Стулик

– Я Федя, Федя Пиздерман, – доброжелательно пропел он мне на ухо и тут же снял очки, чтобы их обтереть. Отчего одутловатое интеллигентское лицо инфернальности лишилось, беспомощным сделалось и даже милым… – Так зовут меня друзья, – добавил он, вроде как оправдываясь.

Ага. А я ведь знал всегда, что в поворотный момент судьбы именно он это будет: Пиз-дер-р-р-ман… Знание о Пиздермане как об экзистенциальном антиподе залегало во мне, очевидно, на глубине подсознательной, там, в глухом отстойнике, на уровне детского страха, потому как всплывши вдруг на поверхность и отождествившись, обернулось оно неожиданной готовностью ко встрече с неведомым. (Ну, помните – Пиздерман?.. Непрошибаемый модельный продюсер, коллекционер, гроза рублёвских жён?..)

Да, был в этот момент я чуть раздавлен Светой, узрев разом и высшую точку, и конечный пункт моих кипений… Но мобилизовался весь, нашедшись сказать себе твёрдо: никакой рефлексии, все терзанья загоняем быстро в одно место!..

И не стало тут никого – ни Светика, ни Фисы… Вся тусовка улетучились вмиг – за полнейшей, вероятно, ненадобностью в следующем действии.

– Добро пожаловать в мой сон, – повторил новый персонаж, слегка картавя.

Это же всё была бутафория, подумалось с внезапно пришедшей лёгкостью, пока вокруг сумбурно менялись декорации. А единственно достоверное существо подслеповато взирало сейчас на меня, и не могло оно не вызвать, в общем-то, симпатию… Вот это вот – тот самый чёрный хищник?.. Это кто тут желает меня проглотить?! Я открыто улыбнулся, пожимая ему тёплую, чуть влажную ладошку.

– Один – ноль в вашу пользу, – растерянно улыбнулся Федя. – Я думал, вы меня будете сейчас убивать. А вы такой большой, но… вежливый.

– Конечно, Федя. Очень о вас наслышан… С волнением слежу за вашими выступлениями по телевидению, – добавил я почему-то. И запутался немножко: – А почему, собственно, сон – вы же реально сейчас в «Зиме»? Празднуете Новый год…

– Мой сон – это жизнь. Реально-то я сейчас… в Куршевеле, – подумав, сообщил Пиздерман. – А вообще, я одновременно везде, – вздохнув, добавил он. – Это вы во сне, а я… на работе.

– Да. Жизнь, сон, работа… – постарался осмыслить я сказанное. – Действующие лица… всё те же.

– Что делать, такая жизнь сейчас. – Пиздерман расплылся в приглашающем жесте, и выжидательно застывшая вокруг тёмная плоскость рассыпалась на бесконечное множество хрустальных квадратиков, похожих на соты… Они громоздились во всех направлениях, но не просто так, а со смыслом, потому что в каждой ячейке содержалось по восковой полуголой девице. В различных положениях застыли фигурки – светящиеся, лоснящиеся, перламутровые, с кукольными выражениями на похожих лицах. И у всех губки приоткрыты – с надеждою. Нет, статуэтки вроде одинаковые не совсем, всякая что-то своё выражает, но вот отвлечёшься – и не осталось в памяти ни одной. Усреднённый образ только.

Опять всё бутафория.

А под каждой ячейкой, между прочим, по бирочке. Сплошные нули какие-то… Цена?!

…Светик, ты… здесь?! Только держись, не замерзай совсем, я вызволю тебя, отогрею, только не… (Я такой Кай, а она там где-то Герда. Правда, на самом-то деле наоборот было.)

– Та-ак, тепло, тепло… – Федя даже пиджак снял свой чёрный кожаный. И такой вальяжный стал: – Ну, а если без эмоций – можно ведь на ты?.. – какая разница, где там твой Светик?.. Чем лучше он Таника или, положим, Юлика?.. Все тут у меня – сту-у-у-улики! И все – хрустальные! Все – незаменимые, а следовательно, труднодоступные. Ой-ой, как трудно!.. И каждая так себя ведёт, будто самая-самая женская вещь у неё только у одной, и эта вещь всегда при ней!..

Куклы сдержанно кивали, меняли положение губок и вообще. Соглашались.

И тут я понял моё предназначение. Ну не может так всё быть кругом однозначно. Я же противовес!.. И если я могу сделать хоть что-нибудь…

– Знаешь, Федя… Я думаю, ещё не поздно. Отпусти её, Федя. Отпусти.

– Х-ха! Один – один! – Пиздерман с удовольствием пыхнул сигарой. – Конечно. Да забирай!.. Спросил ты у неё, нужно ей это? Это – ей – нужно?! Пожалуйста – вон она у нас, на верхней полке, с бантиком: спешл прайс! Объясняю, почему спешл. Во-первых, натуральная лолита: для мужчин лицо самое оптимальное. Во-вторых, харизма. Английский там, художественная гимнастика… Умница. Подойди к ней, чего ты… Разбуди её! Скажи: я тебя люблю. Что ответит она тебе?..

Устремился я взглядом, куда Федя указывал, и не увидел. Никого не увидел. Только куклы напуганные глазками делали.

– Порядочная девушка стоит сейчас… ну, очень дорого, – продолжил Пиздерман размышление. – Поэтому спрашивается вообще: а что такое любовь?! И отвечается тут же: не что иное, как бездушная покупка! Вот в чём для тебя вопрос, смешной ты человек: будет ли у тебя столько денег, чтоб в нынешних условиях позволить себе такую безделушку?!

– Полная подмена понятий… – открыл я было рот, чтоб рассказать Феде про моих дядю с тётей, золотую свадьбу на днях сыгравших, в метро направить Федю или Булгакова процитировать: кто сказал, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!…. – да холодок вовремя пробежал между лопаток, будто уличили меня в чём.

– Я больше скажу, – перебил Федя, в полемике не нуждаясь. – Момент очень, конечно, травмирующий. Ты вон какой парень – здоровый, симпатичный, весь из себя. Думаешь, я не вижу?.. И тебе, конечно, давай такую же – красавицу? Н-ну-ну. Попробуй, разведи её! Цветы-стихи, театр… как раньше, а?!… Хрена! Они давно у меня все, самые клёвые. Какой бы там ты ни был – ну не можешь ты её сам собою заинтересовать и привлечь! За мужиком деньги должны стоять, много денег… Да, раньше тёлки давали даром. Но время-то было, а?! Тогда все были лохушки. Уровень сейчас другой. Смотри, смотри – они не понимают, кто ты и чего тебе вообще здесь надо… Они боятся тебя, слышишь?

Нарастающий хрустальный звон подтверждал Федину правоту. Отовсюду в этом звоне стекалось ко мне девичье презрение. Стало немножко стыдно. Не совсем, конечно, а самую малость. За несбывшееся моё начало… И чем ярче расцветали прописные Федины истины, тем прицельней метили они именно в него, в моё белое восторженное пространство, и тем плотней была их необратимость и однозначность. Странное оцепенение опустилось на меня. А память того, чего мне вообще здесь надо, вопросительной дымкой окуталась.

– Что делать, мир не изменишь, – с удовлетворением продолжил Федя. – Ты пойми, время сейчас такое… Рубить капусту! Вот сколько было лет пять назад у нас олигархов? Семь?.. А сейчас?! Двадцать семь! Миллиардеров только… У них же как мозги работают? По-другому совсем. Я для них – миф, легенда, я маркет-мэйкер, я рынок им сделал на ровном месте, я им взрастил новое поколение тёлок!.. Они и в «Вог» заходят, и в «Марио» – думаешь, зачем?! – специально, чтоб со мной поручкаться! Они думают, ну что нам стоит Феде прислать какой-то чирик – он же на волне… А потом друг другу хвастаются, кто Феде-очкарику больше отвалил! Они думают: раз от Феди – значит, супермодель, значит, с именем, а поди ты разбери, есть там у неё имя или нет… Эй, сестрички!.. У вас – есть – имя?.. Зачем вам имя?! Имя – у меня!.. Бренд – я!! На них на всех – бирка, видел?! Самая крутая! От Пиздермана!

Барышни насупились немножко, но обижаться не стали; напротив, надёжное крыло почуяв, ножка на ножку позакидали, расслабились и меж собой опять защебетали… Ну, а меня и вовсе внимания своего лишили.

– Да я не всех забрал, – подмигнул мне тут же Федя обаятельно, – осталось ведь много чистых, хороших… Для бедных! Денег нет – спустись в метро!

– Я, собственно, более или менее… Я только о Свете беспокоюсь. О Стулике! – напрягши туговатую уже память, процедил я сквозь туман. – Сниматься-то не давалась она в твою коллекцию, и приглашения всякие в Лондон игнорировала…

– И что? Давалась-не давалась… Это же не причина, чтобы на полочке у меня не постоять. То есть она как бы всегда со мной, хотя на самом деле её, может, и нет… Но кто это знает, кроме меня? У меня вон виртуальных половина тут… Голограммы – попробуй, отличи! Объясняю – вот представь, заказ. Мне девочку-стройнюлечку с детским личиком!.. Олигарх какой-нибудь интересуется. Ну, чтоб совсем детское, понимаешь?.. Ну – чтоб совсем… таких раз, два – и обчёлся. А она кочевряжится, даже в компьютер ко мне не хочет – по малолетству да по недоумию… Фотографируют её на улице мои ребята – так она закрывается! Ну, она знает, что я плохой, что я всё продаю – бегает от меня, как от чумы… От счастья своего бегает!.. Меня, говорит, вы никогда не продадите! Ладно, девочка. Качаем тебя из интернета, прямо с сайта агентства твоего… А клиент-то между тем полтинничек мне уже занёс! Я – оперативную разработку по ней… Бац – влюблена девка в какого-нибудь студента!.. И вот как продать эту любовь её правильному человеку – то есть тому, кто её проплатил реально?! Как развести несмышлёныша?.. Вроде пара пустяков, а может и не сработать – этим любовь давай!.. Но я всё могу. Всё! Я пацанов своих к студенту – и он наш уже, наш, как скажу, так и сделает! А с олигархом моим она будто бы случайно познакомится – я всё так подстрою, комар носа не подточит!.. Вот и живёт девчонка, в пацанов влюбляется, переживает, веселится, в скакалку свою прыгает – а ведь не знает, что обложена уже со всех сторон… Что судьба её предрешена уже!! И не узнает никогда – а потому что дядя ещё и за молчание мне приплатит!… Так что же мы имеем в итоге?! – Счастливую пару! Девчонка на мерсе катается, в джакузи плещется! А ты всё беспокоишься, давалась-не давалась… Я счастье дарю людям, понимаешь?!! Счастье!

Вдохновение мелкой испариной проступает на Фединой залысине. Можно даже наблюдать, как его оголтелая муза растапливает кругом атмосферу… И туман, вязкий туман вокруг, а мой внутренний стержень со своим запалом, как по стойке «смирно», застыл. И ощущаю я, как простые и ясные схемы вездесущего гуру прямо и непосредственно внутрь меня проникают, мой стержень онемевший обвивают запросто, корни на нём пускают и разрастаются уже немыслимо – ярко, густо и убедительно… А и действительно – может быть, счастье! Странно… Как прав Федя.

Его же сон-то.

– Почему… я-то здесь? – только и смог я вымолвить.

– Да потому, что ты никто, – сверкнул вдруг Федя дьявольским оскалом. – Ник-то! В мой курятник влез. Тебя здесь близко не должно быть. Ты – тот студент, понял? Рвёшь моих цыпок бескорыстно и искренне. А главное – на халяву! Портишь их мне. Заявы кидаешь – руки прочь, дядя, от какого-то стулика… Да нет проблем! Позволь мне только, я эту романтичность халявную из нутра-то твоего высосу!..

Он снял очки и нежно впился в меня проникновенными глазами Иуды. Стало на миг легко. Бесконтактная экстирпация перезревшего абсцесса. Неглубокая ложбинка в результате. А только что бывшее – «Зима», Новый год, Фиса и Стулик – мелькнуло, булькнуло и плотно сомкнулось сзади, так что едва ли можно было вспомнить, почему я вообще и зачем. Всё, всё начиналось теперь с этой невнятной точки… Но как ни упирался я в неё, выходило лишь тупое осознание, что каким-то ужасным образом его, пиздермановская, реальность сделалась теперь моей…

Между тем Федя продолжил что-то бубнить, быстро-быстро и всё как-то шёпотом. Долго не мог я вникнуть в смысл, запутавшись в интонациях. Теперь уже доверительные и даже вкрадчивые, они почему-то не оставляли мне выбора…

Почему, господи?.. Почему?!

– …потому что у некоторых пацанов всего-то и есть, что пять-шесть лимонов. Такой мне чирик занесёт – и будет счастлив всю жизнь… Давай теперь реально. По запросам твоим и твоим возможностям… Ты же в метро не пойдёшь искать себе половинку?! Пойми: с других десятка, тебе – бесплатно! А перспективы твои?.. Красивая тёлка – как хорошая игра сетевая. Не хочешь – а подсядешь! Не хочешь – а влюбишься – как посчитаешь, сколько бабок вбухал! Только нажми ENTER!

– …а покупают-то у меня что?.. – всего лишь оболочку! Это я так говорю всем, что счастьем торгую, а мне ведь, между нами, по барабану, что там у них дальше. (Ну… не совсем – если любовь, тут уж полтинник пришлите.) И на хрена тебе такая торговля?! Бери своего стулика – и вперёд, в вечность!.. Что делать в охуевшей этой Москве с твоими устремлениями – и с твоими деньгами?! Здесь, здесь я устрою тебе перпетуум-феерию, где любовь у тебя будет бесплатная, бескорыстная, а главное, управляемая… Только скажи себе чётко и ясно, чего ты сам-то хочешь от любви от этой своей… Только сформулируй! Только нажми ENTER!

– …ты пойми. Жизнь – это сон. Какая разница, что тебе там дальше приснится?! Какой бы путь ты ни выбрал – в оконцовке всего-то и проснёшься, что в другом каком-то сне. И заставят тебя карабкаться по той же самой унылой спирали… Только за другим стуликом – испытания-то ты не выдержал! Так проснись уже наконец!! Проснись раз и навсегда, проснись там, куда ангелы не долетят за тобой никогда… У меня на дружественном сайте! У меня уже во сне, у меня! Давай, я постелил полянку! Только нажми ENTER!

– …и не ты ли бредил бесконечным мгновением, прорывом в здесь-и-сейчас и прочей лабудой?! Перед тобой шикарная возможность! Всего-то делов… Уничтожить одно-единственное место, где ты остался ещё… У себя там, в кровати. Откажись от него! Это самое лучшее, что ты можешь сделать в своей никчёмной жизни. Только скажи мне об этом вслух! Только – нажми – ENTER!…

ENTER = ESCAPE, ENTER – уход, ENTER – как ввод, только наоборот…

СONGRATULATIONS! YOU ARE A WINNER! [30]

Вы – победитель! Избранник! С Новым годом! Как попали вы сюда? Как достучались до обетованного уголка Всемирной паутины?! Посетителю этого необыкновенного сайта выпадает редчайшее счастье. Видеть лишь то, что он хочет видеть. Иметь лишь то, что он хочет иметь… оставаясь в наших удивительных лабиринтах! Зарегистрируйтесь, пожалуйста. Да-да, вот сюда – «instant access» … У нас только один вид членства – вечный. Да-да, вот сюда, где много девяток. О, не пугайтесь этих цифр – фактически, ещё никто не пожелал выйти. Мы принимаем «Визу», «Мастеркард» …

Что-что?.. А как же вы собирались платить? Кто-о-о сказал?.. Любовь?! Вас обманули. Управляемую – конечно, на то у нас и игра. Но не бесплатную. Бесплатного в этом мире нет ничего.

Кто прислал вас? Тот пусть и платит!.. Кто? Ах, Федя… Опять Федя. Наши сожаления. Тогда вам ничего не остаётся, лишь только вечно кликать на «free tour».

Да, незавидная у вас участь. Зайдите, однако. Мы рады любому, хотя на какое счастье можно рассчитывать в предпросмотре?..

Поэтому не взыщите – мы имеем то, что мы имеем.

Поэтому перед вами – всё та же чёрно-белая девушка с вашего портрета. Огромные кроткие глаза… Взгляд, как вы видите, подёрнут лёгкой печалью… Перед вами то самое, о чём вы столько страдали. (Вам нравится ведь страдать?..) Ваша маленькая вселенная, дарующая вам ту мучительную, вечно ускользающую, бесконечную прелесть момента. Расслабьтесь. Ваша маленькая вселенная никуда от вас не денется. Она патологически вам верна, ибо живёт только в вас… Ваша маленькая вселенная – в вашей чёрной дыре! Потому она такая и маленькая. А её замусоленный прототип, как ни взывайте вы теперь к нему, имеет к вашей чёрной дыре такое же отношение, как апельсин к… закату.

И вот в этой хрупкой прелести, обращённой к вам на строгие три четверти и потому недосягаемой, томится глубинный вызов. То семя высшей воли, которое, как завязь конца в самом сердце начала, неминуемо заложено в том, что мы любим… Напоминая: всё это есть лишь средство. Видите вы этот вызов? Нет, всё никак не замечаете вы его… Вот же, вот опять сорвался он с невинного взгляда и плывёт прямо к вам! Вычерчивают по пути затейливую траекторию знакомые стебельки, складывается в прогибе ломкая спинка… И вот он уже – целый стулик, неустойчивый и шаткий, немым вопросом перед носом у вас вертится: куда же дальше качнёшься ты, Рома, в своей никчёмной жизни?.. Как выдержишь испытание мною, столь относительной да ненадёжной?.. Как используешь ты, наконец, свой растреклятый, надуманный и вечно ускользающий момент?…

Проблематика стулика безгранична. Вариации на тему бесконечны. Мириадами пикселей пульсирует вокруг вязкое вопросительное пространство. Ослепительное, восторженное пространство! Каждая клеточка, каждая бороздка являет, манит, сулит… Стоит лишь собрать остатки памяти, разбудить внимание, поднять волю… Стоит только захотеть. Только зайти с другого конца. И в каждом клике будет тогда решение, в каждом ответ, в каждом…

…стулик?.. Опять стулик?! Нет, люди. Трон. Престол целый! Только вот не видно его нигде: всё же пребывает он где-то в другой плоскости – в сгустившейся глубине, где весь дивный белый свет, вбегающий сквозь лупу роговицы, вбирается таинственным хрусталиком, чтоб преломиться… (Но я знаю, знаю: туда нам доступ заказан.)

И вообще. Я же во-о-он там, далеко внизу, в постельке, свёрнутый в калачик, оставленный всеми, обиженный на мир смешной ребёнок. В пространстве настолько замкнутом и ничтожном, что отсюда, с макушки мирозданья, почти нет возможности ни смысла фиксировать внимание на столь странном, столь мизерном объекте.

– Да-да, совершенно верно, – чей-то знакомый голос, чуть певучий, немного резкий… (И кажется мне, я знал его всегда.) – Тебе туда.

– Перец! Ты?..

– Я-я. Но так как я – это, в общем-то, всего лишь ты, всю дорогу и приходится показывать тебе то, что ты знаешь… что ты можешь… но понимать и делать почему-то не хочешь.

Ох, много, много чего хотелось спросить у него, но где-то на том, на твёрдом уже берегу створаживалось то, что через секунды можно будет назвать явью…