Стойкий запах лосьона

16

Костюкович вышел из застекленного тамбура, где толпились родственники больных, пытавшиеся проникнуть в неурочное время к своим близким, уговаривали пожилую женщину-швейцара, но та была неумолимой.

— Посещение с пяти, вот написано, читать надо. Что вы тут кучу образовали, дайте доктору пройти!..

По долгим ступеням он спустился с холма и пошел к трамвайной остановке. Было начало четвертого. Он ждал трамвай минут десять, когда перед ним остановилась «девятка» и из приоткрывшейся дверцы высунулся Туровский:

— Марк! Домой, что ли? Садись!

Костюкович обрадовался оказии, на дорогу обычно уходил час из-за двух пересадок — с трамвая на автобус, а затем на троллейбус. Он редко ездил на работу своей машиной, парковаться приходилось на пятачке у входа в приемный покой, куда то и дело подъезжали машины «скорой», нередко калечившие докторские легковушки, дважды досталось и «жигуленку» Костюковича…

Едва он нырнул в «девятку», как почувствовал знакомый уже запах лосьона. Костюкович оказался на заднем сидении рядом с Туровским. Водитель, полуобернувшись, поприветствовал:

— Здравствуйте, Марк Григорьевич. Не узнаете?

Но Костюкович уже узнал Алтунина.

— Здравствуй, Сева, — коротко сказал Костюкович, все еще втягивая носом парфюмерный запах. — Разбогател, «девятку» гоняешь?

— Гоняю, — ответил Алтунин.

Рядом с Севой сидел здоровенный мужик лет сорока в светло-серой безрукавке и в серых из плащевки брюках. Мощные руки, тяжелые, как бы обвисшие, плечи.

— Знакомься, Марк, это наш тренер Виктор Петрович Гущин, — сказал Туровский.

Гущин молча кивнул Костюковичу, но голубовато-водянистые глаза его, словно выпученные, под короткими белесыми ресницами, смотрели как-то настороженно.

«У него, похоже, что-то со щитовидкой», — подумал Костюкович, отметив эти глаза, как бы не вмещавшиеся в орбитах. Только сейчас он вспомнил, что видел, хотя и издали, этого человека на спортбазе, когда приходил к Туровскому. Они сидели тогда с Туровским в комнатке, а через распахнутое окно виднелся бассейн, и там на бровке стоял тренер, что-то кричал, размахивая рукой, на нем были красные с каким-то узором красивые плавки…

— Ты спешишь? — спросил Туровский, повернув голову к Костюковичу. Мы едем с тренировочной базы, хотим где-нибудь пообедать. Составишь компанию?

— Денег с собой нет, — ответил Костюкович.

— Ерунда! Мы приглашаем, так что никаких проблем. Так, Петрович? обратился Туровский к тренеру.

— Порядок, — прогудел тот.

— Куда поедем, Виктор Петрович? — спросил Алтунин.

— Жми в «Голубой день».

Костюкович знал, что это гриль-бар за городом, в лесном массиве, в зоне отдыха. Ему не очень-то хотелось быть в роли приглашенного. С какой стати? Кто он им? Может, Туровский просто из вежливости сказал «составишь компанию?» в надежде, что откажется. А услышав, куда они собираются, он расстроился, понимая, что в этом загородном гриль-баре цены космические. Поэтому, когда добрались до развилки — влево дорога в центр, а прямо — за город, в сосновый бор, где и приютился «Голубой день», Костюкович сказал:

— Притормози, Сева. Я сойду, пожалуй. Мы там засидимся, а у меня еще дома кое-какие дела.

— Да брось ты! Вот совковая психология! — махнул рукой Туровский. Когда-то же и расслабиться надо! Не щепетильничай! Пригласили — не комплексуй. Мы знаем эту тревогу, и знаем свои возможности. Так, Петрович?

— Порядок! Кати, Сева, — скомандовал Гущин.

«А черт с вами! — подумал Костюкович. — Чего я в самом деле? Не напрашивался же!» — успокаивал он себя, пытаясь избавиться от чувства неловкости…

В гриль-баре народу было немного: время послеполуденное, да и будний день. Сразу же подошла официантка, похоже, знавшая клиентов.

Туровский сказал ей:

— Привет, подруга. Значит, как обычно, остальное из загашника.

Первым делом она принесла минеральную воду в бутылках без этикеток, на других столах на бутылках были этикетки местной воды «Криничанка». Только потом, во время еды Костюкович понял, что им подали «Боржоми». Стол быстро заполнялся: малиновые помидоры, маленькие огородные огурчики, филе копченого карпа, обложенное каперсами, пучки свежего лука, армянская бастурма, лобио с копченой грудинкой, в глубоком квадратном блюдечке крабы, тарелка с пахучей кинзой и тархуном, бутылка коньяка «Славутич», а вместо хлеба еще теплый лаваш.

— Откуда это у них все? — удивился Костюкович.

— Бар теперь частный, выкупили, трое из них: хозяин, жена и сестра жены официанткой. Крутятся, в Армению ездят за бастурмой и травой, за фасолью для лобио и «Боржоми» — в Грузию, за каперсами — в Азербайджан, за этими помидорами — в Молдавию… Ну что, приступим? — Туровский налил коньяк тренеру, Костюковичу, себе, а Севе Алтунину плеснул в фужер «Боржоми». — Плохо, когда за рулем, а, Сева?

— Ничего, компенсирую едой, — засмеялся Сева.

Пили и закусывали быстро, все были голодны. После первых рюмок пружина неловкости, давившая Костюковича, ослабла, он уже легко участвовал в общем разговоре на какие-то незначительные темы. Потом принесли горячее — бараньи ребрышки с жареным картофелем и зеленым горошком, появилась еще одна бутылка коньяка. Разговор пошел о спорте, о будущем хоккея и футбола, незаметно перескочил на медицину.

— Как твоя кандидатская движется? — спросил у Костюковича Туровский.

— Ни шатко, ни валко.

— Что так, Марк Григорьевич? — поинтересовался Сева Алтунин.

— Времени не хватает.

— А кто вам лабораторные работы делает? — спросил Сева.

— Кто придется! — Костюкович хмельно взмахнул руками. — Все дефицит, реактивов нет, за все приходится переплачивать, лаборантки шкуру дерут, как весь частный сектор. Правда, и зарплата у них символическая.

— Вам спонсор нужен, Марк Григорьевич, — подмигнул Сева.

— Для этого дела спонсоров не сыщешь, Сева, я кустарь-одиночка.

— Не скажите, — загудел тренер. — Наука не должна быть сиротой, — с умным видом изрек он, одним духом опростав фужер с «Боржоми».

— Чем тебе так интересен случай с нашим Юрой Зиминым? — спросил Туровский. — Банальная история, у тебя же таких много.

— Не совсем банальная.

— Нам бы не очень хотелось, чтоб ты возился вокруг этого, — понизив голос, сказал Туровский.

— А мы могли бы выступить спонсорами Марка Григорьевича, как думаешь, Олег? — снова заговорил Гущин, наполняя рюмку Костюковича коньяком, а свою водой.

— Конечно! — подхватил Туровский.

— Что вас смущает в моем интересе к смерти Зимина? — спросил Костюкович.

— Спортивный мир, Марк Григорьевич, это клановая система, свои тайны, их обсуждают только в своем кругу. Как у вас, у врачей. Вы ведь тоже не очень любите, когда со стороны кто-то проявляет интерес к вашим неприятностям. Нам это внимание ваше не очень приятно, разговоры пойдут. Вы должны нас понять, Марк Григорьевич, — сведя брови произнес Гущин. Что у нас на десерт, Олег?

— Мороженое с фундуком.

— Скомандуй подавать! Только пусть вареньем не поливают.

— Виктор Петрович прав, Марк, — закивал Туровский.

— Хотите, мы будем вашими спонсорами? Сколько надо? Если что, немного «зеленых» наскребем, — Гущин откинулся на спинку стула, глядя выпученными глазами в лицо Костюковичу. — Только оставьте Зимина в покое. Думаете, матери приятно, когда после всего опять возникает имя ее сына?

«Это я уже почувствовал: жалобы главному, в прокуратуру — подумал Костюкович, ловя быстрым взглядом их лица, но промолчал. — Что ж, Зимин их воспитанник, человек клана, как определил этот бугай…». Ему надоели эти разговоры, он поднялся, пошел в туалет. Когда вернулся, демонстративно посмотрел на часы:

— Мне пора… Вы догуливайте, а я как-то сам доберусь, может идет какой-нибудь автобус.

— Что ты, Марк! — воскликнул Туровский. Мы тебя отвезем, — он позвал официантку, обнял ее за плечо и увел к стойке бара платить.

Все разом поднялись.

Ехали молча, разморило — кого от еды, кого от выпитого. Костюковича от того и другого, его начала всасывать дремота, он встряхивался, старался, чтоб не заметили и мысленно ругал себя, что принял приглашение на этот обед, было ощущение, что унизился — подтолкнула к такому ощущению возникшая внезапно мысль: «А ведь они пытались меня в сущности подкупить!.. В чем же дело?.. Почему они так отгораживают от меня Зимина покойника, уже не принадлежащего им?..»