Столетняя война. Том I. Испытание битвой

Глава XIV. Эгийон и Креси 1346 г.

В начале февраля 1346 года Большой Совет всех светских и церковных магнатов Англии собрался в Вестминстере, чтобы обдумать предстоящую кампанию. Присутствовали также представители единственных оставшихся континентальных союзников Эдуарда III, фламандцев и бретонцев[817]. Но Эдуард III узнал пределы полезности своих союзников в 1340 году. В 1346 году было совершенно ясно, что предприятие должно осуществляться в первую очередь английскими войсками, а не субсидируемыми фламандцами, немцами или бретонцами, над которыми король мог осуществлять контроль лишь косвенно, а иногда и вовсе не мог. Это означало набор войск в английских провинциях в масштабах, доселе неслыханных для континентальной экспедиции. Это означало отправку всей армии, а не только скромного английского контингента, через Ла-Манш на реквизированных флотах, гораздо больших, чем те, которые понадобились Эдуарду III в 1338 и 1342 годах. Это означало снабжение армии и флота продовольствием и другими запасами со всей страны в течение нескольких недель, пока люди ожидали посадки на корабли на южном побережье Англии или маршировали по территории Франции, которую ее жители выжгли или опустошили от всех пригодных для использования запасов.

Из двухлетней субсидии, утвержденной Парламентом в 1344 году, сборы первого года были потрачены, а сборы второго года все еще поступали. Эдуарду III, как и Филиппу VI, пришлось прибегнуть к большим займам у своих подданных. В 1346 году произошел окончательный крах банка Барди во Флоренции, что стало страшным предупреждением для любого иностранного финансиста, который мог решиться ссудить деньги английскому правительству без гарантий. Король начал с церкви. В феврале 1346 года девяносто богатых церковников были обязаны предоставить принудительные займы на сумму около 15.000 фунтов стерлингов. Города также были обложены ссудами в процессе торга в каждом конкретном случае. В отношении других лиц Эдуард III действовал более жестоко. Иностранные священнослужители, получавшие бенефиции в Англии, почти никто из них там не проживавшие, были непопулярной и уязвимой группой, как в Англии, так и во Франции. Их представители были вызваны в Совет в начале марта, и им было предложено внести годовой доход на военные нужды Англии. Когда они отказались, Эдуард III сказал им, что все равно заберет их доходы. Выручка была передана за взносы наличными синдикату финансистов, контролируемому Джоном Уэзенхемом, оптовым бакалейщиком из Линна, который также некоторое время был откупщиком таможни. Люди его типа были непопулярны, но они пользовались растущим влиянием и властью в королевстве Эдуарда III по мере расширения амбиций и потребностей короля. В мае другой синдикат таких же дельцов, возглавляемый двумя лондонскими купцами, Уолтером Киритоном и Томасом Суонлендом, начал ссужать деньги правительству в еще больших масштабах, чем Уэзенхем, в обмен на обещание, что осенью им будет позволено взять таможню в свои руки. Они собирали необходимые средства у предпринимателей в Лондоне, Йорке и других городах, расширяя сеть финансовых сделок, достигавших английских провинций и увеличивая, подобно усилиям поставщиков, сборщиков налогов и рекрутов, число людей, привлеченных для поддержки кампаний Эдуарда III[818].

Деньги были лишь частью проблемы Эдуарда III, и даже не самой большой частью. На самом деле ему было дешевле воевать со своими собственными подданными, чем платить герцогу Брабанта и ему подобным за то, чтобы они воевали со своими, при условии, что удастся преодолеть грозные административные трудности. Английский король, по-видимому, предполагал, что силы вторжения составят от 15.000 до 20.000 человек. Это не только в четыре или пять раз превышало число тех, кто переправился в Нидерланды в 1338 году. Это было больше, чем Эдуард III набирал ранее даже для войны против шотландцев. Чтобы собрать такие силы, он приступил к спорному эксперименту по введению обязательной военной службы, который готовился уже некоторое время. В течение предыдущего года правительство провело перепись светских землевладельцев. Они были классифицированы по доходам от 5 фунтов стерлингов в год и выше. Человек с доходом в 5 фунтов должен был служить в качестве конного лучника, человек с доходом в 10 фунтов — в качестве хобелара, человек с доходом в 25 фунтов — в качестве латника, человек с доходом в 1.000 фунтов — в качестве командира сорока латников и так далее. Предполагаемой целью этих мероприятий было обновление древней и обветшавшей системы набора войск для защиты королевства от вторжения. Но в феврале 1346 года правительство пошло дальше, как, возможно, оно всегда и планировало. Оно потребовало службы в соответствии с оценкой не только для обороны королевства от вторжения, но и в армии воюющей за границей. Те, кто не хотел или по возрасту или немощи не мог отправиться за границу, должны были найти себе замену или заплатить штраф вместо службы. Это был радикальный разрыв с прежней практикой. До сих пор принуждение имело лишь ограниченное место в комплектовании армий Эдуарда III, а среди военнообязанных — вообще никакого, что стало одной из причин, по которой оппозиция войне была сдержанной и краткой[819].

Принудительная закупка запасов зимой 1345–46 гг. стала самой крупной акцией такого рода, которую проводило английское правительство. Около тысячи новых луков и десятки тысяч снопов стрел были реквизированы агентами шерифов и собраны на центральных складах в лондонском Тауэре, Гринвиче и других местах. Колчаны, гвозди, веревки и цепи, погрузочные пандусы и загоны для лошадей требовались в большом количестве. Однако основным видом деятельности был сбор продовольствия: мяса, птицы, зерна, овощей и кормов для лошадей. Отчеты, сохранившиеся лишь частично, позволяют судить о его масштабах. Только в Йоркшире десять чиновников занимались оценкой, покупкой и сбором провизии, выдавая в качестве оплаты долговые обязательства или иногда наличные деньги. Имелось семь пунктов сбора, где товары сгружались с телег, упаковывались в бочки и грузились на баржи для перевозки по реке в Халл. За пределами Халла две мельницы непрерывно перемалывали зерно в муку. Были наняты складские помещения. Клерки составляли описи и квитанции. Стивидоры[820] трудились, заполняя каботажные суда, нанятые адмиралом севера. Халл обрабатывал продукцию всего четырех графств: Йоркшира, Дербишира, Ноттингемшира и Линкольншира. Подобные операции происходили почти во всех остальных графствах центральной и южной Англии. Из Бостона, Линна, Малдона, Лондона, Сэндвича и Бристоля небольшие суда переправляли грузы по побережью в порт посадки армии в Портсмуте. Вся операция была завершена с поразительной скоростью и успехом. Действительно, продовольствия было доставлено больше, чем армия могла съесть до того, как оно прокиснет или сгниет. Часть продовольствия пришлось вернуть из Франции и продать как излишки в конце года[821].

Несмотря на бремя, которое пришлось нести англичанам, сопротивление было приглушенным. Велась активная пропаганда. С января 1346 года англичан предупреждали в прокламациях и официально вдохновленных проповедях о решимости французского короля отвергнуть любое предложение, которое может быть ему сделано, о его подстрекательстве шотландцев и об агрессивных замыслах против языка и жизни английской нации. Новость о военно-морских планах Филиппа VI была передана по всему королевству, как только она была получена[822]. Было ли это принято населением за чистую монету, сказать трудно. Вероятно, большинство людей так и поступило, и, без сомнения, это смягчило воздействие новых тягот и лишений, убедив англичан смотреть на войну как на часть обычных условий жизни, чего большинство французов все еще не могли заставить себя сделать даже в 1346 году. Достаточные урожаи в середине 1340-х годов облегчили задачу правительства. Парламент, который был естественным центром сопротивления, собрался в 1346 году только в сентябре. К тому времени победа в некоторой степени обезоружила критиков. Маловероятно, что Эдуарду III сошло бы с рук многое, если бы военная ситуация не изменилась в его пользу.

Ни цель по набору войск, ни амбициозный график короля не были достигнуты. Корабли, реквизированные в предыдущем году, должны были быть в Портсмуте к середине февраля 1346 года. Но лишь немногие из них прибыли туда. Сильные штормы обрушились на южное побережье Англии. Суда, находившиеся в пути, были рассеяны. Другие были задержались в своих портах. Но даже если бы все они прибыли, их все равно не хватило бы. Чтобы перевезти за один переход увеличенную армию, потребовалось бы не менее 1.500 судов, что, вероятно, было больше, чем мог предоставить весь английский торговый флот. В марте был проведен новый раунд реквизиций. Пришлось отказаться от традиционного ограничения реквизиции на суда грузоподъемностью менее 30 или 40 тонн. Реквизиторам сказали, что подойдет любое судно лучше рыбацкой лодки, даже если оно сможет перевозить всего 10 тонн. Дата отплытия была перенесена с 1 марта на 1 мая 1346 года, а затем на 15 мая[823].

Армия, которая должна была заполнить эти корабли, собиралась еще дольше. Некоторые солдаты, особенно валлийские лучники и копейщики, которых набирали в большем количестве, чем когда-либо, отказывались покидать свои дома, пока им не выплатят аванс. Значительное число тех, кто был набран в соответствии с новой переписью доходов землевладельцев, оказались немощными, непригодными или недостаточно снаряженными. Их пришлось отправить домой, чтобы найти им замену[824]. В марте и апреле программа рекрутирования была серьезно нарушена новыми угрозами безопасности Англии со стороны шотландцев и французского флота. Ни одна из этих угроз, похоже, не была принята во внимание при разработке планов. В случае с шотландцами на довольно ранней стадии было решено пойти на риск. Графства к северу от реки Хамбер были оставлены защищаться обычным способом, используя собственные людские ресурсы и лишь ограниченную финансовую помощь из королевской казны. Пограничные лорды, Люси, Невилл, Перси, Сегрейв, Моубрей и другие, согласились увеличить свои военные дружины. Были разработаны планы по скорейшему повышению сборов с графств. 27 марта 1346 года духовенство и дворянство севера собрались в Йорке, чтобы послушать, как представители короля излагают свои планы и обещают небольшой вклад в их осуществление — половину доходов от парламентской субсидии в северных графствах. Даже эту сумму пришлось изыскивать из бюджета, уже выделенного на операции в других местах. Угроза побережью южной Англии, хотя она и была сильно преувеличена, воспринималась очень серьезно. На вершинах холмов снова появились маяки. В каждом прибрежном районе были назначены коменданты. Все, кто жил в радиусе 15 миль от побережья, были отданы в их распоряжение, вместо того чтобы быть рекрутированными для экспедиции во Францию. Только эти меры должны были лишить Эдуарда III нескольких тысяч человек. По той или иной причине он собрал только около половины армии, которая, по его мнению, была необходима, и только столько кораблей, чтобы перевезти даже тех, кто опоздал к сбору, через Ла-Манш[825].

Король приложил немало усилий, чтобы скрыть свои планы от французов. Осенью 1345 года в Англии был произведен общий арест французских торговцев. За портами следили. Ньюгейтская тюрьма снова была переполнена иностранцами, которые по той или иной причине вызывали подозрения. Но об эффективном сокрытии не могло быть и речи. Масштабы приготовлений короля не позволяли их скрыть, а его график подготовки был известен по всей Англии, где в каждом графстве поставщики и вербовщики старались его придерживаться. Более того, планы Эдуарда III в какой-то степени пришлось разделить с фламандцами, роль которых заключалась в проведении отвлекающих атак с севера. Во Фландрии было полно французских шпионов. Некоторые из них проникали в Англию, выдавая себя за фламандцев и собирая ценные сведения в Лондоне. В середине февраля 1346 года французское правительство получило красочный отчет о заседаниях Большого Совета Эдуарда III в Вестминстере 3 февраля и о состоянии приготовлений в Портсмуте[826].

Что французы не узнали до самого последнего момента, так это место назначения великой экспедиции Эдуарда III. Сам Эдуард III не раз менял свое решение, и если он говорил об этом своим друзьям и лейтенантам, то делал это осторожно. Король не только не объявлял о своих планах (как он обычно делал в предыдущие годы), но и, судя по молчанию административных записей, до последнего момента ничего не говорил тем, кто должен был их исполнять. Вероятно, первоначально он намеревался высадиться в Бретани. Но от этой идеи, видимо, пришлось отказаться на ранней стадии. Эдуард III терял интерес к Бретани, отчасти потому, что политические возможности там были исчерпаны, отчасти потому, что графу Нортгемптону не удалось захватить ни одного значимого места на северном побережье в течение зимы. В январе 1346 года граф был отозван в Англию, чтобы заняться более важными делами. В течение некоторого времени король, по-видимому, рассматривал все возможные варианты, прежде чем в апреле или мае 1346 года решил, что будет действовать в Гаскони. Это решение, вероятно, было принято в условиях кратковременной тревоги в Бордо и Вестминстере, которая последовала за прибытием войск герцога Нормандского в долину Гаронны. У Эдуарда III были обязательства перед графом Ланкастером. Он обещал, что если граф будет "атакован настолько большой армией, что не сможет выдержать без помощи короля, то король спасет его тем или иным способом, если сможет"[827].

Французское правительство, похоже, предполагало, что Эдуард III высадится где-то в Бретани или Гаскони, где у него уже были надежные базы, хотя было ли это твердой уверенностью или догадкой, сказать трудно. Такая оценка положения отразилась в диспозиции французских войск. Французы оставили большую часть собранных людей и всех своих самых опытных командиров на южном фронте. Оборону Бретани они возложили на Карла Блуа. Но ему было позволено набирать большое количество войск среди французской знати; он также тратил большие суммы денег, большая часть которых, вероятно, поступала из королевской казны, нанимая наемников за пределами Франции. В мае Филипп VI пошел дальше и отправил Карлу несколько мощных пехотных контингентов из сенешальств Безье и Каркассона, которые были выведены из армии герцога Нормандского[828].

К востоку от Бретонского полуострова единственными доступными войсками были береговая охрана, растянутая от Мон-Сен-Мишель до Кале, и гарнизонные войска в крупных городах на побережье и вдоль фламандской границы. Они были усилены большим количеством генуэзских арбалетчиков, которые начали прибывать в апреле и мае. Были предприняты слабые попытки укрепить побережье. Входы в главные гавани были заграждены деревянными сваями. Но французы вряд ли смогли бы построить свой Атлантический вал[829]. Если бы англичане попытались высадиться на северо-востоке Франции, то остановить их должен был французский военный флот.

Филипп VI имел совершенно преувеличенное представление о том, чего могут добиться вооруженные корабли против морского вторжения. Возможно, из своих успехов против южного побережья Англии в конце 1330-х годов он мог бы узнать, что очень ограниченные методы разведки и навигации, доступные его морякам, делали практически невозможным перехват вражеского флота в море. Необходимо было блокировать его в портах отправления или иметь точную информацию о месте назначения. Тем не менее, попытка была предпринята. В конце марта 1346 года была начата перепись торгового флота в портах Французского канала. Большие корабли были реквизированы и оснащены деревянными надстройками. Только в Нижней Нормандии было подготовлено не менее семидесяти восьми кораблей. В Верхней Нормандии и Пикардии, которые были более важными центрами судоходства, их должно было быть больше. Но итоге они так и не были использованы. Причина заключалась в том, что по французскому плану обороны они должны были служить вспомогательными силами галерам Гримальди, с генуэзскими офицерами и арбалетчиками на борту. Но галерный флот 1346 года, как и 1338 года, прибыл слишком поздно. Эти низкобортные суда не могли пересечь Бискайский залив до мая, а в Булонь, согласно контракту, они должны были прибыть только 20 мая. В итоге Гримальди покинул Ниццу только 6 мая, а другие капитаны галер — еще позже. После этого их постигли все возможные задержки. Сначала они остановились, чтобы пограбить торговые суда у Майорки, затем их разбросали атлантические штормы и они укрылись в устье реки Тежу. В первую неделю июля они все еще находились там[830].

В течение нескольких недель, когда французы ожидали вторжения, на обоих основных фронтах, где действовали их войска, начались серьезные проблемы.

В Бретани череда поражений способствовала распространению мифа о непобедимости англичан. На полуострове Трегье произошло несколько инцидентов, которые были делом рук Ричарда Тотшема и его гарнизона в Ла-Рош-Деррьен. Они совершили ночной набег и разграбили город Ланьон, захватив ценные запасы и пленных. Это событие прославилось героическим подвигом одного французского рыцаря, Жоффруа де Понт-Блана, который проснувшись и обнаружив, что враг уже вошел в ворота, заблокировал узкую улицу, отбиваясь от него мечом и копьем, а затем голыми руками, пока его не ранили стрелой, повалили и не забили до смерти на земле. Один из лейтенантов Карла Блуа попытался перехватить людей Тотшема, когда они возвращались в Ла-Рош-Деррьен. Но его отряд, хотя он был намного больше, чем у Тотшема, попал в засаду в болотистой местности к югу от города и был отбит с большими потерями[831].

Вскоре после этих боев Карл Блуа начал свое главное летнее наступление. Согласно английским источникам (которые, возможно, преувеличивали его силы), под командованием Карла теперь находилась значительная армия. В нее входили его вассалы из числа знати северной и восточной Бретани со своими приближенными, большое количество наемников из имперских земель Фризии, Бургундии и Савойи, а также генуэзские арбалетчики Антонио Дориа и пехота, недавно прибывшая из Лангедока. С частью этих сил он приступил к осаде трех главных английских гарнизонов — Бреста, Лесневена и Ла-Рош-Деррьен. Затем, собрав вокруг себя основную часть своей армии, он провел зачистку северного побережья. Английские гарнизоны в Бретани уже некоторое время не получали значительных подкреплений, и их общая численность, вероятно, составляла не более нескольких сотен человек. Имелись тревожные признаки того, что некоторые из их бретонских союзников сменили политическую ориентацию и готовились покинуть их, став независимыми капитанами или продав свою верность и свои крепости Карлу Блуа. Это была самая серьезная угроза английскому положению в герцогстве с 1342 года.

Всему этому пришел резкий и неожиданный конец. Английский заместитель лейтенанта в Бретани, сэр Томас Дагворт, решил оставить осажденные города на защиту их капитанов, а сам быстро объехал другие английские крепости на полуострове и позаботился об их безопасности. С ним был только сильный эскорт: восемьдесят латников и сто лучников. 9 июня 1346 года, вскоре после рассвета, он неожиданно столкнулся с Карлом Блуа и его армией на севере Финистера, недалеко от Сен-Поль-де-Леона. Люди Дагворта оказались в ловушке и были вынуждены сражаться с превосходящими силами. Они окопались на вершине холма и, хотя были окружены с трех сторон, отбивались от нападавших до самой ночи. Французы атаковали их в пешем строю, используя латников, арбалетчиков и некоторого количества пехоты из Лангедока — дань влиянию английской тактики боя, которой Карл Блуа научился подражать задолго до любого другого французского полководца. Последняя и самая сильная атака на английские линии, которую возглавил сам Карл, произошла ранним вечером и не увенчалась успехом. Он был вынужден отойти с наступлением темноты, оставив многих своих людей мертвыми или ранеными на склоне холма. Пикардийский рыцарь Гийом Валлиец де ла Эз, возглавивший первую атаку, как говорят, обещал привести Дагворта связанным во французский лагерь, но сам был повержен и взят в плен. После битвы перепись показала, что все английские латники остались в живых. Но почти каждый из них был ранен, некоторые — тяжело. "Я представляю вам свои войска, — писал Дагворт в своем отчете королю, — лучших людей вы не найдете во всем вашем королевстве"[832].

Под Эгийоном не было никакого прогресса. Несмотря на свою численность, обширные полевые укрепления и речные преграды, люди герцога Нормандского не смогли даже оцепить город. Небольшие группы англичан и гасконцев проникали тайком в город, привозя с собой припасы. Один бесстрашный гасконец совершил несколько таких рейдов. В июле отряд армии графа Ланкастера пробился через французские линии с продовольствием для гарнизона. Очевидно, существовало беспокойство по поводу способности гарнизона продержаться, иначе подобные отчаянные меры не были бы предприняты. Но положение осажденных, как оказалось, было гораздо лучше, чем у осаждавших. Герцогу Нормандскому приходилось кормить людей по меньшей мере в десять раз больше гарнизона и горожан Эгийона вместе взятых, а если учесть еще и лагерную прислугу, то, вероятно, и еще больше. Как обнаружил епископ Бове в 1339 году, когда пытался взять Бордо, большая осаждающая армия остающаяся на одном на месте, не может жить за счет окружающей местности продолжительное время. Территория вокруг французской армии, из которой нужно было черпать припасы, постоянно расширялась по мере того, как исчерпывались те запасы, которые можно было иметь под рукой. На севере и западе снабжение продовольствием было затруднено плотным кольцом английских замков в южном Перигоре и нижней части долины Гаронны. Французские поставщики продовольствия реквизировали стада скота на холмах Обрак в южной Оверни, примерно в 200 милях в востоку, и в пиренейских предгорьях Беарна, одного из самых скудных регионов Франции. По словам недовольных жителей, все сенешальство Тулузы было лишено зерна, вина и продуктов питания ради нужд армии. Несмотря на это, осаждающие начали страдать от голода и от другого большого бича средневековых военных лагерей — дизентерии. Граф Ланкастер двинулся со своей армией из Бордо в Ла-Реоль, тревожа линии коммуникаций противника, убивая фуражиров и гонцов, захватывая повозки и нападая на отдельные отряды французских солдат.

Осаждающие перенесли основное направление атаки с южной стороны города на более старую и низкую северную стену у реки Ло. Был разработан план штурма северной цитадели с трех специально построенных деревянных башен, установленных на баржах. Он оказался неудачным. В день, назначенный для штурма, в одну из башен попал камень из требюше, когда ее переправляли через реку. Башня опрокинулась, утопив всех кто в ней находился. Остальные плавучие башни были отведены[833].

Эдуард III находился в Порчестере с 1 июня 1346 года. Теперь он мог смотреть из старой крепости XII века на гавань Портсмута, где собирался его флот, с опозданием более чем на месяц. Армия стояла лагерем вокруг гавани и вдоль дорог на Уинчестер и Лондон. К концу месяца в гавани, по самым достоверным оценкам, находилось около 750 судов, начиная от прибрежных барок и заканчивая кораблями грузоподъемностью в 200 тонн. Суммарная грузоподъемность этих кораблей позволяет предположить, что армия насчитывала от 7.000 до 10.000 человек. Судя по приказам короля своим офицерам-вербовщикам, лучники составляли более половины из них. Были специалисты и обозники: рудокопы из Леса Дин для работы саперами, каменщики, кузнецы и возчики, инженеры, плотники и изготовители палаток, хирурги, несколько десятков чиновников, клерки и домашняя прислуга. Все получили плату по сегодняшний день и еще за две недели вперед. Корабли были снабжены продовольствием на две недели, то есть на время перехода в Гасконь[834].

Но им не суждено было отправиться в Гасконь. Король передумал и решил вместо этого высадиться на севере Франции. В то время было принято считать, что это решение было принято в последний момент, когда армия уже была посажена на суда и собиралась выходить в море. Но есть вероятность, что на самом деле оно было принято раньше, на секретном совещании ближайших военных советников короля около 20 июня. Новый план Эдуарда III заключался во вторжении на полуостров Котантен в южной Нормандии. Жан Лебель и вслед за ним Фруассар приписывали это решение влиянию Жоффруа д'Аркура, который, несомненно, был с королем в Порчестере.

Эти слова, если Жоффруа вообще их произнес, вряд ли могли стать откровением для английского короля. Вторжение в Нормандию обсуждалось как одна из нескольких возможностей с самого начала войны. Это было предпочтительное место высадки Эдуарда III во Франции в 1337 году, прежде чем союзники привлекли его к плану вторжения по долине Шельды из Брабанта. Король предпринимал эпизодические попытки поднять смуту в Нормандии задолго до встречи с Жоффруа д'Аркуром. Основными причинами выбора Котантена в 1346 году, вероятно, было то, что он находился ближе всего к Портсмуту и что ветры дули с запада. Эдуард III наверняка помнил о долгих задержках из-за погоды в 1342 году, когда он решил вторгнуться в Бретань, и еще более долгих задержках, которые задержали графа Ланкастера в 1345 году. Но Жоффруа вполне мог иметь отношение к новому плану, даже если он его не разрабатывал. Действительно, регион был практически не защищен, о чем он, скорее всего, знал. Это была его родная страна, и он говорил от имени некоторых значительных местных баронов. Но Жоффруа, несомненно, преувеличил их численность[835].

Для того чтобы усилить эффект от вторжения и разделить силы французов, было предложено устроить шумную диверсию на северной границе Франции. Хью Гастингс, предприимчивый и амбициозный рыцарь из Норфолка, недавно вернувшийся из Гаскони, 20 июня 1346 года, был назначен лейтенантом Эдуарда III и командующим во Фландрии. В помощники ему были назначены Джон Монтгомери и Джон Молейнс, хорошо знакомые с делами во Фландрии, и хитрый авантюрист Джон Малтраверс, который считался одним из виновников убийства Эдуарда II и в течение нескольких лет неофициально представлял интересы Эдуарда III в Генте. Этим людям предоставили восемнадцать судов, 250 лучников и горстку латников и велели немедленно отправляться в Нидерланды. Представители трех великих фламандских городов совещались сначала в Брюгге, затем в Генте. 24 июня, когда Гастингс был в самом разгаре своих приготовлений, они согласились оказать английскому королю всю необходимую помощь[836].

Эдуард III не скрывал цели похода Хью Гастингса, но его собственные планы все еще были окутаны тайной. Его Канцелярия была проинформирована лишь о том, что король отправится туда, куда приведет его Божья милость и каприз ветров. Капитанам его кораблей были выданы запечатанные приказы, которые должны были быть вскрыты только в том случае, если флот будет рассеян ветрами. До тех пор они должны были следовать за адмиралами. В начале июля 1346 года были даны указания закрыть лондонский порт, который, как считалось, был полон французских шпионов, а также Дувр, Уинчелси и Сэндвич. Никому, независимо от ранга или статуса, не разрешалось покидать страну до истечения недели после отплытия флота, за исключением Хью Гастингса, но и он должен был подвергнуть своих людей обыску на случай, если они будут иметь при себе подозрительные бумаги[837].

Сколько и какая информация дошла до французского правительства, неизвестно. Но оно определенно что-то узнало в последние десять дней июня 1346 года, поскольку примерно в это время возникла внезапная паника по поводу безопасности севера страны. К концу месяца коннетабль был отозван из Эгийона с частью армии герцога Нормандии. Его поставили командовать Арфлёром в устье Сены. Граф Фландрский был послан ему в подкрепление. Маршалы, по-видимому, были отозваны с юга в то же время. В гарнизоны Лере, Этрета и Шеф-де-Ко были доставлены артиллерия и снаряжение. Все это позволяет предположить, что французы ожидали вторжения в северной Нормандии. Но они приняли меры предосторожности по всему побережью. Все местные мужчины пригодного для военной службы возраста были призваны к оружию. Примерно в то же время был разослан призыв о наборе новой армии для обороны севера[838].

В этом затруднительном положении Филипп VI обратился к Шотландии. "В Шотландии, — говорил английский канцлер Парламенту за два года до этого, — совершенно открыто говорят, что они нарушат перемирие, как только этого пожелает наш противник [Франция], и пойдут на Англию, нанося ей весь ущерб, на который они способны". Шотландцы не нарушили перемирия. Но они начали массово выступать к границе, как только узнали, что Эдуард III его нарушил. Англичане считали, что они намеренно действуют в согласии с французским правительством, и, вероятно, они были правы. Борьба с англичанами была одним из немногих объединяющих факторов в политике Шотландии. Для Давида II это был источник грабежа для пополнения своей обедневшей казны, возможность блеснуть перед друзьями и соперниками старше и опытнее себя, а также давний договорной долг перед Францией. Тем не менее, набеги шотландцев, какой бы ущерб они ни наносили трем северным графствам, до сих пор не привели к существенному отвлечению ресурсов от континентальных планов Эдуарда III. Вторжение Давида II на север в октябре 1345 года продолжалось всего шесть дней, прежде чем его люди исчерпали более или менее доступные источники добычи и вернулись домой[839]. Почти наверняка Филипп VI настаивал на более продолжительной кампании шотландцев на севере Англии. В июне 1346 года мольбы французского короля приобрели нотки отчаяния, когда английские войска собрались вокруг Портсмута и стали проскальзывать намеки на их цель: "Я прошу вас, я умоляю вас со всей силой, на которую способен, вспомнить о кровных и дружеских узах между нами. Сделайте для меня то, что я охотно сделал бы для вас в такой кризисной ситуации, и сделайте это так быстро и тщательно, как с Божьей помощью вы сможете"[840].

Как и в аналогичные моменты в 1340 и 1342 годах, Филипп VI беспокоился о реальных или воображаемых предательствах. Главным событием этих месяцев стало дело богатого жителя Компьеня Симона Пуйе, осужденного по доносу родственника за то, что он заявил за обеденным столом, что "лучше быть хорошо управляемым англичанином, чем плохо французом". Пуйе был расчленен топором для разделки мяса на парижском рынке Ле-Аль. Это событие ознаменовало новую степень жестокости в официальном обращении с предателями, даже если они оскорбляли короля только на словах и в частном порядке. "О такой позорной смерти, — писал по этому поводу один преданный француз, — вся Франция могла бы сказать, как сказал наш Господь: теперь начинается время наших страданий"[841].

Эдуард III сел на свой собственный корабль и отплыл из Портсмута 28 июня 1346 года. В течение нескольких дней ветер препятствовал любому движению его флота. Он пробирался на запад вдоль побережья острова Уайт, пока не достиг Ярмута. Здесь пришлось остановиться и ждать, пока другие корабли пройдут галсами по каналу и догонят его. Затем, когда все они подошли, ветер переменился. Вся масса судов вернулась назад по Соленту и снова собралась между Портсмутом и Форлендом. Две недели были потеряны. Только 11 июля 1346 года они отплыли на юг в Нормандию при идеальных условиях ветра и прилива. А генуэзский флот все еще находился в нескольких днях пути к югу от Ла-Рошели. Торговые суда, которые французское правительство вооружило, стояли у берегов в своих гаванях. Перед рассветом 12 июля 1346 года английский флот бросил якорь у большого открытого пляжа к югу от Сен-Ва-ла-Уг (рядом с Юта-Бич[842] в 1944 году)[843].

Если бы на пляжах было организовано серьезное сопротивление, высадка, вероятно, была бы невозможна. Но его не было. Основные французские силы в Нормандии находились к северу от Сены. Главными представителями короля в южной Нормандии были маршал Роберт Бертран, который был капитаном морской границы, и различные чиновники из бальяжей Котантен и Кан[844]. В их распоряжении были лишь очень ограниченные силы. Отряд генуэзских арбалетчиков, стоявший в Ла-Уг с конца апреля, дезертировал из-за невыплаты жалованья всего три дня назад. Бертран призвал всех местных мужчин призывного возраста, собраться с оружием и снаряжением на смотр, район за районом. По стечению обстоятельств смотр ополчения района Ла-Уг должен был состояться в тот самый день, когда прибыли англичане. Местные жители скрылись в лесах и болотах, как только увидели английский флот, растянувшийся по заливу. По мере распространения новостей города, деревни и поместья были покинуты на 20 миль вокруг. Сам Ла-Уг был совершенно безлюден. Одиннадцать кораблей, включая восемь, которые были вооружены для его обороны, лежали на берегу без присмотра. Англичане сожгли их. Роберт Бертран весь день метался за городом, пытаясь набрать людей для сопротивления. Утром ему удалось собрать около 300 человек, и он предпринял быструю атаку на пляж. Но к этому времени у англичан на берегу было уже несколько тысяч человек, включая моряков, и атака людей Бертрана была отбита. Большинство из них вскоре после этого дезертировали.

Примерно в середине дня Эдуард III высадился на берег со своими сопровождающими и поднялся на холм у берега. Там он посвятил в рыцари многих молодых дворян из своей армии. Среди них были его шестнадцатилетний сын, принц Уэльский; Уильям Монтегю, граф Солсбери, сын человека, который спланировал государственный переворот 1330 года; и Роджер Мортимер, внук главной жертвы этого переворота. Жоффруа д'Аркур принес королю оммаж за свои владения в Нормандии. Роберт Бертран, его давний соперник, отступил на юг в сторону Карантана с горсткой людей, около тридцати, которые остались на его стороне.

В первый день вторжения Эдуард III издал прокламацию "из сострадания к несчастной судьбе… его народа во Франции", в которой повелел никому не приставать к старикам, женщинам и детям, не грабить церкви и святыни, не сжигать здания под страхом смерти или увечья. Предлагалась награда в сорок шиллингов тому, кто укажет на людей, игнорирующих эти приказы, и доставит их к офицерам короля. Это была с самого начала чисто формальная мера. Коннетабль и маршал армии отвечали за дисциплину, они имели помощников и полевые трибуналы для борьбы с мародерами, дебоширами и не подчиняющимися[845]. Но без четкой субординации им было совершенно невозможно контролировать огромную массу людей вокруг себя. С холма, возвышавшегося над Ла-Уг, король мог воочию наблюдать, как зарево пожаров распространялись по стране, медленно складываясь в сияющее красное кольцо у горизонта и освещая лица людей по ночам. 13 июля был сожжен и сам Ла-Уг. Король был вынужден покинуть свои покои и переехать на постоялый двор в соседней деревне Морсалин. 14 июля первые английские рейдовые отряды достигли Барфлера, главной гавани района, откуда три века назад отправился флот Вильгельма Завоевателя. Они нашли там всего несколько человек, которых они пленили для выкупа, и больше вооруженных кораблей, брошенных на берегу, которые они сожгли. Толпы моряков, следовавшие за ними по пятам, разграбили все так тщательно, что, по слухам, корабельные мальчишки не обращали внимания на меховые шубы. Затем они превратили весь город в пепел. В окружающей местности было лишь изолированное и нескоординированное сопротивление. Граф Уорик и его люди попали в засаду при захвате трактира, организованную группой местных жителей, которые прятались в лесу неподалеку. Время от времени некоторые жители деревни выходили из укрытий, чтобы оказать сопротивление грабителям. Большинство из них было убито. В течение двух дней все, кто был способен носить оружие, ушли в ближайшие города, обнесенные стенами. Беженцы заполнили дороги на юг.

Пять дней ушло на отдых армии, высадку лошадей и выгрузку огромного количества запасов с кораблей. 17 июля советники короля разработал план кампании. Они намеревались идти к Руану, а затем вторгнуться в Иль-де-Франс по долине Сены. Были сформированы три отряда. Принц Уэльский взял на себя командование авангардом, а графы Нортгемптон и Уорик стали его советниками. Командование тылом было отдано епископу Даремскому, великолепному и скорее мирянину Томасу Хэтфилду ("Я должен утверждать ослов, если король их назначит", — якобы сказал Климент VI при его назначении). Эдуард III сам принял командование центром. 200 кораблей флота, предположительно самых крупных, были выбраны для сопровождения армии вдоль побережья. Остальные были отправлены обратно в Англию.

Флот начал с плавания на север вокруг мыса Барфлер, проходя от деревни к деревне, высаживая десанты и уничтожая все в радиусе 5 миль от побережья. В Шербуре гарнизон цитадели выстоял, единственный на Котантене, который остался на своем посту. Но город был разрушен. Аббатство Нотр-Дам-дю-О, основанное дочерью Генриха I Матильдой, было сожжено англичанами в третий раз за полвека[846].

18 июля 1346 года армия снялась с лагеря и двинулась к Валони, рыночному городу, расположенному в 10 милях вглубь страны на продуваемом ветром пространстве прибрежных болот. Валонь был не укрепленным городом, его стены были разрушены, замок не имел гарнизона, а ворота были открыты. Население вышло встретить короля на дорогу. Они не просили ничего, кроме сохранения своей жизни. Эдуард III вновь огласил свой указ о защите жизни и имущества нормандцев и овладел городом, разместившись в поместье герцога Нормандского. Но армия получила все, что захотела, и на следующее утро, когда она маршировала на юг по Руанской дороге, город остался в огне,

У Филиппа VI не было армии, чтобы бросить вызов англичанам в битве, а только разрозненные береговые отряды и гарнизоны. Войска герцога Нормандского все еще находились на юге, цепляясь за уменьшающиеся шансы захватить Эгийон. Июньские военные призывы правительства не могли привести к созданию сколько-нибудь значительной армии до начала августа. Великий кошмар, который оправдывал преждевременное завершение всех кампаний в Гаскони с 1337 года, наконец-то свершился. Во второй половине июля все усилия французов были направлены на задержку продвижения захватчиков, пока собиралась достаточно сильная армия, чтобы противостоять им. План состоял в том, чтобы остановить англичан в Кане, который был самым большим городом, обнесенным стеной, к западу от Руана. Река Орн, на которой стоял город, была, вероятно, лучшей естественной линией обороны перед Сеной. Это решение было принято по собственной инициативе коннетаблем Раулем II, графом д'Э, который командовал самой большой группой войск в Нормандии. Он перевел все свои силы на лодках из Арфлёра в Кан, как только до него дошли новости о высадке англичан. К нему присоединился камергер Жан де Мелён, лорд Танкарвиль. Позже королевский Совет одобрил это решение. В течение следующих двух недель все свободные люди были отправлены на подкрепление, и в замке были накоплены большие запасы провизии[847]. Река Орн от Кана до Уистреама была забита кораблями и баржами с припасами и подкреплениями. Роберт Бертран изо всех сил старался выиграть время для завершения этих приготовлений. У него не было достаточно войск, чтобы защитить все места на пути английского короля. Но в некоторых цитаделях были оставлены гарнизоны, а сам Роберт со своими небольшими силами, набранными из местных жителей, неуклонно отступал перед английской армией, чиня препятствия ей, где только мог, и разрушая каждый мост после того, как он его пересекал.

Хью Гастингс и его люди прибыли во Фландрию около 21 июля 1346 года. Цель его миссии уже была известна французским министрам, и шпионы, поставленные следить за его высадкой, поспешно передали новости во Францию[848]. Части французской армии было приказано собраться в Амьене, чтобы удерживать линию вдоль Соммы против фламандцев и их английских вспомогательных войск. Остальная часть была направлена в Руан. Сам Филипп VI отправился в Сен-Дени, где 22 июля 1346 года получил Орифламму. Он медленно двинулся со своей свитой вниз по долине Сены. Ежедневно прибывали небольшие группы войск, чтобы пополнить его ряды. Чуть больше чем через месяц Филипп VI написал свое второе письмо Давиду II Шотландскому. "Английский король, — сообщал он, — высадился в Котантене… С ним там большая часть его армии, еще одна армия в Гаскони а другие отряды во Фландрии и Бретани". От этих угроз Филипп VI спасался в фантазиях. В Англии, писал он Давиду II, была "беззащитная пустота". Если шотландцы вторгнутся на север Англии, Эдуард III, несомненно, откажется от своей кампании и вернется со всеми своими людьми через Ла-Манш. Когда это произойдет, заявил Филипп VI, он посадит свою собственную армию на корабли в портах Ла-Манша и поведет ее в Англию вслед за отступающим королем. "Я умоляю вас помнить о нашей дружбе и наших договорах и нанести как можно более сильный удар по Англии"[849].

Шотландцы вряд ли нуждались в уроках Филиппа VI по стратегии. Оборона северной границы Англии была в беспорядке, что было видно любому. У хранителей границы было очень мало войск. Обещания правительства распределить налоговые поступления в их пользу не были выполнены. Гарнизон Бервика и многие из тех, кто остался на границе, грозили дезертировать. 17 июля 1346 года состоялась мрачная и язвительная встреча между представителями правительства и главными баронами севера. Один из них указал на условия своего договора и дерзко заявил, что он немедленно уедет, если ему не заплатят в соответствии с его условиями. В конце июня шотландцы уже начали массово подходить к границе, а в июле начали набеги на Камберленд. Но они еще не были готовы к масштабному вторжению в Англию, которого требовал Филипп VI, а их лидеров раздирала личная вражда. Перси и Невилл напали на налетчиков и преследовали их и в низменной Шотландии. В конце июля было заключено короткое перемирие до 29 сентября[850].

Стратегическое отступление Роберта Бертрана из Котантена с самого начала пошло плохо. Английская армия достигла Сен-Ком-дю-Мон у реки Дув вечером 19 июля. За Сен-Ком лежало огромное болото, которое до дренажных работ XVIII века простиралось до Карантана (2 мили) и за Карантаном на 5–6 миль в сторону Байе на востоке и Сен-Ло на юго-востоке. Мост был сломан, но плотники восстановили его за ночь, и на следующий день вся армия беспрепятственно перешла через реку. За рекой солдатам пришлось идти по одному по узкой тропе, по обе стороны которой была вода. Не было предпринято никаких попыток защитить подступы к городу или бросить вызов уязвимым рядам английских солдат. Когда они достигли замка, он был быстро сдан двумя нормандскими рыцарями из гарнизона, протеже Жоффруа д'Аркура[851]. Эдуард III и в этот раз не смог сдержать свои войска. Большая часть огромных запасов продовольствия, которые были там найдены, была разграблена. Еще большее количество было бессмысленно уничтожено. Несмотря на прямой приказ короля, город был сожжен, как только солдаты покинули его. "Ни один мужчина и ни одна женщина не осмелились ждать в городах и замках или в окрестностях, — писал барон Бартоломью Бергерш в Англию, — где бы ни появлялась наша армия, они бежали от нас". Только простые люди оставались в деревнях и большинство из них были зарублены на улицах и в своих домах.

Из Карантана англичане не пошли на восток в сторону Байе и Кана, как, возможно, от них ожидали. Они следовали по узкой дамбе, которая проходила на юг через болото в направлении Сен-Ло. Мосты здесь были целы, пока они не достигли реки Вир у Пон-Эбер, примерно за 4 мили до Сен-Ло. Сначала Роберт Бертран намеревался закрепиться на Вире. Он сломал мост у Пон-Эбер и ввел всех своих людей в Сен-Ло. Горожане с энтузиазмом взялись за дело, укрепляя стены и заделывая бреши, появившиеся за более чем столетний мир. К сожалению, не было предпринято никаких попыток защитить переправу через реку. Принц Уэльский, который первым достиг Понт-Эбер 21 июля, приказал отремонтировать мост и переправился через него со своими людьми на следующий день. Как только англичане закрепились на восточном берегу реки, Бертран изменил свое решение и отказался от обороны Сен-Ло как от безнадежной. Он отступил по дороге на Кан, когда англичане овладели городом, не встретив никакого сопротивления. Над главными воротами они нашли черепа трех нормандских рыцарей, которые были захвачены в плен, сражаясь за Эдуарда III в Бретани в 1343 году, и казнены за измену, что стало источником одной из самых горьких жалоб Эдуарда III на французского короля. Сен-Ло был богатым городом, главным рынком Котантена и важным центром производства тканей. Началась оргия грабежа и разрушений. Было разграблено огромное количество продовольствия, тканей и денег, а также несколько сотен бочек вина. Внезапный нервный срыв Роберта Бертрана не оставил жителям времени на бегство. Самые богатые были задержаны для выкупа. Остальные были перебиты.

Между Сен-Ло и Каном, около 40 миль, англичане прошли через самую богатую область Франции, трудную для прохода армии, с ее извилистыми узкими, утоптанными тропинками, но являющуюся образцом сельскохозяйственного богатства Нормандии с фермами, садами, скотом и лошадьми. Солдаты английской армии рассредоточились и выжгли полосу земли шириной от 12 до 15 миль. То, что солдаты Эдуарда III сделали с Котантеном и южным Бессеном независимо от его приказов, моряки его флота сделали с деревнями на побережье, руководствуясь сознательной политикой уничтожения. Их целью было нанести как можно больший ущерб общинам, которые поддерживали французскую морскую мощь в Ла-Манше. Один из клерков Эдуарда III, Майкл Нортбург, подсчитал, что все было уничтожено или разграблено в радиусе 5 миль от Шербура до устья Орна в Уистреаме. Англичане сожгли более ста кораблей, включая шестьдесят один, который французы приспособили для военной службы. В трюмы английских кораблей было нагружено столько трофеев, что многие из них уже не могли их принимать. Капитаны начали дезертировать в большом количестве, возвращаясь в Англию, чтобы доставить домой награбленное[852].

25 июля 1346 года английская армия расположилась лагерем примерно в 10 милях к западу от Кана вокруг небольшого цистерцианского монастыря Фонтене-ле-Пенель. Внутри Кана среди солдат гарнизона и чиновников царили противоречивые чувства. Они знали о разрушениях, которые оставлял после себя враг, и могли видеть из своих покоев в замке массу беженцев с их повозками и животными на улицах и площадях внизу. Вечером прибыл английский монах с письмами Эдуарда III, призывающими город сдаться. Горожанам обещали жизнь, сохранность имущества и домов. Но Совет горожан и гарнизона отверг требования Эдуарда III. Епископ Байе, председательствовавший на Совете, разорвал письма английского короля и бросил гонца в тюрьму.

Кан был самым крупным городом Нормандии после Руана, его население в мирное время составляло от 8.000 до 10.000 человек. Он был расположен на низкой, болотистой местности среди рукавов рек Орн и Одон, которые образовывали кружевной узор островов по мере приближения к морю. Огромная громада замка Вильгельма Завоевателя занимала сильную природную позицию. Но старый город под ним был слаб. Его оборона состояла из низких стен XI века постройки, недостроенных, неухоженных и местами разрушающихся. Современный бульвар Маршала Леклерка проходит по высохшему руслу реки Одон, которая в 1346 году протекала у южной стены города. К югу от Одона, без стен, но полностью окруженный водой, лежал Иль-Сен-Жан, самый богатый и густонаселенный пригород Кана, который простирался от церкви Сен-Пьер до реки Орн вдоль улицы Эксмуазин (ныне улица Сен-Жан). Пригород был соединен с городом большим укрепленным мостом через реку Одон. Два великих монастыря основанные Вильгельмом Завоевателем, мужское аббатство Святого Стефана и женское аббатство Святой Троицы, находились за пределами города, окруженные собственными стенами. Стены аббатства Святого Стефана были построены совсем недавно, что было редким проявлением дальновидности одной из самых богатых церквей западной Франции. Но оно было потрачено впустую, так как не хватало людей для его защиты[853]. Оба монастыря пришлось оставить врагу. Внутри Кана граф д'Э и сеньор де Танкарвиль имели от 1.000 до 1.500 человек, включая несколько сотен генуэзских арбалетчиков. Жители вооружались, как могли. Гарнизон несколько дней укреплял стены с северной и западной сторон траншеями и палисадами. Южную стену укрепили, пришвартовав тридцать кораблей и барж вдоль берега Одона и выставив на их палубах лучников.

На следующее утро, 26 июля 1346 года, английская армия показалась из-за невысоких холмов, окружающих город. Было около девяти часов. Англичане маршировали с самого рассвета, растянувшись по фронту шириной в несколько миль, и впереди них шли их лагерные слуги, чтобы армия казалась более многочисленной, чем была на самом деле. Их прибытие, хотя его ожидали уже несколько дней, вызвало большой переполох в городе и резкое изменение мер по его обороне. Вместо того, чтобы сражаться у стен и ворот старого города, граф д'Э и сеньор де Танкарвиль решили оставить его и вместо этого оборонять предместье на острове Сен-Жан. Возможно, у этой удивительной перемены решения были веские военные причины, но более вероятно, что она была навязана командирам горожанами, так как их помощь была крайне необходима. У большинства из горожан были свои дома и богатства на острове. Поэтому в замке под командованием епископа Байе было оставлено около 200 человек латников и 100 генуэзских арбалетчиков. Затем командиры ушли через по мосту Сен-Пьер на остров, прихватив с собой остатки гарнизона и население старого города. Остров в плане обороны был очень слаб. Его единственной надежной защитой была линия кораблей и барж вдоль Одона, а также мост Сен-Пьер, который был укреплен не с той стороны с какой было нужно. Чтобы удержать от врага неукрепленную северную сторону ворот, была устроена импровизированная баррикада. С юга и востока пригород защищали только рукава рек. К сожалению, лето выдалось засушливым, и уровень воды был низким.

Штурм начался раньше, чем ожидали обе стороны. Принц Уэльский повел свой отряд в обход северной части города и расположился лагерем у брошенных зданий аббатства Святой Троицы. Внезапно некоторые из его людей захватили одни из западных ворот старого города. Граф Уорик проскочил через ворота на пустые улицы с несколькими латниками и отрядом лучников. За ним последовали граф Нортгемптон и Ричард Толбот, возглавляя беспорядочную толпу людей. Когда они достигли церкви Сен-Пьер и моста за ней, некоторые из них начали обстреливать дома, а другие бросились на баррикаду перед мостом и вступили с французами в рукопашную схватку. В течение короткого времени почти весь французский гарнизон был вытеснен на небольшое пространстве за мостом, поддерживаемый горожанами, вооруженными строительными брусьями и любым другим оружием, которое они могли найти, в то время как все больше и больше англичан и валлийцев присоединялись к сражению с другой стороны. Эдуард III, расположившийся с большей частью армии в противоположном конце города, был встревожен, увидев, что штурм начался, прежде чем он успел сосредоточить своих людей. Он приказал графу Уорику, который был маршалом армии, подать сигнал к отступлению. Но сигнал был проигнорирован. Уорик, не имея возможности прервать бой, бросился в самую гущу сражения. Сражение развернулось от моста вдоль реки. Лучники и валлийские копейщики пытались переправиться вброд под огнем генуэзских арбалетчиков находившихся на лодках. Когда они достигли линии лодок, они подожгли две из них и с боем взобравшись на борта остальных, выбрались на противоположный берег реки. Французская линия обороны вдоль реки была прорвана в нескольких местах. Когда защитники отступили с берега, войска на мосту, которые все еще держались, оказались обойденными и атакованными сзади. В их число входило большинство солдат гарнизона и все командиры. Некоторым, в том числе Роберту Бертрану, удалось бежать в старый город и укрыться в замке. Коннетабль, камергер и некоторые из их людей засели на верхних этажах мостовой башни. Внизу лучники и копьеносцы, "люди с маленькой совестью", как назвал их Фруассар[854], убивали каждого встречного. Только латники английской армии останавливались, чтобы взять пленных, чьи прекрасные доспехи и гербы свидетельствовали об их богатстве и ценности. Французские рыцари искали людей высокого ранга, которые могли бы принять их капитуляцию и предоставить им свою защиту, что было делом чести и самосохранения. Коннетабль узнал сэра Томаса Холланда, вместе с которым он сражался в балтийских крестовых походах 1330-х годов[855], и отдал ему свой меч. Камергер сдал свой меч сэру Томасу Дэниелу, рыцарю принца Уэльского. Около 100 рыцарей, более 120 оруженосцев и большое количество богатых горожан были взяты в плен. Им повезло. Когда англичане закончили свои бесчинства на Сен-Жане, на улицах, в домах и садах было насчитано более 2.500 трупов. В это число не входили те, кого зарубили, когда они бежали в поля за городом. Один из очевидцев оценил общие потери французов примерно в 5.000 человек. Тела 500 французов, лишенных одежды и всех знаков отличия, были собраны вместе и похоронены в большой общей могиле в церковном дворе Сен-Жан на острове[856]. Никто не зафиксировал потери англичан. Погиб только один рыцарь, но наверняка были большие потери среди пехоты и лучников, которые возглавили штурм вопреки приказа своих начальников и чья безрассудная храбрость принесла Эдуарду III победу.

Англичане оставались в Кане в течение пяти дней. Они пытались взять замок но не смогли. Завершив разграбление города, они отдыхали в своих лагерях и лечили раны. Некоторые, включая Майкла Нортбурга, осмотрели аббатство Святого Стефана и могилу Вильгельма Завоевателя. Эдуард III занялся предстоящим походом в долину Сены. Король планировал пересечь реку между Парижем и Руаном, а затем направиться к Сомме в 60 милях к северу от нее. Он нуждался в подкреплении, особенно в лучниках. Был отдан приказ набрать 1.200 лучников в тех частях страны, в основном в восточной Англии и на юго-востоке, которые еще не подверглись рекрутскому набору весной. Были выданы ордера на поставку 2.450 луков и 6.300 снопов стрел. Сто больших кораблей должны были быть реквизированы для замены тех, что покинули флот, и для перевозки людей и припасов из Уинчелси на континент. Эдуард III хотел, чтобы все эти мероприятия были завершены к 20 августа. Чтобы получить подкрепления и припасы по морю, необходимо было захватить какой-либо порт. Эдуард III приказал своему Совету направить флот к нему в Ле-Кротуа, небольшой гавани на северном берегу устья Соммы в нескольких милях от Абвиля[857].

Через несколько дней после падения Кана около 300 пленников были погружены на корабли в Уистреаме в устье Орна и доставлены в Англию под конвоем графа Хантингдона. Все они были распределены по нескольким замкам страны. Некоторые из менее знатных пленников довольно быстро выкупили себя. Но более знатным было суждено провести в плену несколько лет. Эдуард III раньше французов осознал опасность освобождения пленных, сразу же присоединяющихся к армии его врага. Граф д'Э содержался у сэра Томаса Холланда до следующего года, когда Эдуард III купил его за 80.000 флоринов (12.000 фунтов стерлингов). Через три года граф д'Э вернулся во Францию, и то лишь условно-досрочно, чтобы собрать выкуп. Поскольку он был казнен вскоре после возвращения, возможно, что выкуп так и не был уплачен. Камергер, сеньор де Танкарвиль, был присвоен принцем Уэльским, поскольку его пленитель, сэр Томас Дэниел, был рыцарем из свиты принца. В отличие от Холланда, Дэниел получил только отступные за своего пленника, 1.000 марок (666 фунтов стерлингов) и пенсию в размере 40 марок (26 фунтов 13 шиллингов 4 пенса) в год. Брату камергера, который был захвачен в то же время, было разрешено вернуться во Францию по условно-досрочному освобождению в марте 1347 года, чтобы собрать выкуп за обоих. Но сам Танкарвиль был заключен в тюрьму в замке Уоллингфорд до конца 1348 года. Его выкуп был оплачен путем сложного соглашения, по которому пленник заложил несколько поместий нормандскому аббатству, которое передало свои земли в Англии стоимостью 6.000 фунтов Эдуарду III, который, в свою очередь, возместил расходы принцу Уэльскому. Это была не такая богатая добыча, как у Генри Ланкастера при Бержераке и Обероше, но эти люди были гораздо ближе к французскому королю. Политическое воздействие их пленения и разорения было гораздо более значительным[858].

Прибытие пленников в начале августа 1346 года было не первым и не единственным признаком событий, происходивших во Франции, чтобы повлиять на общественное мнение в Англии. Капитаны кораблей возвращались со своими трофеями на протяжении всей второй половины июля. Джон Стратфорд, возглавлявший королевский Совет в Англии в отсутствие короля, получил несколько писем от друзей из армии, которые были скопированы и широко распространены. Сам король через неделю после падения Кана написал обоим архиепископам письмо с указаниями организовать ежедневные молитвы и шествия два раза в неделю, а также послал отчет о своих деяниях для публикации по всей Англии. В архивах муниципалитета Кана клерки Эдуарда III нашли копию соглашения, заключенного в марте 1338 года между Филиппом VI и общинами Нормандии, в котором содержались подробные условия вторжения и разорения Англии. Этот документ был переправлен в Англию и зачитан Стратфордом перед большой толпой лондонцев на дворе собора Святого Павла. Король, сказал Стратфорд, расточает Нормандию ради лучшей безопасности Англии[859].

Английская армия вышла из своего лагеря в Кане 31 июля 1346 года. Эдуард III оставил небольшой отряд для продолжения осады цитадели, а затем медленно двинулся на восток к Руану, преодолевая в среднем всего 5 или 6 миль в день. Его люди сжигали все на своем пути. Филипп VI ничего не мог сделать, чтобы остановить их. Два кардинала, покинувшие Аррас, как только получили известие о высадке в Ла-Уге, направились из долины Сены навстречу английской армии в мужественной попытке остановить ее продвижение, которую их господин в Авиньоне уже списал как безнадежную[860].

В конце июля французский король находился в Верноне, когда шпион сообщил, что вот-вот начнется второе вторжение во Францию из Фландрии. Принятые королем меры по обороне Фландрии были едва ли более удовлетворительными, чем те, что подвели его в Котантене. Северная армия еще не существовала. В Кале был едва достаточный гарнизон. Военные казначеи предоставили некоторые материалы для изготовления пороха, "но больше ничего сделано не было". К востоку от болот Кале, в Артуа, некоторые войска были размещены чиновниками герцога Бургундского, и каждый город набирал воинов для своей обороны, но королевских гарнизонов там не было. Захватчики отправились в путь 2 августа 1346 года — крошечный отряд английских лучников и латников, некоторое количество арбалетчиков, предоставленное тремя большими городами, и большая, недисциплинированная толпа фламандцев. Номинальный командир, Генрих Фландрский, был дядей графа Фландрии. Но фактически он был пленником Гента. В реальности всеми командовал Хью Гастингс. Когда они достигли границы в Эстере на реке Лис, их остановили войска, удерживающие мост. Большое количество фламандцев, у которых энтузиазма было больше, чем здравого смысла, было зарублено или утоплено при попытке форсировать реку. Гастингс отступил вниз по течению. 4 августа французские командиры на северо-западе разослали приказы найти гарнизоны для всех главных замков Артуа. 10 августа Гастингс, опередив их на востоке, вступил на территорию французского королевства[861].

На противоположном конце королевства первоначальная стратегическая цель осады Эгийона отходила на второй план, поскольку его захват становился самоцелью. Герцог Нормандский настаивал на сохранении своего лица перед походом на север, чтобы встретить главную угрозу, из-за чего он поссорился со своими военными советниками и, возможно, также (факты неясны) со своим отцом[862]. Все пошло не так. Давление на линии снабжения усилилось. Из замка Бажамон, у Ажена, Гайяр де Дюрфор, известный как Архидиакон ( l'Archidiacre ) совершал частые вылазки в пригороды города и жизненно важные территории между Эгийоном и Муассаком. Роберт де Худето, сенешаль Ажене, направил несколько сотен человек против гарнизона Бажамона, но безуспешно. 18 июля 1346 года Совет герцога Нормандского решил отрядить на помощь де Худето гораздо более крупные силы. Им были выданы чрезвычайно осторожные инструкции. Они должны были сковать людей Архидьякона осадными работами и голодом заставить их сдаться. Жители Ажена собрали по одному человеку от каждого дома для подкрепления. Но результатом стало обескураживающее унижение. Французские войска, численность которых должна была составлять не менее 2.000 человек, были атакованы и разбиты гарнизоном Бажамона, прежде чем они смогли начать осадные работы. Многие из них погибли. Сам Роберт де Худето попал в плен. Это была последняя значительная акция, в которой участвовала армия герцога[863].

Озадаченный проблемами и угрозой сразу с трех направлений Филипп VI, похоже, не имел никакого последовательного плана кампании. 29 июля он приказал объявить арьер-бан и призвал всех свободных мужчин годных для военной службы в Руан. Там уже собралось довольно большое количество солдат, но они были дезорганизованы и плохо экипированы, и слишком многие из них были не обученными ополченцами. Через несколько дней они были усилены генуэзцами, которые, прибыв слишком поздно, чтобы сделать что-то полезное на море, получили приказ вытащить свои галеры на берег Сены и сражаться с пешей армией. Остальные войска французского короля на севере находились на границе с Фландрией, некоторые собирались в Париже или Амьене, некоторые еще находились в пути на пункт сбора[864].

Намерения Филиппа VI менялись ежедневно. Сначала он предложил встретиться с англичанами к югу от Сены. Король достиг Руана примерно 31 июля, а в начале августа переправился через реку и нерешительно двинулся на запад. Затем, примерно 3 или 4 августа 1346 года, произошла серьезная смена стратегии. Почти наверняка причиной тому послужили новости о маневрах Гастингса на границе с Фландрией. Вместо того чтобы встретить английского короля на его пути, французская армия вновь отступила к Руану, разрушив мост через Сену, как только перешла его. Новый план заключался в том, чтобы задержать врага на рубеже реки. К югу от Сены население было брошено на произвол судьбы. Люди укрылись в городах и готовились защищаться, как могли. В Пон-л'Эвек местный виконт опустошил тюрьмы, чтобы найти людей для защиты стен[865].

Король Англии принял кардиналов в Лизье 3 августа 1346 года. Но им нечего было ему предложить. Они увещевали его остановиться и жаловались на валлийцев, которые украли их лошадей. Ответ Эдуарда III был холодным. Он сказал кардиналам, что должен получить серьезные предложения, прежде чем задумается о прекращении кампании. Он потребовал от них письма с полномочиями, дающими им право делать такие предложения от имени французского короля, и когда выяснилось, что у них их нет, он прекратил переговоры[866]. На следующий день английская армия ускорила темп движения через плодородный бассейн нижней Сены. 7 августа она достигла реки у Эльбефа. Английские отряда разбрелись по сельской местности, сжигая все вплоть до опустевших южнобережных пригородов Руана. Сэр Томас Холланд, пленитель коннетабля, вместе с горсткой других смельчаков проскакал до конца разрушенного моста, убив на своем пути двух французов и прокричав на другой берег "Святой Георгий за Эдуарда!". Кардиналы давили на Филиппа VI, требуя от него серьезных предложений, которые требовал Эдуард III. Филипп VI отправил их обратно в сопровождении французского архиепископа, чтобы они встретились с английским королем на дороге, принеся первые официальные уступки, которые он еще не предлагал. По его словам, он был готов вернуть Понтье и отторгнутые провинции Аквитании. Но они должны были остаться в том виде, в каком ими владел отец и дед Эдуарда III, то есть фьефами французской короны, что всегда было камнем преткновения. Филипп VI также предложил брачный союз. Кардиналы передали свое послание Эдуарду III, но они не могли скрыть своего пессимизма. Они не думали, что Филипп VI сможет предложить еще что-то важное, и так и сказали английскому королю. Эдуарда III это не заинтересовало. Он сказал кардиналам, что ответит на предложение французского короля в будущем, а пока он не намерен терять ни одного дня похода на их обсуждение.

Теперь Филипп VI начал концентрировать все свои ресурсы на том, чтобы остановить английскую армию у Сены. Войска, собравшиеся у Амьена, были со всей поспешностью отведены на юг, а на границе с Фландрией оставлены для защиты от армии Гастингса несколько небольших отрядов. Желание герцога Нормандии, непременно взять Эгийон, было окончательно отвергнуто. Был издан приказ, немедленно отзывающий его армию на север.

Между Руаном и районом Парижа было четыре главных моста через Сену: в Пон-де-л'Арк, Верноне, Манте и Мёлане. Все эти места, кроме последнего, были обнесенными стенами городами на южном берегу реки, которые можно было неограниченно снабжать подкреплениями и провизией до тех пор, пока французы удерживали северный берег. Когда англичане попытались атаковать стены Пон-де-л'Арк, они были задержаны виконтом города достаточно долго, чтобы дать возможность основной армии прибыть из Руана[867]. Поэтому англичанам пришлось продолжить свой поход вверх по течению, сопровождаемыми французами с противоположного берега. Они начали с того, что сожгли богатый сукнодельный город Лувье, жители которого, вероятно, были эвакуированы. Затем они рассредоточились, уничтожая все в 20-мильной полосе к югу от реки, медленно продвигаясь на восток к Парижу. Далее англичане взяли штурмом большую крепость Лонгвиль под Верноном и уничтожили весь гарнизон. Но сам город оказался неприступным. Они не продвинулись дальше пригородов. В Манте, следующем городе с мостом через Сену, под стенами на подготовленных позициях находилось несколько тысяч французских солдат. Их оставили в покое. 11 августа английская армия подошла к Мелёну, единственному городу, лежащему к северу от Сены. Графы Уорик и Нортгемптон подъехали к нему, чтобы изучить возможность форсирования реки. Но они обнаружили, что мост был сломан у северного берега и охранялся с южной стороны сильно укрепленным барбаканом, защитники которого выкрикивали оскорбления в их адрес. Англичане предприняли спонтанную атаку на барбакан, но их с позором отбросили, а несколько рыцарей получили серьезные раны от арбалетных болтов. Выше по течению от Мелёна французские солдаты стояли у кромки воды, смеясь и демонстрируя врагу свои зады. Единственным заметным подвигом на марше было отважное и лично выгодное, но в целом бесполезное предприятие рыцаря из Стаффордшира, сэра Роберта Феррерса, который с несколькими людьми переправился через реку на лодке и с боем пробился за внешний обвод стен города Ла-Рош-Гийон на северном берегу. Командир гарнизона решил, что его атакует вся английская армия, и вместо того, чтобы отступить в цитадель, сдал всю крепость вместе со всеми людьми, находившимися под его командованием. Феррерс взял с них обещание заплатить выкуп в надлежащее время, а затем уплыл обратно через реку. Популярная в то время песня гласила:

12 августа король Англии подошел к Парижу на расстояние 20 миль. С возвышенности у дороги он мог видеть стены и башни города через пять больших изгибов Сены, окружавших пейзаж, в котором короли Франции строили свои охотничьи домики и дворцы с XII по XVIII века: Марли, Пуасси, Сен-Клу, Сен-Жермен-ан-Ле. "Главные резиденции и места отдыха короля были захвачены, ― жаловался хронист Сен-Дени, ― по этой причине [добавлял он] было не только дискредитацией, но и явной изменой то, что все дворяне Франции не смогли выгнать короля Англии, но вместо этого оставили его отдыхать во дворцах короля Франции, пить его вино и грабить его имущество по своему усмотрению". Париж находился в состоянии большой тревоги и волнения. Общественный порядок начал нарушаться. Правительство было вынуждено направить в город 500 латников Иоганна Богемского и его сына, чтобы сохранить контроль над городом. В кварталах, близких к воротам, люди строили баррикады на перекрестках улиц и накапливали камни и другие снаряды на верхних этажах зданий. Снаружи, в раскинувшихся пригородах, велась подготовка к разрушению целых районов.

Наступил новый кризис в решениях Филиппа VI, усиленный давлением общественного мнений в его столице. Армия короля, хотя и была почти равна армии Эдуарда III, была мала по сравнению с огромными войсками 1339 и 1340 годов. Большая часть плохо подготовленной пехоты, которую удалось собрать в Руане, была распущена в начале похода вверх по Сене. Генуэзские моряки были рассредоточены для несения гарнизонной службы в портах и городах от Луары до Соммы, вместо итальянских пехотинцев и арбалетчиков, которые теперь присоединились к основной французской армии[868]. Согласно хорошо осведомленным оценкам современников, у Филиппа VI было около 8.000 человек латников, около 6.000 генуэзцев и большое количество пехоты неопределенного числа и качества.

Распределение этих людей было сложным делом. Сена, которая до сих пор была главной проблемой Эдуарда III, теперь стала проблемой Филиппа VI. Он не мог защищать Париж к северу и к югу от нее, не разделив свою армию на два опасно небольших отряда. Он не мог защищать оба главных моста к западу от Парижа, у Пуасси и Сен-Клу, не подвергаясь той же опасности, поскольку они были разделены изгибами реки: более 40 миль для французской армии по северному берегу, но только 12 для английской армии по южному. Решительный полководец бы переправиться через реку и столкнуться с врагом, прежде чем он смог бы достичь любого из этих мест. Но Филипп VI не был решительным полководцем. 12 августа он решил разрушить мост в Пуасси, эвакуировал население города в Париж и оставил его врагу. Небольшой отряд пехоты был оставлен для охраны остатков моста с северного берега. Филипп VI разместил свой штаб в зданиях аббатства Сен-Дени. Его армия обошла северо-западные пригороды Парижа и расположилась лагерем на правом берегу у моста в Сен-Клу.

На следующее утро, 13 августа, англичане без сопротивления заняли Пуасси и Сен-Жермен-ан-Ле. Они с удивлением бродили среди пустых зданий: знаменитого монастыря доминиканских монахинь, нового особняка короля по соседству с ним, где обосновался Эдуард III; старого дворца неподалеку, который занял принц Уэльский; прекрасных церквей с красивыми витражами и сокровищами живописи и драгоценностей, которые жители в спешке вынуждены были оставить.

Король Франции и главные лица его двора все еще находились в Сен-Дени, готовясь отметить праздник Успения, когда они узнали, что англичане начали восстанавливать мост в Пуасси. Условно-досрочно освобожденный военнопленный, принесший им эту новость, был принят с недоверием и, поначалу, с насмешкой. Когда Филиппа VI окончательно убедили, что это правда, он попытался найти войска, чтобы остановить англичан. Из Амьена на юг направлялся воинский контингент, его встретили на дороге и направили в Пуасси. Но к тому времени, когда он достиг берега реки напротив города, английские плотники уже перебросили через разрушенный пролет моста 60-футовые деревянные щиты, и несколько десятков солдат перебрались по ним на северную сторону. На берегу произошла скоротечная но яростная стычка. Французы, большинство из которых были плохо обученными пехотинцами, были отброшены назад в замешательстве. Более расторопные из них распрягли лошадей из своего обоза и ускакали, по трое на каждом животном. Остальные, не менее 200 человек, были перебиты на бегу. К утру следующего дня, 14 августа 1346 года, был построен временный деревянный мост, по которому могли проехать телеги. Основа стратегии кампании Филиппа VI была разрушена.

Когда французский король узнал, что англичане расположились на обоих берегах Сены, он разрушил мост в Сен-Клу, где стояла его армия, и отвел ее на север, на равнину между Парижем и Сен-Дени. Англичане остались к югу от реки. Париж был охвачен волнениями. Из южных кварталов города были видны пылающие города Сен-Клу и Сен-Жермен-ан-Ле. Дым поднимался от деревень и хуторов вдоль дороги на Шартр и медленно распространялся к югу от города, когда группы рейдеров, отделившихся от английской армии, жгли окрестности пользуясь нерешительностью своего врага. Парижане подумывали о том, чтобы оставить все левобережные кварталы города и разрушить мост Малый мост, который соединял их с Он-де-ла-Сите.

Из Сен-Дени Филипп VI обратился к Эдуарду III с публичным вызовом встретиться с ним в битве на выбранном месте — вызовом, который так часто делался и так редко принимался в ходе войны. Филипп VI предложил дату между 17 и 22 августа и место к юго-востоку от стены Филиппа II Августа на больших открытых лугах между предместьем Сен-Жермен и деревней Вожирар, территории, ныне занимаемой VII округом, которая в то время была традиционным местом потасовок студентов Университета и городских гуляк. В качестве альтернативы было предложено место на равнине к западу от Понтуаза[869]. Этот вызов был обнародован 14 августа и передан английскому королю епископом Мо. Какой ответ дал ему Эдуард III — вопрос спорный. Не было причин, по которым он должен был помочь Филиппу VI решить его стратегическую проблему. С другой стороны, были веские причины, по которым он должен был попытаться оттянуть армию Филиппа VI к югу от Сены. Французские источники настаивают на том, что даже если Эдуард III отложил свой официальный ответ, он дал понять Филиппу VI, что вызов будет принят. Эта версия событий полностью соответствует передвижениям Филиппа VI в течение следующих нескольких дней. Вероятно, именно так все и произошло.

15 августа Филипп VI двинул всю свою армию по улицам столицы к южной стене у аббатства Сен-Жермен. Здесь маршалы и их заместители провели смотр, подсчитывая численность, сортируя войска по умениям и статусу, записывая состояние лошадей и оружия, а также жалованье, которое полагалось каждому человеку. Филипп VI собрал своих людей в боевой порядок. Затем он провел их маршем примерно на 4 мили к югу от городской стены и вывел на возвышенность среди виноградников Бур-ла-Рен и Антони, богатых пригородных деревень, ныне поглощенных промышленными окраинами Парижа. Под ними простиралось избранное поле боя.

Вдали от Парижа положение французов ухудшалось с каждым днем. Хью Гастингс и Генрих Фландрский, проложив с 10 августа путь через Валлонскую Фландрию, ночью 14-го прибыли к городу Бетюн и осадили его в день, когда Филипп VI пересек Париж. Они начали уничтожать деревни вокруг города. Регион был почти лишен французских войск. Для обороны самого Бетюна было выделено всего 180 человек. Многие из них были генуэзскими арбалетчиками, которые, как и их соотечественники в Нормандии, не получали жалованья и бунтовали[870].

В тот же день Генри Ланкастер принял в своих покоях в Бержераке депутацию от герцога Нормандского. У герцога, который теперь получил приказ отца, не было другого выбора, кроме как отказаться от кампании и увести свою армию, чтобы укрепить позиции французов на севере. Он хотел лишь сохранить свое достоинство. Его эмиссары предложили приостановить осаду Эгийона, если Генри согласится на локальное перемирие. Но Генри намеревался извлечь максимальную выгоду из замешательства своего противника. Он был хорошо информирован о ходе событий на севере и созвал всех дворян Гаскони, которые еще не вооружились, и до предела ослабил свои гарнизоны, чтобы усилить полевую армию. Предложение герцога Нормандского он отверг сразу. Итак, 20 августа французы отказались от осады Эгийона, на которую они потратили пять месяцев усилий и страданий. Решение было принято так внезапно и быстро, что не было времени на приведение армии в походный порядок. Во время возникшей давки, часть людей была столкнута в реку и утонула, когда армия пробиралась по деревянному мосту через Гаронну. Весь осадный лагерь с ценным имуществом, лошадьми и снаряжением был оставлен на попечение некоторых из местных дворян. Они были быстро рассеяны гарнизоном Эгийона под командованием Уолтера Мэнни, а добыча с триумфом доставлена в город. Что касается герцога и оставшихся с ним войск, то они двинулись на восток по Гаронне к Ажену и Муассаку, двигаясь так быстро, как только могли, а люди Ланкастера наступали им на пятки[871].

16 августа 1346 года, как только марш французской армии через Париж предоставил ему возможность, Эдуард III двинулся на север, оставив Пуасси в огне и снова разрушив мост позади себя. Удалившись на безопасное расстояние, он написал неискреннее письмо в качестве официального ответа на вызов Филиппа VI[872]. Вероятно, оно было подготовлено главным образом для его собственной армии, среди которой немедленно были распространены копии. Филипп VI, по его словам, мог дать сражение в любое время в течение трех дней, которые английская армия провела в Пуасси. Но поскольку французский король ничего не предпринял, он решил продолжить поход, чтобы помочь своим союзникам и наказать "тех мятежников, которых вы называете своими подданными". Если Филипп VI по-прежнему хочет этого, Эдуард III готов к битве, где бы Филипп VI его ни встретил.

В этот момент Эдуард III должен был находиться в Отей, на небольшом расстоянии к югу от великого кафедрального города Бове. Король Франции отреагировал на отступление Эдуарда III с непривычной быстротой и решительностью. Он вновь пересек Париж со своей армией, громко заявив толпам, собравшимся на улице Сен-Дени, что его обманули. Он повел своих людей чередой форсированных маршей, преодолевая до 25 миль в день, через северную равнину к Сомме, которая теперь была главным естественным барьером между английской армией и фламандской границей. На Сомме уже находилась французская армия, но она все еще находилась в процессе формирования, и, хотя ее численность точно не известна, она, несомненно, была меньше, чем армия английского короля[873]. Эдуард III понимал, как важно достичь реки первым. Он бросил как можно больше своих повозок и посадил своих пеших солдат на огромное количество захваченных лошадей, которые были взяты в Нормандии и долине Сены. Но он не мог двигаться со скоростью французов. Французы опустошили сельскую местность от припасов, вынуждая англичан промышлять фуражом на больших расстояниях от линии марша, чтобы прокормить себя. Много времени также было потеряно на поиски добычи и получения выкупа за пленных. Основная вина за это лежала на отряде принца Уэльского. Эти войска потратили день на захват незначительной деревни Вессенкур. Их остановили, когда они уже собирались штурмовать Бове, но не смогли помешать им сжечь пригороды и большинство отдаленных церквей, деревень и ферм. По словам Фруассара, король приказал повесить двадцать человек, которых он застал за поджогом монастыря[874]. Но король и его маршалы не могли быть везде. Стены Пуа-ан-Бовези были проломлены и штурмованы с помощью артиллерии и лестниц вопреки четким указаниям Эдуарда III и угрозам возмездия. В результате французская армия догнала их. 18 августа, в день, когда англичане прошли к западу от Бове, Филипп VI достиг Клермон-сюр-Уаз к востоку от него. 20 августа он прибыл на Сомму с передовым отрядом своей армии. На следующий день, когда англичане находились еще в 25 милях к югу от реки, они ненадолго соприкоснулись с войсками французского арьергарда под командованием Иоганна Богемского. Жители равнины Пикардии воспрянули духом. Они начали собираться в вооруженные группы и отбивать отдельные отряды английских войск, что стало первым случаем, когда армия Эдуарда III столкнулась с народным сопротивлением в значительных масштабах.

Вечером 21 августа английский король остановился в небольшом городке Эрен. Отсюда он выслал отряды войск, чтобы проверить оборону Соммы. Было установлено, что река везде непроходима. Французы разрушили все мосты, кроме мостов в Амьене и Абвиле, которые были обнесены крепостными стенами, и еще нескольких мест, которые усиленно охранялись. Французские войска были размещены повсюду между Амьеном и морем, где река была не так глубока, и ее можно было перейти вброд. 22 августа граф Уорик попытался форсировать реку у деревни Анже, но был отброшен назад. В Пон-Реми мост обороняли мощные силы из конницы, лучников и местных жителей под командованием Иоганна Богемского и давнего друга и союзника Эдуарда III Жана д'Эно, который теперь находился на французской службе. Уорик понес здесь большие потери и не смог захватить мост. При Фонтен-сюр-Сомм англичане пробились через болота к реке, но были разбиты перед мостом Лонг. В Лонгпре, расположенном неподалеку, произошла та же история. Эдуард III находился на своей собственной территории, в графстве Понтье, которым он владел до начала войны, как и его отец и дед до него. Но, судя по всему, он оказался в ловушке, зажатый между рекой, основной массой французской армии на востоке и морем у себя за спиной. Его войска начинали страдать от продолжительного месячного марша. У них совсем не было хлеба, а другие съестные припасы быстро истощались. Многие из них были уже разуты.

23 августа французы двинулись на запад от Амьена вдоль южного берега Соммы навстречу английской армии. Эдуард III теперь явно мог получить свое сражение. Но он поспешно оставил Эрен и отступил к побережью, так поспешно, что офицеры Филиппа VI съели приготовленный для него обед. Затем они распределили свои войска, чтобы отрезать армию Эдуарда III. Позади английской армии, в Уаземоне, главном рыночном городе округа, собрались все местные мужчины способные носить оружие, чтобы преградить ему путь.

Англичане достигли Уаземона поздним утром 23 августа. Армия ополченцев, расположившаяся перед воротами, была рассеяна одним решительным кавалерийским наскоком. Большинство ополченцев были убиты во время бегства. Войска Эдуарда III потратили некоторое время на сожжение и разграбление этого места, после чего повернули на север к устью Соммы. Когда наступила ночь, они достигли Аше, небольшой деревни в 6 милях от реки. Французы все еще держались на расстоянии. Сам Филипп VI обосновался в городе Абвиль.

Примерно в пяти милях вниз по течению от Абвиля находился брод, известный как Бланштак. Здесь, задолго до строительства Абвильского канала, Сомма расширялась в большое приливное болото шириной около 2 миль, пустынный пейзаж из тростника и дюн, который можно было пересечь только во время отлива вброд по колено. Французские командиры предполагали, что Эдуард III может направиться к этому месту. Но сам Эдуард III, похоже, до последнего момента не знал о его существовании. Либо военнопленный в его лагере, либо йоркширец, живший в округе (есть противоречивые сведения), предложил показать ему, где это место, и провести его через него. 24 августа, вскоре после полуночи, английская армия снялась с места и в темноте стала пробираться через болото.

Когда англичане достигли основного русла реки, то увидели, что на противоположном берегу находятся французские войска. Один из наиболее опытных командиров Филиппа VI, Годемар дю Фей, разместил там около 500 латников и 3.000 пехотинцев. Кроме того, прилив был еще слишком высок для переправы, поэтому англичане были вынуждены расположиться на виду у противника, пока вставало солнце, а Годемар выстроил своих людей в три линии вдоль кромки воды. Около 8 часов утра 100 английских латников и примерно столько же лучников начали переходить реку вброд под предводительством графа Нортгемптона и Реджинальда Кобэма, ветерана, чьи пятьдесят лет не лишили его энергии. Когда лучники оказались на расстоянии выстрела, они обрушили на французов дождь стрел. Под прикрытием залпов лучников латники перешли на северный берег реки и заняли там плацдарм, пока другие переправлялись по их следам. По мере расширения плацдарма люди Годемара, яростно сражавшиеся у кромки воды, медленно отходили назад, а затем разбившись на группы бежали в сторону Абвиля, преследуемые ликующими англичанами до самых ворот города[875]. Через полтора часа вся английская армия вместе со своими повозками и снаряжением переправилась на северный берег. Это был выдающийся подвиг.

Филиппа VI больше не было в Абвиле. Он выехал из города на юг на рассвете, надеясь застать английскую армию в углу образованному рекой и морем. Он двигался по их следам до брода Бланштак. Но к тому времени, когда он прибыл туда, последний английский солдат уже был на другой стороне. Наступал прилив и дальнейшее преследование было невозможно.

Французские командиры предполагали, что теперь Эдуард III двинется на север и попытается соединиться с фламандцами у Бетюна. Основные гарнизоны к северу от Соммы были сразу же усилены настолько, насколько позволяли ресурсы. В Эден, который был самым важным городом на пути из Абвиля в Бетюн, прибыло около 300 человек[876].

В тот самый день, когда английская армия форсировала Сомму, фламандцы неожиданно отказались от своей кампании и разошлись по домам. С 14 августа их удерживал под Бетюном предприимчивый капитан города Жоффруа д'Аннкен. Его главным достоинством был энтузиазм горожан, которые погасили задолженность по жалованью перед генуэзским гарнизоном (грозившимся дезертировать). Горожане сожгли свои предместья (самые богатые кварталы города)[877] и устроили засаду на фламандцев, которые беспорядочными группами прибывали в начале осады, нанеся им большие потери. 16 августа 1346 года они отбили штурм, продолжавшийся с рассвета до вечерни, ранив, в частности, Генриха Фландрского. В этот день Эдуард III начал свой поход из Пуасси на Сомму. 22 августа, когда Эдуард III все еще находился в 60 милях от города Эрен, Жоффруа возглавил вылазку из города в главный лагерь осаждающих и уничтожил большую его часть. Фламандцы были обескуражены и стали ссориться между собой. Между жителями Брюгге и жителями западных провинций начались драки. Решение об отмене осады, вероятно, было принято в это время. Точная хронология неясна. 24 августа фламандцы сожгли свои осадные машины и ушли. Эдуард III поддерживал довольно регулярные контакты с Хью Гастингсом с помощью гонцов с тех пор, как высадился в Нормандии[878]. Его действия позволяют предположить, что он узнал о решении фламандцев 24 или 25 августа, примерно в то же время, когда оно было исполнено. Филипп VI, возможно, тоже узнал об этом только позже.

Как только английский король прорвался через Сомму, его самой насущной необходимостью стало пополнение запасов. Они были настолько малы, что могли поставить под угрозу боеспособность его людей. Поэтому часть его армии была отделена под командованием Хью Диспенсера и отправлена в крупный фуражирский рейд вдоль побережья. Диспенсер выполнил свой приказ с максимальной жестокостью и эффективностью. Днем 24 августа он захватил Нуаель-сюр-Мер, а вечером сжег Ле-Кротуа, несмотря на все усилия генуэзского гарнизона. Ле-Кротуа, важная гавань и пункт для снабжения армии, дала богатый урожай скота и провизии. Но ни подкреплений ни припасов из Англии, которые должны были ждать армию у берега, не было и в помине. Корабли еще не были загружены, а люди все еще собирались в Кенте[879].

Главные армии Англии и Франции стояли, наблюдая друг за другом через прилив и отлив устья Соммы, французы размышляли, стоит ли пробиваться через брод с боем, англичане выстраивали свои боевые порядки. Филипп VI позволил двум отливам пройти не решившись на переправу. Затем, утром 25 августа, он вернулся в Абвиль, где провел остаток дня. Его армия следовала за ним.

Только рано утром в субботу 26 августа Филипп VI выехал из Абвиля по дороге на Эден, чтобы попытаться отрезать Эдуарда III с севера. Он ехал впереди с главными командирами, авангардом армии и войсками своего двора, за ним с беспорядочными интервалами в течение дня следовала остальная французская кавалерия, генуэзцы и медленно движущиеся толпы пехоты. В XIV веке большой лес Креси, часть владений графов Понтье, занимал большую часть территории между берегами Соммы ниже Абвиля и долиной реки Оти примерно в 14 милях к северу. Люди Филиппа VI обогнули восточный край этой территории у Сен-Рикье и Нуаэль-ан-Шоссе по направлению к римской дороге из Амьена в Монтре. На некотором расстоянии к северу от Сен-Рикье Филиппа VI встретила группа разведчиков, посланных вперед. Они сообщили, что англичане прошли через лес, переправились через реку Майе и остановились за деревней Креси.

Креси находилось к северо-западу от позиции Филиппа VI, примерно в 10 милях по дороге. Король отправил вперед еще один разведывательный отряд — пять рыцарей во главе с франкоговорящим швейцарцем Анри ле Муаном, чтобы получить более подробные сведения о позиции английской армии. Разведчики обнаружили, что англичане ожидают их в боевом порядке между деревнями Креси и Вадикур. К тому времени, когда они завершили свою разведку, первые знаменосцы французской армии находились всего в трех милях от английских линий. Ле Муан остановил французскую колонну. Филипп VI и его командиры совещались на обочине дороги. Было уже позднее утро. Большинство из тех, кто был с королем, были против дальнейшего продвижения. Большая часть французской кавалерии и генуэзские арбалетчики были на подходе. Но они устали, проведя несколько часов в пути. Остальная же часть армии, включая большую часть пехоты и почти весь обоз, растянулась вдоль дороги из Абвиля. Некоторые важные контингенты еще даже не достигли Абвиля. Советники Филиппа VI, даже такие смелые духом, как Жан д'Эно, хотели, чтобы король совершил марш к северу от английской позиции и расположился на ночь в Лабруа на реке Оти. Как только они перекроют линию продвижения английского короля, рассуждали они, у них будет время собрать свои силы и дать отдых своим людям. Но другие придерживались иного мнения. Они помнили унижения при Бюиронфосе в 1339 году, Бувине в 1340 году и Плоэрмеле в 1342 году, когда мощные французские армии подходили к английской и не вступали с ней в бой. Филипп VI придерживался их мнения. К 1346 году его репутация уже не могла вынести очередного бесплодного противостояния. Поэтому трубачи призвали к оружию всех, кто находился в пределах слышимости. Первые отряды двинулись вперед на открытую местность за деревней Фонтен-сюр-Майе.

Филипп VI расположил свою армию в три баталии, одна за другой. В первой он поставил генуэзских арбалетчиков. С ними были Иоганн Богемский и его сын Карл и около 300 конных латников, включая их собственных немецких и чешских сторонников. Во второй баталии стояла элита французской кавалерии, включая многих знатнейших дворян королевства. Ими командовал граф Алансонский, импульсивный младший брат короля. Третья баталия, которой командовал лично король, включала в себя остальную кавалерию. Вероятно, пехота (или те из них, кто прибыл вовремя) была размещена в своих собственных формированиях на флангах каждой из трех основных баталий[880]. Подкрепления продолжали пополнять ряды французской армии в течение второй половины дня. Число тех, кто участвовал в сражении, является предметом предположений и споров. По достоверным современным оценкам, с французской стороны в сражении участвовало около 12.000 человек. Среди них было 6.000 генуэзцев, которые вместе с королем пришли на север из Парижа. Но что касается остальной пехоты, которая, по словам хронистов, была бесчисленной, то большинство из нее было все еще в пути. Под командованием Филиппа VI, возможно, было от 20.000 до 25.000 человек.

На дальнем конце пологого холма виднелись англичане, построенные рядами с лесом Креси-Гранж в тылу. Эдуард III лично построил свои войска, смеясь вместе с ними, по словам Жана Лебеля, и призывая каждого из них выполнить свой долг, "превращая даже трусов в героев". Английские войска были растянуты по склону холма, принц Уэльский находился в первых рядах с графами Уориком, Нортгемптоном и цветом английского дворянства. Английский король командовал резервом в тылу. Лучники, составлявшие около половины численности его армии, были размещены на флангах, впереди основных линий солдат по примеру сражений при Дапплин-Мур и Халидон-Хилл. Для защиты от вражеской кавалерии впереди них была выстроено линия из повозок, а на подступах к английским линиям, было вырыто большое количество неглубоких ям-ловушек. Позади английских позиций еще одна линия повозок отгородила лошадей. Все английские латники сражались спешенными.

Под повозками, которые Эдуард III поставил впереди лучников на флангах своей армии, находилось несколько пороховых пушек. Англичане экспериментировали с этим оружием в своих кампаниях против шотландцев и, вероятно, использовали его при осаде Бервика в 1333 году. Французы, безусловно, использовали пушки в течение нескольких лет при обороне и нападении на укрепленные города, хотя и в не больших масштабах. Ни одна из сторон, насколько известно, никогда не использовала их на поле боя, где они могли быть наиболее эффективны. Пороховая артиллерия начала XIV века была легкой, скорострельной и неточной. Еще не существовало орудий, способных стрелять тяжелыми ядрами и заменить камнеметные требюше, которые в более или менее усовершенствованной форме были стандартным осадным оборудованием на протяжении веков. Но пушки вызывали шум, смятение и страх. Большинство английских пушек были рибальдами, которые идеально подходили для этих целей, чрезвычайно примитивными полевыми орудиями, состоящими из ряда стволов, соединенных вместе и установленных на небольших тележках размером с тачку, которые стреляли болтами, похожими на те, что выпускаются из арбалетов. Их было около 100. Было также меньшее количество более тяжелых орудий, стрелявших металлическими пульками, похожими на картечь[881].

Ближе к концу дня небо затянуло тучами, и начался дождь. В этот момент (это было около пяти часов дня) французы пошли в атаку. Беспорядочные крики оскорблений внезапно сменились оглушительным шумом труб и литавр. Арбалетчики наступали на английские ряды с юго-востока, выпуская свои болты на ходу. С правого крыла английской армии лучники начали выпускать залпы стрел по дуге в сторону наступающих генуэзцев. Это был неравный бой. Лучники устроили бойню генуэзцам, в то время как болты арбалетчиков не попадали в цель. Большие щиты-павезы, которые итальянцы обычно несли перед собой, все еще были на телегах в пути из Абвиля, как и большая часть боеприпасов. Дождь намочил их арбалеты и ослабил тетивы. Когда англичане увидели, что арбалетчики остановились, они усилили обстрел из луков и начали палить из пушек. Генуэзцы стали отступать, а затем бросились бежать под защиту французских баталий.

Лишь немногие из французской армии имели опыт массового боя с использованием арбалетчиков. Они не понимали, что происходит с генуэзцами. По рядам всадников пронесся ропот, что арбалетчики — трусы и предатели на жалованье у врага. Внезапно и, очевидно, без королевского приказа граф Алансонский бросился вперед со второй французской баталией, сбивая бегущих назад итальянцев, топча их ногами своих лошадей и рубя их своими мечами. "Убейте это отребье! Убейте их всех! — якобы, крикнул Филипп VI, — Они только и делают, что мешают нам"[882]. После секундного колебания большая часть французской кавалерии бросилась за баталией графа Алансонского. Французы плотной массой двинулись на английскую линию по центру, где находился принц Уэльский. Когда они приблизились на расстояние выстрела лучников, люди и лошади начали падать пораженные стрелами на пути тех, кто скакал позади. Другие потеряли управление, когда их животные в ужасе повернули в сторону от стрел и пушечного огня, увлекая за собой своих хозяев. Когда оставшиеся в живых достигли первой линии английской армии, вокруг принца Уэльского завязалась жестокая схватка. Эти рукопашные бои были убийственными в то время, когда мало кто носил форму или узнаваемые ливреи, а главным средством идентификации были боевые клички: "Святой Георгий!" для Англии, "Монжуа, Сен-Дени!" для Франции[883]. Шестнадцатилетний принц, который никогда раньше не участвовал в сражениях, выделялся из рядов своим высоким ростом и штандартом, который несли рядом с ним. Он "пробивался сквозь лошадей, рубил их всадников, сминал их шлемы, ломал их копья, все время выкрикивая ободрение своим войскам". Люди выдвигались из рядов позади, чтобы заполнить бреши, оставленные ранеными и убитыми. В какой-то момент сражения штандарт принца упал, но сэр Томас Дэниел, один из героев взятия Кана, пробился в гущу боя и поднял его снова[884]. Много лет спустя хронист Фруассар рассказал знаменитую, возможно апокрифическую, историю о рыцаре, который был послан приближенными принца, чтобы вызвать помощь из резерва, находившегося у короля:

Только в конце битвы Эдуард III направил часть своего резерва на помощь сыну.

К тому времени стало ясно, что англичане одержали победу. Французская кавалерия неоднократно поворачивала, сплачивалась и вновь атаковала. Но с наступлением темноты, когда на поле боя стали скапливаться кучи трупов людей и лошадей, атаки прекратились. Когда слепому королю Богемии, Иоганну, сообщили о происходящем, он приказал своим людям вести его прямо на английскую линию, ближайшую к Эдуарду III. Это был эпизод, по которому битва чаще всего вспоминалась обеими сторонами, великий пример той безрассудной храбрости, которая превратила короля-рыцаря в кумира современных поэтов. Они поскакали в центр поля боя с боевым кличем Иоганна "Прага!", пока, окруженный англичанами, король Богемии не был стащен с коня и убит[886]. Из-за английских линий лошади были выведены вперед, и английские латники сев на коней, атаковали уцелевшие группы французской кавалерии в поле и пехоту, все еще стоявшую в своих линиях позади. Большая часть пехоты бежала с поля боя в наступающую ночь, как только увидела приближающуюся к ним английскую кавалерию. Вокруг Филиппа VI не осталось никого, кроме горстки спутников, его личного телохранителя и нескольких пехотинцев из города Орлеана. На короткое время он был втянут в жестокую рукопашную битву. Его знаменосец был убит рядом с ним. Под самим королем были убиты две лошади, а сам он получил ранение стрелой в лицо, прежде чем его вытащил из свалки Жан д'Эно. Жан, потерявший большую часть своей свиты и под которым по крайней мере была убита одна лошадь, вывел короля с поля боя под покровом темноты и сопроводил его в деревню, расположенную в нескольких милях, где находился укрепленный дом. Королевский штандарт и Орифламма Сен-Дени остались лежать на земле на поле битвы[887].

На следующее утро, 27 августа, на рассвете не менее 2.000 французских пехотинцев в сопровождении отряда латников под командованием герцога Лотарингского вступили на поле боя. Это была часть армии, которую Филипп VI отказался ждать. Они провели ночь, во рвах и под живыми изгородями вдоль дороги на Абвиль. Они ничего не знали о судьбе своих товарищей и думали, что английские всадники, внезапно появившиеся из утреннего тумана, были их друзьями. Графы Нортгемптон, Саффолк и Уорик со своими людьми рассеяли их одним ударом и преследовали бегущих оставшихся в живых до деревни, убивая всех, кого могли настигнуть.

Только поздним утром англичане узнали о своей победе. Их собственные потери были невелики. Перекличка показала, что сорок человек пропали без вести. Число убитых и раненых среди пехоты и лучников должно было быть больше. Но потери французов были катастрофическими. Эдуард III был полон решимости не допустить потери достигнутого преимущества из-за возможности пограбить. Он отдал приказ не обирать мертвых, приказ, который он упорно отказывался отменить до окончания битвы. В течение 27 августа герольды прошли по полю, опознавая мертвых по их гербам. Недалеко от места, где стояла линия принца Уэльского, были насчитаны тела 1.542 французских рыцарей и оруженосцев. Еще несколько сотен лежали на поле вокруг, где их убили во время преследования в конце битвы или в воскресенье утром. Никто не потрудился сосчитать погибших пехотинцев. Их снаряжение не стоило разграбления. Герольды еще не освоили хорошо свою науку, и в их списках французских потерь было много ошибок. Но в отношении самых знаменитых из них сомнений не было. Тела Иоганна Богемского и его спутников были найдены там, где они пали. Восемь других принцев крови также были опознаны. Среди них были граф Алансонский, который внес больший вклад в катастрофу, чем кто-либо другой; племянник Филиппа VI Луи, граф де Блуа, брат претендента на Бретань; Жан, граф д'Аркур, глава клана, самый известный представитель которого сражался в английской армии; герцог Лотарингский, который был женат на племяннице Филиппа VI, и Людовик Неверский, граф Фландрии. Их тела были отложены, чтобы быть похороненными достойно вместе с погибшими англичанами. Остальные были брошены в огромные могильные ямы, вырытые вернувшимися крестьянами.

Уцелевшие французы искали козлов отпущения и нашли их среди иностранцев, как и после битвы при Слейсе шесть лет назад. Когда Филипп VI прибыл в Амьен утром 27 августа, одним из первых его действий был приказ об уничтожении генуэзских предателей везде, где их можно было найти. Многие из них были убиты в Амьене и близлежащих гарнизонных городах, прежде чем гнев короля остыл и его приказы были отменены[888]. Долгие размышления убедили большинство французов, что виноваты не арбалетчики, а французская тяжелая кавалерия, которая атаковала английские линии в стремительном беспорядке и позволила победить себя пешим бойцам и простым лучникам, gens de nulle value (людьми незначительными), как возмущенно назвал их монах-хронист из Сен-Дени. Но его точка зрения, хотя и распространенная, была почти столь же абсурдной, как и та, которая возлагала всю вину за катастрофу на генуэзцев. Французские боевые линии были тщательно выстроены, и хотя баталия графа Алансонского, вероятно, атаковала слишком рано, нет никаких оснований полагать, что их атака была более беспорядочной, чем обязательно бывает при атаке кавалерии, или что атака в любое другое время была бы более успешной. Сплотиться и перестроиться так часто, как это делала французская кавалерия при Креси, есть великий подвиг рыцарства и дисциплины. Однако были две основные причины поражения французов. Первая заключалась в том, что англичане имели несравненное преимущество в обороне. Какой бы мощной ни была атака, тяжелая кавалерия в XIV веке была неэффективна против пехоты, сражающейся на подготовленных позициях. Филипп VI хорошо знал об этом. Именно по этой причине он отказался атаковать английскую армию в 1339 и 1340 годах. В 1346 году он пошел на риск, потому что этого требовало общественное мнение. Второй причиной его поражения было техническое превосходство длинного лука над арбалетом в полевых условиях, которое никогда не было продемонстрировано более убедительно. Возможно, несмотря на Слейс, Морле и Оберош, это стало неожиданностью для Филиппа VI, и уж точно было непонятно для остальной части его армии. Король вложил большие суммы в наем контрактных армий арбалетчиков беспрецедентного размера, набранных из лучшего источника квалифицированных стрелков в Европе. Арбалет был древним и грозным оружием, предпочитаемым стрелками в большинстве европейских армий с XII века, когда византийская принцесса назвала его дьявольским, а церковь запретила его использование против христиан. Стрела выпущенная из длинного лука, вероятно, никогда не достигала такой силы удара и проникающей способности, как арбалетный болт. Но лук превосходил арбалет со значительным отрывом и продолжал это делать до появления в XV веке арбалетов со стальными луками вместо обычного в XIV веке лука из многослойных роговых пластин. Арбалет никогда, даже в последующие века, не сравнялся с главным преимуществом своего соперника — скорострельностью. По словам флорентийца Виллани, за то время, которое требовалось опытному арбалетчику, чтобы один раз перезарядить свое оружие, из длинного лука можно было выпустить три стрелы. Современные эксперименты показывают, что разница в скорости выстрелов была еще больше.

Эдуард III и его армия провели на поле боя все 27 августа — традиционный знак победы. Следующие два дня были проведены под Ментене и в цистерцианском аббатстве Валлуар. Здесь Эдуард III похоронил французских принцев, окруженный всеми командирами своей армии, одетыми в черное, а также стенами и алтарями, ободранными после бегства монахов. 30 августа английская армия возобновила марш на север, продвигаясь на расстоянии 20 миль от морского побережья. Англичане уничтожали все, что могло гореть. Главные города, обнесенные стенами, Эден, Монтрей и Булонь, были обеспечены гарнизонами еще со времен переправы Эдуарда III через Сомму. Некоторые из них были усилены людьми, бежавшими с поля боя при Креси. Эти места потеряли свои посевы и пригороды. Этапль был взят штурмом и разграблен. Города и деревни, не имевшие стен, превратились в скопления обугленных руин. Виссан, долгое время бывший традиционным местом высадки английских путешественников на континент, был уничтожен[889].

2 сентября 1346 года Эдуард III собрался со своими советниками и военачальниками в деревне Вимилль, расположенной на небольшом расстоянии к северу от Булони, чтобы оценить ситуацию. Должно быть, некоторым из них пришло в голову, что, несмотря на масштабы победы, они добились немногого, имеющего реальную стратегическую ценность. "Мы пересекли королевство нашего противника, — писал сам Эдуард III городам Англии, — мы сожгли и разрушили множество замков, поместий и городов и убили множество врагов"[890]. Но это было все, чего они достигли. Креси стало политической катастрофой для французской короны, но его военные последствия были незначительными, поскольку Эдуард III не располагал достаточными силами для постоянной оккупации территории, через которую он прошел.

Мало сомнений в том, что изначально он намеревался сделать это, по крайней мере, в Нормандии, так же, как ранее в Бретани. Именно поэтому Жоффруа д'Аркур, который уже принес оммаж Эдуарду III в Англии, сделал это снова на холме, возвышающемся над бухтой Ла-Уг, после высадки англичан. Несомненно, это также было причиной приказа Эдуарда III своим людям воздерживаться от грабежей и насилия. Эти приказы, по-видимому, были отданы только во время пребывания армии в Нормандии. Валонь, первый значительный город, который был взят после высадки, был "принят в рамках королевского достояния", и там, возможно, был оставлен небольшой гарнизон. Карантан, несомненно, был занят после ухода армии гарнизоном нормандцев сторонников Жоффруа д'Аркура. Эдуард III посылал гонцов в большую часть южной Нормандии, объявив, что он пришел "не для того, чтобы опустошить землю, а чтобы завладеть ею", и приглашая жителей перейти к нему. Ответ был неоднозначным. Некоторых гонцов Эдуарда III линчевали, когда они пытались донести его добрые намерения до разгневанных жителей. Однако многие нормандцы, особенно в начале кампании, поверили Эдуарду III на слово. Большое количество крестьян Котантена прибыло в лагерь Эдуарда III в Ла-Уг, чтобы признать его. Жители Байе послали гонцов за захватчиком, умоляя его принять капитуляцию их города и присягу верности, несмотря на то, что армия прошла мимо них. Ответ Эдуарда III был показателен. Он отказался от их предложения до тех пор, пока не будет в состоянии предоставить им свою защиту, что произошло только после взятия Кана. Но правда заключалась в том, что Эдуард III никогда не был способен защитить своих новообретенных подданных во Франции, как они сами быстро поняли. Он не мог защитить их даже от своих собственных войск, а когда он прошел, то не смог защитить их от репрессий французских солдат и чиновников. Таким образом, то, что начиналось как завоевательная кампания, превратилось в шевоше (chevauchèe), большой конный рейд, стремительно пронесшийся по стране, прежде чем исчезнуть. Все места, которые занимали Эдуард III и Жоффруа д'Аркур, были возвращены французами в течение короткого времени после того, как буря прошла над головой. Английский гарнизон Кана был захвачен и перебит французскими войсками в цитадели. Люди Жоффруа в Карантане были врасплох захвачены ополчением местных войск, как только англичане ушли. Их отправили в Париж, чтобы казнить на рынке Ле-Аль. Отход Эдуарда III на север предрешил их судьбу[891].

Для таких людей, как Жоффруа д'Аркур, изменение стратегии было горькой пилюлей. Очень немногие из французских перебежчиков, находившихся в подданстве Эдуарда III, обладали ресурсами или широкой поддержкой на местах, чтобы обороняться без постоянной помощи англичан. Политический кругозор Жоффруа, как и большинства других французских дворян-диссидентов, был более узко провинциальным, чем кругозор Эдуарда III. В Вимилль было принято решение захватить порт Кале и занять побережье непосредственно около него[892]. Это были лучшие ворота во Францию, чем любой нормандский порт, его легче было снабжать продовольствием и подкреплениями из Англии. Кроме того, он был ближе к фламандцам, которые по-прежнему оставались самыми надежными союзниками Эдуарда III на континенте. Вскоре после этого Жоффруа д'Аркур сам покинул английскую армию и бежал ко двору герцога Брабанта, где нашел посредников для примирения с французской короной. В декабре человек, который, по общему мнению, вдохновил Эдуарда III на нормандскую кампанию, появился с петлей на шее и молитвой на устах, чтобы получить прощение, помилование и свои нормандские земли от Филиппа VI[893].