом возрасте с Моисеем внезапно случилось происшествие. Он стал свидетелем драки между евреем и египтянином. Вступился за еврея и убил египтянина. Он думал, что евреи будут благодарны ему за защиту своего сродника, но они его ославили. Моисей понял, что его убийство известно, и скрылся.

С этого момента начинается новая история Моисея. Он с тех пор будет постоянно пренебрегаем своим народом, и люди его народа, т.е. евреи, будут его упрекать, оспаривать его власть. Это будет постоянно, при Дафане, при Авироне, при других властителях. Они говорили: кто ты такой, что тут командуешь? Хотя Бог его изначально избрал, чтоб быть вождем Израиля. У него были, очевидно, лидерские качества, это был вождь изначально, вождь по душе. Это был человек, открытый к молитве. Это не просто был вождь, который правит войсками и тайной полицией. Это был вождь, который умеет молиться и людей ведет туда, куда Бог скажет. Но, так или иначе, первый сороковный период прошел, Моисей бежит в горы и живет там ещё сорок лет.

Вся жизнь Моисея исчисляется ста двадцатью годами. Ровно три периода по сорок лет. На основании этого есть целая книга святого Григория Нисского, где он описывает и называет её: «Жизнь Моисея Боговидца». Автор повествует о разных периодах жизни пророка: сначала обучение внешним наукам, потом — пустынничество и очищение ума в безлюдье, т.е. по сути, в монашестве: никого нет, только горы, овцы, только Господь и небо над тобой. Науки всякие прошел, потом пошёл аскетический опыт и опыт изгнания, опыт одиночества, богомыслия, а потом третий период, тоже сорок лет. Это уже опыт вождя, когда ты водишь людей, и они воюют под твоим началом, и ты вершишь суд, ты казнишь согрешивших, ты милуешь покаявшихся, ты награждаешь, достойных. Вот такие три периода, т.е. обучение внешним наукам. Повторюсь, первое сорок лет, вторые сорок это очищение ума в одиночестве, т.е. ты один, ты только с Богом в горах или в лесу, или в пустыне. Сорок лет — некоторые столько не живут. Потом ещё сорок лет, это ты водишь народ и выступаешь в роли законодателя и военачальника, в роли судьи — и вся власть у тебя, законодательная, исполнительная, судебная. Ты — всё, и ты ведешь народ. Вот такие три этапа жизни Моисея изображаются в его жизни.

Григорий Нисский говорит, что это начертания общего закона для великих мужей: сначала всё изучи: риторику, философию, психологию, математику, физику, медицину. Изучи всё, что можешь, а потом перестань учиться, начни молиться. И будь хоть в пустыне, хоть в лесу, хоть в келье, хоть где. Потом если Бог захочет, то уже тебя закаленного постом и молитвами, нагруженного знаниями, Бог может повести дальше и выше, и ты уже будешь уже управлять делами, которые Бог тебе вручит.

Моисей в изгнании женился. Известно имя его тестя: Иофор. Он был священник и владыка племени. Известно имя его жены: Сепфора, она в изгнании родила ему двух сыновей. Судьба сыновей мало известна. Она была эфиоплянка, т.е. Моисей женился на чернокожей женщине, из Эфиопии. Она была из другого племени. Это очень интересно, потому что имя у него египетское, сам он еврей, женат был на эфиоплянке. Т.е., для жизни этого великого человека свойственно некое смешение кровей, смешение культур. Потом прошло сорок лет, представьте себе, человеку — восемьдесят. Что такое восемьдесят лет? Это время немощи, старости, склероза, таблеток, в нашей культуре — разных поликлиник. А его в восемьдесят лет Господь избирает на великое служение. Но в нашей истории есть такие аналоги. Суворов умер в 69 лет. Перед смертью за год, меньше даже, он совершил свой италийский поход, т.е. наши войска перешли через Альпы — там даже орлы не летали. А наши солдаты перешли, дрались в горах, победили всех, кого можно и нужно было. Во главе у них шел старик, потому что в нашей культуре 69 — лет это не возраст мальчика. Это, может быть, Моисей в 80 лет был крепкий, как молодой мужчина, а у нас — нет уже, мы другие. У нас этот возраст уже возраст увядания и смерти. Псалом 89 говорит, что дни нашей жизни — 70 лет, если в силах 80, т.е. это граничные рубежи. Вот, Суворов в свои последние дни, месяцы жизни, идет в походы и побеждает всех. И проходит там, где все идут. Он же не на вертолёте летал! Старик — а побеждает.

Вот так примерно и в истории Моисея. Он уже старый человек, 80 лет ему — и Господь его избирает на то, чтобы вывести Израиль из печи египетской, из дома рабства. Избирают его при Купине. На Синайской горе Моисею является видение: куст горит, но не сгорает. Он подходит ближе к этому странному зрелищу, и Господь говорит с ним из этого куста: «Разуй ноги свои из сапог своих. Земля, на которой ты стоишь, святая». Моисей разувается и с Ним разговаривает, Кто ему вещает из пламени горящего куста. Господь говорит: «Ты пойдешь в Египет и выведешь Мой народ, Я — Сущий, Я, Яхве, посылаю тебя туда». Моисей сопротивляется, он не хочет, он боится. Это нормальная реакция. Он отвечает: я гугнивый, я косноязычный. Бог отвечает: «Аарон будет при тебе, брат поможет тебе. Я скажу тебе, ты скажешь Аарону, а Аарон скажет всем остальным». Но Моисей боится, и Господь говорит ему: «Засунь руку за пазуху». Потом достает. Видит: рука белая от проказы, как снег. Говорит: засунь обратно — он засовывает. Высунь — высовывает. Видит: рука чистая, как у младенца. Господь ему говорит: «Я буду с тобой, Я умерщвляю и оживляю, низвожу до ада и взвожу, Я всё могу, Я буду с тобой, иди».

И Моисей идет к фараону и говорит то, что поется в известной песне Луи Армстронга: «Let my people go», т.е. пусть мои люди уйдут. Говорит: я от Бога пришел. Разреши нам уйти в пустыню и принести жертву. Дай моим людям уйти, «Let my people go» — это известнейшая песня африканских рабов, гармонизированная уже в наше время. А ведь их было больше миллиона. 630 тысяч мужчин, не считая женщин и детей, плюс личные животные. Фараон был ожесточён, и для того, чтобы смирить его душу, ему было 10 казней египетских. Господь явил всю Свою силу на фараоне и на войске его, и на народе этом, через превращение Нила в кровь, через пришествие мух и оводов, через густую тьму, через гибель первенцев, и потом — таки под водительством Моисея народ вышел. Прошел через Чермное море, когда уже на горизонте пыль поднималась от конниц фараона. Моисей возопил Господу, и Господь сказал ему: «Что ты вопишь ко Мне, простри руку на море» — и Моисей простер на море руку, и воды разошлись. Народ пошел туда, где раньше было море, а там — стена воды справа, стена воды слева, и они шли, всего — миллион человек. Они прошли и вышли, а фараон погнался за ними. Бог сказал Моисею: «Простри руку опять на море». Он простер — и вода сошлась. Никто из них не спасся. Вода покрыла фараона с колесницами и всадниками в море. Мы поем об этом на Пасху, в Великую Субботу. Читается паремия об этом страшном событии, когда Господь спас одних и погубил других. Мы поем: «Славно бо прославися. Коня и всадника вверже в море. Славно бо прославися». Это великое событие в мировой истории больше никогда не повторялось. Оно было уникальным, и оно является первым событием, легшим в основание песен нашего канона. Например, первая песня любого канона, на панихиде, на утрене, на молебне посвящена именно этому: «Коня и всадника в море Чермное» или: «Яко посуху пешешествовав в Израиль. Это всё об этом, т.е. первая песня канона — она про переход евреев через Чермное море. Дальше они вышли и пошли. И началось то, что описывается в книге Чисел, в книге Левит, в книге Второзаконие, т.е. они ходили и ходили. Они умирали, роптали, воевали, бесновались, молились и каялись, побеждали и проигрывали — там было всё, что хочешь. Это хождение по пустыне было интересное, потому что они ходили по кругу. Вокруг одной и той же горы. Питались манной, т.е. небесная пища была дана им в снедь, как написано: хлеб ангельский дал им Господь. Интересно, что обувь у них не ветшала, и ноги никто не натер. Они ходили и ходили по земле страшной, сухой, потрескавшейся. По земле, где бегали скорпионы и змеи, но они были хранимы Богом. Главное было — не роптать, но они роптали. Они роптали по разным поводам. Например, они сказали Моисею: что ты нас увел из Египта? С какой стати мы вообще ушли из Египта и пошли в пустыню? Что будет дальше? И они начали говорить ему: в Египте мы ели — и там перечисляется: дыни, чеснок, репчатый лук, рыбу — мы это всё ели, а здесь мы только манную едим. Надоела нам манна, дай нам другого чего-нибудь. Он говорит: что я вам дам? Они: мы хотим мяса. Говорит: слушайте, сколько надо мяса, чтобы накормить такую ораву? Они — нет, дай нам мяса. Моисей со всеми вопросами к Богу ходил. Говорит: они хотят мяса. Он говорит: скажи им, что будет мясо — и было им мясо. Прилетели перепела и легли станом на народ, и народ ел мясо, ещё мясо было у него в ноздрях и в зубах. Господь наказал их, много тысяч умертвил. Там была история вечного ропота и вечных наказаний. Это была история войны, когда они постоянно воевали с теми, кто жил вокруг, потому что люди о, жившие вокруг, говорили: кто это такие вообще, откуда они взялись? Это наша земля, зачем они пришли? И они воевали с евреями, евреи воевали с ними. Некоторые воевали честно, лицом к лицу, а некоторые воевали подло. Добивали слабых и старых, отбившихся от общего стана. Некоторые события путешествия легли в нашу личную с вами историю, потому что скажем, крест — он был прообразован во время одной из битв, когда племя амалекитян воевало в евреями, Моисей на горе молился за народ. Он поднимал руки крестообразно, разбрасывал их вширь и так молился. Когда он так молился — народ побеждал. Попробуй постой с распростертыми руками, сколько ты простоишь? Минуту, три, пять, но час не простоишь, руки затекают и опускаются. И он опустил руки, и Амалик стал бить Израиль. Он понял, что надо руки держать крестом. Вот он их так держал, а чтоб было легче, подошли с боку к нему родной брат Аарон и ещё один помощник, взяли его под руки его и держали ему руки. Евреи били врагов до заката солнца и истребили всех. Это был прообраз креста, т.е. крест был прообразован в пустыне, и таких прообразов там было очень много. Вся история с путешествием представляла массу чудесных событий, которые пророчествовали. Кроме того, конечно, самое важное, что через 50 дней после выхода из Египта, так называемой Пасхи — перехода был дарован людям закон, т.е. на горе Синай Господь разговаривал с Моисеем и дал Моисею закон — Тору. Главные заповеди были написаны Богом на каменных досках — скрижалях. Всё остальное Бог сказал Моисею лицом к лицу. Моисей не ел и не пил сорок дней, был с Богом на горе и разговаривал с ним. Потом спустился вниз и нашел там сумасшедший дом, т.е. народ в его отсутствие славил золотого тельца, плясал, ел, пил и блудодействовал. Моисей был вынужден уничтожить множество людей, подняться обратно на гору и опять разговаривать с Богом очень долго, просить, чтобы Бог не уничтожил этот народ — непокорный, непослушный, вредный, самолюбивый и склонный к идолопоклонству. И это было ещё при Моисеевой жизни, но потом, в конце концов, жизнь его подошла к финалу, когда они дошли уже до пределов земли обетованной. Они ходили кругами, смирялись, одни умирали, другие рождались, и уже было видно землю обетованную. Её было видно и раньше. Но вот они уже подошли, и Господь сказал: Моисей в землю не войдет, при всей святости его, при всей его уникальной близости к Богу, потому что Моисей был, как друг Господень. Он разговаривал с Богом ежедневно лицом к лицу, как друг с другом, не во сне, не в видениях и гаданиях, но он был близок к Богу, и Бог его любил. Однако ж Моисею было сказано: ты в землю не войдешь. Твои полномочия, твоя власть, твои силы перейдут к Иисусу Навину — Иешуа Бенун, он будет вместо тебя. Дай ему свою власть, и он позовет всех непокорных евреев в землю обетованную. И Моисей только издалека, с вершины горы Фасга увидал красивую землю, которая течет молоком и медом. Где всё красиво, где реки, где каналы, где дома, виноградники, где всё свято, красиво и благодатно. Но он туда не вошел, он умер. Было ему 120 лет, ни один зуб у него не выпал. Глаза у него были ясно зрящие, острые, как у молодого человека и физическая крепость его, его физическая сила была, как у молодого человека, как у юноши или молодого мужчины, который силен, крепок и никого не боится. Он был крепок и мог прожить ещё 200 лет. Но Господь сказал: всё, хватит. Сорок, сорок, ещё плюс сорок — хватит, и он умер. Место погребения его скрыто. Охранитель могилы Моисея — Архангел Михаил. Как мы знаем из Писания, дьявол хотел возбудить в евреях желание найти тело Моисея, чтобы из этого тела сделать для себя предмет культа, а Бог этого не разрешил, и поэтому дьявол хотел открыть евреям, а Архангел Михаил запретил дьяволу. Говорит: да запретит тебе Господь, и не позволил. Мы знаем место погребения Авраама, мы веруем, что Адам был погребен на месте Голгофы. Тот череп, который рисуется у Голгофы — это череп Адама. Есть древнее предание, что Ной забрал кости Адама в ковчег во время потопа и потом вынес останки праотца — первого человека, и что они нашли упокоение на месте будущего Иерусалима. Когда Господь страдал на кресте — кровь Господня омыла кости Адама. Есть такое предание, что место погребения Авраама, Сарры — пещера Махпела, есть это всё в Хевроне, а места погребения Моисея нет, никто не знает, где оно. Архангел Михаил охраняет место погребения Моисея, не пуская никого к нему, потому что нельзя превращать место погребения этого великого человека в место паломничества. Иначе, как кто-то из раввинов сказал бы, вот, евреи бы бегали к Моисею каждый день и говорили — вставай, Моисей, мы без тебя не можем разобраться, помогай нам, Моисей. И был бы большой гвалт и бесполезное томление. Значит, Моисей скрыт в мощах своих. Но он был на Фаворской горе, когда Господь преобразился, вместе с Илией возле Господа, т.е. Моисей жив, Моисей свят, душа его сегодня в Царствии Божьем. И он знает Господа и молится Господу, радуется о нём, любит его, молится о нас, надеюсь. Мы должны знать этих великих людей, благодаря которым мы знаем Заповеди, Законы Божьи, мы знаем много священных событий, которые связаны с историей взаимоотношений Бога и человека. Пожалуй, на этом можем закруглить первую часть нашей эфирной встречи. Я ещё раз повторю, что мне очень хочется, чтобы православные христиане любили праведников Ветхого Завета, читали их книги и в день памяти их совершали Богослужение. Я думаю, что это очень важно для нашей общей церковной жизни. Это многоплодно и полезно.

Телефонный звонок: — Добрый вечер, батюшка! Спасибо вам большое за интересный рассказ и за то, что вы имеете такое терпение иногда выслушивать наши не очень умные вопросы. Мы не настолько образованы во всем этом. У меня вопрос. В книге Владимира Солоухина «Смех за левым плечом» он пишет, что один германский ученый высказал такую мысль. Технический и промышленный прогресс должен быть оплачен постоянно усиливающимся оскудением гуманного начала в человеке. Наука может уничтожить Луну, но она не может научить добру. Я поняла так, что у Моисея сначала было обучение, он изучал, как и вы говорили, всевозможные науки. Затем была встреча с Господом. Затем он уже сам обучал людей. Так вот если с современной жизнью сравнивать — как человеку определить где, на каком этапе своей жизни он может для себя переломить этот прогресс? Сейчас очень много людей занимается наукой, но наука бывает иногда безнравственной.

О. Андрей Ткачёв — Я понимаю вопрос. Но, видите, Моисей занимался наукой в то время, когда наука не бунтовала против Бога. Наука изучала то, что Бог создал, но сама не отрицала бытие Божие и не восставала на него. Наука нового времени, потом новейшего, вступила в противоречие с верой, т.е. вера и разум — каковы их соотношения? Или вера служит разуму, или разум служит вере, или вера противоположна разуму, или что-нибудь ещё.

Вот мы сейчас живем во времена, когда вера — это считается ерунда, главное — знание, разум и безбожная наука на безнравственных основаниях. Она, безусловно, опасна. Допустим, клятва Гиппократа в оригинале. Он пишет: я никогда не дам женщине абортивное средство. Я никогда не вступлю в половую связь с пациентом. Я никогда не узнаю тайну в доме пациента и не вынесу её наружу, т.е. там дается набор моральных качеств, которые ограничивают врача и ставят его в рамки порядочного человека.

У нас нет таких правил. Наши клятвы современного врача совершенно другие. Они дают абортивные средства, спят с пациентами, тайны могут выносить, куда угодно — на перекуре посмеяться. Это потому, что наука отвязалась от метафизики, от веры и всего святого. Понимаете, это касается так же и физики, химии. Какой химик, например, придумал бы использовать пары хлора для уничтожения людей, если бы он верил в Бога? Химик может открыть пары хлора и найти научный способ концентрировать их, загонять в твердую оболочку канистры, цистерны. Потом распылять под силой ветра на воюющую сторону. Это всё технически можно. Но если он верит в Бога, то он никогда этого не сделает. А сделать это можно, если только наука у тебя есть, а веры нет. Так вот, Моисей жил в те времена, когда наука и вера не воевали друг с другом. Наука и вера стали воевать друг с другом примерно с XV века. Обострение войны подошло где-то к веку XVIII, а уж совсем пик войны был XIX и XX век. Это век непримиримых противоречий между верой и наукой, когда вера говорит: не трогай это, а наука говорит: да плевать на то, что ты сказал, я вот сделаю. Я теперь могу, например, аборт делать на ранних или на поздних стадиях, когда хочу — тогда и сделаю. Вера говорит: не трогай это, это нельзя, это свято. А наука — нет ничего святого, есть только химия и физика. Это любовь — нет любви, есть только биология. Вера говорит: это тайна. Наука: нет тайны, есть только законы. Между верой и наукой существует очень яркое противоречие. Оно родилось в западном мире. Сначала в средние века, потом в эпоху Просвещения. Потом в ярком виде уже в XIX веке, в период немецкого прогресса и немецкого экономического идеализма, и т.д. Мы живем в свою эпоху, т.е. наша эпоха как бы болеет тысячью болезней. Ученые, кручёные, верченые — это как бы неважно. Если ты человек — у тебя должна быть совесть, а раз совесть есть — ты знаешь, что Господь жив, и ты перед Богом за всё ответишь. И не важно, кто ты — начальник лаборатории, командир химического подразделения или лаборант. У тебя должна быть совесть. Церковь по идее должна говорить всем: люди, что вам скажет наука? — это неважно. Наука вам скажет что-то холодное и безжизненное, чтобы вас расчленить на части. А Церковь всегда скажет теплое и живое, чтоб вы были живы. Нужно уравновесить науку и религию, а иначе наука будет человекоубийством. Так что у меня здесь нет никаких прямых советов и прямых ответов, потому что мы слишком далеко залезли. Нажми на кнопку — и нас всех нет. Вот и всё, о чем мы рассуждаем, о тех, кто будет на кнопку нажимать — им до лампочки наши с вами рассуждения о высоких материях. Но нужно понимать, что наука, не уравновешенная нравственностью — это человекоубийство. Если техника обогнала этику — это смерть человечества. Вот об этом мы говорим в пространстве наших передач. А кто нас слышит, мы не знаем. Дай Бог, чтобы те, от кого зависит.

Телефонный звонок: — Здравствуйте! Отец Андрей, скажите, пожалуйста, значит, мы можем в ежедневных молитвах призывать Давида, Соломона, Моисея: молите Бога о нас, грешных, о земле нашей русской, о всех православных христианах?

О. Андрей Ткачёв — А почему бы нет? Что плохого нам сделали Давид, Соломон, Моисей? Ничего плохого. Оставили нам свои святые книги. Читаем Псалтырь Давида, почему нам не помолиться Давиду — что, он нас не любит, что ли, думаете? Любит. Он же не узколобый националист, Давид. Если бы он был такой примитивный, он любил бы только евреев. Но что ему их любить, он и так натерпелся их изрядно. Поэтому он любит всех, кто любит его Псалмы. Так же и Моисей. Там с Соломоном вопрос, потому что непонятно. Там есть споры, был он в раю, не был в раю. Но Бог милостив, Бог избрал его на великие дела. Соломон написал книги, находящиеся в Ветхом Завете, и песни, и притчи, и премудрого Экклезиаста. Соломон — непростой человек. Ему много было дано, с него спросится. На него и многое легло, он не всё сделал, он сломался под некоторыми вещами. Женолюбие, идолопоклонство — всё это было у него, но это наши святые. Понимаете, это ж не только еврейские святые. Николай Чудотворец — он не греческий святой, он всемирный святой. Давид, он святой всех людей, которые читают Псалмы. И наши святые точно так же. Например, Лука Крымский, в Греции его любят больше, чем в Крыму. В Греции его каждая душа знает, а в Крыму узнали только недавно. Поэтому можно пользоваться молитвами Давида, Соломона, если Соломон, конечно, молился. Здесь есть у меня вопрос некий. Молитвами Моисея — Моисей, точно молится. Давид точно молится. Молитвой Иеремии, молитвами Исайи, молитвами всех праведников и пророков Ветхого Завета. Спаси нас, Господи. У нас же есть, например, такие святые как Маккавей и Соломония, семь её сыновей, Елеазар — это чистые евреи. Они страдали вообще за свой закон. Однако Церковь говорит: нет, нужно их чтить, они святые, праведники, мученики. Они за нас молятся, потому что они страдали за свой закон до пришествия Евангелия. Ещё Евангелия не было, а закон был. Они закон чтили, наших мучеников — их и так мучили. Они терпели, и дал им Бог силы. Это наши святые. В принципе они жили за два столетия до Христа. А на самом деле мы их чтим. Поэтому так же и Давид, Моисей, Аарон, Авраам, Исаак, Иаков. А мы вот, когда часы читаете, третий час, шестой час. Если вы прислушаетесь, там же говорится: Боже отцов наших, Авраама, Исаака, Иакова, и семени их праведнаго, не оставь милости от нас. Там упоминаются постоянно Аарон, Авраам, Исаак, Иаков. В принципе это наши святые. Это не еврейские святые. Какие-то там чукотские, якутские святые, казахстанские святые, вологодские святые, и еврейские — а я московский, мне до лампочки. Нет, это наши святые, это всё общее. Это не просто какие-то евреи, это наши святые. О чем у меня душа болит — это наши святые. Это наши Моисей, Аарон, Авраам, Исаак, Давид, Аммос, Авдий, Захария, Михей — это наши святые. Не их только лишь, а наши. Даже наших может быть, больше, чем их. Конечно, молитесь, призывайте святых, это очень важно. Бог отцов наших, мы же так говорим про Бога нашего. Отцы наши — это не только наши конкретные отцы, в паспорте записанные. Отцы наши — это и Василий Великий, Петр Московский и Авраам. Все верующие — это дети Авраама, так же сказано у Павла. Павел так и говорит: все, кто верует в Иисуса Христа — это духовные дети отца нашего Авраама. Вот и всё. Мы дети Авраамовы по духу, по плоти — нет. Нам нужна эта священная струя, священное знание, потому что иначе мы просто бедные получаемся, мы сами себя обкрадываем.

Телефонный звонок: — Добрый вечер, уважаемый отец Андрей! Александр вас беспокоит. Отец Андрей, я хотел узнать ваше мнение. Много религий, Бог один, Бог есть любовь. Любви у людей мало, они её, по-моему, не совсем понимают, какая она должна быть на самом деле. Не только любовь мужчины и женщины или ближних родственников, а вообще людей к людям, всех. Как вы считаете, может ли случится такое, что будет на земле у нас одна вера, как один Бог — или процесс этот зашел слишком далеко, уже из него никак не выбраться? Спасибо большое.

О. Андрей Ткачёв — Второй вариант более реальный, к сожалению. Хотя всегда есть желание, чтоб был первый вариант. Всегда хочется, чтобы люди научились любить друг друга и помогали друг другу, не спрашивая о том, какой ты веры. А видели друг в друге человека, брата или сестру. Борьба эта идет в истории мира постоянно. Борьба чистого человеколюбия, связанного с Богом — и борьба автономного поведения, при чувстве личной избранности. Это сложный вопрос. Я здесь побоюсь давать крайние характеристики, но я вижу эту борьбу. Мне хочется, чтобы человек на вершине своего религиозного сознания любил людей, независимо от их религиозной принадлежности. Мне кажется, в этом есть много важного и необходимого. Хотя я, конечно, понимаю, что своих любить легче, что свои понятнее, ближе, естественнее. И нельзя требовать от всех людей религиозного героизма и новаторства. Поэтому, конечно, борьба идет. Мы всю жизнь боремся с эгоизмом, и между крайностями находимся, между альтруизмом и эгоизмом. Антихристовы времена будут ознаменовываться прохладностью к вере вообще, высшей степенью толерантности, безразличия, т.е. какая разница, в общем, так или так молиться, всё равно молиться без толку. Молись, кому хочешь — всё равно без толку. Это будет месиво человеческое, лишенное всякой религиозной соли. Это страшные времена, они предчувствуются, они видны в своих предтечах. Конечно, это будет великое испытание для людей. Я надеюсь, что Бог потерпит нас, ещё и даст нам время для проповеди Евангелия, чтоб люди имели правильные мысли, потому что без правильных мыслей Богу невозможно угодить. Имея какую-то левизну в сознании, ты неизбежно творишь глупость. Даже если твое сердце горячо, ты хочешь чего-то хорошего, но если у тебя есть искривление в сознании, ты делаешь какую-то глупость. Эта глупость опасна и вредна. Ты этого не понимаешь, потому что в принципе, ты хочешь хорошего. Именно проповедь веры, веры вообще, потом веры в Бога, а потом ещё во Христа, Сына Божьего. Вот этого именно не хватает сегодня, потому что у людей всё есть. У большинства людей есть хлеб, одежда, крыша и есть масса фантазий, далеких от веры. Я надеюсь, что мы можем связать будущее нашего мира с проповедью истины. Если истина будет проповедоваться, и будут люди, которым эта истина будет нужна — тогда я думаю, что мир ещё постоит, и у нас будут новые перспективы. А если проповедующих не будет, или они будут, но слушающих не будет, ты говоришь, а это никому не надо — вот тогда мир, очевидно, создаст себе свою систему ценностей, и это будет очень неприятно, это будет безобразно, опасно, конечно, потому что всех несогласных раскассируют очень быстро, при современных информационных технологиях. У меня оптимистичных прогнозов для истории мира нет, но у меня есть надежда, что ещё продлится то время, когда можно потрудиться. Если будет, кому трудиться — то жизнь продолжится, а если нет — то закончится. Она станет гнусной и безобразной, как до потопа. А до потопа было совсем плохо, просто не описано в подробностях, мы можем догадаться, что там было всё: скотоложество, кровосмешение, детоубийство. Всё, что хочешь, было, и так было свободно и легко, что Богу ничего не оставалось, как только смыть водой это всё, потому что оно было неисцелимо. Я думаю, что нас ждет именно такое развитие событий. Если покаяния и вразумления не будет, то будет глобальная гадость. Тут уж не до оптимизма, там будет всё очень плохо. Настолько плохо, что Библия даже отказывается подробно описывать это плохо. Так было до потопа. Бог недаром смыл первое человечество. Оно было отвратительно.

Телефонный звонок: — Отец Андрей, добрый вечер! Я не по теме, извините меня. Вот некоторых слушателей, в том числе и Александра, постоянного слушателя, задело ваше последнее выступление в прошедшую пятницу. Его задели слезы, унижение гордости, а я в защиту вас. Выступление батюшек правильное, поучительное. Мы худшее заслуживаем, и с этим надо смиряться.

О. Андрей Ткачёв — Спасибо за защиту. Понимаете, тут такая печальная вещь. Ты не садишься за эфир, за пульт, перед микрофоном с желанием кого-то обижать. Нет такого желания, поверьте — нет. Но как только ты скажешь, что дважды два равно четыре, значит, кто-то будет обижаться. Доказанная истина обидна для тех, кто не имеет к ней отношения. Кто прожил свою жизнь иначе — тому уже поздно что-то менять. Поэтому я отдаю себе отчет в том, что мы обижаем многих людей, но не потому, что мы намерились их обижать, а потому, что стоит сказать тебе какую-то истину, например, я говорю: умирает женщина, перед смертью говорит внукам и детям следующее. Дорогие дети, я кроме вашего отца и дедушки не знала ни одного мужчины, и всех детей, что зачала — всех родила, т.е. никого из себя не извергла. Я говорю, есть такие женщины, они как бы святые. И тут же будут обижаться: масса женщин, которые не так жили, иначе жили. Кроме дедушки и папы своих внуков и детей, знали других мужиков, и не всё зачатое родили, но некоторых извергали из себя. Они потом будут обижаться. Например, что он там тревожит мою заснувшую совесть, какое право этот сопляк имеет, мне уже 80 лет, а ему ещё 50 нет, и т.д. Я понимаю их негодование, я их понимаю, но я не могу этого не сказать. Поэтому мы будем всегда обижать кого-то, к сожалению. В этом нет никакой радости. Мне бы хотелось никого не обижать, но приходится. Мужиков, которые бросают своих жен, которые дают женщинам деньги не на коляску и памперсы, а на аборт. Нужно называть их своими именами, они сволочи и кобели. Пусть обижаются, а что тут сделаешь? Что ты сволочь и кобель — это ещё детский лепет, ты — заказной убийца. Ты заказываешь убийство. Убийца и врач, который делает аборт. Вы убийцы, негодяи, блудники, развратники, сумасшедшие, злодеи. Вы разрушили всю жизнь свою и мою тоже, соседа и друга, брата и свата, кума, бабушки, дедушки. И теперь вы ещё поднимаете глаза к Богу и спрашиваете: за что нам эти страдания? Конечно, в вас вскипает гнев. Тебе за что? Да тебе восемь расстрелов мало. Ты ж просто не знаю кто. Они обижаются, они хотят, чтоб их жалели, а ты их ругаешь. Говорят: пожалейте меня, а ты их ругаешь. Много других всяких ситуаций есть, когда ты говоришь банальные вещи. Они обижаются. Я прекрасно понимаю, что я нахожусь в этой опасной ситуации, любой священник: отец Дмитрий, отец Артемий, или кто-нибудь еще. Раз ты говоришь правду — значит, ты тут же кого-то обижаешь. Апостол Павел обижал людей, не желая того. Христос Господь сколько ненависти возбудил против Себя! Кому Он сделал плохое? Никому, ничего. А чего же Его так убить хотели всю жизнь, за камни хватались, искали повод? За что? За правду. Попробуй, скажи что-нибудь более — менее правдивое, но по — настоящему правдивое. Мы сами грешники, мы сами правды боимся. Но только скажешь, например: не воруй, чти отца и матерь и объяснишь немножко, пару слов только. И тут же сразу неправильные пчелы поднимают свой жужжащий шум и делают неправильный мед, потому что они обижаются. Все стали гордые без меры. Все Богом пренебрегли, всем на Бога наплевать, но все страшно гордые: ух ты, мы тебя сейчас со света сживем, что, нас учить будешь? Вот такая ситуация. Это неприятная ситуация. Но я её не искал, она мне вообще не нужна, даже в страшном сне, тем более — в яркой реальности. Но я хлебаю из этой миски, потому что это моя работа. Тяжелая, между прочим, работа, если кто не знает.