Стойкий запах лосьона

11

Жизнь шла по наезженному пути. Давно втянутый в него, Костюкович даже не замечал однообразия своего быта и бытия, редко из какой-то неведомой глубины возникал пристальный большой вопрошающий зрачок судьбы, и слышный только Костюковичу голос ее спрашивал: «Что же будет дальше? Пока молод, тянешь. А ближе к пятидесяти, к шестидесяти, сможешь ли выдерживать эту беготню по больничным коридорам, бессонные ночи и долгие тяжкие дни дежурств? Может действительно надо делать кандидатскую, чтоб уйти на кафедру, на преподавательскую работу?» Но этот вопрошающий зрачок быстро гас, исчезал, а его место занимали каждодневные проблемки…

Однажды около полудня в ординаторскую Костюковичу позвонили из патологоанатомического отделения:

— Доктор Костюкович? Здравствуйте. Вас беспокоит доктор Коваль. Я замещаю Сажи Алимовну. Она уехала на курсы. Вы очень заняты? Не могли бы зайти сейчас?

— Я собирался пунктировать больного, — ответил он, удивляясь звонку и просьбе. — Минут через двадцать вас устроит?

— Хорошо…

Коваль ждал его в кабинете Каширговой, сидел за ее столом, ввинчивая докуренную сигарету в уродливую керамическую пепельницу. Два свежих окурка уже лежали в ней.

— Что случилось, коллега? — спросил Костюкович.

— Завтра клинико-анатомическая конференция.

— Я знаю. Начмед меня предупредила, хочет рассмотреть случай с умершим пловцом, — сказал Костюкович.

— Да. Она попросила меня взять с собой протокол вскрытия с листком гистологических исследований. Так вот: они исчезли из архива. Лаборантка при мне перерыла все, как в воду кануло. Хотя у нас все аккуратно — по годам.

— Как так?! — заерзал на стуле Костюкович.

— Но это еще не конец. Исчезли блоки и стекла некропсии Зимина.

— Что же делать? — растерянно спросил Костюкович.

— Надо доложить начмеду, — жестко сказал Коваль.

— У кого ключи от архива? — спросила начмед, выслушав сообщение патологоанатома.

— У меня и у старшей лаборантки, — ответил он.

— Как она объясняет это?

— Сама в растерянности. Клянется, что посторонних не было.

— Она давно работает у вас?

— Третий год.

— Протокол вскрытия мог попасть случайно на другой стеллаж, мало ли куда она могла сунуть эти три листочка. Но исчезновение блоков и стекол это уже не случайность, — произнес Костюкович.

— Будем называть вещи своими именами, — сказала начмед. — Это не исчезновение, а хищение. И вор знал, что брать. Да брал так, чтоб, как говорят, с концами.

— Будем заявлять в милицию? — спросил Коваль.

— Едва ли милиция станет этим заниматься, — махнула рукой начмед. Да и нам ни к чему реклама на весь город.

— Это явно кто-то из своих, осведомленных, что, как и где лежит. Но ради чего? — Костюкович повернулся к Ковалю. — А может, пропал материал не только Зимина?

— Проверить это немыслимо: в архиве хранятся блоки, стекла, протоколы за несколько лет сотен умерших во всех отделениях больниц города, плюс биопсийные блоки и стекла тысяч больных из этих же больниц.

— Тем более нечего нам бежать в милицию, — сказала начмед. — Они спросят: «Что у вас пропало, кроме этого?» А мы не знаем и узнать практически не можем. Они и разведут руками: «Помилуйте, господа! Сначала сделайте у себя ревизию». Для них же ваш архив и подсобка гастронома одно и то же… Но докладную вам придется написать.

— На имя главного?

— Нет, на мое. И, пожалуйста, никому ни слова. Вор не должен знать, что мы хватились. Может, он попадется на чем-нибудь другом…