* * *

Всегда был наперсником смерти,

Всегда был ее оруженосцем,

Но старательно обходил муравья,

Не трогал букашки,

Бранил кошку –

Не за пристрастье к птичьим руладам,

А за острые когти.

Смертью называл все, что попадалось на глаза,

Отмахивался от жизни ( – жужжит, как муха! – ),

Смерть внушает больше доверия.

Мертвая женщина благосклонней к навязчивым поцелуям,

Чем госпожа N или гражданка NN с курносым носом.

(Курносый нос – а может быть, ноктюрн женской

взбалмошности?..)

Я часто забываю, кто я, ребенок или старик, –

Но ведь дети не кряхтят в отхожем месте,

А старики не рисуют цветными карандашами.

Как много вещей хотел бы я нарисовать –

И маму, розовощекую, как кукла,

И куклу, печальную, как мама.

И еще мне кажется, что кто-то рисует меня,

Но рисунок получился неудачным,

Вот отчего лицо мое заштриховано морщинами.

Но я мечтаю распустить их (морщины) как старую фуфайку, –

Какой славный моток оказался в руках у дедушки,

А дедушке восемь лет,

А котенок и вовсе не имеет возраста,

Он так же вечен, как детство и старческая улыбка, –

Ну так чего же ты ждешь,

Отдай моток пестрому котенку,

Уж он-то знает, как им распорядиться,

А позже ты будешь искать и шарить по всем углам –

Где мои нитки, где мое детство,

где мой котенок?..

Загрузка...