Стулик

Господа! Вы, конечно же, знаете, что такое на курорте – ужин?! Когда ты, умиротворённый и даже вполне жизнерадостный после стольких приватных аперитивов, в душистом облачке искренности, под целую симфонию встречных взглядов, улыбок и возгласов восхищения, стелющуюся за твоим маленьким приодетым ангелом и его ручным наплечным чудом, низводишь величаво не совсем ещё обтрёпанный штандарт своего торса – да на нижний – открытый, горящий, так изменённый вечером плацдарм у подсвеченного бассейна, и лебедь с поросятами ещё на месте, и пальмочки вокруг, все в новогодних огоньках, под аккомпанемент квартета танцуют местный танец, и яства не безлики, но дышат вдруг таким здешним ароматом, таким здоровым и заслуженным обещанием автохтонного праздника, а таблички с их названиями – «horta», «keftedes», «dzaziki» – отдают столь невинным местным колоритом, что ненароком и подумаешь: неужто наконец-то я на Кипре!.. И по ходу выясняется, что твои великолепные белые шорты известной марки не приличествуют церемонии, о чём обворожительной, но настоятельной улыбкой намекает вошедший в транс метрдотель, разрываясь от любви к гостям, от профессионализма и от важности момента – и снисходительно тут же приветствует попугая как лицо незначащееся в должностной инструкции и потому всё же заведению нейтральное или даже дружественное, и становится совсем несложно слетать обратно в номер надеть панталон, так как именно сегодня, единственный в неделю раз, возносится над ужином неприметный вроде плакатик: «Сайпрус найт» – возвещающий о долгожданной экзотической феерии!

И мы бродим с тарелочками, накладываем всего-всего… О мышцы, настал ваш час! – средь загадочных салатов, травяного супчика и баклажан под майонезом можно сыскать и неких осьминожек, исходящих, истекающих, трепещущих белком! Музыканты играют что-то местное, аниматорши же пытаются поднять отвалившуюся публику и организовать возле сцены хоровод. Пока весь колорит.

Так что, в общем и целом, ужин проходит под знаком попугая. Он у нас сидит на перевёрнутой рюмочке и как будто даже дремлет. Окрестные столики смотрят по-доброму. Дети уже выстраиваются в очередь – погладить. Как просто доставить людям радость. Ты денег ещё не берёшь за него, Света?.. Иногда хозяйская рука подносит к клюву стакан с джин-тоником. Тогда Кирилл, играя хохолком, делает вид, что зря разбужен, и обиженно пятится, но всё же уклёвывает раза четыре и засыпает опять. Милая, светлая птичка. Скоро будет курить.

Поверхностные знакомцы, кои примелькались и с которыми принято приветливо киваться, имеют уже случай подойти и выказать одобрение. Та сухая англичанка, что прыгала со Светой в мешке, тоже не смогла себе отказать и присела к нам с мужем, седовласым и благообразным. Я тут же угостил их коктейлем – под одобрительный Светин взгляд. (У них, наверно, то же, что и у нас было, Ромик, – разница лет двадцать пять, доверительно шепнула она мне.) Англичанка, однако, явилась активисткой общества защиты пернатых. Долго вглядывалась она в душу птички, не замечая вокруг никого, – и, видимо, поняв что-то для себя, перешла сразу к пристрастному допросу о режиме кормления и особенно питья. Я оставил Свете отдуваться, а сам завязал светскую беседу с мужем. Живут они в Монте-Карло, и выяснилось невзначай: чтобы жить в Монте-Карло, на счету должно быть не менее миллиона долларов. Что такое миллион долларов? Пшик, ноль, ничто, смеётся он клетью крепких белых зубов.

А Светик уже танцует сиртаки. Чернявый парень из артистов подхватил её как-то незаметно и обучает перекрёстному ходу, с удовольствием положив руку на голую талию. Даёт ей в руку некий бубен. Как королеву бала, ставит на стол. Только не ёпнись оттуда, умоляю в камеру. (Я осоловевший, так и не встал ни разу из-за стола, вот же бывает – бесполезным компотом ложатся разбавленные дистилляты на дно души…)

– Ромик, поедем в город! – вдруг подскакивает Света сзади. – Таня приглашает, к ней друг приехал…

Друга зовут Мирко. Лицо мягкое, вежливое. Вовсе никакой пока не друг, а просто такой же серб, всех созывает на дискотеку на джипе на своём по доброте душевной. Всё ходил вокруг, попугая фотографировал на цифровую камеру. Кстати, очень открытый парень – резко открылся в машине: недавно совсем заработал свой первый миллион – на компьютерной бирже.

Таня на заднем сиденье улыбается проницательно мне в затылок. Как ни в чём не бывало, беседую я с Таней. Моё оружие – доброжелательность, думаю я.

…почему невзлюбил я так Таню? – потому что видит меня насквозь.

Наверно, правду говорят: Айа-Напа – вторая тусовка в Европе. (После Ибицы.) Мы со Светой далеко не поднимались, всегда оставались в одном из нижних мест. В этот раз на новёхоньком Лэнд-крузере можно было забраться повыше, с другой стороны, и пройти вниз несколько улиц – ревущих, горящих, неоновых. Да-да, громыхающие улицы сплошных дискотек и баров разных стилей, ритмов, поколений – я не видел никогда ничего подобного. Отовсюду, с обеих сторон долбит музыка, через каждые десять метров переходит одна в другую, более забойную, и всё это в слепой огненной круговерти, и всё это агрессивно, и зазывает, и не отпускает, и засасывает, и мелет, и давит. И краснорожие туристы в белых майках – а потому что в основном англичане, в основном с пивом и в основном пьяные.

(Ну, вы, конечно, знаете, как отдыхают уэльские студенты, девонширские работяги, столичные благовоспитанные клерки… Нет?.. За всех не скажу, но везде одинаково. Жизнь всегда стартует после ужина, когда все скорей заваливаются в бары, так как уже свежи и готовы для новых дел; оттуда плавно переходят на дискотеки, т. к. всё рядом. Там надираются совсем до чёртиков, так как ночь длинна. Переходя из клуба в клуб, стараются всё же держаться своею стаей и освистать попавшуюся особь противоположного пола (третий сорт – не брак), так как надо же и о личной жизни думать. У кого она (жизнь) не сложится прямо на дискотеке, так как она (жизнь) – штука сложная, тот стремится затащить её в отель. А самые смирные тем временем направятся на пляж, так как надо же когда-нибудь спать. Спят до ужина – с перерывом на обед. И далее по новой.)

Светик, идущий об руку с Таней, наконец оглянулся на меня: классно, да?..

…ну, с восторженным да полуголым олешком впереди, да ещё в золотом платье – сложное впечатление. Как будто ты заделался орлом, а вокруг всё коршуны да ястребы – того и гляди заклюют-затопчут. Вон уже и подлетели двое, пятясь дурашливо, – так она им ещё чего-то отвечает!.. – а ну-ка, сокращу дистанцию…

…ладно, если особо от неё не отходить, то ещё терпимо. Правда, пьяненькая уже, смешно изображает фигуры всякие там под техно, стремится с Таней к симметричности. То и дело мелькают у меня на экране видеокамеры её счастливые гримаски. На подиуме уже кривляется, принцесса подтанцовки. Ну совершенно ведь танцевать не дано ей, думаю ласково. И только не ёпнись оттуда, молю в экран. «Where is her breast?! [22] » – кричит сзади грудастая рыжая завистница, похожая на Сару Фергюсон, [23] чем очень настраивает против себя миролюбивого Мирко, и он вступает с ней в смертельную полемику – о красоте груди.

У меня уже нет денег. Я не знаю, куда они подевались и почему я не взял больше. И вообще: у меня осталось сто долларов. Мирко: ноу проблем – в который раз с неизменной интеллигентной улыбкой берёт он нам коктейли, каждый по два фунта…

А Таня тем временем тянет куда-то Свету. Минут через пять только возвращаются, весело лопочут, глазами друг дружке делают. Знакомила её Таня с двумя молодыми людьми – так те поспорили: один – что ей четырнадцати нет, а другой – что больше…

А на выходе помахала через меня кому-то ручкой.

И сказала, зажмурившись:

– Хочу на Ибицу.

Я не удержался:

– Самое место. Для тебя.

Таня заулыбалась, а на обратном пути на заднем сиденье долго что-то говорила Светке, тепло и доверительно, и шептала ей, и втирала. Звучала она одна. Считая ниже достоинства своего подслушивать, я вмирал в эти едва различимые звуки сзади. «…Still a child…», «You will have many other friends…», «Now you maybe take it serious but… [24] »

И в предутреннем мареве не отпускала меня обида, и усугублялась она бессонницей.

…миллион долларов – много это или мало?..

Я знаю одно. Два фунта. Это много.

Это очень много, господа.