Стойкий запах лосьона

13

Когда Левин зашел в кабинет Михальченко, тот, вальяжно развалившись в кресле у окна, читал какую-то тоненькую брошюрку в пожелтевшей выцветшей бумажной обложке.

— Что, Иван, Чейза читаешь, учишься работать? — спросил Левин.

Медленно отстранив от глаз книжицу, Михальченко ответил:

— Вы это тоже читали? Правда, давненько, лет двадцать назад. Называется это произведение «Криминалистическое определение предельной дальности полета пули для установления местоположения стрелявшего». Методическое пособие. Авторы А. Бугаенко и Е. Левин. Слыхали?

— Слышал, слышал. Где это ты откопал?

— Наводил порядок у себя в кладовке, нашел несколько методичек со времен, когда еще в школе милиции учился. Притащил сюда, чего им валяться, поставлю тут на этажерочку.

— Нам это, Иван, уже ни к чему.

— Как сказать. В брошюрке ведь приведена сводная таблица почти всех существующих патронов: и пистолетных, и револьверных, и промежуточных. Начиная с «Маузера» 1896 до нашего АКС и израильского «Узи»… Долго корпели, пока составили эту таблицу?

— Долго… Пули сейчас забота не наша… Ты был в аптекоуправлении?

— Теперь это называется иначе: производственное объединение «Фармация». Не умер, так сдох. Был я там. Пропавшие лекарства — это картонная коробка размером приблизительно сорок на пятьдесят, фирменная, в ней и были упаковки с лекарством. А попала она туда с таможни.

— Каким образом?

— Таможня задержала. Уж больно внушительное количество. Это во-первых; во-вторых, в разрешительном перечне Минздрава этих таблеток нет. Следовательно, к провозу на территорию страны они запрещены. И реализовать через аптеки тоже возбраняется.

— Кто тебе это сказал?

— Сотрудник информационного отдела «Фармации».

— Что же делают дальше с таким товаром?

— Передают в налоговое управление. Создается комиссия из представителя налогового управления, таможни и «Фармации», составляется акт: подлежит уничтожению. Но не успели.

— Да, кто-то оказался пошустрей.

— Зав информационным отделом «Фармации» успел накануне взять из упаковки один туб для образцов. Вот как эта штуковина выглядит, Михальченко достал из кармана небольшую металлическую колбочку зеленого цвета. — Я у него выпросил, чтоб вам показать.

Туб, как туб, плотно закрыт красивой винтовой герметической крышкой, чтоб сорвать ее, надо слегка нажать и повернуть вправо. Левин не сразу это понял, повозился.

— Хитро, — сказал он, отвинчивая колпачок с замысловатой резьбой внутри.

— Это для герметизации, — объяснил Михальченко.

— Ты знаешь, я это уже понял, — хмыкнул Левин, высыпав на ладонь несколько маленьких розовых таблеток. — Запаха нет, — поднес он таблетки к носу. — Хочешь попробовать на вкус?

— Воздержусь.

— Мне тоже что-то не хочется… А вот аннотация, — Левин вытащил маленький листок глянцевой бумаги. Он был забит таким мелким шрифтом, что даже сквозь очки Левин ничего, кроме названия и надписи, что лекарство изготовлено в Германии, прочитать не смог. Название ничего ему не сказало. — Я возьму эту штуку домой, покажу жене, она все-таки провизор со стажем. А что, если это связано с наркотиками?

— Вот этого не спросил.

— Что еще можете сообщить по делу, гражданин Михальченко?

— Все склады в девять утра снимаются с охраны и открываются. В тот день со склада, где хранилась эта коробка, и еще с одного склада шофер «москвича-фургона» получил товар и развез по аптекам, у которых в этот день завоз. Склад снова тут же был опечатан и взят на сигнализацию. Наш сотрудник вместе с их вахтером сидел в дежурке у ворот, когда машина выезжала. Говорит, что вахтер, как обычно, проверил у шофера бумаги, заглянул в фургон и открыл ворота.

— Вот именно, заглянул. Ты думаешь, он сверял груз с накладной? Да ни в жисть! Поверь моему опыту… Как-то очень похоже: груз президента Чекирды исчез таким же образом, как и ящик с «Фармации», хотя склады в разных концах города, — сказал Левин.

— Словно один и тот же «заказчик» или один и тот же исполнитель.

— Возможно… Хорошо бы, конечно, задать шоферу вопрос: «Куда завез коробку, кому? В какую аптеку?» Но он тебе может ответить: «Никакой коробки в глаза не видел. Развез по аптекам товар по списку, так что, господа любезные, идите вы на…» Если даже коробку вывез он.

— А на кой нам хрен все это нужно, Ефим Захарович? Сотрудник наш тут ни в чем не повинен, лицо нашей фирмы не загажено. Остальное — проблемы «Фармации».

— Пусть обращаются в милицию.

— Уже обратились.

— Ну и славно. А у нас с тобой есть господин Чекирда и его проблемы, — сказал Левин.

— Сейчас они и наши, поскольку наш счет увеличится за его счет.

— Ничего, не обеднеет.

— Я тоже так думаю… К осени у нас будет достаточно денег, чтоб купить факс, — поднял палец Михальченко.

— Думаешь, он нам очень нужен? Разве что для пижонства.

— Почему же? Вспомните, как мы жалели, что нет факса, когда вели дело с Густавом Анертом из Мюнхена! А дело о вымогательстве по Донецку!

— Ладно, ладно. Покупай хоть «мерседес». Я старый ретроград… Интересно знать, у кого эта коробка была конфискована на таможне?

— Чего вы опять вернулись к ней? — спросил Михальченко.

— Да так, инерция.

— Ни к чему нам эти заботы, — пожал плечами Михальченко. — Этот элементарный вопрос задаст на таможне любой опер. Но едва ли ответ его утешит: владелец конфискованной коробки скажет ему: «Да, забрали у меня. С тех пор я ее не видел». А если действительно владелец тут ни при чем?

— Тут опер может его спросить: «Зачем такое количество лекарств?» Я бы на его месте спросил, — сказал Левин.

— А я бы на месте владельца ответил: «Дефицит. Хотел подзаработать…» Пошли обедать, Ефим Захарович. Нечего над этой фигней ломать себе голову…