Эта осень придет без него, кто когда-то со мною
Горевал, тосковал, потаенно скитался в глуши
И ее любовался пронзительною желтизною –
Эта осень придет без него – побратима души.
Как мне дорог бродяга, пропахший смиреньем и псиной,
Он сроднился со мною, с ухаба бредя на ухаб,
А ведь наши дела-то попахивали керосином:
Нас повсюду бранили владельцы рожающих баб.
Нас повсюду бранили разгневанные домоседы:
Как могли мы, когда совершался во мраке зачин,
Собирать вкруг себя развеселые всякие беды,
Заниматься не тем, что положено роду мужчин.
Как могли мы на пару с бродягой любить потаскуху, –
Эта вялая дама туманно зовется «мечта»,
И она соответствует даже не телу, а духу –
У нее не хватает для плотских утех живота…
…Можно снова шептать что-то на ухо детское кошке,
Можно, духом горя, взгромоздиться на темную ель, –
И тогда загорится свеча или лампа в окошке –
От тебя эта лампа за тридевять светит земель…
Вот такие у нашей мечты и желанья и цели,
Вот такое случилось со мною в родной стороне, –
Я по-прежнему мальчик, грущу у подножия ели,
Я увижу за далью избушку и кошку в окне.