Стихотворения Катулла в переводе А. А. Фета

Аттис, моря глубь проехав на проворном корабле,[242]

Лишь достигнул до фригийской рощи быстрою стопой

И вступил под сень лесную, где богини был приют,[243]

То безумством подстрекаем со смятенною душой,

Острым он кремнем[244] отторгнул признак пола у себя.

Тут почувствовав, что сбросив все, уж стал не мужем он,

И лицо земли пятная свежей кровью своей,

Белоснежными руками подняла она тимпан,[245]

Твой тимпан, Цибеба, легши, мать богиня, твой снаряд,

10 И в кружок воловой кожи нежной ручкою стуча,[246]

Так, дрожа, она пустилась приближенным петь своим:

«Вы скорей неситесь, галлы, вверх в леса Цибелы все;[247]

Вместе мчитесь Диндимены властной быстрые стада[248]

Вы, которые в чужбину, как изгнанницы неслись

15 Вслед за мною, мне послушны, как сопутницы мои,

Бури моря претерпели и опасности пучин,

И свое сказнили тело, так Венера вам претит.[249]

Быстрым бегом веселите дух владычицы самой.

Бросим медленность тупую: вместе в путь — и побежим

20 В дом[250] фригийской мы Цибебы, во фригийские леса,

Где кимвалов слышен голос, где тимпаны вдаль гремят,

Где фригийский флейтщик зычно дудкой загнутой гудеть,[251]

Где мэнады[252] отгибают страстно головы в плющах,

Где они, справляя тайны, подымают резкий вой,

25 Где бродячий хор богини рвется бешено вперед:

В те места, куда нам должно торопиться в три ноги».[253]

Как вещала то подругам Аттис, ложная жена,[254]

Вдруг завыл весь хор свирепый из дрожащих уст своих,

Загремел тимпан летучий, зазвенел пустой кимвал

30 И на верх зеленой Иды быстроногий хор спешит.

Задышав безумством мчится, еле дух переводя,

Всех своим тимпаном Аттис по лесной глуши, ведет,

Словно телка, что умчалась с непривычки от ярма;

За вожатой резвоногой галлы быстрые бегут,

35 Но как в дом они Цибебы утомленные пришли,

То измучены чрезмерно без Цереры впали в сон.[255]

Сон ленивый закрывает шаткой слабостью глаза,

И в покое мягком тонет ярость лютая души.

Но когда лучистым взором золотистый Солнца лик

40 Озарил эфир прозрачный, грудь земли и зыбь морей

И прогнал ночные тени звуконогих прибодря,[256]

То от Аттис пробужденной убежал немедля Сон

И богиня Пазифея приняла его на грудь.[257]

Так от нежного покоя, пробудясь без ярых грез,

45 Разбирала Аттис в сердце все дела свои сама,

И умом спокойным видит, без чего и где она,

И вскипев душой, обратно к морю вновь она спешит.

Там, увидя волн равнину, взором полным слез она,

Грустным голосом к отчизне обратилась в горе так.

50 «О родимая отчизна, о отчизна, мать моя,

Ты, которую несчастный бросил я, как беглый раб.[258]

От господ своих, к идейским я лесам направил путь,

Чтобы жить в снегах холодных средь звериных логовищ,

Чтобы яростно носиться близ убежищ их во мгле,

55 Где, в какой тебя, отчизна, стороне мне полагать?

Глаз стремится сам собою на тебя направить взор,

В краткий срок, покуда ярость злая смолкнула в душе.

Я ли из родного дома понесусь тут по лесам?

Брошу все, друзей, отчизну и родителей своих,

60 Брошу форум и палестру, стадий и гимназий я?

Бедный, бедный, плакать вечно — вот судьба твоя, душа.

Есть ли род такого лика, чтоб его я не носил?[259]

Я и юноша и отрок, взрослый я и мальчик я,

Я гимназия цветком был, я елея быль красой;[260]

65 У меня в дверях толпились, мой порог не остывал,

Был цветочными венками мой всегда разубран дом,

Как с восходом солнца должен был покинуть ложе я.

Я ль теперь Цибелы жрицей и служанкой быть должна?

Я ль мэнадой, я ли частью лишь себя — как тщетный муж?

70 Я ль на верх зеленой Иды в снег застывший убегу?

Я ли стану на фригийских жить нагорных высотах,

Где олень, жилец полесья, где кабан лесной жилец?

Жаль мне, жаль, что я так сделал, больно, больно мне терпеть».

Но лишь только звук поспешный с губок розовых слетел

75 И богине в оба уха с вестью новою дошел,

То Цибела, разрешая львов запряженных ярмы,[261]

Так, дразня врага скотины, стала левого учить:[262]

«Ну, свирепый, в путь, и сделай, чтобы в ярость тот вступил,

Сделай, чтоб в порыве яром тот опять ушел в леса,

80 Кто свободен больно, власти избежать моей дерзнул.

Бей хвостом себя, свою же спину бей своим бичом.[263]

Пусть разносится повсюду гром от рева твоего,

Крепкой шеей встряхни ты гриву рыжую свою».

Так рекла Цибеба в гневе и ярмо сняла рукой.

85 Зверь свирепый раздражает сам свой дух на быстрый бег,

Он идет, ревет и топчет под ногой своей кусты.

Но лишь влажных месть достигнул, где белели берега,[264]

То у мраморного моря Аттис нужную узрел,[265]

Вдруг он кинулся. Та в дебри обезумевши ушла:

90 Там на целую осталась жизнь прислужницей она.

О великая Цибеба, ты Диндима божество,

Пусть навек мой дом не знает страшной ярости твоей:

Возбуждай уже других ты и других быстрей гони.