Стяжатель

Глава 11 Клетка разума

Привычка — страшная сила. Человек не осознает, как много в его жизни подчинено привычкам. Его разум фильтрует реальность, принимая искусственные нагромождения цивилизации как данность, как неоспоримость, как законы природы. Сначала смертный создает среду обитания, а затем она создает его детей, которые, в свою очередь, слегка меняют этот искусственный мир, приспосабливая его к своим нуждам, создавая изменения уже для своих детей. Это разумно, логично… близоруко.

Иногда ограничение собственного видения приводит к неспособности встретиться с новым. Осознать его достаточно быстро.

Например, с реальностью третьего турнира Ямикен.

Мой первый противник, смуглый житель гор откуда-то из России, оскорбился, когда я, вытянув вперед руку с катаной, уронил меч на песок подземной арены еще до того, как нам подали сигнал начинать бой. В его руках была метровая стальная палка, которую он полагал не менее эффективным оружием, чем катану. Возможно, так оно и было, но на сам бой отсутствие у меня или наличие у него оружия никак не повлияло. Всё потому, что сам этот бородатый парень был абсолютно не готов к подпольному турнирному поединку. Он выступал по общим правилам.

Он готовился к длительному бою.

Сократив дистанцию и перехватив тычок палки, зафиксировав ту в пространстве на секунду, я нанес второй рукой обманный удар, превращая его в захват. Вцепившись в затылок моментально растерявшегося противника, всё еще пытающегося понять, что делать с палкой, я с подшагом и разворотом швырнул его на пол арены, а затем, наклонившись, коротко и сильно ударил несколько раз сзади и сбоку по голове, выключая того, кто так и не понял, куда попал.

Выпрямился, забрал меч, и ушел с арены под крики и свист огромной толпы, наблюдающей все как вживую, так и с экранов, свисающих с потолков подземной арены.

Для страны, постоянно терзаемой землетрясениями, в Японии что-то многовато подземных арен…

Как только я зашел в комнату отдыха лидеров, как перед моим носом оказалось лезвие китайской алебарды, гуань дао. Тяжелое орудие удерживала всего одна тонкая девичья конечность. Сама её обладательница, светловолосая хрупкая девушка какой-то из юго-восточных народностей, одетая в яркий национальный костюм, смотрела на меня зло и с вызовом. Я ответил ей легким любопытством. В подобном хрупком теле никак не наблюдается достаточного количества мышц, чтобы удерживать такое орудие, но, тем не менее, видим то, что видим.

Светловолосая что-то резко бросила, кажется, на румынском.

— Она говорит, — с сильным немецким акцентом обратился ко мне высокий мускулистый парень, — Что хотела бы, чтобы ты с ней попробовал провернуть тот же фокус, что выполнил сейчас в бою. Ну, с захватом чужого оружия.

— Возможно, у неё будет шанс, — уронил я, не отводя взгляда от воинственной румынки, — Правда, в таком случае я предпочту начать размахивать ею как флагом. Это будет гораздо зрелищнее.

Знающий румынский язык парень хохотнул, отказавшись сразу переводить заворчавшей амазонке. По его словам, у девушки, продолжающей удерживать тяжелый гуань дао напротив моего лица, были серьезные проблемы с контролем гнева. Остальные, сидящие в зале и рассматривающие бесплатное представление, начали негромко и ехидно давать мне советы, предлагающие сделать обратное. Кажется, не знающая японский блондинка не отличалась усидчивостью, поэтому уже доставила «лидерам» проблем своим поведением. Теперь мне предлагалось избавить их от неё… или быть покалеченным в процессе.

— Я могу взбесить её, а затем убежать через дверь за спиной… — подумав, внес контрпредложение я, — … и припереть.

Присутствующим подобное категорически не понравилось, поэтому они, в меру осторожно, начали отговаривать меня от этого шага, утверждая, что девочка совсем больная на голову и это может быть крайне опасно. Я интересовался для кого именно, нагнетая напряжение. Блондинистая румынка стояла, подозрительно рассматривая тех, кого могла, а тяжелое орудие в её руке совершенно не дрожало.

Последнее было крайне любопытно. Все мои знания кричали о том, что подобная физическая сила невозможна для столь хрупкого организма, глаза доказывали, что никакой энергией девушка не пользуется, а её физическое состояние не слишком отличается от нормы. То есть, она была злой и заведенной, но отнюдь не под веществами. Тем не менее, удерживать алебарду в такой позиции несколько минут подряд не смог бы и я. Единственное, что приходило на ум — это навыки Онивабаши Хайсо, тоже совершенно необъяснимые.

Румынка была крайне опасна, это понимали все присутствующие.

Впрочем, накалять ситуацию я не собирался, а начавший негромко бурчать на языке девушки немец умудрился её слегка успокоить, объяснив, видимо, что окружающие не смеются над ней, а наоборот, даже слегка уважают продемонстрированную силу. По крайней мере, мне так показалось. Этого хватило, чтобы воинственная девушка, фыркнув, убрала, наконец, своё оружие и прошествовала назад в угол. Усевшись в стоящее отдельно кресло, она надулась и затихла, прижимая к груди древко гуань дао. Последовав её примеру, я занял такое же кресло в другом углу, где достал свою книгу, начав её читать.

Через два часа зашел служитель арены, оповестивший, что можно расходиться. Сегодня нас было на одного меньше, чем тогда, когда стояли на сцене. Проигравшим «лидерам» предписывалось сидеть дома, тренироваться и ждать, когда начнутся соревнования основного состава.

Ответ на вопрос, откуда столько человек заинтересовано в боях между молодежью, не способной показать ничего впечатляющего, мне предоставил сам Тануки Ойя. Всё оказалось предельно просто — опытные «надевшие черное», заслуженные бойцы, слишком далеко ушли от простых смертных. Их бои были зрелищны, удивительны, но это было «не то». Людям нравилось смотреть на других людей. Жестоких, эмоциональных, яростно стремящихся к победе. Зрелище ударов, способных ломать ноги слонам, приедается быстро, а вот кровавый спорт — никогда.

Как, впрочем, и нечто другое. Просмотрев на мониторах с полтора десятка поединков, я подметил, что воинственная румынка с алебардой была крайне скромно одета. Большинство девушек и некоторые молодые люди, участвующие в турнире, одевались очень откровенно. Может, это было для отвлечения внимания противника (да, оно работало), либо демонстрировало, что боец ищет спонсора (любовника?), но, по факту, молодые «надевшие черное» старались выделиться. Я в своём костюме «сараримэна» был как черная ворона среди толпы радужных павлинов.

Покинув первым и единственным комнату отдыха, я отправился на куда более сложный бой с непредставимым по меркам турнира Ямикен противником. Меня ждал Горо Кирью, собирающийся ворчать, ругаться, негодовать, возмущаться, изливать свою скорбь недостойным потомкам…

По крайней мере, я так ожидал, но ошибся. Вместо ворчливого медведя, ужасающегося неотесанной бездуховной молодежи, меня встретил пребывающий в настоящей ярости Горо Кирью, Кулак Грома, стоящий на пороге своего додзё.

— Решили сговориться за моей спиной, тупые мальчишки⁈ — грохотнул он на всю округу, привлекая внимание учеников, — Подзаработать деньжат, да⁈ На крови?!!

От такого театрального выступления я и сам, в кои то веки начал раздражаться. Дед позвал меня, и я пришёл, хотя сам завален прорвой дел. Он меня не учил, не наставлял, и не имеет права решать, что и как мне делать. Хуже того, ему плевать на причины, из-за которых я вышел на турнир.

— Никто не сговаривался за твоей спиной, оджи-сама, — формально, с поклоном, ответил я, встав перед разгневанным мастером додзё, — Никто о ней даже не думал. Даже не собирался.

На это Горо лишь дёрнул бровью. Не оскорбление, но ответ грубый и резкий, в переводе на западный манер значит, что он полез не в своё дело. Услышать такое от шестнадцатилетнего внука при своих учениках, уже собравшихся вокруг… неприятно, как минимум.

Но у него был готов ответ.

— Что же, тогда я отвечу той же монетой, Акира Кирью, — скрежетнул старик, — Я вызываю тебя на бой. Сейчас.

— Отказываюсь, — тут же бросил я, разворачиваясь, чтобы уйти.

Поздно. За моей спиной обнаружился Химэдзима Джотаро, старший ученик Джигокукен.

— Вызываю тебя на бой, Акира Кирью, — спокойно проговорил он, складывая руки на груди, — Без Ки.

Ловушка. Её цель — нанести мне достаточно повреждений, чтобы я снялся с турнира. Просто, эффективно, доступно. Очень в духе деда, если так рассудить. Отказаться я могу, но вот репутационные потери от двух отказов подряд — будут огромны. К тому же, я не хочу отказываться.

Разозлили.

— Принимаю вызов, — цежу я, — Здесь или на арене?

— На арене, — коротко кивает мне Джотаро, — Идём.

И мы идём на дуэльную арену додзё Джигокукен, занимая каждый своё место. Горо и ученики, идущие за нашими спинами, хранят молчание. Это вызывает благодарность, потому что я бы не хотел растравлять себя еще сильнее. Эмоции несут куда больше вреда, чем пользы.

— Покажи мне, чему ты научился, — произносит Джотаро. Высокий, крепкий, с мощными конечностями, чьи мышцы набиты тренировками и спаррингами. Он очень силен даже для своего возрастной группы, что уже говорить о моей.

Шансы его победить, не получив особых повреждений… не так уж и велики. Но есть одно «но».

— Взаимно, Химэдзима-сан, — говорю я, вставая в стойку, напоминающую одну из «мусорных» стоек Огавазы, — Покажи мне, чему ты научился еще…

Бой начинается. Драка с практиком Джигокукен крайне неудобна, она напоминает сражение с бронированным зверем. На тебя двигается настороженная, малоуязвимая туша танка, «постреливающая» слабыми проверочными ударами. Она готова ждать, она готова терпеть, она никуда не спешит, но в любой момент готова выдать пушечные удары руками и ногами, смять и свалить противника, даже боднуть. Уязвимых мест нет.

Но их можно создать.

Джотаро, даже будучи уверенным в своем превосходстве, начинает двигаться так, как и пристало старшему ученику, боком подбираясь ко мне. В этот момент я его удивляю, рванув вперед и напоровшись на первый же проверочный удар, но сумев вцепиться пальцами в бицепс левой руки и шею Химэдзимы, чтобы затем выполнить неуклюжий, но бросок через плечо.

…совершенно бесполезный, если судить по гомону учеников. Джотаро легко перекатывается по полу ринга, плавно и резко поднимаясь на ноги, чтобы встретить надвигающегося меня. Мы даже обмениваемся парой ударов, прощупывающих и отпугивающих, перед тем как до Химэдзимы что-то доходит. Он меняется в лице, резко отпрыгивая назад, а затем, схватившись за рукав своего кимоно, отрывает его. Человеку крайне интересно, что под ним, в месте, где я схватил его за руку.

Там четыре кровавых отметки, хотя я бы на его месте сильнее беспокоился о куда более глубокой пятой, с внутренней стороны плеча, там, куда пришёлся мой большой палец. Он и нанес основные повреждения, глубоко продавив плоть.

Разучивая одно и то же, спаррингуя раз за разом, становишься рабом своей школы, рабом привычки. Каким бы отточенным стиль твоего боя не был, если его уже увидели и проанализировали — шансы на победу могут резко упасть. В зверя, находящегося в клетке, легко попасть копьем. А я видел немало тренировок и дуэлей учеников Джигокукен.

Правда, это далеко не конец. Полапав под шум зрителей себя за руку и за шею, Химэдзима принимает правильное решение, затратив на всё про всё не более двух секунд — он бросается в атаку, проявляя истинную суть школы.

Философия настоящего «Адского кулака» Горо Кирью чрезвычайно проста — напор. Мощное тело, способное на размен ударами, мощные «выстрелы», способные сломать почти любого противника, или, как минимум, «пробить» его броню. Атака в чистом виде, особо опасная в ограниченных пространствах, таких, как эта арена. К тому же, Джотаро торопится, пока его поврежденные мышцы не начали воспаляться, понижая его боеспособность.

Остановить летящую на меня массу мышц и костей было невозможно, а бегать от плюнувшего на защиту Химэдзимы по ограниченному пространству арены было бессмысленно, поэтому я рванул навстречу, слегка удивив противника. Тот, впрочем, тут же нанес довольно мощный удар ногой понизу, но промахнулся, я вовремя прыгнул Джотаро прямо на грудь, вцепляясь в кимоно. Недавно зажившие ребра тут же заболели от пары неакцентированных ударов, но те были слишком слабы — я уже тянул старшего ученика додзё на себя, проваливая нас обоих в бросок. Через пару секунд тяжелое тело Джотаро лениво перелетело меня, чтобы грохнуться на песок.

Это, разумеется, не доставило ему никакого дискомфорта, но дало мне необходимое время и позицию, чтобы реализовать своё единственное преимущество. Прыгнув на спину Химэдзиме, я оплел его ногами и руками, беря на удушающий с помощью локтя.

Вот тут и началось настоящее сражение.

До этого момента Джотаро воспринимал меня с определенной опаской. Благодаря громкому голосу деда, все ученики додзё были в курсе, какой расчётливой беспринципной сволочью является его внук, который на этой самой арене уже показал как-то раз бой с учеником додзё, сведя его к унизительной ничьей. Соответственно, Химэдзима здраво опасался получить от меня по уязвимым частям тела, поэтому вел себя аккуратно, но с полной уверенностью в победе. Даже получив пару травм, он здраво пошёл в атаку, не задумываясь о том, что может проиграть.

Теперь, когда я сидел у него на спине, изо всех сил душа противника, перед глазами Джотаро мелькнула тень поражения, от вида которой он буквально взбесился. Он рычал, катался по земле, пытался разорвать захват, затем встать… нет, не встать, он, используя для опоры лишь одну ногу и руку, умудрился подпрыгнуть метра на полтора, а в полете перевернуться, вбивая меня в пол. Когда это не помогло, он попытался освободить руки, используя всю свою немаленькую силу. Это у него почти получилось, я был на пределе, а Химэдзиму дополнительно стимулировали не только страх поражения, но и боль в шее и руке… но не удалось. Тем не менее, он боролся до потери сознания, попутно умудрившись неслабо избить меня об пол и несколько раз двинуть по потревоженным ребрам.

Борьба, захваты, броски — всё это слабое место у боевого карате, из которого дед в своё время и выковал стиль «Джигокукен». Эффективный, мощный, подавляющий, но очень предсказуемый. Настолько, что я, по сути, не дрался с Химэдзимой вообще. Скорее, сыграл в шахматы… или в карты, где у противника полная рука козырей, но при определенном, очень точном, розыгрыше карт, он всё равно мог проиграть.

Так что это даже была не победа «надевшего черное».

Впрочем, мне было плевать.

Встав в полной, мертвой тишине, на ноги, я коротко поклонился деду и собравшимся зрителем, а потом прохрипел:

— В следующий раз я твой вызов не отклоню, джи-сан…

Затем ушёл. Опять-таки, в полной тишине.

Хромая домой, обдумывал случившееся. Мотивы Горо я понимал прекрасно, сам бы на его месте попытался бы поступить как-то так, иди речь о Асуми, Мане или о моих младших. Но не ради собственной репутации, это, во-первых. И уж точно я бы не стал вызывать к себе внука, чтобы заманить на избиение. Вот за последнее стоило бы обидеться, но… шестнадцатилетний парень только что победил старшего ученика додзё Джигокукен в чистой схватке один на один. Похоже, что своей категорически непредвиденной победой, я уже вернул должок деду сполна.

Дома меня, как частенько и бывает, встречала сестра. Критически осмотрев зашедшего брата, Эна задрала голову и издала провокационный рёв:

— Мама!! Можно я к старшему брату в гарем пойду⁈ Меня всё равно никто замуж не возьмет! Снова на него голого полвечера смотреть!

Две секунды тишины, после чего все обитатели дома Кирью начинают быстро перемещаться в район входной двери, издавая приличные ситуации панические звуки. Через некоторое время выясняется, что голого старшего брата Эна уже года три как ни одного не видела, а помогала лишь с бинтами да мазями, но кому какая разница, когда основной моральный ущерб уже нанесен, а мелкая негодяйка, на голову которой родители изливают своё возмущение, радостно скалится привалившему вниманию?

Ну и заодно ябедничает на меня. Вон, смотрите, люди добрые, явился весь помятый! Мама, срочно раздевай его, проверим на неучтенные дырки! Где телефон Бивако-баба⁈ Срочно её сюда с самой большой клизмой! Ай! Пусть она еще и пудинг прихватит, что-то мне в голове Такао повредил, нужно замазать!

— Отец, — поймав за шею мелкую хулиганку, я закинул девочку на плечо (с ребрами действительно нужна была помощь), — Можно будет с тобой посоветоваться?

— На рыбалку пойдем? — прищурился Харуо, оценивая дрыгающуюся филейную часть дочери, направленную сейчас прямо на него.

— Нет, ничего настолько важного.

— Хоро-шо… — просипел отец, сгибаясь от очень сильного и точного удара локтем от жены, понявшей, куда смотрит супруг, — Ацуко, милая, Эна на тебя так похожа…

— Эй! Вы куда смотрите! — заволновалась задница у меня на плече, — Отец! Ты извращенец!

— И лжец! — рявкнула Ацуко, добавляя мужу еще.

Вздохнув, я направил стопы к себе, унося с собой сестру преткновения. Ей снова предстояло поработать медсестрой. Почти сразу же подошёл (точнее, подбежал) отец, закрывшийся с нами в комнате и приступивший к переговорам с мстительной женой через дверную плоскость. Здесь снова помогла Эна, взвывшая о том, что больному нужен покой. Это достаточно напугало Ацуко, предоставив нам возможность поговорить.

— С чем тебе помочь, Кира? — усевшись за стул перед компьютером, без обиняков спросил отец, с любопытством наблюдая за деловито сопящей дочерью.

— Мне нужно запатентовать несколько программных продуктов, — объяснил я, — На твоё имя. Вопрос бы не стоил и выеденного яйца, но эти патенты, скорее всего, попробуют оспорить… или отобрать на очень высоком уровне. Не сразу, но попробуют обязательно. Я слишком плаваю в этой теме, и слишком далек от её изучения, чтобы принять эффективное решение.

— Хм, — Харуо Кирью нахмурился, становясь куда серьезнее, чем обычно, — Неделя есть?

— Даже две, — кивнул я, прикинув сроки следующего собрания с Мотосуба, — но это вместе с регистрацией.

— Хорошо, — кивнул родитель, — Я займусь этим. Только знай, что мне придётся выписать доверенности на Нагамото. Хотели сказать за ужином, но раз так вышло… в общем, мы с мамой скоро снова уезжаем.

Нагамото Котаро, бухгалтер, временами выполняющий работу для моего отца.

— Опять? — застонала Эна, — Ото-самааа! Представь себе, какой разврат тут учинят эти два кобеля! У них же девушек куча! Возьмите меня с собой!

Харуо аж поплохело от такого предложения, а я, подумав, вслух сказал, что идея неплохая, но так как у Эны пока неприлично исковерканный акцентом английский, то позже. А еще она займется французским и португальским. Мне они как раз нужны, так что буду составлять ей компанию… Тут уже поплохело и младшей сестре, моментально решившей, что приличные японские женщины за рубеж не ездят, а значит, что ей такого добра не надо. На это возмутилась подслушивавшая за дверью мать, обозначенная неприличной. Она ворвалась в комнату, охнула при виде покрытого бинтами меня, но узнав, что всё это мелочи, решила сосредоточить свой гнев на дочери и муже, которые, как и всякие многоопытные люди, уже пустились в бегство.

Покачав головой, я побрёл садиться за компьютер. Есть минут пятнадцать времени поработать, перед тем как эта семья вспомнит об ужине.

Да уж, когда у нас гости, всё бывает куда спокойнее…