Статьи и проповеди. Часть 12 (19.08.2016 - 01.03.2017)

Сказать о Господе, не называя Его имени (28 ноября 2016г.)

Перейдем к вещам приятным, к поэзии. Поэзия — это, пожалуй, оправдание жизни. Одно из.

Сегодня я хотел бы вас направить на поиск, чтение и заучивание, и вникание в поэтические тексты Арсения Тарковского, отца известного мэтра кинематографии Андрея Арсеньевича Тарковского. Человека, который, по словам Анны Ахматовой (а это очень важный голос в прошлом столетии), имел абсолютно самобытный голос.

То есть, человек, который никому не подражал, человек, который прошел через эпоху становления, как все творцы, и вошел в некую зрелость — неподражаемую. Его голос ни с кем не спутаешь.

Что важно в этом поэтическом сборнике (и что вообще мне важно в поэзии Арсения Тарковского) — он говорит о Боге так, что за говорящего не стыдно. Самое пошлое в литературе о Боге — это прямые имена и прямые наставления. Есть масса религиозных поэтов, которые «долбят» тему Бога с такой настырностью и наглостью, как будто они снимаются в фильме «Шахтеры». «Бог мой, Бог мой, я — твой, ты — мой…», «Богородица моя, я — твоя…» — и так далее. Эта пошлятина, конечно, многомиллионно растиражирована. Это ужасно.

Самый высший пилотаж — это сказать о Господе, не называя Его имени. Вот, например, пишет Арсений Тарковский:

Вот тебе, человек, кусочек текста. Слово Божие творило человека. «Не я словарь по слову составлял, а он…» — то есть, Господь, как словарь, как Слово — «…лепил меня из красной глины». И не я вложил, как пятерню Фома, — отсылка к Евангелию от Иоанна, осязание Фомы, «а рана мира облегла меня». То есть, мир болен, мир болен неисцелимо — если Бог не исцелит его. «…И жизнь жива помимо нашей воли» — да если бы мы могли, мы бы сто раз всё уничтожили, но — жизнь жива. Не потому, что мы хозяева мира, а потому, что мы не хозяева его.

Или, например, у него есть чудесное стихотворение о Петре:

То есть, человеку ночью снится что-то, и это что-то ассоциируется с отречением. И отрекшийся, главный отрекшийся в истории христианства, это Пётр. Отрекшийся и покаявшийся. И вот — петух поет, человек просыпается, старик сел на кровати: «Кто всего мне дороже, Всех желаннее мне?» — вот такая целомудренная поэзия об Иисусе, вообще о смыслах, о жизни, о вечности — она, мне кажется, достойна величайшей похвалы и снимания шляпы.

И те стихи, которые его сын Андрей поместил в пространство своих фильмов. Например, вот это классическое, пропетое Ротару:

Но — ведь действительно мало. Человеческая душа — это бездна, которая ничем, кроме Бога, не заполняется. Набросай туда миллиарды долларов, призы и венки, ракеты и кометы, машины и небоскребы, дипломы и медали —всё, что только хочешь, бросай. Там всё равно всё будет пусто… Вот Бога только дай туда — и всё. Потому, что:

И таких стихов у него — множество! То есть, он совершенно христианский поэт, нигде не кичащийся христианством. Имеющий самобытный голос, и умеющий говорить о Боге так, что это не пошло и не стыдно слушать.

Поэтому я хотел бы, чтобы вы нашли — в Интернете, на книжных лавках — лирику, избранное, «Малютка жизнь» Тарковского, и познакомились с этой поэзией, потому что этот современник Ахматовой, в каком-то смысле ученик Мандельштама, великий поэт.