Вторник, 20:35.
Кафе «Пирамида» (Тверская, 18), 2-й этаж.
Многочисленная группа мужчин, составив разноцветные кресла, занимает ближний угол. У мужчин одинаковые спины. Их спины в тумане. Их спины то и дело склоняются и ухватывают пищу, а затылки начинают жевать.
Я стою на лестнице. Прямо надо мной, на самом углу, две голые лопатки. Острые, молочные, девичьи. (Вопиющий диссонанс.) Где-то я их уже видел. Нам здесь как дома, а ты не пялься, – жмурясь, говорят они мне.
Кстати: это Света. Знакомьтесь. Света пьёт и курит одновременно. Если зайти с лица, то будет видно, что она не совсем голая: на ней золотая бабочка (топик), мой недавний подарок. На глазках – как всегда: пелена серьёзности. Слушает мужчину. Мужчине лет 45. Лицо волевое. Кондотьер. А, ну понятно – Паша или кто там… Какая теперь разница.
Телефон у Светы давно отключен. Я здесь кружу уже минуты три – и так, и этак зайду. Ноль внимания.
Ну что, поехали?!
Тук-тук!
Светин глаз дрогнул, но, не определив источник звука, так и остался – смотреть в квадратный рот хозяина.
Тук-тук-тук-тук!!
Светин глаз сурово вскинулся на раздражитель, завис на мне. Что-то очень глубинное проснулось в Свете, даже похожее на улыбку… Неужто узнала!
…эх, подойти вальяжно с фронта, вклиниться, а извините, можно вашу даму на секунду?.. (посмотрим, что бы ты сказала!), подать галантно руку (посмотрим, как бы ты не встала!), и – чуть в сторонке, под пытливыми тяжёлыми взглядами – доброжелательно отчеканить, со всею правотою моих верных месяцев:
– Значит, так. Девочка. У тебя есть выбор. Ты прощаешься со всеми – и мы уходим вместе. Или ты остаёшься в этой достойной компании – и я ухожу один.
Эх, посмотреть бы на её лицо!..
Х-ха, было всё не так.
– А что это ты здесь делаешь?.. – сказал я ласково. Довольно громко. Кондотьер обернулся, смерил взглядом, Света стала что-то ему объяснять…
– Я смогу подойти к тебе минут через сорок, – чётко резюмировала Света в мою сторону.
…о, всемогущий боже! Ты дал мне интуицию, чтобы, поправ теорию вероятности, я принёсся именно сюда, в это общее место, святилище никчёмности, в этот дутый пузырь – и волею твоей наткнулся на неё! Ты дал мне глаза, чтобы увидеть её, моего Светика, в роли эскорта! И ты дал мне уши, чтобы услышать такое… Так дай мозги и силы, чтобы понять, что Светы больше нет – и чтоб прорваться сквозь мои тенета!.. О чём ещё могу я попросить тебя – с той давней наивной молитвы ты помогал мне познать моё счастье, ты верно вёл меня в экскурсию по моей розовой стране – от начала и до самого конца…
…а всё остальное будет от дьявола!
Покачиваясь, я пошёл вниз.
Ликуйте, местные обитатели, пустые скользкие улитки и их холодные ловцы! Костлявые пигалицы и гнутые бараны, зудящие стрекозы, сизокрылые бабочки, модельные пиявки, шмели на «Кавасаки», безлицые тюлени – о все вы, циничнейшая из всех фаун, столичнейшая из всех шушер, тщеславнейшая из экспозиций! Вы все, чьё равнодушное сидение в культовом аквариуме относит к высшей касте призраков! Сегодня ваш вечер. Сегодня на ужин у вас моя молочная овечка! Смакуйте, господа, свежайшую баранину! А расстрелянная надежда… беззвучным воплем пусть потонет она в вашем бесстрастном чавкании.
(Я раздавлен абсолютно, но пафос правоты бьёт ключом.) И ещё что-то иезуитское есть в моём покидании стеклянного храма. Я как бы говорю: вот он – я, и я знаю всё… ну, я пошёл, а ты теперь крутись как знаешь. Она, конечно, ошарашена – может, потому и не нашлась, что сказать, повторила слова патрона. (Это я её так оправдываю!..) Ох, и неуютно ей сейчас там – сидит, как на иголках, и ждёт, когда ей будет дозволено спуститься… Бедная овечка, затравленная со всех сторон.
Не оборачиваясь, я сел в машину и поехал домой. Всё, всё, теперь точно всё, било в темечке. Тут же начала всплывать, однако, куча неподъёмных «но», или «а»: «Но может, всё-таки послушать её?..», или: «А как же теперь Кипр?!» Их надо было либо отсечь все разом, либо… Минут через пять, наконец, зазвонил телефон, и я мазохистски долго вслушивался в мелодию, всё пытался представить её лицо. Потом с наслаждением телефон выключил. Перед самым домом захотелось послушать опять. Вместо звонка целая лавинка SMS обрушилась из запруды.
«Ne khochesh’ razgovarivat’, togda chitay. Eto moi druziya, kotoriye vstretili menya sluchaino i provozhayut na otdikh. Ya zhe liubliu tebia!..»
Последняя фраза смотрелась жалко и отозвалась вдруг такой пустотой, что я болезненно хохотнул и не стал дочитывать.
Дома на определителе – раз десять её номер. Однако, серьёзны дела у девчонки, если трезвонит уже из дома. Я зачем-то открыл испанский бренди – какого-то «Кардинала» – и стал смаковать долгие долгие гудки. Потом – молчок. Десять минут, полчаса… Неужели поехала?!
И точно. Звонок! Покаянный силуэт в глазке…
…и всё-таки взяла такси, и всё-таки приехала сама. Корректность поведения обезоруживала.
– Ну проходи, коли пришла.
Молча прошла она на кухню, села. Выставила на меня в меру насмешливые глаза. Так. Сама решила атаковать.
– Ром. Ты что. Это же Пашка Мишкин, ну помнишь, я рассказывала, нефтяник, мы с ним два года друзья, просто друзья, понимаешь?..
Созерцая Свету с доброжелательным превосходством, во внимательной памяти своей активировал я ячейку, посвящённую нефтянику Пашке. Выходило не совсем то, что она говорила сейчас. То есть оно можно бы и так, и этак. Но дело было не в нём и даже не в Свете. Дело-то было во мне. За дегустацией гудков я совершенно забыл, что я должен делать. Я внимал её объяснениям. И уже – кое-где внутри – пожелал ей успешно выкрутиться.
Короче, чего там. Сидели они с подружкой в «Пушкинском». Только вышли – Пашка, едет ужинать в «Пирамиду»! У него как: откажешься – обидится. Вот и подумала Света, что на полчасика не страшно! Он только из Африки приехал, всё про сафари рассказывал, как по верблюдам стрелял… жуть какая. (Вот не понимает она его, не может иногда понять – но чувствует : такое расслабление у человека.) – А эти кто? Кто эти?! – Да это его команда! Ну, футбольная. Вот, говорит, команду купил, не знаю уже, как себя развлечь… Бедный.
– …а я сижу такая, телефон выключила – вот думаю, что будет, если вдруг Ромик придёт… хотя как ты придёшь просто так – ты «Пирамиду» эту ненавидишь… Ну бред, понимаешь? И тут ты такой! Я сначала даже подумала, призрак!.. – Она уже покатывается со смеху. – Ромик! Ро-мик! Ну Ро-о-омик! – тыркается доверчиво рожками снизу вверх…
Ромик решает мучительный, первостепенной для себя важности вопрос… (Между нами говоря, всё он давно уже решил.)
– Так ты представь меня ему!.. Скажи – вот это мой Р-р-раман. А то мне говоришь – я с ним не спала, ему про меня – это мой знакомый… Если б ты сама позвонила и сказала правду… Короче. Ещё раз – и наши отношения потеряют смысл.
Так вот сказал Ромик, просто и искренне. Великодушно. Как гора у него с плеч свалилась.
А Света закивала оживлённо. Прочувствовала, стало быть.
– Представляешь, а я чуть не запла-а-акала, когда мимо Парка культуры проезжала!…
Итак! Прочь извилистые домыслы, досужие сомненья, ночную рефлексию, заумные мистические прения со всякими тёмными перцами! Долой всё, что уводит нас с главной дороги, ступить на которую дано свыше и дано не всякому! Ибо есть ли на свете та мораль, что оправдала бы убийство чувства?! Что заставила бы бросить в провинившиеся – но любимые глаза: «Я умываю руки»?..
Так что за мной, читатель, ибо мы уже на финишной прямой! Мы наткнулись на рифы, мы побывали в шторме, но вот, запасшись опытом и верой, на полных парусах летим вперёд – прямо по солнечной сияющей дорожке. Там, на кипарисовом острове, в тени столетнего кокоса, после первой склянки, три шага прямо, полтора налево ждёт меня мой золотой ключик… Ключик от стулика!
Ибо, как говорится в детской сказке, кто ищет, тот всегда найдёт.
Кстати, о сказках: не пиратских притч, так «Гарри Поттера» сказалась как-то Света большой почитательницей, и, приехав на следующий день забирать её от мамы с папой, я преподнёс ей очередной кирпич с невинно навязчивой подписью: «Моей сказочной принцессе – с верой в чудеса!!»
Мама Анна несказанно обрадовалась разрешению нашего конфликта. Торопясь уже с папой Сан Санычем на поезд куда-то в Туапсе, она улучила-таки секунду и доверительно мне шепнула:
– Она действительно случайно встретилась с этим Пашей. И все встречи, которые были у неё при вас, Роман, – совершенно случайны! Но знаете, сколько всякого такого ещё будет…
…чем ни за что ни про что опять ввергла меня в мою ипохондрию по меньшей мере на полчаса. Что хотела сказать она?! Сколько же было случайных встреч? С кем? И как мама Анна этак может предсказать высокий процент случайности за дочкой?!
Этого дела и вправду Света мастерица. Случайность сама будто за ней гоняется, застаёт по неожиданным местам. Вот и сейчас – выкатывается Света из туалета, покатываясь. (Мы в любимом «Макдоналдсе», что на Ленинском – по пути домой не можем себе отказать.) Кто-то, значит, с неизвестного телефона закидывает её галантными эсэмэсками – может, Рудик проверяет, или подружка Алька из Словении развлекается… а вдруг действительно хочет познакомиться человек?..
– Да что ты, Ромик! Ну я правда не знаю, кто это! Видишь – всё тебе читаю… А хочешь – завтра у нас в «ХУЗ’е» последний кастинг в Милан – ты со мной придёшь, и Рудик тебя увидит?.. Тогда уж в моей жизни точно станет на одного дурачка меньше, – мечтает Света.
Тут же звонит ей из Франции Стас. Минут двадцать что-то выговаривает. Что, что такое?! – Опять Пиздерман! Откуда у него Светины фото?! Опять торгуют Светиком у неё за спиной. Может, сама дала ненароком? Или через «Кодус»?.. Или тогда, ночью, с Маринкой, – не фотографировал он тебя, Света?..
Мы серьёзны, все в догадках. Опять охота на девчонку! Стаса всё это бесит, просто бесит…
Филе-о-фиш Светик запивает кока-колой. Кока-кола опять вошла в нашу жизнь, напоминая, что есть ещё на земле вечные ценности. Двухнедельное воздержание закалило Свету. И теперь, поверив в себя, нужно расслабиться. Правда, всякий раз переспросить с жалобной гримаской: а можно, Роман?..
– Представляешь, какая новость, – говорит Света задумчиво. – Что Фиса с Маринкой в каком-то агентстве блядском, да может, и не в одном… Пожалуйста – за ночь 1000 долларов. Рудик сказал, Рудик знает.
Странно. Новая информация скользнула мимо, не задев толком сердца. Я сидел в этом жёлтом вечернем «Макдоналдсе», ловя себя на странном чувстве, нахлынувшем вдруг: нет, не в том, что она говорила, не в словах её – в наклоне головы, движении губ, в любом её жесте, просто в звуках её голоса была какая-то своя отдельно ото всего живущая истина, маленькая и упрямая, и я прислушивался к этому родничку, я пытался понять, что это. Где-то там было место и мне, особенное и доверительное, и на месте этом я никогда не ощущал себя так уютно, как сейчас. Её противоречивые поступки, её последние обидные выверты… – это всё сдвинулось в сторону, на обочину сознания. Это всё сейчас находилось в другой галактике. Это всё отношения не имело к тому, что чувствую я. Я был весь растворён в ней, я бродил в ней её соками, прислушиваясь к незрелым сбивчивым ритмам. Я был счастлив в эти мгновения, счастлив и благодарен кому-то за осознание того, насколько эта девочка дорога мне – любая. Насколько стала она родной!.. Я взял её руку – она даже улыбнулась непонимающе. Я хотел сказать ей что-то – слова куда-то делись, распались на мелкие бессмысленные осколки… Как вообще об этом говорить, думал я, неисправимый ценитель словесной формы. Думал, что и не надо – пусть оно будет только моим.
И ещё думал – как, в сущности, всё прекрасно, если мне опять послано то, что у иного и вовсе не случится.
Наверно, что-то совсем необычайное было сейчас в моём взгляде, потому что Света улыбнулась странно и сказала шёпотом:
– Ромик, я тебя иногда не понимаю… Но – чувствую !