— Меня прозывают Хито-Хито. Я бросаю тебе вызов, надевшая чер…
Затем мы с Асуми молча смотрим на спину очень быстро убегающего человека в черном. Стоит неловкая тишина.
— Знаешь, — наконец, говорит девушка, — Я уже мало чему могу удивиться, но всё же… почему легендарный непобедимый боец, о котором ходит столько слухов, убегает при виде тебя?
— Понятия не имею, — честно отвечаю я, — Но если тебе интересно, то я его даже не побеждал.
— А что ты с ним сделал? — тоном прокурора скрипуче интересуется Хиракава.
— Чуть не поймал.
— Зачем…?
— Он меня заинтересовал.
После этого меня пытаются забодать в грудную клетку. У нас только-только закончился довольно трудный разговор, в течение которого я вдалбливал в голову хафу простую мысль — что «надевшие черное» не друзья, не семья и не союзники, даже не общество, которому, внезапно, позарез нужен спаситель, умеющий ощущать Ки… а тут этот Хито-Хито. Впрочем, девушку у меня убедить получилось, когда вместо очередного аргумента лишь спросил — а что бы она на моем месте сделала сама?
Здесь уже синеглазая включила мозг. Впрочем, я ей не сказал всю правду, лишь то, что я могу ощутить внутреннюю энергию, которую она называет «ки», и с «большим трудом» на неё воздействовать. А тут еще Хито-Хито в переулке…
— В общем, мы договорились? — поймав девушку за уши, я остановил процесс бодания, одновременно с этим поднимая её лицо так, чтобы посмотреть в глаза, — Я помогаю тебе развиваться, ты хранишь мой секрет. Хорошо?
— Акира… — помолчав, выдавила из себя моя одноклассница, — Я и не думала бы тебя предавать и кому-то что-то рассказывать! Просто… думала! Ты же мне жизнь спасал. Учил. Мы почти встречаемся, ксо!
— Не встречаемся, — поправил я, — Только секс.
— Думай так дальше, я тебя с Маной уже почти поделила!
— Зайди к ней сегодня-завтра, и попробуй развеселить или что-то вроде того.
— Что? — синие глаза недоуменно расширились, — Зачем?
— Потому что послезавтра я убью Суичиро Огавазу, отца Маны, моего учителя. Он бросил мне смертельный вызов.
На этом моменте от меня попытались убежать, но это сложно сделать, когда тебя крепко держат за уши. Асуми точно не была мазохисткой, а уши ей были дороги, так что экспрессию она выразила иначе… зарыдав. Это уже было приемлемо, поэтому я поощрил хафу, отпустив уши и обняв, чтобы всё-таки не убежала. Пока девушка хрюкала горестно о чем-то своем в мою многострадальную грудную клетку, я вспоминал, всё ли сделал правильно во время «лечения».
Выходило так, что всё. Жестко зафиксировав излишки энергии там, где раньше был дефицит, я создал последний в чересчур перенапрягшихся органах Хиракавы, оставив это смещение баланса до тех пор, пока она не вышла из транса. После этого девушке сильно полегчало, голова просветлела, а половые органы взяли длительный отпуск на реабилитацию. По крайней мере, она сама так определила, густо покраснев при этом и пряча глаза. Что же, думаю, что неделя упражнений под моим контролем исправит перекос, который еще и непонятно почему возник. Может, из-за молодости Асуми, может, из-за глупости, а может, виноваты и половые сношения, которые уж слишком понравились хафу. Сейчас уже не узнать, если не спросить, а на причины мне, по сути, плевать.
В конечном итоге буря в мозгах у Асуми улеглась, поэтому мы смогли закончить то, ради чего вышли из дому, вместо того чтобы разойтись по своим домам и поспать. Провели два боя в школе боевого карате, где инструктор поставил нас против то ли будущих, то ли бывших наемников-иностранцев. Хиракаве выпала крепкая и битая жизнью славянка, а мне мулат с чрезвычайно развитым плечевым поясом и могучими икрами. Несмотря на то, что каждый из нас одержал победу, досталась она отнюдь не легкой ценой, хафу очень нехило побили, а мне мулат вывихнул левую руку и подарил пару трещин в ребрах совершенно бешеными пинками.
Пришлось возвращаться назад на такси, а еще тащить себя вместе с кряхтящей одноклассницей к Бивако-сенсею. Худенькая старушка, на которую уже с сорок лет молились все бузотёры, хулиганы и бандиты Аракавы, приняла нас в порядке очереди, а затем, наложив мне жесткую повязку, а Асуми полечив подзатыльником и парой наставлений, выгнала, обозвав симулянтами.
— Куда ты меня тащишь? — вяло удивилась «яркоглазая», после того как мы двинулись в путь.
— Домой, — хмыкнул я, — К себе. Мне все равно нужно проконтролировать твою следующую медитацию, а ты не в том состоянии, чтобы приготовить себе сегодня ужин.
— Ну хоть что-то хорошее в моей жизни, — с фальшиво обреченным видом вздохнула Асуми.
— Кроме того, что ты провела бой, победила, а перед этим тебя спасли от смерти? Не считая потенциального избиения от Хито-Хито?
— Эй, я бы его уделала!!
— Он атакует сразу, максимально серьезно, только по уязвимым точкам организма, включая глаза, пах и уши. А заодно может предсказать все твои движения. У тебя не было шансов.
— Против тебя же были! Сам говорил, что я тебя чуть не ушатала! — возмущение из девушки излилось полноводной рекой, она даже попыталась пойти самостоятельно, но не преуспела.
— Я с тобой дрался, а не пытался победить любой ценой, — хмыкнул я, — Иначе бы просто поймал бы за ногу на ударе, вздёрнул бы тебя головой вниз, а затем пробил бы футбольный пинок в зубы. Минусы женского веса.
На меня посмотрели, как на чудовище. Да уж, рассказывать, что было совсем недавно в заброшенном здании, где обосновались сукебан, точно не стоит.
Стоило нам зайти в дом, как на Асуми напала соскучившаяся Эна, не обращающая внимание на болезненное скрипение подруги. Такой сестра её и утащила, радостно сообщив мне, что у неё в комнате образовался почти полный комплект, так как там присутствуют Шираиши и Сахарова. На вопрос, что она имеет в виду, последовало неприличное женское ржание силой в одну младшую сестру, на которое среагировал Такао, выглянув из зала и выдав Эне подзатыльник. Та тут же заворчала, призывая брата оставить путь насилия и встать на путь покупки девушкам вкусняшек, но получив еще один воспитательный шлепок, поволокла пыхтящую Асуми наверх, громко жалуясь на произвол, шовинизм и прочую чепуху. Кивнув брату, я проследовал в свою комнату. Нужно было лечь отдыхать, ребра, стянутые повязкой, ныли немилосердно.
Не успел я раскрыть свою книгу, как в дверь поскреблись, а затем даже открыли. На пороге стояла Шираиши Мана, тут же проскользнувшая внутрь после того, как я ей кивнул. Закрыв за собой дверь, девушка, помявшись пару секунд, подошла к кровати с лежащим мной, очень аккуратно устроилась рядом, а затем принялась тихо плакать в плечо. Я не возражал.
Совсем недавно, стоя в электричке, я догадался, что новости Мане нужно сообщить не здесь, а, как минимум, в присутствие её матери. Это оказалось очень верное решение, авторитет родительницы, каждое слово этой женщины, все воспринималось Маной максимально внимательно. Именно Айка сумела объяснить дочери, почему её отец решил умереть таким образом… но это вовсе не значило, что, приняв это, Мана смирилась с происходящим. Для неё отец был единственным источником тепла в жизни. Ей отчаянно не хотелось, чтобы он умирал вообще.
Увы, Суичиро Огаваза, которому дали взглянуть трезвым взглядом на его жизнь, увидел, что этой жизни просто не существует. На этом прокалывается множество доброхотов, помогающим заблудшим и павшим подняться с колен. Когда те поднимаются и оглядываются, то видят вокруг себя, в самый нужный момент, лишь пустоту, потому что самаритянин уже ушел с чувством выполненного долга, а больше ничего рядом нет. Нечего ценить, нечего любить, нет причин дышать. Мой ущербный учитель, придя в себя, понял, что жить ему незачем.
За чужой счет? За чужие заслуги? С нулевыми перспективами? Вечно завися от своего нелюбимого ученика, имеющего такое влияние на его дочь? Что же, я немного понимаю в людях, но достаточно, чтобы увидеть, что у Огавазы нет выхода. Как, впрочем, и у меня.
Поэтому я лежу, обнимая одной рукой Ману Шираиши, а сам думаю о смертных. Слабость вынуждает их объединяться, соединяться с другими паутиной отношений, вступать в сложную игру с неопределенными правилами. Там, где я поднимал мертвеца, вызывал демона, или вынуждал кого-либо другого делать то, что мне нужно, человек, чаще всего, просто бы опустил руки, приняв, что бессилен этого достичь. Тем не менее, перед совокупной силой человечества бессильно оказалось бы всё. Может быть, эта слабая и невнятная паутина, опутывающая меня все крепче и крепче, позволит когда-нибудь использовать эту безграничную силу… ради чего-то стоящего.
Или же она меня задушит.
Через пару часов задремавшая уже Мана подпрыгнула, как будто её укололи, а затем, по своему обыкновению, убежала, торопливо кивнув в ответ на мою просьбу позвать мать. Пришедшую же Ацуко, которая, судя по доносившимся до меня звукам, вовсю досаждала дочери и её подругам, я решил использовать с куда большей выгодой для семьи — заставил её помогать мне с планированием следующей презентации. К нашей работе вскоре присоединился отец, у которого в подобных делах был немалый опыт, а затем это нас так увлекло троих, что ужин был вынужден делать Такао.
Причем, аж на восемь человек. Брат у меня не робкого десятка, он подключил девчонок, так что всем было вполне весело… за исключением наших запасов провианта.
— А вы удивительно собранные, когда занимаетесь чем-то серьезным, — удивленно резюмировал я, разглядывая мать, вдохновленно расставляющую листы с графиками по стене, — Жаль, что я не знал об этом раньше.
Родители испуганно переглянулись.
— Мы просто пытаемся отвлечься от переживаний! — жалко и неубедительно пропищала мать, хлопая глазами, — Тебя же побили, Кира-чан…
— Да, я так и понял, — серьезно кивнул я, — Но на самом деле, спасибо. Возможно, если эта задумка осуществится, то вам больше не придется работать. Сможете сидеть и целоваться на диване до конца жизни.
— Не-не-не, сын! Везде… везде важен баланс! — торопливо забормотал отец, видя, как в глазах его любимой женщины разгорается неистовый пожар лени и разгильдяйства, — Нельзя нарушать баланс! Если счастья будет слишком много, то мы рискуем…
— Ну надо же хотя бы попробовать! — жарко обратилась Ацуко к мужу, прижимая руки к груди, — А вдруг у нас получится, дорогой⁈
Начинающуюся дискуссию перебил вопль сестры, призывающий всех обитателей дома к столу. Намечался еще один шумный вечер в семье Кирью, в течение которого одна младшая сестра получит еще два подзатыльника, решив ввести в обиход термин «гарем Акиры». Правда, меня насторожит, что особого возмущения этот момент у наших гостей не вызовет.
///
Сверкая в темноте маленьким носовым прожектором, легкая моторная лодка, подпрыгивающая на волнах, быстро приблизилась к небольшому, выкрашенному белой краской причалу. Как только ход замедлился, из неё выпрыгнул один-единственный пассажир, даже не подумавший о том, что лодку нужно привязать. Высокий, молодой, мускулистый, одетый лишь в трусы-боксеры, он оглядывался по сторонам, напоминая хищного зверя. Вокруг никого и ничего не было, лишь он, одинокий берег в ночи, дрейфующая от причала лодка, да сумка с дипломатом, лежащие на видном месте у этого самого причала.
Прямо на песке, под единственным работающим тут фонарем.
Быстро сойдя с причала, мужчина замер на секунду, напряженно оглядываясь по сторонам, во тьму. Его тело было изукрашено ссадинами, сечками и припухлостями, на ребрах и плечах наливались черным синяки, а лицо было распухшим, создавая впечатление, что по нему били снова и снова. Тем не менее, мужчина не был похож на избитого, скорее наоборот. Сбитые и кровящие костяшки его кулаков могли служить доказательством, что на удары он отвечал ударами.
Убедившись, что вокруг ни души, мужчина быстрым шагом преодолел расстояние до сумки и дипломата, сиротливо лежащих под столбом. Раскрыв молнию на сумке, он скупо улыбнулся при виде пары белоснежных кроссовок, вынул их и…
Звучный хлопок сопровождает сноп искр и шрапнели, разрывающий в клочья сумку, кроссовки и прошивающий всю верхнюю часть склонившегося мужчины. Мина не так уж и сильна, дымящийся труп просто как подрубленное дерево падает на клочья синтетической ткани. Не видно ни судорог, ни агонии. Моментальная смерть.
Ивао молча продолжает смотреть на монитор, где демонстрируется картина жестокой и совершенно несправедливой расправы. Его лицо не выражает никаких эмоций, даже системы жизнеобеспечения не пищат, сигнализируя о том, что детектив возмущен. Однако, это есть. Стоящий у него за спиной человек это тоже знает.
— Рейтинг «Ями-три», Хаттори, — грубый и холодный голос Шина Соцуюки великолепно подходит к мрачному зрелищу, — Мы не могли отпустить этого человека.
«Ями-три», — тут же возникает справка в разуме знаменитого детектива, — «Полное неприятие авторитетов, одиночка, эгоцентрик, криминальное прошлое, психопатия. Подтвержденные или нет эпизоды насилия, деструктивного поведения, нарушения общественной морали. Проще говоря, он не годится»
— Проще говоря, он не годится… — протянул Спящий Лис, — Уже ни для чего, да? Парень сделал грязную работу, больше ему делать нечего. Смерть крысиному королю.
— Именно так, — спокойно кивнул ему комиссар «расстрельных бригад», — К моему очень небольшому, но сожалению, чаще всего выживают самые… неподходящие. Впрочем, горевать тут не стоит. Дисциплины у этих ваших «надевших черное» — нет в принципе. Вот посмотрите сюда.
На другом мониторе демонстрировалось помещение в подземном бункере. Троица молодых людей, практически подростков, давилась военными рационами, найденными ими в этой комнате. Они буквально пожирали пищу, не обращая внимания ни на что, кроме еды, что быстро привело к печальным последствиям — ворвавшаяся в комнату другая тройка напала на ужинающих, действуя куда согласованнее. Одержав победу в рукопашной схватке, вновь прибывшие выразили свою злость по отношению к удачливым побежденным, неслабо избив их дополнительно.
Взрослые синхронно поморщились, глядя на это.
— Все шестеро — условно годны, по меркам наших «экспертов», — желчно пробормотал комиссар, — Но я бы их поставил к стенке. По крайней мере, этот поток.
«Поток…». Соцуюки, при всем своем имидже холодного и безжалостного палача, таковым отнюдь не был, как прекрасно знал Ивао, но лишь по отношению к «нормальным» японцам. Темный мир комиссар отвергал с холодной яростью человека, неоднократно ставившего жизнь на кон в борьбе за закон. На его руках было немало крови «надевших черное», и в них Шин видел прямое ущемление законов страны. Бесполезные отбросы, годные лишь на то, чтобы произвести здоровых детей, так он говорил.
Впрочем, каждый в «потоках», что подросток, принявший искусственное Снадобье, что взрослый, преступивший законы страны, все они сдавали семя в крио-банки. Много, по три захода за рекуперативную неделю, в течение которой их готовили к…
Утилизации. Иначе не скажешь.
Спящий Лис напрягся, вытаскивая своё тело из кресла. Наблюдать за «королевскими битвами» он больше не видел смысла, его это зрелище угнетало. Видеть, как десятки здоровых детей избивают друг друга, пока аналитики разбирают видео со скрытых камер, чтобы вынести вердикт о том, что в дальнейшем будет с тем или иным человеком, — это фрустрировало инвалида.
— Вы по-прежнему утверждаете, что ваш козырь может проигнорировать такое зрелище? — с сомнением в голосе комиссар повторил вопрос, который задавал несколько часов назад.
— Вынужден заметить, что вы очень недооцениваете силу современных цифровых технологий, Соцуюки-сан, — тут же откликнулся детектив, — Даже если бы моего… «козыря» взволновало бы подобное зрелище, он бы от этого стал только опаснее. Вы не хуже меня знаете, что некоторых людей невозможно сломать или изменить. Ваш «ями-три» был живым примером.
— Мой опыт говорит о том, что «гениев» сломать даже легче, чем обычных людей! — упрямо набычился комиссар, чьи планы совсем недавно оказались если не сломаны в труху, то как минимум нуждались в срочном поиске квалифицированного исполнителя.
— Гении бывают разными, Соцуюки-сан. Я бы не назвал так человека, который просто хорош в чем-то. И давайте оставим эту тему.
— Тц… Хорошо, идемте, Хаттори-сан. У меня сегодня еще много дел.
Путь им предстоял вниз. Несмотря на то, что оба японца уже находились метров на тридцать ниже поверхности земли, им предстояло опуститься еще глубже. Кабина лифта, похожая на банковский сейф, медленно и торжественно опустит обоих еще на полсотни метров, в закрытую от глаз мира сверхсекретную лабораторию, куда, кстати, попадала одна треть от всех сделанных «надевшими черное» пожертвований семенного материала.
Причин, почему этот самый материал просто не выкупают у вечно голодных уличных бойцов, было немного, но вот их важность… Правительство сочло, что подобный шаг так сильно ударит по самолюбию обычных граждан, что те потеряют веру в родную страну. Что, в принципе, вполне могло быть правдой, всё-таки обычный смертный в подметки не годился «надевшему», но зато он содержал своих детей, воспитывая из них новых налогоплательщиков.
«Нет в этой жизни ничего простого», — вздохнул Ивао, ковыляя за комиссаром. Они шли по лаборатории, в которой вовсю шла работа над тем, что было запрещено Дополнительным Протоколом к конвенции о защите прав человека… речь шла о клонировании. Детектив и комиссар проходили по коридору с прозрачными стенами, через которые видны были баки, содержащие человеческие тела, либо их части, а также ученые, сосредоточенно работающие за компьютерами, либо наблюдающие за показателями дисплеев. То и дело можно было заметить, как кто-то из этих обряженных в белое людей изымал тот или иной орган или конечность, складывая их в большие металлические баки с надписью «утилизировать». Иронично, но в этом подземном комплекса утилизируют по-разному, подумал Ивао.
А сегодня в нем утилизируют и его.
Ну, какую-то часть.
Соцуюки передал детектива из рук в руки команде хирургов, уже приготовившихся к операции. Здесь, в «предбаннике», Ивао Хаттори разделся, обнажая своё худое увечное тело, закованное в роботизированный экзоскелет, а комиссар, пройдя авторизирующие процедуры у машины, управляющей этим механизмом, получил на руки основной блок памяти протеза. Он останется у него, если операция пройдет неудачно, и Спящий Лис покинет этот свет.
— Комиссар, — окликнул уходящего Ивао, лежащий на носилках и еле дышащий от непривычных усилий.
— Да? — суровый японец обернулся.
— Прошу вас, не пытайтесь вскрыть или скопировать блок до моей смерти. Это очень плохо кончится.
— Я приму ваши слова к сведению.
Ивао расслабился, стараясь выровнять собственное дыхание. Шин Соцуюки — человек, находящийся на своем месте, выполняющий (причем очень хорошо!) порученные ему задачи. Только при всем этом он изыскивает дополнительные возможности, чтобы воспользоваться своим влиянием. Сугубо в интересах государства, конечно… но это тот случай, когда влияния у человека гораздо больше, чем ума, чтобы его использовать. Зато он предсказуем.
Ивао закатили в операционную, он даже успел кинуть взгляд на поджидающие своего часа держаки, на которых в прозрачных пакетах лежали органы. Почки, печень, сердце, вены синим склизким мотком… много крови. Литров тридцать, не меньше? Да, где-то так.
Всё своё, родное. Выращенное здесь из тканей самого Хаттори, многократно протестированное, улучшенное стволовыми клетками. Шансы отторжения? Менее пяти процентов. Да, не все страны соблюдают конвенции, а «надевшие черное» издавна вызывали острый интерес могущественных пожилых людей, нуждающихся в новых органах. Этот момент, правда, пока еще не обошли, но вот заменить одному полумертвому детективу потроха вполне было можно.
— Вы готовы? — безучастно осведомился склонившийся над ним врач. После слабого кивка Ивао он продолжил, — Мы вас погрузим в кому, затем сделаем первые инъекции. Сама трансплантация начнется через десять часов. По всем прогнозам, вы придёте в себя через трое с половиной суток. У вас есть какие-нибудь вопросы, Хаттори-сан?
— «Прости, Акира, но я пока попробую план А», — подумал про себя Спящий Лис, — «Зато, если умру, ты избавишься от большой головной боли в будущем… Но это вряд ли. Мне еще есть для чего жить»
— Вопросов нет. Приступайте, пожалуйста, — прохрипел детектив, на которого тут же надели дыхательную маску.
Сознание отключилось на первом вздохе наркоза. Изношенный организм Спящего Лиса с великой радостью отрешился от реальности.
Где-то, на необитаемых островах, продолжали друг друга избивать и убивать «надевшие черное», здоровые, сильные, полные жажды жизни. Здесь же спасали еле тлеющую лучину жизни человека, когда-то бывшего точь-в-точь как они.
Страна лихорадочно избавлялась от проникших в неё «раковых клеток», подчинившейся чужой воле. В борьбе за статус-кво она безжалостно выпалывала тех, кто своим существованием нарушал хрупкий баланс империи Восходящего Солнца. И в этот же момент, здесь, под землей, вовсю велась обратная работа. Спасти, возобновить, компенсировать.
В Японии много уголков, куда не ступает нога человека. В некоторых из них, самых заброшенных и труднодоступных, сейчас возводятся здания, прокладываются дороги. Будут построены небольшие городки-академии, универсальные обучающие заведения, куда будут поступать младенцы, а выходить уже полноценные молодые люди, воспитанные и образованные. Возможно будет и так, что выходить будет куда больше, чем поступать изначально, но в борьбе с некоторыми врагами, к примеру, с вымиранием нации, хороши абсолютно все средства.
Совершенно все.