Стяжатель

Глава 9 Кровь на кулаках

— Хаджиме!

Тощий вплоть до худобы, очень жилистый, с кулаками, напоминающими две посеченными белыми шрамами костяные палицы. Несколько небрежных татуировок, звериный оскал и пародия на ирокез, оставленная на плохо выбритой голове, дополняли образ дикого зверя без тормозов, только и ждущего момента вцепиться кому-нибудь в глотку. Сейчас сигнал был дан, а этим «кем-нибудь» являлся я.

Один нюанс — отморозку, ринувшемуся на меня, едва стукнуло девятнадцать лет, так что на меня летели где-то пятьдесят пять-шестьдесят килограммов буйства… не подкрепленные ничем, кроме эмоций.

Слегка проваливаюсь вперед, перебирая ногами, и, держа взглядом противника, быстро выстреливаю свободной рукой дважды ему в подбородок, сбивая ему напор, затем взмахиваю другой рукой с зажатым в ней мечом, покоящимся в ножнах. Слегка дезориентированный, противник фиксируется взглядом на оружии, позволяя мне выполнить третий удар той же свободной рукой, которую я довольно сильно выворачиваю. Короткий мощный удар локтем в висок сверху вниз.

Падает. Полный аут.

Отхожу, мимоходом отмечая один из плюсов будущего турнира — тут можно не сдерживаться. Не то, чтобы у меня было подобное желание, но если посмотреть на это событие как на возможность отрепетировать бой с полной выкладкой, то ситуация становится более привлекательной.

— Так! Отлично! Просто хорошо! Очень хорошо! — спешит ко мне японец, которого совсем немногое отделяет от термина «карлик». У него в руках периодически щелкающий фотоаппарат, — Смотри сюда! Да! Так! Сверху вниз! Отлично!

Этого низкого человека зовут только по прозвищу, Тануки Ойя. Зовут с нескрываемым уважением. Он не фотограф, он организатор и конферансье. Не организатор турнира, а организатор… подпольных схваток вообще. Уже на протяжении более двенадцати лет. Тануки Ойю считают неприкасаемым, не было и случая, чтобы ему кто-то пытался угрожать, а причиной этого является умение этого небольшого человека из любой схватки сделать доходный бизнес. В том числе и для него самого.

— Ты то — что нужно! — авторитетно заявляет он, хозяйски рассматривая меня снизу вверх, — Скажи, парень, а ты можешь… хотя нет! Не надо. Очки… в очках, конечно, лучше! Да! Когда я тебя первый раз увидел, у самого кулаки зачесались! Такая мерзкая рожа! Наглая! Снисходительная! Тряхни головой слегка… надо посмотреть, как волосы лягут… ДА! Да! Вот то, что нужно! Можно и без очков! Харима, смотри, какой получился!

— Вы как всегда правы, Ойя-сенсей! Молодой человек очень фотогеничен! — миловидная улыбчивая индианка, слегка порозовев щеками, смотрела, как её начальник продолжает ходить вокруг меня, периодически вставая на тело вырубленного мной бойца. Тануки Ойю ни грамма не волновало, что лежащее у его ног тело может попросту начать остывать, к подобному он был привычен. Мне же тем более дела не было, спокойно ждал дальнейших указаний того, кто и дал, в конечном итоге, дорогу мне на турнир.

Имеется в виду, что именно из-за Тануки Ойи, меня, инициировавшегося, допустили до молодежного турнира. Теперь я получал ответы — почему.

— Харима, распечатать! Срочно! — сунув фотоаппарат помощнице, организатор поманил меня за собой, — Пойдем, парень. Выпьем чаю, поговорим. Кто-нибудь, уберите с арены!

Небольшой обшарпанный закуток ни грамма не смутил нас обоих. С комфортом развалившись на облезлом диване, Тануки Ойя, не обращая ни малейшего внимания на возможную судьбу своего дорогого костюма, соприкоснувшегося с грязью, со вкусом отхлебнул чаю, начав просматривать фотографии. Отложив несколько наиболее удачных, человечек обратил свое внимание на меня.

— Ходят слухи, что ты умён, парень. По-настоящему, — буркнул он, — Давай проверим. Ты хочешь выиграть турнир?

— Нет, — тут же качнул я головой.

— Но проигрывать ты тоже не будешь, — наклонил он голову, — Даже за очень хорошие бабки?

— Не буду.

— Разочаровывает, но ожидалось, — вздохнул он, спохватываясь, — В плане проигрыша, разумеется. Во всем остальном — я доволен. Так вот, Акира Кирью, смотри, зачем ты мне понадобился…

Масштаб турнира вышел неожиданно большим, уже накопилось более тысячи заявок, в том числе и из-за рубежа, но, случилась небольшая накладка. Организаторы, которых представлял Тануки Ойя, столкнулись с тем, что со стороны Японии подавляющее большинство молодых бойцов были… похожи друг на друга. В частности напоминали того безымянного хулигана, которого я несколько минут назад вырубил.

— Молодые, недокормленные, кривые. Нет ничего, кроме запала, — морщился мой собеседник, попивая чай, — Мусор, даже не мясо. Это неплохо, даже хорошо. Сюда же придут не только делать ставки, нужно зрелище! Выбитые зубы и кровь этого мусора найдут свое применение. Проблема в том, парень, что зрелище нам нужно обязательно, а вот те, из кого будут выбивать дерьмо — могут и разбежаться. Поэтому, я хочу их подразнить. Разъярить, можно сказать. Заставить рваться на арену.

— Хотите сделать из меня цель? — хмуро уточнил я.

— Часть шоу, — поправил Тануки Ойя, — Люди не идиоты, если ты так же вынесешь еще троих-четверых с арены, то они решат, что с тобой лучше не связываться. Этот, конечно, был лучшим из худших, но остальные ненамного выше классом. Нет, у меня чуток другая идея. Мы будем им платить за первые три победы в бою, в том числе и едой. Ты же будешь… играл в компьютерные игры, да? Ты будешь боссом.

— Боссом?

— Да, — кивнул Тануки Ойя, — За некоторых дебютантов мы назначим персональные награды, повыше. За тебя я персонально дам максимальную, десятикратную. Это значит, что из всего мусора на тебя будут выставлять лучших, тех, кто для вас, «надевших черное», наиболее полезен. Самые лучшие бои, самые высокие ставки.

— А в ответ вы хотите…

— Веди себя так же заносчиво, как и ведешь, смотри на всех также, как смотришь, — начал загибать пальцы Тануки Ойя, — Постарайся уронить первую пару человек так, как будто тебе это ничего не стоит, а самое главное — не прячь лицо и не обнажай клинок. Как видишь, ничего особенного. Потом, конечно, придётся немного затягивать бои, но большего я от тебя не потребую.

— Кроме того, что я взял меч ради того, чтобы уцелеть, если с мечом выйдут на меня…

Тануки помолчал несколько секунд, пытливо разглядывая меня. Он понимал, что не так уж многое и предлагает, а вот то, что он хочет с мечом — уже небольшой перебор.

— Тебе же не обязательно резать того, кто попрёт на тебя с холодняком, не так ли, парень? — неожиданно спросил он. После моего кивка приободрился, продолжив, — Ну тогда просто на опасные бои выдадим тебе реплику твоей катаны, но без лезвия! Просто отмудохаешь противника ей как боккеном! Годится?

— Крепкую реплику, — подумав, выставил условие я, — Очень крепкую.

— Ты действительно умён, — кивнул Тануки Ойя, — Признаю это. С тобой можно работать. Понимаешь, почему эта фальшивка пойдет только на опасные бои?

— Вы хотите, чтобы я посверкал клинком, — кивнул я, — Шоу.

— Именно! — ухмыльнулся организатор, — Как сказал один юный гений нашему дорогому Хигу Годаэмону: «меч можно и уронить!». Это дополнительно разожжёт задницы… всяким там самураям!

Взаимовыгодная сделка. Немного театральщины в обмен на лучшие шансы под ставки. Плюс реплика оружия, которая позволит мне не убивать. Да, для этого нужно подыграть и выходить с открытым лицом, но драться в балаклаве мне было бы некомфортно. С такой поддержкой от организаторов, мне и не нужно будет скрывать лицо, как и опасаться возможной мести от знакомых и друзей убитых.

С другой стороны, если бы в Японии был бы нацизм, то я вполне мог быть его лицом. Рост, кондиции, внешность, заслуги, оценки — всё на высоте. Для тех, кто съел Снадобье, чтобы улучшить свою жизнь, поднявшись с низов, я буду как красная тряпка для быка. Теперь же, выступая в таком открытом качестве, прикрытый Хигу Годаэмоном, Тануки Ойей, присутствием Мотосубы, Коджима и Ханнодзи, я буду совершенно недосягаем для любых любителей сыграть втемную.

— Кстати, парень? — окликнул уже уходящего меня сидящий в телефоне организатор турнира.

— Да?

— У тебя прозвище есть? Или дать? Как насчет Отличника? Или есть свои идеи?

— У меня есть, Тануки-сан. Меня называют Королем Грубиянов.

— Хм, как будто школьное… ну да ладно, тебе подходит. Так и запишем!

Остаток дня я планировал посвятить работе над своим проектом с Мотосуба, но оказался увлечен вместе со своей тетрадью, доставшейся от Огавазы, в дом к Асуми. Хафу, смущенно попросив выправить ей баланс энергии в организме так, чтобы «что-то осталось», потом использовала это «что-то» для постельных игр. Затем, после них, занялась готовкой, пока я разбирал её собственные записи и конспекты, ранее тщательно от всех скрываемые, и соотносил их с наследием «мусорщика».

Получалось так себе, казалось, я наблюдаю два альтернативных подхода по сравнению с воспитанием классического «надевшего черное».

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовалась одетая в одну майку хафу, что-то режущая на кухонном столе.

— Такое впечатление, что вас, «яркоглазых», даже не пытаются серьезно обучать, — проворчал я, листая тетради, заполненные неровным девичьим почерком, — Всё сводится к максимальной «прокачке» клеток тела на энергию, а техника использования лишь в самых базовых образах. Как накопить и выпустить с конечности при ударе, как создать дистанционный удар… Причем сам характер энергии, интенсивность, эффект воздействия… об этом ни слова. Что получится и как получится, очень многое откладывается на наитие.

— Ну да, — покивала растрепанной головой девушка, — Все, такие как я, уникальны! Мы учимся сами, нам помогают лишь базово освоиться. Именно поэтому нет никаких учителей для «яркоглазых».

— Хотел бы я посмотреть, чем тогда отличаются эти твои методички от обучения нормального бойца, — вздохнул я, отодвигая записи Огавазы, — Потому что вот здесь, обо всем, связанным с энергией — сплошной мусор. Обрывочные и безграмотные описания четырех приёмов, причем на двух из них стоит пометка, что тренировки опасны и могут привести к кровоизлиянию в мозг…

— Всё верно, меня также насчет медитаций предупреждали, — Асуми уже накладывала внушительные порции каждому, — Поэтому они и отнимают по полтора-два часа каждый день. Мне нужно настроиться на…

— Мы попробуем сократить это время, — решил я.

— А это не опасно?

— Опасно. Но только если меня нет рядом.

Поев, мы приступили к экспериментам, продлившимся до самого вечера и порядком измотавшим Хиракаву. Не то чтобы медитация могла утомить, но мы проверяли, насколько сильно может воздействовать на выработку энергии и насыщение клеток стимуляция тела под контролем. Выяснив, что максимально эффективной является сексуальная стимуляция, градус которой можно повышать плавно, но до достаточно высоких пределов, я устроил масштабную проверку этого явления, пытаясь отследить порог утомляемости клеток и… слегка увлекся, в результате чего хафу получила моральную травму.

Когда я уходил, мне в спину неслись пожелания сдохнуть, но очень слабым голосом. Видимо, это из-за того, что процесс стимуляции нельзя было довести до естественного исхода, так как могло прекратить транс. В общем, девушка сильно недополучила оргазмов и была категорически этим недовольна. Зато я получил бесценные сведения.

Энергия, поступающая из души, была бесконечна, а сам организм человека обучался хранить и проводить её… весь, даже если в упражнении было задействовано не всё тело. Но обучался со временем.

Складывалась такая картина: практик, открывая «краник» в контролируемом пространстве (трансе) учит своё тело проводить и аккумулировать энергию, причем, чем дольше он может «удержать» заряд, тем лучше для него. С удерживанием проблемы из-за слабого интуитивного контроля, так что человек, выполняя эти упражнения, «фонит» во все стороны, и быстро утомляет тело. Но, как говорят русские, терпение и труд всё перетрут, поэтому, если упорно выполнять упражнения годами, то в конце концов может получиться чудовище вроде Горо Кирью, у которого, скорее всего, клетки организма уже не совсем человеческие.

Подобное открывает передо мной определенные перспективы, так как коэффициент полезного действия эфира у меня равен ста процентам в то время, как у практика уровня Хиракавы он не выходит за рамки пяти. И то, пять — это показатель для «яркоглазых», чьи души выдают куда более мощный напор энергии. Хм, а ведь этим можно воспользоваться…

Только не в ближайшее время. Что-то мне подсказывает, что Асуми завтра в школу не придет. После моих экспериментов она, скорее всего, будет очень чувствительной к любым прикосновениям. Как минимум сутки.

///

Из этого подвала, еле освещенного одной тусклой лампочкой, вела всего одна дверь, в данный момент плотно закрытая. Хорошая, толстая дверь, с толстой подбивкой, скрывающей под собой металл. Вентиляция была тоже, острый глаз даже смог бы различить торчащие из отверстия под потолком клочья какой-то пушистой изоляции, а острый ум понял бы, для чего кто-то пошёл на такие ухищрения.

Впрочем, не острый тоже.

Наверное, потому, что три удара толстым проводом, нанесенные с оттяжкой, заставили подвешенные к потолочным балкам тела извиваться в судорогах, натужно крича в качественно вставленные кляпы. Возможно, таких прекрасных кляпов у большинства посетителей подвала не было, но вряд ли экзекутору, нанесшему эти три удара, было дело до того, чтобы освободить вентиляцию. Пока в подвале было чем дышать.

Пока.

Минута тишины, в течение которой совершенно обнаженные тела трех подростков все слабее и слабее дёргаются. Их отпускает жгучая боль, нежно передавая в руки боли тянущей — из-за рывков ранее они немного потянули руки, прикованные к балкам у потолка.

Звучит голос. Равнодушный, бесполый, тихий. О нем можно сказать только одно — он мужской.

— Сейчас еще будет по удару. Приготовьтесь.

У пленников закрыты рты и глаза, но не уши, они прекрасно слышат сказанное, начиная мычать и бешено дёргаться. Удары проводом чрезвычайно болезненны… особенно для тех, кто к боли совершенно не привык.

Свист, удары, отчаянное мычание. Тела дёргаются как припадочные. Палач милосердно и метко бьет по бедрам, а возьми он чуть-чуть выше, и подростки бы расстались с мечтой когда-либо иметь детей. Скорее всего…

Человек с проводом терпеливо ждёт, пока очередной «танец висельников» стихнет, и только после этого начинает неторопливо говорить.

— Сугияма, Нозоти, Ямигучи… трое простых школьников. Третьекурсники Аракава-коу-коу-гакко. Наверное, вам любопытно, почему вы здесь очутились? Хочется знать — почему? Желаете понять, что с вами будет? На все эти вопросы у меня есть ответ… но сначала… еще по удару. Чтобы вы могли как следует сосредоточиться на моих словах.

Умоляющие стоны, слабые шевеления, попытки лягаться. Жертвы знают, что их ждет вспышка ослепляющей боли, но уже присутствующая, скопившаяся в кистях рук, в мышечных сумках, она частично перекрывает страх. Возможно, палачу стоило подождать с этим третьим ударом, но он слишком опытен. Человеку, стоящему перед висящими голыми подростками, надо преподнести им урок болью, страхом, ужасом и неизвестностью, но, при этом, не калечить. Это просто урок.

Когда третьекурсники приходят в себя, человек им начинает объяснять причины, по которым они оказались в такой ситуации. Очень прозаичные причины, невероятно типичные для самых обыкновенных японских школьников. Они, эти прекрасные молодые люди, решили пригласить в караоке не ту девушку… и, что самое для них страшное — не тем образом.

— Хотя… — задумчиво протянул прохаживающийся перед жертвами палач, — … дело даже не в этом. Ваша вина в том, что вы не догадались узнать, что именно скрывается за фамилией Шираиши. Вы, троица похотливых идиотов, чуть не разбудили чудовище, которое может сожрать всю Аракаву. И нет, я говорю не о Кирью, на собственность которого вы попытались покуситься, он бы вас просто убил бы и забыл, поступил бы как с мусором, которым вы и являетесь. Шираиши Айка — это не Кирью. За свою единственную дочь она бы не только вывернула кишки персонально вам, её люди бы навестили ваши дома. Твоих младших сестренок, Нозоти-кун, твоего новорожденного брата, Ямигучи, твою больную мать, не выходящую из дома уже сколько, Сугияма? Пять лет?

Вновь попытки дёрнуться, сопровождаемые жалобным мычанием. Чем больше времени проходит, тем острее боль в наливающихся багровым кистях. Человек, стоящий перед подвешенными, зорко отслеживает все изменения, происходящие с его подопечными. Сейчас пришла пора опустить их на пол. Не освободить, нет, но позволить сесть, зафиксировав наручники на уровне их лиц. Это было осуществлено с помощью специального механизма, которым раньше тела и были подняты на удобную высоту.

— Теперь, раз уж мы определились с вашей виной, рекомендую вам набраться сил перед наказанием, — слова безликого палача падали ровно и бесстрастно, — Всё, что от вас требуется — постараться не повредить свои запястья еще сильнее, пока вас будут бить. Затем…

Ему пришлось прерваться, потому трое третьекурсников Аракава-коу-коу-гакко, совершенно не сговариваясь, совершенно одинаково и совершенно точно поняли, что под словами «вас будут бить» скрывается много ударов проводов.

…и впали в дикую, неконтролируемую истерику.

Понять их было можно, ведь они трое, по сути, не сделали совершенно ничего предосудительного перед тем, как оказаться подвешенными неизвестно где, с завязанными глазами и заткнутыми ртами! Они совершенно не заслужили того, чтобы их били! Да! Они планировали подкараулить красавицу Шираиши, когда она пойдет домой одна, и потом просто позвать её в караоке! Просто позвать! Может, максимум обступить, чтобы девушка не убежала сразу, но не более того! Ну… вы… вы же видели ту передачу⁈ Вы видели её тело⁈ Видели, как она себя вела?!!

Впрочем, их оправдания не покинули рты, поэтому экзекуция началась. Размеренные удары сыпались один за другим, каждому доставалось ровно столько же ударов проводом, сколько и другим. Палач бил аккуратно, целясь в плечи, бока, бедра, ягодицы. Его движения и меткость выдавали большой опыт причинения боли людям, а невозмутимость, с какой он действовал, позволяла судить, что человек, вполне вероятно, зарабатывает себе на жизнь принесением боли.

Хотя это было бы неверным выводом.

Через десять минут он прекратил наносить удары, отошел в угол, где поднял с пола бутылку, заткнутую тряпкой. Достав последнюю, он щедро нанес хлороформ на ткань. Опасные испарения не волновали человека, его лицо, всё, кроме рта, было закрыто глухой белой маской, в которой даже были фильтры для носа. Погрузив трех старшекурсников в бессознательное состояние, он плотно закрыл бутылку, освободил пленников от наручников, а затем, нажав пару кнопок на своем сотовом телефоне, снял маску, принявшись ждать.

Вскоре в помещение проник еще один человек, принесший с собой три мешка. Они вдвоем, молча и споро, увязали тела, а затем без особых затруднений вынесли их, одно за другим, наружу, в небольшой грузовичок, ожидавший своего часа. Оставалось самое сложное — вернуть троих школьников так, чтобы не поднялся шум. Справиться с такой задачей было сложно по многим причинам, но… не для этих людей.

Не в Аракаве, районе, где школьный сторож может очень внимательно прислушаться к словам улыбчивого небритого бугая, у которого под рубашкой на коже крайне подозрительная татуировка, а затем пойти, открыть грузовичку подъезд к столовой с заднего входа. Конечно же, сторож не останется рассматривать, что именно вечером привез этот грузовичок. Зачем ему это надо, когда он точно знает, что из школьного имущества ничего не пропадет?

Донести побитых молодых японцев до их школьных мест будет тоже непросто, но палач и его помощник справятся с этим без особых проблем, хоть и ворча. Усадив за парту по голому человеку, они заботливо положат перед бессознательными их вещи, включая и обувь, а затем… дадут дыхнуть еще усыпляющего состава, с прицелом, чтобы вся троица проснулась ночью, попозже. Возможно, достаточно поздно для того, чтобы не возвращаться домой.

Да и зачем? Этим парням определенно нужно подумать над своим поведением, а не смотреть в лица тех, кого они по своей глупости чуть не потеряли.

Вскоре, двое злоумышленников, разобравшихся с возможными уликами, с грузовичком, с якудза, проинформировавшими их о подозрительном разговоре трех парней, с дряхлым старичком, роскошно живущим за счет сдачи одного неприметного подвала в порту в аренду, будут сидеть на роскошном диване перед огромным телевизором и пить апельсиновый сок, что им принесет красивая, но определенно недовольная девушка, щеголяющая в преступно коротких шортиках.

— И откуда вы такие уставшие? — фыркала она, сложив руки под немалых размеров (по её собственному неоспоримому мнению, с которым совершенно никто был не согласен) грудью и расставив ноги пошире.

— В бордель ходили, — привычно соврал один из сидящих на диване, не обращающий ни малейшего внимания на женские прелести, едва-едва скрытые одеждой, — Принеси еще сока.

— Не ври мне! — сварливо бурчала девушка, тыча пальчиком, почему-то, в молчаливого соседа, пожирающего её глазами, — Из борделя такими не приходят!

— А он только смотрел! — злорадно улыбался ответчик, — У Хайсо денег не было. Ай!

Подзатыльник был определенно заслуженным.

— Делом занимались, — неохотно буркнул белоголовый, уличенный в отсутствии денег, — Ничего важного.

— Не было бы ничего важного, мой брат не сидел бы с такой довольной рожей! Я его знаю! Колитесь, чем занимались⁈

— Мелочами…

— Тишина! Мичико, тащи сок! Хайсо, заткнись! Новая серия начинается!!