Стихотворения Катулла в переводе А. А. Фета

На вершине Пелейской рожденные некогда сосны[267]

Плыли, как говорит, по взволнованной влаге Нептуна,

К Фазиса устьям самим и до границ Эетейских,[268]

Как тех юношей цвет, ядро молодежи Аргивской,

5 Из Колхиды увезть пожелавши руно золотое,

Быстрой дерзнула кормой побежать по соленой пучине

Разгребая еловыми веслами синее море.

Им богиня сама, городских владычица башен,[269]

Легким дыханьем своим придала летучести в беге,

10 Остов сосновый связав сначала с изогнутым килем.[270]

Он-то первый побегом нарушил покой Амфитриты,

Только что нос корабля разрезал бурливую влагу,

И завиваясь волна под веслом забелела от пены

Из белеющей бездны самой приподняли лица

15 Нереиды морские, подобному чуду дивяся.

В этот счастливый день впервые увидели очи

Смертных, как нимфы свои нагие тела выставляли,

Из белеющих волн воздымаясь по самые груди.

Тут, говорят, и Пелей воспылал любовью к Фетиде,

20 Тут и Фетида сама людским не побрезгала браком,

Тут порешил и отец сочетать Пелея с Фетидой.[271]

О, порожденные вы в такое блаженное время.

Вам мой, герои, привет, отродье богов, о потомки

23b От матерей благородных, привет вам снова…[272]

Часто вас песнью моей, призывать я часто вас стану,

25 Да и тебя высоко озаренного факелом брачным,

Ты оплот Фессалии, Пелей, кому сам Юпитер,[273]

Сам родитель богов любовью своей поступился.[274]

Избран не ты ли Фетидой прекраснейшею Нереидой?

Не тебе ль свою внучку увезть разрешила Тефиса[275]

30 И Океан, что объемлет всю землю морскою волною?

Как окончился срок и желанные дни наступили,

То собирается в дом столпившася вся Фессалия,

И наполняется весь дворец веселящимся людом,

Все приносят дары, выражая веселье на лицах.

Весь опустел Киерон,[276] Фтиотийские брошены Темпы

И Краннона дома и высокие стены Лариссы[277]

Все поспешают в Фарсал и к фарсальскому дому стремятся.[278]

Поле не пашет никто, у волов размягчаются шеи,[279]

Низких не чистят уже виноградников грабли кривые,

40 Плугом понуристым вол не ворочает более глыбу,

Не убавляет серпом обрезальщик на дереве тени,

Ржавчиной тусклой плуги покрываться забытые стали.

А в жилище самом повсюду, куда распростерся

Царский дворец, все блестит серебром и золотом ярким,

45 Троны из кости слоновой, столы бокалами блещут,

Весь чертог выставляет богатую царскую утварь.

Но в середине дворца богинино брачное ложе,

Зубом индийским блестя, стоит и его покрывает

Полог пурпурный, окрашенный раковин розовым соком.

50 Этот покров, испещренный рисунками древнего люда,

Изображаете с великим искусством деянья героев.

Ибо там с берега Дии, звучащего громким прибоем,

Смотрит Тезею вослед, на судах уходящему быстрых,

Ариадна, в душе неудержные страсти питая,

И не верит себе, что действительно видит, что видит,

Так как, только проснувшись от сна и обманных видений,

Видит бедняжка себя на пустынном песке позабытой.

А беспамятный юноша в бегстве бьет веслами волны,

И обещанья пустые он буйному ветру бросает.

А из травы вдалеке Миноида тоскующим взором

Смотрит вослед, как вакхический образ из камня, Эвоэ![280]

Смотрит она и забот предается великим волненьям,

На голове белокурой уж нет и прекрасной повязки,

Не прикрывает уже одежда ей легкая шеи,

Не сожимает грудей ей пышных и пояс плетеный,

Все, что с тела у ней со всего по частям соскользнуло,

Орошают у ног ее тут же соленые волны,

Но позабыв и повязки уже и летучей одежды

Положенье, всем сердцем своим, Тезей, за тобою

70 Всею душою, всею мыслью она, потерявшись, стремится.

О бедняжка! которую Эрицина в ту пору[281]

Истомила рыданьем, колючих забот ей посеяв

В грудь, в то самое время, когда Тезей беспощадный,

От берегов удалившись уже искривленных Пирея,

75 До гортинских жилищ[282] царя нечестивца добрался.

Ибо, как говорят, удрученный жестокой чумою

Некогда, чтоб искупить Андрогея убийство, был должен[283]

Юношей самых отборных и с ними девиц наилучших

Кекропса город обычно на пищу сдавать Минотавру.[284]

80 Как притесняемый город такою бедой удручен был,

То из-за милых Афин Тезей пожелал свое тело

Кинуть на жертву скорей, чем, чтобы подобные трупы,

Хоть и не трупы еще, из Афин отправлялися к Криту.

Легкий направив корабль на веслах и с ветром попутным,

85 Прибыл к Миносу он пышному и к горделивым жилищам.

Как увидала его дочь царская алчущим взором,

Та, что дотоле росла посреди благовоний отрадных

Чистой постели своей в объятиях матери нежной,

Как у Эврота растут над самым течением мирты[285]

90 Иль как дыханье весны выводит различные краски,

То не раньше с него свела воспылавшие очи,

Как когда всем телом она огонь воспряла

И до мозга костей потаенного вся возгорелась.

О, жестокий душой, бог мальчик, ты в ярость вводящий

95 Жалких, и к горю людей прибавляющий радости тоже,

Также и ты, чей Голгос, чей Идалий, лесом покрытый,[286]

Что за волненьем наполнили душу вы пылкую девы,

Часто вздыхающей ныне при мысли о русом пришельце.

Сколько вынесла страху она в томящемся сердце!

100 Часто бывала она и золота даже бледнее,

Как с чудовищем грозным желая вступить в состязанье,

Или смерти Тезей добивался, иль славы в награду!

Но не напрасно она, не бесплодно богам обещала

Молча дары, хоть уста при обетах хранили молчанье,

105 Ибо, как дуб, что махал ветвями на самой вершине

Тавра, или сосну, что в коре потливой и в шишках,[287]

Вихрь беспощадный дохнув, со всем их стволом вырывает,

А они далеко с исторгнутым падают корнем,

И широко на пути низвергаяся все раздробляют,

110 Так и Тезей, побежденное тело чудовища ринул

И напрасно оно бодает рогами на ветер.

Цел повернул он стопы оттуда с великою славой,

Путь блудящий управивши тонкою ниткой, чтоб сбиться,

Из лабиринта идя, не мог он по разным извивам

115 Храмины, где разобрать без того ничего невозможно.

Но зачем, уклонясь от начала песни, я стану

Далее припоминать, как с глаз у отца убежала

Дочь, как объятья сестры и матери даже покинув,

Хоть бедняжка свою погибшую дочь так любила,

120 Та отдала это все за сладкое чувство к Тезею;

Иль, как корабль ее нес к опененному берегу Дии,[288]

Иль, как ее, погруженную в сон, смеживший ей очи,

Непостоянный душой покинул супруг уходящий?

Часто она, говорят, раздражаясь пылающим сердцем,

125 Из глубины своей груди пронзительный вопль испускала,

После всходила она в тоске на отвесные горы,

Чтобы оттуда глядеть по волнам необъятного моря,

То бежала она против всплесков соленых прибоя,

Обнаженными икрами мягкий покров разверзая,

130 И с предсмертной тоской татя слова говорила.

Испуская рыданья с лицом орошенным слезами.

«Так-то увезши меня с берегов родимых, коварный,

Ты коварно, Тезей, меня бросил на взморье пустынном?

Так-то ты убежал и, богов всемогущих не помня,

135 Клятвопреступность своих обещаний домой ты уносишь?

Разве ничто не могло изменить решимости духа

Жестокосердой? Ужель не нашлось состраданья настолько,

Чтобы меня пожалеть захотел ты в безжалостном сердце?

А не такие бывало обеты давал ты мне льстивой

140 Речью, и мне ты внушал не на горе такое надежды,

А на веселую свадьбу, на милый союз Гименея;

Все это тщетно теперь развеют по воздуху ветры.

Клятвам мужским ни одна пусть женщина больше не верит

И ни одна не считает надежными речи мужчины;

145 Как только жадно чего душа их стремится достигнуть,

Клятв не боятся они, не щадят никаких обещаний;

Но лишь алчной души у них насытилась похоть,

То не помнят речей и, что ложно клялись, забывают.

Я без сомненья тебя, как вращался в пучине ты смерти,

150 Извлекла, и скорей бы решилась я брата[289] покинуть,

Чем в минуту опасности бросить тебя, вероломный;

Вот за все я зверям в растерзанье достанусь и птицам

В снедь, и над мертвою мною холма из земли не насыплют.

Львица какая тебя родила под пустынной скалою?

155 Море какое, зачав из волн опененных, извергло?

Смерть ли какой, или Сцилла напасть иль бездна Харибда,

Что ты платить такою ценою за жизнь дорогую?

Если не по сердцу было тебе сочетание браком,

Так как отца старика ты строгих наказов боялся,

160 Все же мог бы меня увезти к своему ты жилищу,

Где в веселом труде я была бы твоею служанкой,

Умывая прозрачной струей твои белые ноги,

И пурпурным покровом твою застилая постелю.

Но зачем понапрасну я жалуюсь ветрам бездумным,

165 Вся истомившись в беде, коль они безо всякого чувства

И не могут ни голосу внять, ни на вопли ответить?

Тот между тем на середину почти выбирается моря,

И никто у прибрежной травы не заметен из смертных.

Так-то в отчаянный час Судьба непомерно жестока,

170 Хочет, чтоб жалоб моих никакое не слышало ухо.

Ты всемогущий Юпитер, о пусть никогда бы от века

Кекропийский корабль до гноских брегов не касался[290]

И направляясь к быку свирепому с данью жестокой

В Крите не чалил у нас каната пловец вероломный,

175 И никогда б этот злой, скрывая под сладостным видом

Мыслей жестокость, у нас не бывал отдыхающим гостем!

Но куда обращусь? Чего мне надеяться, бедной?

Или к Идейским пойду я горам? Но бездной широкой[291]

Иль не отторгнула их свирепая влага морская?

180 Ждать ли защиты отца? От него не сама ль я бежала

Следом за юношей, убийством запятнанным брата?[292]

Уж не утешиться ли мне верной любовью супруга?

Не бежит ли он, весла свои выгибая в пучине?

На берегу между тем ни кровли, весь остров пустынен,

185 Нет и выхода, все окружили тут волны морские.

Для побега нет средств, никакой нет надежды! Все немо,

Все пустынно вокруг и все на смерть указует.

Но не прежде мои потухнут глаза при кончине

И не прежде сознанье оставит усталое тело,

190 Чем испрошу у богов предательству должную кару

И в последний мой час не вымолю правды у неба.

Вы, карающие деяния мужей вашей местью,

Эвмениды, у коих чело, змеями увито,

Возвещает вперед о гневе пылающем в сердце,

195 Поспешайте сюда вы, сюда, и плачь мой услышьте

Тот, что бедняжка, увы! я должна испускать поневоле,

Беззащитна, в пылу, ослепленная злобой безумной.

Так как по правде мой вопль со дна моей груди исходит,

То не дайте моим рыданьям пропасть понапрасну,

200 А так точно, как бросил меня Тезей одинокой,

Так же пусть точно, богини, себя и своих он погубит».

Как из печальной груди излила она эти моленья,

Боязливо прося наказанья жестоким поступкам,

То правитель небесный ей знаком кивнул безотменным,

205 И от кивка задрожала земля и угрюмое море,

И потряслися на небе блестящие искрами звезды.

Сам же Тезей между тем ослепленной душой, как в тумане,

Из забывчивой груди все потерял наставленья,

Что дотоле хранил постоянно он в памяти строго,

210 И не поднял отрадного знака, отца извещая

Грустного, что невредим он порт Эрехтейский завидел.[293]

Ибо когда, говорят, из стен целомудрой богини

Сына Эгей отпускал, его ветрам доверяя,

То он юношу обнял и дал приказанье такое:

«Сын мой единый, который мне жизни далеко милее,

Сын, которого я принужден отпустить в неизвестность,

Ты, возвращенный недавно к концу мне старости дряхлой,[294]

Так как доля моя и твоя горячая доблесть

Отнимают тебя у меня, хоть мой взор утомленный

220 Не успел еще вдоволь насытиться обликом сына,

То не с весельем тебя, не в радости сердца отправлю,

И не хочу, чтобы вез благосклонного счастья ты знаки;

Нет, сперва из души испущу я множество жалоб,

Безобразя землей и посыпанным прахом седины,

225 А затем подыму я темный парус на мачту,

Чтобы о плаче моем, о моей пылающей скорби

Возвещала мне ткань зачерненная ржею гиберской.[295]

Если ж дозволит тебе жилица святого Итона,[296]

Та, что и род наш и дом Эрехтея взяла под защиту,

230 Чтобы кровью быка свою ты обрызгал десницу,

То постарайся, чтобы в твоем незабывчивом сердце

Приказанье вот это жило и не стерлось с годами:

Только что наши холмы ты своими глазами увидишь,

Всюду пусть реи сейчас покровы печальные спустят,

235 И витые канаты белеющий парус подтянут,

Чтобы на первый я взгляд угадал отрадную новость,

Что возвращаешься ты сохраненный счастливой судьбою».

Этот наказ, что сперва у Тезея сохранен был в мыслях,

Так утерял он, как облака дыханием ветра

240 С горных, снегом покрытых вершин ускользают на воздух,

А отец-то, прилежно смотревшей с башни высокой,

Непрестанно слезами томя боязливые очи,

Как впервой увидал раздутого паруса ткани,

То с вершины скалы стремглав низринулся тотчас,

245 Думая, что Тезей погублен жестокой судьбою.

Так, вступивши под кров, унылый от смерти отцовской.

То же горе жестокий Тезей, что и Минонде,

Причинил он беспамятным сердцем, сам же и принял.

А она-то, вослед корабля с печалью взирая,

250 В уязвленной душе разнородной скорби вращала.

А с другой стороны цветущий Иакх уже мчался

С хороводом сатиров и Низой рожденных силенов[297]

Прямо к тебе, Ариадна, любовью к тебе воспылавши

………………………………………

Взапуски тут веселились они в опьянении яром

255 И бушевали эвой! эвой! головами качая,

Тирсами часть из них с увитым концом потрясала,

А другие швырялись кусками растерзанной телки,

Те из змей перевитых себе пояса надевали,

Те справляли заветные оргии в полых ковчегах,

260 Оргии те, что напрасно желали бы слышать профаны;

Эти в тимпан ударяли, высоко приподнявши руки,

Или из меди округлой трепещущий звон извлекали,

Многие ревом хрипливо звучащим рога надували,

И чужеземная дудка свистела ужасным напевом.[298]

265 Вот такими рисунками убранный полог роскошно,

Всю занимая постелю, своим прикрывал одеяньем.

После того, как насытила взор фессалийская юность

Этим, священным богам начала уступать она место.

Тут, как зефир, что дыханием утренним спящее море

270 Пробуждает и падая вкось вызывает в нем волны,[299]

Чуть лишь Аврора восстанет с порога подвижного солнца,

Тихо вначале они, дыханием кротким гонимы,

Движутся, легкие звуки их плеска с хихиканьем сходны,

После под крепнущим ветром вздымаются больше и больше,

275 И, пурпурным вдали отливая сияньем, катятся,

Так, покидая преддверие царских покоев все вместе,

Порознь каждый к себе проворной стопой расходились.

После ухода их первым из всех с вершин Пелиона

Прибыл Хирон, принося с собою лесные подарки.[300]

280 Ибо все, что родится в полях, что на высях есть горных

Фессалийского берега, все те цветы, что выводит

Западный ветр, плодотворно дыша над струями речными,

Он принес, повязавши их сам без разбору венками,

Так, что их запахом сладким пропитанный дом улыбнулся.

285 Следом предстал и Пеней,[301] покинув зеленые Темпы,

Темпы, которые все опоясаны лесом нависшим,

Предоставляя вполне хороводам наяд разнородным

Не пустым он пришел: принес он буков высоких

С корнями и со стволами прямыми и лавров истяжных

290 Не без платанов кивающих, да и сестер мягкоствольных

Фаэтона[302] сгоревшего и кипарисов воздушных;

Их он, смежая, кругом по широкому дому расставил,

Чтоб зеленело преддверье, одетое мягко листвою.

Следом за ним Прометей с измыслительным сердцем явился,

295 Древней казни следы еще сохраняющий слабо,

Что когда-то при членах, закованных в скифские цепи[303]

Он претерпел, вися на вершине обрывистой горной.

Тут родитель богов с детьми и священной супругой

Прибыл, тебя лишь, Феб, одного на небе оставив

300 И близнеца твоего,[304] на горах воссевшую Идра.

Ибо вместе с тобой и сестра не любила Пелея

И не хотела почтить она факелов брачных Фетиды.

Как на сиденьях они белоснежных члены согнули,

То им покрыли столы, наставивши блюд разнородных,

305 А между тем, сотрясая тела свои дряхлым движеньем,

Правду гласящие песни свои затеяли Парки.

Их дрожащее тело кругом обнимала одежда

Белая, красной каймой до щиколоток простираясь.

На голове белоснежной у них краснели повязки;

310 А привычные руки над вечной корпели работой.

Левая прялку держала, увитую мягкою шерстью,

Правая же то легко приподнявши персты отводила

Нить, что пряла, то пальцем большим крутя запускала

Веретено равновесное, словно кубарь закруживши.

315 Зубы равняли меж тем постоянно работу щипками,

И приставали к засохшим губам окуски от шерсти,

Что торчала сперва комками по сглаженной нитке:

Мягкую шерсть между тем белизной сверкающей волны

Сохраняли у ног корзины из прутьев лозовых.

320 Так прядя свою пряжу, они громозвучным напевом

Изливали такую в божественной песне судьбину,

В песне, какой уличить в неправде векам не придется.

«О умножающий честь красою подвигов многих

Эматийского царства оплот, славнейший по сыну,[305]

325 Слушай, какое тебе в день радости сестры откроют

Прорицание верное. Вы же, судьбу предваряя,

Мчитесь быстрей, выводящие нити, быстрей веретена.

Уже подходит к тебе со всем для мужей вожделенным

Геспер, и близится тож под звездою счастливой супруга,

330 Что наполнивши душу твою всепобедной любовью,

В сладком томительном сне с тобой сочетаться готова,

Крепкую шею твою огибая нежно руками.

Мчитесь быстрей выводящие нити, быстрей веретена.

Дом ни один не сближал любви такой же, как эта,

335 Не сочетала любовь подобным союзом влюбленных,

Как у Фетиды теперь и как у Пелея согласье.

Мчитесь быстрей, выводящие нити, быстрей, веретена.

Породится от вас Ахилл, не знающий страха,

Не с затылка врагам, а с мощной лишь груди знакомый.

340 И победителем часто на состязании в бег

Опередит на ходу он и лань, что как молния мчится.

Мчитесь быстрей, выводящие нити, быстрей, веретена.

Не один с ним герой никогда на войне не сравнится,

Как оросятся поля фригийские кровью тевкров.[306]

Как вослед долголетней осады троянские стены

Клятвопреступного Пелопса третий наследник разрушить.[307]

Мчитесь быстрей, выводящие нити, быстрей, веретена.

Про высокую доблесть его и славу деяний

Вспомнить не раз матерям придется над прахом сыновним,

350 Как начнут они волосы рвать с головы поседелой

И бессильной рукой пятнать увядшие груди.

Мчитесь быстрей, выводящие нити, быстрей, веретена.

Ибо как пред собой косец под пылающим солнцем

Колос густо растущий срезает по желтому полю,

355 Та к подкосит тела он троянцев враждебным железом.

Мчитесь быстрей, выводящие нити, быстрей, веретена.

Будут свидетелями той доблести волны Скамандра,[308]

Что широкой струей в Геллеспонт изливается быстрый,

Как стеснит он им путь, завалив их телами убитых

360 И примешанной кровью согреет глубокую реку.

Мчитесь быстрей, выводящие нити, быстрей, веретена.

Будет свидетельницей и добыча, врученная смерти,[309]

Как на возвышенной насыпи холм под костер наваленный

Белоснежные члены поверженной девы воспримет.

Ксанфом от вечных богов нареченный, от смертных Скамандром.

365 Мчитесь быстрей, выводящие нити, быстрей, веретена,

Ибо как только Судьба поможет усталым ахейцам,

Стены Нептуна прорвав, в Дарданский город проникнут,

То и могилу высокую кровь оросит Поликсены;

А она, словно жертва, убита двуострым железом

370 Ринет во прах, колена согнувши, безглавое тело.

Мчитесь быстрей, выводящие нити, быстрей, веретена.

Так сочетайте скорей любовью желанной вы души.

Пусть же примет супруг в счастливом союзе богиню,

Чтоб поступила невеста давно вожделенная к мужу.

375 Мчитесь быстрей, выводящие нити, быстрей, веретена.

Чтобы кормилица к ней подойдя при сиянье востока,

Шею уже не могла окружить ей вчерашнею ниткой,[310]

Также и мать, беспокоясь насчет упрямства невесты,

Не была, б без надежды на внуков от спавших отдельно.

380 Мчитесь быстрей, выводящие нити, быстрей, веретена.

Так предвещая великое некогда счастье Пелею,

Пели песни из груди своей божественной Парки.

Ибо некогда лично в дома честные героев

Нисходили и сами являлись в собрания смертных

385 Жители неба охотно, пока благочестье хранилось.

Часто родитель богов, во храме сияющем сидя,

Как во дни торжества появились годичные жертвы,

Видел сотню быков, поверженных тут же на землю,

Часто и Либер бродящий с вершины самой Парнаса.[311]

Вел тиад,[312] растрепавших волосы с криком восторгов,

А дельфийцы, стремясь из города друг перед другом,

С радостью у алтарей дымящихся бога встречали.

Часто Марс на войне посреди смертоносных сражений,

Или Тритона владычица или рамнунская дева[313]

395 Вооруженные строи людей, явясь, возбуждали.

Но с тех пор, как земля осквернилась ужасным злодейством

И правосудие все из алчного духа изгнали,

Братья руки свои запятнали кровию братней,

Перестал уже сын о смерти родителей плакать,

400 Начал родитель желать кончины юного сына,

Чтобы свободно владеть новобрачной мачехи цветом,[314]

Нечестивая мать соблазняет невинного сына,

Не страшась оскорбить родимых богов непотребством.

Все и зло и добро, помешавшись в безумстве преступном,

405 Отвратили от нас и мысли богов правосудных.

Вот почему не хотят почтить своим появленьем

Сборищ подобных они и при свете дневном показаться.