Судьба Конрада

Глава 2

Из-за ухода Антеи всё ужасно изменилось – куда хуже любых изменений из-за деятельности графа Рудольфа в Столлери. Мама неделями пребывала в дурном настроении. Не уверен, простила ли она Антею вообще.

– Такая хитрая! – всё время повторяла она. – Такая коварная и скрытная. Не вздумай становиться таким же, Конрад. И не жди, что я стану бегать за тобой. У меня есть работа.

Дядя Альфред тоже долго был раздражителен и ворчлив, но повеселел, когда установил чары, которые должны были удержать Антею дома, как только она вернется. Он приобрел привычку хлопать меня по плечу и говорить:

– Ты-то ведь не подведешь меня вот так, Кон, правда?

Иногда я отвечал:

– Вряд ли!

Но чаще всего я изворачивался и не отвечал. Я страшно скучал по Антее целую вечность. К ней я мог пойти, когда у меня возникал вопрос или когда мне было грустно. Если мне случалось упасть или пораниться, у нее всегда наготове был пластырь и утешение. Если мне было скучно, она придумывала мне интересные занятия. Теперь, когда она ушла, я чувствовал себя потерянным.

До сих пор я не замечал, как много Антея делала по дому. К счастью, я знал, как обращаться со стиральной машиной, но постоянно забывал включить ее, а потом обнаруживал, что мне не в чем идти в школу. Я вечно попадал в неприятности из-за грязной одежды, пока не привык помнить. Мама просто продолжала, как раньше, складывать одежду в корзину для белья, но дядя Альфред строго следил за видом своих рубашек. Ему пришлось платить миссис Поттс, чтобы она их гладила, и он без конца ворчал, как много она за это берет.

– Ингредиенты для моих экспериментов нынче стоят целое состояние, – повторял он. – Где я возьму деньги?

Кроме того, Антея занималась покупками и готовкой, и именно здесь мы пострадали больше всего. Неделю после ее отъезда мы жили на кукурузных хлопьях, пока они не закончились. Тогда мама попыталась решить проблему, заказав двести замороженных пирогов с заварным кремом и забив ими морозилку. Вы не поверите, как быстро надоедает есть пироги с заварным кремом. К тому же мы постоянно забывали заранее вынуть очередной пирог, чтобы он оттаял. Дяде Альфреду приходилось размораживать их магией, отчего они отсыревали и у них портился вкус.

– А мы можем поесть что-нибудь другое – не такое вязкое и посытнее? – патетично вопрошал он. – Подумай, Фрэн. Ты же когда-то готовила.

– Так это когда я была эксплуатируемой женщиной, – возражала мама. – Те, кто продают пироги, делают и замороженную пиццу, но ее придется заказывать тысячами.

Дядя Альфред пожимал плечами и грустно говорил:

– Я бы лучше съел бекон с яичницей.

– Так сходи и купи, – говорила моя мать.

В итоге мы постановили, что дядя Альфред занимается покупками, а я пытаюсь готовить то, что он купил. Я отыскал в магазине книги «Кулинария для начинающих» и «Легкое питание» и изо всех сил старался выполнить написанное в них. У меня никогда особо не получалось. Еда всегда подгорала и прилипала ко дну кастрюли, но обычно наверху оставалось достаточно, чтобы хоть что-то съесть. Мы ели много хлеба, хотя только мама от него заметно поправилась. Дядя Альфред был от природы тощий, а я еще рос. С тех пор маме приходилось несколько раз в год водить меня в магазин за новыми вещами. Почему-то это всегда происходило, когда она была крайне занята, заканчивая книгу, и делало ее такой несчастной, что я старался носить вещи так долго, как только мог. Пару раз у меня в школе были неприятности из-за того, что я выгляжу как чучело.

Мы привыкли справляться к следующему лету. Думаю, именно тогда стало окончательно ясно, что Антея не вернется. Я еще на Рождество понял, что она уехала навсегда, но у мамы и дяди Альфреда на понимание ушел почти год.

– Она должна приехать домой этим летом, – по-прежнему с надеждой говорила мама в мае. – Все университеты закрываются на летние месяцы.

– Только не она, – ответил дядя Альфред. – Она отрясла пыль Столлчестера со своих ног. И, говоря до грубости откровенно, Фрэн, я не уверен, что хочу, чтобы она возвращалась. Столь неблагодарная личность была бы только помехой.

Он вздохнул, снял чары для удержания Антеи дома и нанял помогать в магазине девушку по имени Дейзи Болджер. После этого он всё время беспокоился, сколько следует платить Дейзи, чтобы она не ушла работать в магазин фарфора возле собора. Дейзи куда лучше меня умела вытягивать деньги из дяди Альфреда. Вот где хитрость! И, похоже, Дейзи всегда считала, что, находясь в магазине, я перепутаю все книги. Пару раз граф Рудольф в Столлери совершал крупные изменения, и каждый раз Дейзи была уверена, что это я перемешал книги. К счастью, дядя Альфред никогда ей не верил.

Дядя Альфред жалел меня. Он смотрел на меня поверх очков с самым обеспокоенным видом, грустно качая головой. И приобрел привычку грустно говорить:

– Полагаю, уход Антеи чувствительнее всего ударил по тебе, Кон. Говоря до грубости откровенно, подозреваю, что ее заставила уйти твоя дурная карма.

– Что я сделал в прошлой жизни? – встревоженно спрашивал я.

Дядя Альфред в ответ всегда качал головой:

– Не знаю, что ты сделал, Кон. Это знают лишь Повелители Кармы. Ты мог быть продажным полицейским; или судьей, который берет взятки; или дезертиром; или, возможно, предателем родины – что угодно! Я только знаю, что ты либо не сделал того, что следовало сделать, либо сделал что-то, чего не следовало. И поэтому тебя преследует Рок, – после чего он убегал, бормоча: – Если только мы не найдем способ искупить твой проступок.

Я ужасно себя чувствовал после этих разговоров. После них со мной почти всегда случалось что-нибудь плохое. Однажды я поскользнулся, когда уже довольно высоко взобрался по Столовому утесу, и ободрал себе всё лицо. В другой раз упал с лестницы и вывихнул лодыжку, а еще в другой раз сильно порезался на кухне – кровь залила весь лук. Но самое отвратительное заключалось в том, что каждый раз я думал, что заслуживаю этого! Как наказание за преступление в прошлой жизни. И я чувствовал себя ужасно виноватым и грешным, пока царапины, или лодыжка, или порез не заживали. Потом я вспоминал, как Антея говорила, что не верит в прошлые жизни, и мне становилось лучше.

– Ты не можешь разузнать, кем я был и что сделал? – спросил я однажды дядю Альфреда после того, как директриса отчитала меня за одежду не по размеру.

Она послала со мной записку на этот счет, но я ее выбросил, поскольку мама как раз начала новую книгу, и в любом случае я знал, что заслужил неприятности.

– Если бы я знал, я мог бы что-нибудь сделать.

– Говоря до грубости откровенно, – ответил дядя. – Я предполагаю, что ты должен повзрослеть, прежде чем сможешь изменить Судьбу. Но я попытаюсь выяснить. Я попытаюсь, Кон.

Он проводил эксперименты в мастерской, чтобы выяснить, но не слишком продвинулся.

Примерно через год после отъезда Антеи я всерьез разозлился на Дейзи Болджер, когда она не давала мне просмотреть новую книгу о Питере Дженкинсе. Я сказал ей, что дядя мне разрешает, но она продолжала твердить:

– Поставь на место! Ты ее истреплешь, а обвинят меня.

– О, шла бы ты уже работать в тот магазин фарфора! – в конце концов, воскликнул я.

Она сердито вскинула голову:

– Много ты понимаешь! Я и не собиралась никогда. Там скучно. Я так говорю, только чтобы вытянуть из твоего дяди приличное жалование. И даже сейчас он не платит мне и половины того, что мог бы себе позволить.

– Платит, – возразил я. – Он всегда беспокоится, как дорого ты обходишься.

– Это потому что он скряга, а не потому что у него нет денег. Он почти так же богат, как граф из Столлери. Этот книжный магазин загребает деньги лопатой.

– Серьезно? – спросил я.

– Я сижу за кассой. Я знаю, – ответила Дейзи. – Мы находимся в живописной части города и зимой и летом собираем всех туристов. Спроси мисс Сайлекс, если не веришь мне. Она ведет счета.

Я был так поражен, что забыл о злости – и о книге про Питера Дженкинса тоже. Чего Дейзи, несомненно, и добивалась. Она была очень сообразительной. Но я не мог поверить в ее правоту, ведь дядя Альфред всегда так беспокоился. Я начал считать людей, приходивших в магазин.

И Дейзи оказалась права. Столлчестер известен своей красотой – множество исторических зданий и горы вокруг. Летом люди приезжают посмотреть город и поиграть в казино, а пешие туристы – погулять в горах. Зимой приезжают покататься на лыжах. Но из-за того, что мы так высоко, летом у нас дождь и туман, а зимой всегда бывают времена, когда снег недостаточно глубокий, или слишком мягкий, или поднимается метель, и в такие дни туристы приходят в магазин сотнями. Они покупают всё: от словарей, чтобы разгадывать кроссворды, до серьезных книг по философии, детективов, биографий, приключений и кулинарных книг. Некоторые покупают даже мамины книги. Мне понадобилось лишь несколько месяцев, чтобы понять: дядя Альфред действительно загребает деньги лопатой.

– На что он их тратит? – спросил я Дейзи.

– Кто знает? – ответила она. – Эта его мастерская требует немалых средств, и он всегда покупает лучший марочный портвейн для своего Кружка Магов. И, знаешь, вся одежда у него ручной работы.

Я почти не поверил и этому тоже. Но если подумать, среди людей, посещавших Кружок Магов дяди Альфреда каждую среду, был мистер Хокинс, портной, и он не однажды приходил пораньше со свертком одежды. И мне весьма часто приходилось помогать носить наверх для встреч пыльные старые бутылки портвейна. Просто я не понимал, какие они дорогие. Я злился на Дейзи за то, что она замечала куда больше, чем я. Но, с другой стороны, она действительно была очень сообразительной.

Вы не поверите, как ловко Дейзи действует, когда хочет больше денег. Зачастую у нее уходит на это две недели: десять дней вздохов, ворчания и жалоб о том, как она перегружена работой и как нуждается, за которыми следует еще день вздохов о том, как милая женщина в магазине фарфора сказала ей, что она в любое время может прийти туда работать. И заканчивается всё вспышкой:

– С меня хватит! Я ухожу!

И каждый раз это срабатывало.

Я подумал, что дядя Альфред терпеть не может, когда люди уходят. Поэтому он позволил Антее посещать Соборную школу, чтобы она могла оставаться дома и быть полезной здесь.

Я не мог пригрозить уйти – пока не мог. В этой стране вы обязаны ходить в школу до двенадцати лет. Но я мог притвориться, будто не собираюсь больше готовить. Не больно-то приходилось и притворяться, на самом деле.

В тот первый раз я действовал даже медленнее, чем Дейзи. Две недели я вздыхал и говорил, что сыт готовкой по горло. В итоге мама отреагировала первой:

– В самом деле, Конрад, тебя послушать, так можно подумать, мы тебя эксплуатируем.

Просто чудесно. На одном дыхании я перешел от закипания к взрыву:

– Так и есть, вы эксплуатируете меня! С меня хватит! Я больше никогда не буду готовить.

И стало еще чудеснее. Дядя Альфред поспешно увел меня в свою мастерскую и умолял меня.

– Ты знаешь – будем до грубости откровенны, Кон, – твоя мать безнадежна в плане готовки, а я еще хуже. Но нам всем надо есть, правильно? Будь хорошим мальчиком и пересмотри свое решение.

Я обвел взглядом стеклянные предметы странной формы и сияющие механизмы и заинтересовался, сколько всё это стоит.

– Нет, – надувшись, ответил я. – Найми кого-нибудь для этого.

Он поморщился. Он почти содрогнулся от этой мысли.

– А допустим, я предложу тебе небольшую награду, чтобы ты снова стал нашим поваром? – умасливающим тоном произнес он. – Что я могу тебе предложить?

Я заставил его уламывать меня некоторое время. А потом вздохнул и попросил велосипед. Он моментально согласился. Когда велосипед прибыл, он оказался не таким уж чудесным, поскольку дядя Альфред достал подержанный, однако положил начало. Теперь я знал, как браться за дело.

Когда наступила зима, я снова принялся играть роль. Я дважды отказывался готовить. Сначала я добился от дяди регулярных карманных денег, а потом – собственных лыж. Весной я снова прибег к этому способу и получил конструктор. Тем летом я получил почти всё, что мне требовалось. На следующую осень я заставил дядю Альфреда подарить мне хороший фотоаппарат. Знаю, я действовал расчетливо и коварно – почти так же дурно, как Дейзи (хотя и не мог не заметить, что у моих друзей в школе есть и лыжи, и карманные деньги, причем они считали это само собой разумеющимся, и никто из них не должен был отрабатывать их готовкой), – но я сказал себе, что дурным меня сделал Рок, и я могу извлечь из этого пользу.

Я прекратил шантаж в тот год, когда мне исполнилось двенадцать. Не потому что я исправился. Это было частью плана. Понимаете, в двенадцать можно бросить школу, и я знал, что дядя Альфред подумал об этом. По правилам вы можете пойти в Старшую школу, но только если ваша семья оплатит ее. В противном случае вы отправляетесь искать работу. Все мои друзья шли в Старшую школу, большинство из них – в Соборную, как Антея, но мои лучшие друзья отправлялись в Стольскую гимназию. Мне казалось, она должна быть похожа на школу из книг о Питере Дженкинсе. Обучение в Стольской гимназии стоит дороже, но это потрясающее место, и к тому же там учат магии. Я всей душой стремился обучаться магии вместе с друзьями. Учитывая, что я жил в доме, где дядя Альфред по крайней мере раз в неделю наполнял лестницу необычными запахами и странным жужжанием работающих чар, мне не терпелось тоже этим заняться. Кроме того Дейзи Болджер сказала мне, что дядя Альфред, когда был ребенком, сам учился в Стольской гимназии. Как эта девушка разузнавала подобные вещи, я никогда не мог понять.

Зная дядю Альфреда, я был уверен, что он попытается как-нибудь удержать меня дома. Он мог даже уволить Дейзи и заставить меня работать в магазине задаром. Так что мой план состоял в том, чтобы приняться за угрозы перестать готовить перед самым окончанием последнего семестра и заставить дядю в качестве взятки дать мне Стольскую гимназию. Если это не сработает, я решил пригрозить уйти и найти работу в долине, а потом сказать, что останусь, если смогу пойти в Соборную школу.

Я разрабатывал всё это, сидя в своей комнате и глядя на мерцающий среди гор Столлери. Столлери всегда заставлял меня мечтать о странных и волнующих вещах, которых у меня не было. И мне пришло в голову, что Антея, наверное, точно также строила планы, сидя в своей комнате – лишь с тем отличием, что из бывшей комнаты Антеи Столлери не видно. Теперь мама использовала ее как склад для бумаги.

Примерно в это время о Столлери заговорили во всех новостях. Внезапно умер граф Рудольф. Сплетничавшие в магазине посетители говорили, что он был не так уж и стар, но некоторые болезни не считаются с возрастом, не так ли?

– Свели в раннюю могилу, – сказала мне миссис Поттс. – Попомни мои слова. И говорят, новому графу всего двадцать один. А его сестра еще моложе. Им придется в ближайшее время заключить брак, чтобы обеспечить продолжение рода. Она будет на этом настаивать.

Дейзи очень интересовалась свадьбами. Она повсюду охотилась за журналами, в которых мог оказаться портрет нового графа Роберта и его сестры леди Фелиции. Но нашла только газету с объявлением о помолвке графа Роберта с леди Мэри Огворт.

– Голый текст, – жаловалась она. – И никаких фотографий.

– Дейзи не найдет фотографий, – сказала мне миссис Поттс. – Столлери оберегает свою частную жизнь. Они там знают, как держать средства массовой информации подальше от себя. Я слыхала, их территорию окружают электрические заборы, а внутри патрулируют свирепые собаки. Она не позволит людям совать свой нос – только не она.

– Кто она? – спросил я.

Миссис Поттс помолчала, стоя на коленях на лестнице спиной ко мне.

– Подай мне полироль. Спасибо. Она, – продолжила она, медленно и с наслаждением втирая полироль, – это старая графиня. Она избавилась от своего мужа – я слыхала, запилила его своим нытьем до смерти, – а теперь не хочет никого видеть, пока обрабатывает нового графа. Говорят, он уже полностью у нее под каблуком, бедный мальчик, а будет еще хуже. Она любит всё, что приносит власть и деньги. Он женится на этой девушке, которую она выбрала, а потом она будет вертеть обоими, вот увидишь.

– Похоже, она ужасна, – сказал я, пытаясь выудить больше информации.

– О, так и есть. Когда-то выступала на сцене. Подцепила старого графа, задирая ноги в кордебалете, как я слышала. И…

К несчастью, в этот момент по лестнице взлетел дядя Альфред и разлил воду, пошатнув ведро миссис Поттс, а вместе с ним – ее нервы. Больше мне ни разу не удалось вызвать миссис Поттс на сплетни о Столлери. Вот мой Рок в действии, подумал я. Однако еще несколько намеков я получил от самого дяди Альфреда. Весь сморщившись от беспокойства, он сказал:

– Что происходит теперь в Столлери, а? Могло быть и хуже. Не хочу называть имен, но кое-то там очень жаден до власти. Я опасаюсь следующей череды изменений, Кон.

Он был так обеспокоен, что позвонил своему Кружку Магов, и они – просто не слыхано! – встретились во вторник. После этого они стали встречаться по вторникам и средам, и каждую неделю я помогал относить наверх вдвое больше пыльных бутылок вина.

Недели эти медленно проходили, пока не наступил ужасный день, когда директриса раздала всем в выпускном классе анкеты выпускника.

– Отнесите их своим родителями или опекунам, – сказала она. – Скажите им, что если они хотят, чтобы вы покинули школу после этого семестра, они должны подписаться в графе «А». Если они хотят, чтобы вы пошли в Старшую школу, они подписываются в графе «Б». Пусть подпишут сегодня. Я хочу завтра же получить все анкеты обратно.

Я отнес анкету домой, приготовившись к сражению и хитростям. Войдя через задний двор, я поднялся прямо к маме. Мой план состоял в том, чтобы заставить ее подписаться в графе «Б», пока дядя Альфред даже не знает, что я получил анкету.

– Что это? – отсутствующе спросила мама, когда я подтолкнул желтый лист перед ее пишущей машинкой.

– Анкета выпускника, – объяснил я. – Если ты хочешь, чтобы я продолжал обучение, тебе надо подписаться в графе «Б».

Она рассеянно откинула назад волосы.

– Я не могу этого сделать, Конрад, у тебя ведь уже есть работа. И не где-нибудь, а в Столлери. Должна сказать, я глубоко разочарована в тебе.

У меня словно весь мир выдернули из-под ног, как ковер.

– Столлери! – воскликнул я.

– Ведь ты же вроде именно это сказал своему дяде, – ответила моя мать, взяла анкету и подписалась в графе «А» своей фамилией по мужу «Ф. Тесдиник». – Вот. Я умываю руки, Конрад.