Кристофер галопом помчался через мокрый лес. Когда начался ровный участок, мне пришлось стараться изо всех сил, чтобы поспевать за ним. У него были такие длинные ноги. Но во рву перед ха-ха ему пришлось остановиться и подождать меня, чтобы я подсадил его на стену.
– Нашли собаку? – крикнул с некоторого расстояния Смедли.
– Нет, – выдохнул я, изо всех сил поднимая.
Кристофер протянул руку, чтобы помочь мне вскарабкаться, и затащил меня наверх так, будто я ничего не весил.
– Тогда что за спешка? – спросил Смедли, когда мои ступни коснулись верха стены, и мы снова побежали. – Я думал, собака гонится за вами!
Мы слишком запыхались, чтобы отвечать. Кристофер пустился рысцой и двигался по прямой линии к дому мимо изгородей из тисов, и из крошечных самшитов, и между цветочными клумбами. У меня возникло ощущение, что кое-что здесь новое, но всё так быстро проскакивало мимо, что я не был по-настоящему уверен, изменилось ли что-нибудь, пока мы не добрались до открытого круга, где Кристофер прислонялся к солнечным часам. Статуя круглощекого мальчика теперь стала величавой каменной девушкой, державшей урну, из которой лилась вода.
Я невольно рассмеялся:
– Тебе повезло, что она не стала такой, когда ты прислонялся к ней!
– Побереги дыхание, – выдохнул Кристофер.
Мы понеслись дальше, прошуршав по гравию, затем прогрохотав по каменным ступеням, и еще по каменным ступеням, пока не побежали через обширную мощеную площадку перед самым домом. Здесь я попытался остановиться. Сюда Персоналу точно не дозволялось заходить. Но Кристофер пронесся дальше – в дом через открытую стеклянную дверь, по паркету и в комнату, в которой рядами стояли книги. Пока Кристофер сражался с тяжелой дверью, я заметил, что там была лестница на балкон, где под разукрашенным потолком находились еще книги, и понял, что это библиотека и нам здесь быть не положено.
Тяжелая дверь вывела нас в вестибюль с парадной лестницей впереди. Эндрю с подносом в руках как раз шел по черному полу.
– Эй! – воскликнул он, когда мы промчались мимо него.
И я понял, что Кристофер, торопясь выяснить, что вызывает изменения, начисто забыл сделать нас невидимыми – и забыл, что забыл. Эндрю уставился нам вслед, когда Кристофер проскользнул вокруг перил и повел меня наверх прямо по запретной лестнице. Я порадовался, что это был Эндрю, а не Грегор. Грегор доложил бы про нас мистеру Амосу.
Наверху, рядом с бальным залом Кристоферу пришлось остановиться и наклониться вперед, чтобы отдышаться. Но как только он снова смог распрямиться, он озадаченно огляделся и указал на высокий потолок:
– Не понимаю, Грант. Я думал, здесь мы это поймаем. Значит, еще выше.
Так что мы поднялись дальше – на этаж, где располагались спальни Семьи. Здесь следующий лестничный пролет не шел по прямой линии от предыдущего. Нам пришлось промчаться по дворцовому коридору и завернуть за угол, чтобы добраться до него. Когда мы обогнули этот угол, на мгновение мне показалось, будто мы попали в гущу мятежа. Там раздавались визги, вопли, и вокруг бегали девочки в коричнево-золотых униформах. При виде нас все застыли. А потом одна из них сказала:
– Это всего лишь Стажеры.
Со всех сторон раздался вздох облегчения. Все они были младшими горничными – примерно того же возраста, что мы с Кристофером.
– Мы играем в салки, – задыхаясь, объяснила одна из них. – Хотите?
– Мы бы с радостью, – ответил Кристофер, задыхаясь не меньше, – но нам надо передать сообщение.
И он направился к следующей лестнице, чтобы подняться по ней.
– Полагаю… должны же они… веселиться… где-нибудь, – выдохнул он, когда мы взбирались наверх.
– На их месте я бы отправился гоняться друг за другом в детских комнатах, пока они пустые, – сказал я.
– Нет… оправдания… нахождению там, – предположил Кристофер.
Он не остановился на следующем этаже с запахом новых ковров. Он просто тряхнул головой, пронесся к следующей лестнице и затопал по ней наверх к детскому этажу.
– Становится теплее, – выдохнул он, и мы потрусили к скрипящей деревянной лестнице на чердак.
К этому времени я тоже чувствовал странность. Она активно жужжала. Я нисколько не удивился, когда, как только мы добрались до чердака, Кристофер нырнул мимо лифта к центру дома. Я знал, в итоге мы окажемся в том месте – за нарисованной на стене линией.
Кристофер несся вперед, возбужденно пыхтя:
– Тепло, теплее, почти горячо!
Как вдруг мы оба практически врезались в мисс Семпл, идущую от склада одежды.
– Осторожнее! – воскликнула она. – Вы разве не знаете правила насчет беготни?
– Извините! – ответили мы хором, и я добавил, не подумав: – Нам нужна новая одежда. Кристофер испачкал бриджи.
Кристофер посмотрел на себя. Не меньше, чем грязью, он был покрыт кирпичной пылью и мохом.
– А Конрад испортил носки, – сказал он.
Я посмотрел на свои полосатые ноги и обнаружил, что по меньшей меры четыре полоски превратились в стрелки, сквозь которые просвечивала кожа. А за пряжки туфлей набились ивовые листья.
– Вижу, – произнесла мисс Семпл, тоже посмотрев. – Тогда пошли.
Она завела нас в одежную комнату, где заставила поменять практически всю одежду. Ужасная трата времени. Мисс Семпл сказала, что мы позор для Столлери.
– И эти носки вычтут из твоей зарплаты, – сообщила она мне. – Шелковые носки дорого стоят. В будущем будь осторожнее.
Кристофер хмурился, вздыхал и дергался.
– Если бы мы не встретили ее, – прошептал я ему, – она бы пошла вниз и застукала бы тех девочек, игравших в салки. Или она могла бы застукать нас, пересекающих нарисованную линию.
– Верно, – согласился Кристофер. – Но всё равно это сводит с ума. Изменения прекратились, чтоб их!
Он был прав. Теперь я совсем не чувствовал жужжания странности.
Когда мы снова стали чистыми, аккуратными и свежими, мисс Семпл подобрала стопку полотенец, которую она несла до того, и поплыла с ними к лифту.
– А теперь поторопись, – велел Кристофер, – пока еще что-нибудь не помешало.
Мы быстро и осторожно прокрались к центру чердака. Вдалеке заскрипели полы, и кто-то хлопнул дверью, но никто не появился рядом. Думаю, мы оба выдохнули с нервным облегчением, когда прошли нарисованную на стене линию. После чего мы понеслись к просторному помещению с рядом окон.
– Здесь, это здесь – центр всего! – сказал Кристофер и медленно повернулся вокруг своей оси, посмотрев наверх, посмотрев вниз. – И я по-прежнему не понимаю.
В самом деле казалось, будто здесь нет ничего, кроме потолка с осыпающейся штукатуркой над головой и широких старых половиц под ногами. Грязный ряд окон перед нами выходил на далекие голубые горы над Столлчестером, а позади нас была просто стена с осыпающейся, как на потолке, штукатуркой. Темный коридор с другой стороны, который вел на женскую половину, был идентичен тому, по которому мы пришли.
Я указал на него:
– Что насчет Милли? Она там?
Кристофер нетерпеливо покачал головой:
– Нет. Здесь. Здесь – единственное место, где она в данный момент чувствуется близко. Выглядит так, словно эти изменения связаны с тем, как ее здесь нет, но это всё, что я знаю.
– Тогда под полом? – предположил я. – Мы можем поднять одну из половиц.
– Полагаю, можно попробовать, – сомневающимся тоном произнес Кристофер.
И мы оба встали на колени рядом с окнами, чтобы посмотреть на доски, когда произошел еще один рывок в сторону. Счастье, что мы стояли на коленях. Здесь наверху сдвиг был бешеный. Он отшвырнул нас обоих. Я ударился головой о стену под окнами и выругался.
Кристофер протянул руку и поднял меня.
– Теперь я понимаю, зачем нужны эти нарисованные линии, – рассудительно заметил он. – Если бы ты стоял, Грант, ты бы вылетел прямо в окно. Меня дрожь пробирает от мысли, как далеко отсюда до земли.
Он был бледен и расстроен. Я был раздражен. Потирая голову, я огляделся – и всё осталось точно таким же: широкие половицы, далекие горы в окне, осыпающаяся штукатурка и ощущение чего-то странного здесь – такое же сильное, как всегда.
– Что это вызвало? – спросил я. – И зачем?
Кристофер пожал плечами:
– Вот тебе и все мои умные идеи. У меня один недостаток, Грант – я слишком умный. Давай спустимся и проверим детский этаж. На этот раз, похоже, вообще ничего не изменилось.
Пальцем в небо, как говорила моя сестра Антея. Кристофер прошагал по коридору, и путь ему перегородила дверь – обшарпанная красно-коричневая дверь.
– О! – произнес он. – Что-то новенькое!
Он колотил ее, пока не обнаружил, как она открывается.
Она распахнулась внутрь, вырвавшись из его рук. Мы оба отшатнулись.
Вокруг нас завыл ветер, впечатав дверь в стену и бросив шейные платки нам в лицо. Мы тут же поняли, что находимся где-то в другом месте – шатком и очень-очень высоком. Мы чувствовали, как пол дрожит у нас под ногами. Мы вцепились друг в друга и осторожно пробрались вперед – в ветренный день за дверью.
– О-о-о-о! – произнес Кристофер и беззаботно добавил: – Надеюсь, ты не боишься высоты, Грант?
Я едва слышал его из-за ветра и скрипящего дерева.
– Нет, – ответил я. – Мне она нравится.
Дверь вела на маленький деревянный балкон, окруженный низкими, хрупкими с виду перилами. Почти под нашими ногами в квадратной дыре виднелась разваливающаяся старая деревянная лестница, которая шла по краю сооружения, похожего на высокую деревянную башню. Мы оба наклонили головы посмотреть в дыру. И увидели, как лестница спускается головокружительными зигзагами – вниз и вниз, становясь всё меньше и меньше – по наружной стороне решительно самого высокого и самого ненадежного деревянного сооружения, что я когда-либо видел. Это мог бы быть маяк, если бы не торчавшие время от времени скаты крыши, как у пагоды. Оно раскачивалось, скрипело и бренчало на ветру. Далеко-далеко внизу какая-то труба превращала бурю в меланхоличное завывание.
Я оторвал взгляд от трясущейся лестницы и посмотрел наружу. Там, где должен был находиться парк, повсюду расстилалась серо-зеленая вересковая пустошь, но за ней – и для меня это было самым жутким – находились холмы вокруг Столлери: точь-в-точь такие же скалистые очертания, которые окружали Столлчестер. Я видел отсюда Столовый утес – настолько ясно, насколько возможно.
Затем я встал возле перил и посмотрел наверх. Над нами нависала очень маленькая покатая крыша, сделанная из покоробленной деревянной черепицы, с вроде как шпилем наверху, который заканчивался сломанным флюгером. Он тоже был таким старым, что стонал и дрожал на ветру. Позади и вокруг нас стена просто продолжалась. Никаких признаков Столлери.
Кристофер побелел, став почти таким же белым, как шейный платок, продолжавший трепыхаться у его лица.
– Грант, – произнес он, – я должен спуститься. Я чувствую, Милли теперь близко.
– Мы оба спустимся, – сказал я.
Я не хотел находиться наверху этого строения, когда оно обрушится под весом Кристофера, а кроме того, это был вызов.
Кристофер, похоже, вызова здесь не видел. Ему стоило явного усилия оторвать руку от дверного косяка, а, сделав это, он очень быстро развернулся и еще сильнее вцепился той же рукой в перила рядом с лестницей. Весь балкон покачнулся.
Кристофер постоянно отпускал замечания – нервные, шутливые замечания, – пока осторожно спускался, исчезая из поля зрения, но ветер ревел слишком сильно, чтобы я мог их расслышать.
Как только Кристофер оказался достаточно далеко внизу, чтобы я не пнул его в лицо, я тоже вскарабкался на лестницу. Зря. Всё застонало, и лестница вместе с балконом качнулась наружу, отделяясь от здания. Мне пришлось подождать, пока Кристофер не спустится дальше, и его вес не окажется на другой стороне. Затем мне пришлось спускаться медленно, поскольку медленно спускался он. Я чувствовал, он охвачен паническим ужасом.
Мне тоже было довольно страшно. Я б лучше взобрался по Столовому утесу в любой день. Он хоть стоит неподвижно. А это место качалось каждый раз, когда кто-нибудь из нас двигался, и я всё время задавался вопросом, какой сумасшедший построил эту штуковину и зачем. Насколько я мог понять, здесь никто не жил. Она вся была потрескавшаяся, потрепанная дождями и ветрами и покоробившаяся. Когда Кристофер двигался особенно медленно, я наклонялся – а ветер грохотал вокруг меня – и вглядывался в ближайшее окно, но внутри всегда были лишь пустые деревянные комнаты. На каждом балконе, к которому мы подходили, имелась дверь, но посмотрев вниз между ног – не самое разумное, что я мог сделать: у меня тут же закружилась голова, – я увидел, что Кристофер не пытается открыть двери, так что я тоже оставил их в покое. Я просто перешел на следующий лестничный пролет, наклоняясь в противоположную сторону.
Примерно на полпути вниз выступающие крыши стали гораздо шире. Лестница там выходила прямо по ним к безумным маленьким паукообразным балконам, висящим на самом краю, а потом другая лестница спускалась под этой крышей к следующей. Когда Кристофер приблизился к одному из этих балкончиков, он просто остановился. Мне пришлось повиснуть на лестнице и ждать. Я подумал, что, наверное, он нашел Милли и что завывающий звук, который я по-прежнему слышал, издает раненая девочка в смертельной агонии. Но в конце концов Кристофер продолжил спускаться. И когда я добрался до балкона, я понял, почему он остановился. Сквозь пол просматривалось всё далеко внизу, и балкон качался. Завывание по-прежнему доносилось откуда-то снизу.
Я убрался с этого балкона так быстро, как только мог. Как и Кристофер после этого. Нам пришлось перелезть еще через три кошмарные штуковины, прежде чем мы добрались до более длинной и прочной лестницы, на которой были поручни. Там я догнал Кристофера. Теперь мы находились на высоте всего одного этажа.
– Уже близко, – сказал Кристофер.
Он был похож на привидение.
– Милли? – спросил я.
– Я теперь совсем не чувствую ее. Надеюсь, я просто не понял.
Когда мы прогромыхали вниз по оставшимся ступеням, вой превратился во что-то вроде визга. Внизу на нас, исходя слюнями, бросилось нечто большое и коричневое. Кристофер резко сел. Я так испугался, что сам не заметил, как поднялся обратно на полпролета.
– Они оставили охранять дикого зверя! – воскликнул я.
– Нет, – сказал Кристофер.
Он сидел на нижней ступеньке, обхватив руками животное, а животное лизало его лицо. И, похоже, оба были счастливы.
– Это сторожевой пес, который сегодня пропал. Его зовут… – он протянул руку под громадным языком и нашел именную табличку на ошейнике. – Чемп. Думаю, это сокращенное от Чемпион, а не описание его привычек[2].
Я опять спустился, и, похоже, пес был рад видеть и меня тоже. Наверное, он уже решил, что потерялся навсегда. Он положил громадные лапы мне на плечи и повизгивал от радости. Его массивный хвост выколачивал пыль из земли, и она кружилась в воздухе, вызывая жжение в легких.
– Нет, ты неправильно понял, – сказал я ему. – Мы тоже потерялись. Мы ведь потерялись, да? – спросил я Кристофера.
– На данный момент. Да. Я думаю, Столлери построено на разломе вероятностей – месте, где множество возможных вселенных сближаются и стенки между ними истончаются. И когда кто-либо – или что-либо – всё время сдвигается к другой линии возможных событий, он сдвигает весь особняк на небольшой отрезок, и этот небольшой отрезок наверху дома двигается сильно. На некоторое время верх выдергивается куда-то в другое место. По крайней мере, я надеюсь, что только на некоторое время. Теперь мы знаем для чего там на самом деле нарисованы линии.
– Думаешь, это делает графиня? – спросил я. – Или граф?
– Возможно, ни тот, ни другой, – ответил Кристофер. – Может, оно просто происходит – как землетрясение.
Я в это не верил, но не было смысла спорить, пока я не встречу того, кто виновен в моем Злом Роке, и не узнаю. Если подумать, должно быть, мой Рок и привел нас сюда в любом случае. Чтобы не чувствовать себя слишком виноватым, я спросил Кристофера:
– Ты размышлял над тем, что происходит, по пути вниз?
– Чтобы не думать о сухой трухе и трещащих досках, – ответил он, – или о расстоянии до земли. И я понял, что Милли могла застрять в одной из других вероятностей, прямо за этой. Возможно, она не заметила, какая часть особняка двигается… О нет!
Мы оба поняли одно и то же в один и тот же момент. Чтобы вернуться в знакомый нам Столлери, когда произойдет очередной сдвиг в сторону, мы должны находиться на вершине башни. Мы посмотрели друг на друга. Встали, потащив за собой пса, и отступили туда, откуда могли увидеть во всю высоту сооружение из некрашеного дерева – двигающееся и колыхающееся на ветру – и разваливающуюся лестницу, зигзагами поднимающуюся по нему. С земли это выглядело еще хуже, чем сверху.
– Не думаю, – признался Кристофер, – что смогу заставить себя карабкаться по этому еще раз.
– И в любом случае мы ни за что не сможет поднять туда пса… Погоди-ка! Пес не мог быть на чердаке, когда попал сюда. Он живет в парке.
– О, какое облегчение! Грант, ты гений! Тогда давай сядем на нужной границе и подождем.
Так мы и сделали. Кристофер внимательно прошагал слева-направо, а потом – вперед-назад, пока не нашел место, в котором странность чувствовалась сильнее всего. Он решил, что нужным местом является кусок скалы футах в сорока от башни. Мы сели, прислонившись к нему – пес, чтобы было теплее, сидел между нами, а ветер сдувал в бок наши волосы и шейные платки, – пристально смотрели на заброшенную парадную дверь башни, и ждали. Над головой проносились серые облака. Прошла целая вечность.
– Забавно, – сказал Кристофер, – у меня совершенно нет никакого желания исследовать здание. А у тебя, Грант?
Я передернулся. Ветер почти стонал в покореженных бревнах, и я слышал, как где-то внутри раскрываются и снова захлопываются двери. Я надеялся, что только из-за ветра.
– Нет, – ответил я.
Позже Кристофер сказал:
– Мои носки превратились в дырки, которые скрепляют петли. Если их вычтут из нашего жалования, сколько эти штуки стоят?
– Они шелковые. Возможно, всю последнюю неделю ты работал даром.
– Вот зараза.
– Как и я. Только я теперь испортил две пары. Сколько мы уже тут сидим?
Кристофер посмотрел на часы. Было почти полшестого. Если в ближайшее время не произойдет очередной сдвиг, мы опоздаем на вечернее дежурство. Внутри башни хлопнули все двери одновременно, заставив нас подпрыгнуть.
– Полагаю, я это заслужил, – сказал я.
– Почему? – спросил Кристофер.
– Потому что… – я вздохнул и решил, что могу признаться. – Возможно, всё это моя вина. Понимаешь, у меня плохая карма.
– Какая еще плохая карма?
– Что-то, чего я не сделал в прошлой жизни, а теперь не делаю и в этой жизни тоже…
– Ты несешь полную ахинею, – заявил Кристофер.
– Возможно, в твоем мире такого не бывает.
– Бывает. Я, между прочим, изучал это как раз перед тем, как уйти. И уверяю тебя, мой дорогой Грант…
– Если ты только в процессе изучения… – начал я.
И тут мы оба поняли, что деревянная башня теперь стала сооружением из темного камня. Без малейшего предупреждения, или помутнения, или рывка в сторону, она стала вдвое шире, хотя и осталась такой же заброшенной. Она была построена из длинных брусков темного сланца, и слегка наклонялась внутрь, к концу сужаясь в квадратную верхушку – высоко-высоко над нами. Перед нами зиял каменный дверной проем, из которого вырывался сырой и довольно гнилой запах. Лестницы больше не было.
– Странно, – произнес Кристофер. – Я не почувствовал изменений. А ты? Что скажешь, Грант? Рискнем заглянуть внутрь?
– Это больше похоже на дом, чем деревянная штука, – сказал я. – К тому же, мы застряли здесь, если не сделаем что-нибудь.
– Верно. Пошли.
Мы встали и поволокли пса к пустому квадратному дверному проему. Внутри пахло ужасно, и там было абсолютно пусто. Свет проникал сквозь крошечные окна – на самом деле просто щели между сланцевыми плитами, – и мы увидели, что лестница теперь внутри. Она зигзагами шла по одной из стен и представляла собой просто ступени без какого-либо ограждения с наружной стороны. Как всё остальное, они были из сланца, но такими старыми, что вроде как наклонялись наружу – к пустому центру помещения. И проблема состояла в том, что здание было куда выше деревянной башни.
Я сказал себе, что это не хуже Столового утеса. Кристофер сглотнул.
– Стоит поскользнуться, – произнес он, – или оступиться, и мы станем пищей для Чемпа. Но думаю, я смогу приклеить нас магией к ступеням, если мы будем держаться рядом.
Пес поначалу отказывался входить внутрь. Я знал, дело в запахе в сочетании с видом этой лестницы, но Кристофер весело объяснил, что бедняга Чемп живет в парке, и, вероятно, ему запрещено входить внутрь дома. Это могло быть правдой. Как бы то ни было, Кристофер подтащил сопротивляющееся животное к основанию лестницы. Здесь Чемп уперся всеми четырьмя гигантскими лапами и не желал двигаться. Мы попробовали подняться на небольшое расстояние и соблазнительно позвать его, но он просто ушел к середине темного, вонючего пола и снова начал выть.
– Безнадежно! – сказал Кристофер.
Он спустился и привязал шейный платок к ошейнику Чемпа, чтобы вести его. Он потянул. Шейный платок растянулся. Чемп перестал выть, но дрожал с ног до головы и по-прежнему отказывался двигаться.
– Может, он знает что-то, чего не знаем мы? – предположил я.
Я положил руку на ступеньку над головой, и она была склизкой. Здорово было бы получить предлог не взбираться по этой штуке.
– Он знает ровно то, что знаем мы. Просто он трус, – сказал Кристофер. – Чемп, я отказываюсь накладывать чары принуждения на простую собаку. Давай же. Становится поздно. Ужин, Чемп. Ужин!
Это сработало. Чемп рванул наверх по лестнице. Меня впечатало в сланцевую стену – сначала псом, а потом Кристофером, которого пес потащил за собой, и мне пришлось карабкаться с маниакальным усердием, чтобы догнать их. Мы с бешеной скоростью поднялись по первым трем зигзагам, но потом, когда пустое здание вокруг нас будто превратилось в глубокий вонючий колодец, Чемп, похоже, понял, что дыхание ему еще понадобится, и замедлился.
Так стало хуже. Я взбирался, скользя спиной по шершавой стене и изо всех сил надеялся, что чары Кристофера достаточно сильны. Некоторые ступени наверху были разбиты, и еще больше наклонялись наружу. Чтобы не думать об этом, я спросил:
– Почему ты сказал, что мой злой Рок, моя карма – полная ахинея?
Мой голос разносился вокруг безжизненным гудением. Когда Кристофер ответил сверху, его голос добавил еще безжизненного эха:
– Не думаю, что у тебя есть карма. Ты чувствуешься новым и свежим. Либо это твоя первая жизнь, либо предыдущие были безупречны.
Я знал, он ошибается. Он заставлял меня выглядеть прямо-таки младенцем.
– Что ты имеешь в виду? – прогудел я.
– Как леди Фелиция, – разнесся эхом ответ. – Не думаю, что она перерождалась больше одного раза в самом крайнем случае. Сравни ее с графиней, Грант. Вот где самая настоящая старая душа!
– Имеешь в виду, у нее плохая карма?
– Не обязательно. Ничего особо плохого из прежних времен, думаю. Хотя, заметь, на этот раз она накопит кармы, если хочешь знать мое мнение.
Это убедило меня, что он просто строит догадки.
– Ты ведь не знаешь наверняка, да? – крикнул я. – Другие люди могут видеть мой Рок! Они сказали мне!
– Кто, например? – спросил Кристофер.
– Например, мой дядя Альфред и мэр Столлчестера. Вот!
К этому моменту стало плохо слышно. Место наполняло эхо, а Чемп наверху хрипло дышал, как будто шейный платок душил его, но я уверен, что точно расслышал ответ Кристофера:
– Если хочешь знать мое мнение, Грант, они, вероятно, чуяли свой собственный запах.
– Перестань называть меня Грантом в этой снисходительной манере! – крикнул я ему.
Не думаю, что он услышал. Чемп в этот момент нырнул в сторону. Я думал, он просто прыгнул на следующий зигзаг, но оказалось, лестница закончилась. Вытянув вперед руку, которой держал шейный платок, Кристофер дернулся за Чемпом и пропал из поля зрения. На мгновение мне показалось, что они исчезли, но боком поднявшись следом, я обнаружил квадратный сланцевый коридор, ведущий сквозь верхнюю часть стены. Свет в конце коридора озарял каждую склизкую плиту, и Чемп галопом тащил Кристофера вдоль него. Я помчался за ними, ожидая выйти на крышу.
Но мы вылетели на широкие половицы в помещении, наполненном теплым запахом дерева, где свет проникал сквозь ряд пыльных окон, выходящих на горы над Столлчестером. На потолке осыпалась штукатурка, а вокруг – будто работающий вдалеке двигатель – чувствовались другие люди, живущие и двигающиеся вокруг.
– Грант, – прошептал Кристофер, – думаю, мы вернулись.
Он выглядел ужасно. Дело не только в том, что он был бледен, дрожал, а его носки порвались – он весь был покрыт темной слизью и паутиной. И если спина его жилета о чем-то говорила, мой был испорчен. Бриджи-то точно. И носки. Опять.
– Давай проверим, – сказал я.
Мы тихонько пробрались обратно по коридору, из которого, похоже, только что пришли. Теперь он был деревянным. В конце него мы попали к полосе краски на стене. После этого нам осталось лишь заглянуть за угол, чтобы увидеть: мы определенно в Столлери. Эндрю и Грегор как раз выходили из склада одежды, поправляя свежие накрахмаленные шейные платки. Вдалеке бегали, кричали, входили и выходили люди. Мы видели, все прихорашиваются для ужина и Трапезы после него. Мы спрятались обратно в помещение с окнами.
– Лучше подождать, пока они уйдут вниз, прежде чем брать другую одежду, – сказал я.
– Одобряю первую часть твоего плана, – ответил Кристофер. – Но ты забываешь про Чемпа. Нам надо и его принимать во внимание. Мы должны пойти вниз, как есть. Тогда, если кто-нибудь нас увидит, мы можем сказать, что нашли его застрявшим в канализации. А если никто нас не увидит, мы выпустим его из ближайшей двери, чтобы его нашел Смедли, а потом прокрадемся сюда за другой одеждой.
– Канализация прямо здесь наверху? – спросил я.
– Должна быть, – твердо заявил он. – Куда уходит вода из наших ванн – и из прочего?
Может, это и сработает, подумал я. Хотя больше походило на рецепт для неприятностей.
– А ты не можешь заколдовать нашу одежду?
– Не на весь вечер, – ответил Кристофер. – Это было бы иллюзией, а иллюзии истончаются где-то через час.
Я вздохнул:
– В любом случае, спасибо, что удерживал нас на этой лестнице.
На одно мгновение у Кристофера появилось такое смущенное и ошеломленное выражение, что я понял: он напрочь забыл использовать магию на лестнице. Я порадовался, что не знал об этом, когда поднимался.
– Не за что, Грант, – беспечно ответил он.
После этого мы слонялись там скучные десять минут. Чемп не помогал. Он скулил, пускал слюни и рвался к коридору. Либо он знал, что не должен находиться здесь, либо чувствовал запах всех готовящихся ужинов.
Наконец, зазвонил колокол к ужину горничных, заставив нас подпрыгнуть. Чемп превратил свой прыжок в очередной рывок к коридору. На этот раз мы последовали за ним. Вдалеке по-прежнему находились люди, и мы слышали, как работает лифт. А значит, нам придется спускаться по лестнице, пытаясь не давать Чемпу тащить нас вниз слишком быстро.
В нетерпеливом рывке он дотянул нас до половика на детском этаже. Там он сорвался в галоп, что бы мы ни говорили. Возможно, он подумал, что половик – это трава, и ему можно бежать по нему. Как бы то ни было, он заставил нас пробежать мимо следующей лестницы и потащил нас по коридору туда, где была открыта дверь в длинную пустую детскую.
Когда мы доскакали до нее, из детской вышел молодой человек в вечернем костюме. Тусклый свет позволял разглядеть светлые волосы и потерянный, изможденный вид. Но при виде нас выражение его лица изменилось. Он вскинул голову и выпрямился, как аршин проглотил, на лице застыло надменное удивление.
– Какого черта вы здесь делаете? – спросил он.
Не было никаких сомнений, что это граф Роберт.