Судьба Конрада

Глава 7

Нам пришлось вскочить, едва мы успели закончить ужин. Оставив служанок убирать тарелки и хихикать за спиной Кристофера, мы вместе с лакеями поспешили наверх в столовую. Это была высокая мрачная комната, вполне соответствовавшая вестибюлю с черным полом. Там ждал мистер Амос, чтобы показать нам, как складывать жесткие белые салфетки в причудливые кораблики, а потом обучить нас правильному способу выстраивать на блестящем черном столе два серебряных островка из столовых приборов и бокалов. Мы должны были положить каждые нож, вилку и ложку на точно определенное место.

Пока мы пытались сделать всё правильно, Кристофер сильно побледнел.

– Несварение желудка, Грант, – сообщил он мне горестным шепотом. – Не разжевывая, глотать пирог, а потом бегать по лестницам – не то, к чему я привык.

– И это не единственное, от чего тебе станет плохо, если мистер Амос тебя услышит, – сказал ему неприветливый лакей Грегор. – Придержи язык. Перекиньте эту ткань через эту руку и встаньте у той стены. Не двигайтесь, иначе я вас выпорю.

Следующий час мы провели, просто стоя у стены. Предполагалось, что мы должны внимательно наблюдать за действиями мистера Амоса и лакеев, пока они суетились вокруг двух леди, сидевших каждая возле своего островка из стекла и серебра. Но, боюсь, половину времени я дремал стоя, а остальную половину таращился на большую картину на противоположной стене, изображавшую мертвую птицу и несколько фруктов, и мечтал оказаться дома в книжном магазине. Две леди наводили на меня смертную тоску. Они всё время говорили об одежде, которую купят, как только закончится траур, и о том, где остановятся в Ладвиче, когда отправятся за покупками. И, казалось, есть они будут вечно.

Когда они наконец-то закончили, нам дозволялось вернуться в подвал, но пришлось остаться в Верхнем Зале на случай, если понадобится что-нибудь принести леди в гостиную. Грегор зорко наблюдал, чтобы мы не попытались ускользнуть. Мы сидели бок о бок на жестком диване так далеко от Грегора, как только можно, пытаясь не слушать двух горничных леди, которые неподалеку от нас вышивали и шепотом обменивались сплетнями.

– У нее уже весь ящик забит сувенирами от него, – сказала одна.

– Если это обнаружится, у обоих будут неприятности, – ответила другая.

– Не хотелось бы мне оказаться на ее месте – ни за какие деньги.

Я зевнул. Просто не мог удержаться.

– Ну-ну, Грант, – сказал Кристофер. – На такие случаи ты должен, как эти две горничные, найти себе что-нибудь интересное в мелочах. Мы здесь уже добрые семь часов. Знаю, они кажутся самыми длинными в нашей жизни, но наверняка ты обнаружил где-нибудь хоть какие-то мелочи, которым можно изумиться.

Теперь, когда он напомнил мне, я понял, что так и есть.

– Да. Как это графиня и леди Фелиция так много едят и при этом остаются такими тонкими?

– Хороший вопрос, – ответил Кристофер. – Поесть-то они горазды, да? Молодая, вероятно, много двигается, но старая слишком уж величава. По всем законам она должна бы быть размеров миссис Бэлдок. Возможно, повар зачаровывает ее еду. Но я подозреваю, она использует чары для похудания. Слабо подойти спросить у ее горничной, прав ли я?

Я посмотрел на двух сплетничающих женщин и засмеялся:

– Нет. Сам спрашивай.

Кристофер тоже не осмелился, так что мы продолжили говорить о других подмеченных нами вещах. Тогда Кристофер и сообщил мне о своей теории, что миссис Бэлдок пьет. Но в самом конце, прямо перед тем, как вошел Эндрю и сказал, что мы можем отправляться спать, Кристофер поразил меня вопросом:

– Кстати, что или где этот Ладвич, куда исчез граф и из-за которого графиня так злится?

Я вытаращился на него. Как он мог не знать?

– Столица, конечно! Внизу, в Равнинах Сассекса, рядом с Малым Рейном. Все это знают!

– О, – произнес Кристофер. – Ага. Значит, граф уехал покутить, не так ли? Делом в том, Грант, что, когда живешь со Странниками, география немного перепутывается в голове. Они никогда не удосуживаются сообщить, где мы находимся или куда направляемся. Так в какой части страны мы находимся сейчас?

– В Английских Альпах. Прямо над Столлчестером.

Я был изумлен.

– Английские Альпы, – повторил Кристофер с серьезным задумчивым видом. – Ага. А какие еще есть Альпы – просто из любопытства?

– Французские, Итальянские, Австрийские. Эти Альпы вроде как сливаются. Английские Альпы отделены Фризией.

Кристофер выглядел немало озадаченным. Похоже, он не знал географию совсем.

– Фризия – страна на границе с Англией, – объяснил я. – Вся Европа между Ладвичем и Московией – плоская, а Альпы образуют как бы полумесяц по ее южной части. Английские Альпы – на севере от равнин.

Кристофер кивнул себе. Мне показалось, я услышал, как он бормочет:

– Конечно – Седьмая серия, здесь нет Британских островов.

– Что? – спросил я. – О чем ты?

– Ничего, – ответил он. – Я уже наполовину сплю.

Не думаю, что это было правдой, хотя я-то точно засыпал. Когда Эндрю сказал, что мы можем идти, я проковылял в лифт, а потом – из него, запрыгнул в ночную рубашку, рухнул в постель и тут же заснул. Позже той ночью я смутно слышал, как Кристофер встал. Я предположил, что он пошел в туалет в конце коридора, и в полусне ждал, когда он вернется. Но его не было так долго, что я снова погрузился в сон полностью и не слышал, как он вернулся. Всё, что я знал – на следующее утро он спал в своей кровати.

Нас подняли на заре.

В конце концов мы привыкли к этому, но первое утро было ужасным. Нам пришлось надеть фартуки и с большой корзиной в руках обойти дом – от чердаков до самого низа, – собирая обувь для чистки. Возле большинства дверей стояло по меньшей мере по одной паре. Но мистер Амос выставил четыре пары маленьких черных ботинок. Графиня выставила дюжину – и все нарядные. Леди Фелиция выставила кучу сапог для верховой езды. Со всем этим нам пришлось, спотыкаясь, спуститься в подвал, где мы с облегчением обнаружили, что для их чистки на службе держат другого человека. Тем утром я едва в состоянии был вымыть лицо, не то что обувь.

Затем нам позволили позавтракать вместе с толпой ворчливых лакеев с покрасневшими глазами. Эндрю тем утром не дежурил, и главным был Грегор, а он не любил нас обоих и особый зуб имел на Кристофера. Он отправил нас наверх в комнату Семьи для завтрака раньше, чем мы закончили есть. Он сказал, важно, чтобы там находились дежурные на случай, если кто-нибудь из Семьи спустится пораньше.

– Готов поспорить, он врал! – сказал Кристофер и шокировал меня, взяв себе хлеба и мармелада из большого буфета.

Когда сюда приплелись остальные лакеи, мы узнали, что все они тоже так делают.

И они соизволили появиться как раз вовремя. Бледная и задумчивая леди Фелиция в костюме для верховой езды пришла раньше семи. Никто ее не ждал. Грегору пришлось поспешно запихнуть под буфет хлеб, который он жевал, а его рот был так набит, что спрашивать леди Фелицию, чего она желает на завтрак, пришлось одному из других лакеев. Она немного грустно ответила, что хочет только булочек и кофе. Она собирается на верховую прогулку, сказала она. И не мог бы Грегор сходить на конюшню и велеть, чтобы седлали Айсберга. Грегор всё еще не мог говорить, иначе он отправил бы Кристофера. Пришлось ему с сердитым видом идти самому.

К тому времени, когда в комнату вплыла графиня, явно почему-то пребывавшая в ярости, перед буфетом вытянулся ряд блюд под серебряными колпаками, большинство из которых из подъемника для еды доставали мы с Кристофером, и она могла выбрать что угодно: от жаркого-ассорти до копченых почек и рыбы. Она слопала почти всё, пока допрашивала бедного простуженного бухгалтера.

Его звали мистер Смитерс, и, думаю, когда она позвонила, он сам едва начал завтракать. Во время беседы он не отрывал скорбного взгляда от ее тарелок. Но он долго не приходил, и Грегор послал за ним Кристофера, в то время как графиня сердито барабанила по скатерти длинными жемчужными ногтями.

Кристофер стремительно вышел из комнаты и почти тотчас же стремительно зашел обратно уже с мистером Смитерсом, который держался так, будто Кристофер притащил его за воротник. Грегор испепелил Кристофера взглядом. И, честно говоря, в подобных случаях я не винил Грегора. Кристофер выглядел невероятно самодовольным. Обычно когда у него был такой вид, мне, не меньше чем Грегору, хотелось врезать ему.

У мистера Смитерса были серьезные неприятности. Графиня обладала ужасной манерой широко-широко распахивать ледяные голубые глаза и произносить ласковым, холодным, воркующим тоном:

– Объяснитесь, Смитерс. Почему так?

Или даже просто:

– Почему?

И последнее было еще хуже.

Бедный мистер Смитерс сопел, ерзал и пытался объяснить. Проблема состояла в какой-то части прибыли, которая запаздывала. Мы вынуждены были стоять и слушать его попытки объяснений.

И это было странно. Речь шла о совершенно обычных вещах, вроде дохода от ферм при усадьбе и от принадлежавшего ей постоялого двора в Столлстиде, и ее собственности в Ладвиче. Я размышлял о дяде Альфреде и его рассказах о сделках Столлери по всему миру и о гигантских рынках, для управления которыми нужно вытягивать вероятности, и думал, не ошибся ли дядя Альфред. Он говорил мне о миллионах на фондовой бирже, но вот же графиня спрашивает насчет шестидесяти фунтов, или восьмидесяти, или сотни. Я совершенно запутался. Но потом я подумал, что с большими деньгами, наверное, имеет дело граф. Кто-то же должен. Одного взгляда на Столлери было достаточно, чтобы понять: вести здесь хозяйство стоит бешеных денег.

Но у меня было не слишком много времени на размышления. В тот момент, когда графиня разделалась с мистером Смитерсом и со своим завтраком, позвонила миссис Бэлдок, вызывая нас. Нам с Кристофером пришлось рвануть в Комнату Экономки. Когда мы добрались туда, миссис Бэлдок расхаживала среди симпатичных стульев в цветочек и маленьких изогнутых столиков. Румянец на ее щеках от нетерпения стал почти фиолетовым.

– Я могу уделить вам только пять минут, – сказала она. – Потом я должна присутствовать на ежедневном совещании с графиней. Едва хватает времени лишь обрисовать суть ваших тренировок. Видите ли, нашей целью является гарантировать, что тот из вас, кто получит должность камердинера графа, будет прекрасно разбираться во всех аспектах домоводства. В первую очередь вы будете учиться правильно заботиться об одежде и изучите стиль джентльмена. Одежда, подходящая для рыбной ловли, так же важна, как вечернее платье, и существует шесть разновидностей официальной вечерней одежды…

Добрую минуту она продолжала вещать об одежде. Я невольно подумал, что, если, отправляясь в Ладвич, граф действительно взял всю одежду, которая по словам миссис Бэлдок была ему необходима, ему пришлось нанять грузовик. Я посмотрел на ее ноги, топтавшие цветочный ковер. У нее были гигантские лодыжки, которые складками ниспадали на туфли с пряжками.

– Но точно так же важны стирка, уборка и застилание постели, – говорила она. – И чтобы научить вас заботиться о вашем джентльмене во всех отношениях, у вас будут курсы по аранжировке цветов, стрижке и готовке. Кто-нибудь из вас умеет готовить?

– Да, мэм, – ответил я, уловив краем глаза выражение абсолютного ужаса на лице Кристофера.

Потом он все-таки сумел очаровательно улыбнуться и ответить:

– Нет. Я не смог бы расставить цветы, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Похоже, следующим камердинером станет Конрад, да?

– Граф скоро женится, – заметила миссис Бэлдок. – Графиня настаивает на этом. К тому времени, когда его сын достигнет возраста, когда ему понадобится камердинер, даже ты сможешь выучить всё необходимое.

Она одарила Кристофер одним из своих долгих, лишенных выражения взглядов.

– Но зачем готовить? – в отчаянии спросил он.

– Существует обычай, – ответила миссис Бэлдок, – чтобы сын графа отправлялся в университет в сопровождении наставника и камердинера. Они живут там вместе в одних апартаментах, и камердинер создает для них еду.

– Уж скорее я создам еду, чем приготовлю, – откровенно сообщил ей Кристофер.

Миссис Бэлдок ухмыльнулась. Похоже, Кристофер ей нравился.

– Не болтай глупостей! – сказала она. – Я прекрасно вижу, молодой человек, что ты способен на что угодно, коль скоро поставишь себе такую цель. А теперь идите оба доложитесь Главной Прачке и скажите, что вас послала я.

Мы поплутали по каменному кроличьему садку подвала и наконец-то нашли прачечную. Там начальница посмотрела на нас с сомнением, поправила нам шейные платки и отступила назад – посмотреть, изменит ли это ее мнение о нас. И вздохнула.

– Начнете с утюжки, – без особой надежды произнесла она, – не слишком важных вещей. Паула! Отведи этих двоих в гладильную и покажи им, что делать.

Паула материализовалась из клубов пара и потащила нас на буксире, но, к несчастью, оказалось, она плохо умеет объяснять. Она показала нам голую каменную комнату с гладильными досками разных размеров. Дала Кристоферу влажную льняную простыню, а мне стопку непросохших шейных платков. Показала нам, как включить утюги, и ушла.

Мы посмотрели друг на друга.

– О чем призадумался, Грант? – спросил Кристофер.

– Немного похоже на ту историю, где надо было превратить солому в золото, – ответил я.

– Точно! – согласился Кристофер. – И нет Румпельштильцхена, чтобы помочь нам, – он на пробу провел утюгом по простыне. – Никакой разницы. Или даже больше складок, чем раньше.

– Надо подождать, пока утюг нагреется, – сказал я. – Наверное.

Кристофер поднял утюг и повертел им туда-сюда перед своим лицом.

– Уже слегка теплый. Как вообще эти штуки работают? Они никуда не подключены. Там внутри саламандра, или что?

Я засмеялся. Невежество Кристофера было поистине изумительным. Чудная идея, что огненная ящерица может нагревать утюг!

– У них внутри блок питания – как у лапочек, плит и телевизоров.

– Серьезно? О! – произнес Кристофер. – На конце этого утюга зажегся маленький огонек!

– Возможно, это значит, что он достаточно нагрелся. У моего теперь тоже появился огонек. Давай попробуем.

Мы приступили к работе. Моя первая идея – сэкономить время и усилия, гладя одновременно по десять шейных платков – не сработала. Я сократил стопку до пяти, до двух, а потом до одного, который быстро пожелтел и завонял. Кристофер всё время бормотал:

– Похоже, я не оправдываю высокого мнения миссис Бэлдок обо мне – ни капельки! – пока не испугал меня восклицанием: – Великие небеса! Церковное окно! Смотри!

Я посмотрел. Посреди его простыни прожглось темно-коричневое пятно в форме утюга.

– Интересно, получится так еще раз? – произнес Кристофер.

Он попробовал, и получилось. Я зачарованно наблюдал, как Кристофер напечатал через всю простыню целый ряд церковных окон. Затем на нижней половине он сделал изображение маргаритки.

Но тут облако черного дыма и очень сильный запах вернули меня к моей собственной работе. Опустив взгляд, я обнаружил, что мой утюг прожег шейный платок, разрезав его на две части, и продолжил прожигать гладильную доску под собой. У меня там получилось очень глубокое и черное церковное окно. Подхватив утюг, я увидел в углублении тлеющие угли.

– О, на помощь! – позвал я.

– Не паникуй, Грант, – ответил Кристофер.

– Я не могу не паниковать! – воскликнул я, пытаясь разогнать клубы коричневого дыма. – У нас будут ужасные неприятности.

– Только если всё останется, как есть, – он подошел посмотреть на мою катастрофу. – Грант, оно слишком глубокое, чтобы быть церковным окном. У тебя тут скорее выдолбленная лодка, – он выключил свой утюг и помахал им у меня перед лицом. – Поздравляю.

Я чуть ли не заорал на него:

– Это не смешно!

– Смешно, – возразил он. – Смотри.

Я изумленно раскрыл рот. Дым исчез. Как и фигура черной лодки. Гладильная доска была ровной и целой, ее покрытая коричневыми пятнами поверхность – гладкой, а на ней лежали обыкновенные, белые, плохо выглаженные шейные платки.

– Как... – произнес я.

– Не спрашивай, – сказал Кристофер. – Сейчас избавлюсь от собственных произведений искусства.

Он взялся за уголок испорченной простыни и встряхнул ее. И все церковные окна просто исчезли.

– Грант, ты не видел, как я это делаю, – повернулся он ко мне с очень серьезным видом. – Обещай, что не видел. Иначе твоя выдолбленная лодка вернется и будет глубже, чернее и дымнее, чем когда-либо.

Я перевел взгляд с него на восстановленную гладильную доску.

– Если я пообещаю, – сказал я, – могу я спросить, как ты это сделал?

– Нет, – ответил он. – Просто пообещай.

– Хорошо. Обещаю. В любом случае, это очевидно. Ты маг.

– Маг – это тот, кто расставляет ритуальные свечи вокруг пентаграммы, а потом бормочет заклинания. Ты видел, чтобы я такое делал?

– Нет. Ты, должно быть, очень продвинутый маг.

Я разрывался между страхом и удовольствием, поскольку подумал, что мне удалось достаточно разозлить Кристофера, чтобы заставить его рассказать что-нибудь о себе.

– Вздор! Тупоумный вздор! – начал он. – Грант…

К моему величайшему разочарованию, влетела мисс Семпл и прервала его.

– Бросайте это, мальчики, – сказала она. – Убедитесь, что утюги выключены. Мистер Эйвенлок как раз привез сегодняшние продукты. И мистер Максим хочет, чтобы вы начали свои кулинарные курсы с изучения того, как выбрать лучшие продукты.

Так что мы снова поспешили прочь – в промозглую каменную кладовую, дверь которой была открыта во двор, где мистер Эйвенлок наблюдал за тем, как команда младших садовников носит корзины с фруктами и ящики с овощами. Одним из них был мальчик с зашитыми вручную ботинками. Он ухмыльнулся нам, и мы ухмыльнулись в ответ, но я ему не завидовал. Мистер Эйвенлок был высоким худым типом с орлиным лицом и выглядел абсолютным тираном.

– Сотри улыбку с физиономии, Смедли, – велел он, – и возвращайся к рыхлению.

Когда вся команда торопливо удалилась, мистер Максим надменно прошествовал вперед. У него был почти такой же самодовольный вид, как у Кристофера. Он был Вторым Помощником повара, его наделили дополнительной ответственностью за наше обучение, и это наполняло его невероятным чувством собственной значимости. Он нетерпеливо потер руки и сказал Кристоферу:

– Ты выбираешь продукты для стола самой графини. Отбери для нее – исключительно на глаз – все лучшие овощи.

По выражению лица Кристофера я абсолютно точно понял, что до сих пор он ни разу в жизни не видал сырых овощей. Но он уверенно бросился к корзине с крыжовником.

– Вот, – сказал он, – здесь превосходный горох, и какой большой. О нет, он волосатый. Горох же не должен иметь щетину, да?

– Это, – произнес мистер Максим, – крыжовник для буфетной. Попробуй еще раз.

Немного осторожнее Кристофер приблизился к маленькой коробке с ярко-красным перцем чили.

– Вот прекрасная блестящая морковь, – предположил он. – Вероятно, она немного потускнеет в процессе приготовления.

Он посмотрел на мистера Максима. Мистер Максим чуть не сбил свой высокий белый колпак, схватившись за голову.

– Нет? – спросил Кристофер. – А что это тогда? Клубника без семечек? Длинные тонкие вишенки?

Я прислонился к стене, согнувшись пополам от смеха. Мистер Максим набросился на меня.

– Это не шутки! – закричал он. – Он издевается надо мной, да?

Я видел, он в ярости. Высокомерные люди терпеть не могут, когда над ними смеются. Я покачал головой и сумел собраться.

– Нет, не издевается. Он правда не знает. Понимаете, он всю жизнь был наследником большого имения – вроде Столлери, – но для семьи настали тяжелые времена, и ему пришлось искать работу.

Я покосился на Кристофера. Он нацепил скромное выражение и не пытался отрицать мои слова. Интересно.

Мистер Максим тут же преисполнился жалости к Кристоферу.

– Мой дорогой мальчик, – сказал он, – я прекрасно понимаю. Пожалуйста, обойди всё с Конрадом, и пусть он назовет тебе продукты.

После этого он был удивительно добр к Кристоферу и даже довольно добр ко мне, когда я принял папайю за кабачок.

– Спасибо, – прошептал мне Кристофер, когда мы раскладывали выбранные мной фрукты в громадной граненой вазе. – Я твой должник, Грант.

– Ничего ты мне не должен, – прошептал я в ответ. – Выдолбленная лодка.

Но позже в тот день он мне все-таки задолжал. Случилось это после стояния возле стены в очередной столовой, когда мы – каждый с бесполезной белой тканью, свисающей с руки – наблюдали, как графиня и леди Фелиция обедают. Среди еды была и ваза с фруктами, которую мы собрали утром. У меня возникло приятное чувство, как если бы я, наконец, сделал что-то настоящее. Графиня усердно набросилась на фрукты, но леди Фелиция взяла лишь одну гроздь винограда – и всё.

– Дорогая, – произнесла графиня, – ты почти ничего не ешь. Почему?

Это было плохое «Почему?» с пристальным взглядом. Леди Фелиция уставилась в тарелку, чтобы не встречаться с ней взглядом, и пробормотала, что не голодна. Это совершенно не удовлетворило графиню. Она продолжала и продолжала всё на ту же тему. Фелиция заболела? Надо вызвать доктора? Какие симптомы? Или завтрак плохо усвоился? И всё сладким высоким голосом.

В итоге леди Фелиция сказала:

– Мне просто не хочется есть, матушка. Ясно?

Ее лицо порозовело, и она чуть ли не с ненавистью глянула на графиню.

– Не нужно стесняться, дорогая, – ответила графиня. – Если ты пытаешься похудеть, ты всегда можешь взять у меня таблетки.

Кристофер покосился на меня, встретившись со мной взглядом. «Она употребляет зачарованные таблетки!» – читалось в его глазах. Мы оба чуть не лопнули, пытаясь не засмеяться. Мистер Амос бросил на нас угрожающий взгляд. Как и Грегор. К тому времени, когда мы взяли себя в руки, леди Фелиция отбросила салфетку и вылетела из комнаты, оставив графиню раздраженной и озадаченной.

– Амос, – произнесла она, – я никогда не пойму молодежь.

– Естественно, миледи, – ответил мистер Амос.

Она снисходительно улыбнулась, аккуратно сложила салфетку и элегантно направилась к двери.

– Скажи Смитерсу, чтобы пришел в мой будуар с исправленными счетами, – велела она, уходя.

По какой-то причине – думаю, из-за наблюдения за тем, как она идет – я вспомнил, как миссис Поттс говорила, что графиня когда-то задирала ноги в водевиле. Я пялился ей вслед, так усиленно – и безрезультатно – пытаясь представить ее танцующей, что подпрыгнул на целую милю, когда мистер Амос рявкнул на меня. Он был очень зол. Он укоренился на ковре напротив нас и разносил нас на все корки за то, что мы посмели смеяться в присутствии леди. В итоге я почувствовал себя ужасно. Почему-то не имело значения, что он одного роста со мной и на несколько дюймов ниже Кристофера. Он был словно пророк, или святой, или кто-то в этом роде, ненавидящий нас за нечестивость и грозящий изгнать с небес.

– А теперь вы научитесь хорошим манерам, – заявил он в конце. – Вы должны выйти из этой двери и войти обратно так тихо и вежливо, как только можете. Давайте.

Даже Кристофера это усмирило. Мы проплелись к двойной двери, выползли в вестибюль и сконфуженно на цыпочках вошли обратно. Конечно же, неправильно. Мистер Амос заставлял нас повторять снова и снова, в то время как Грегор, убирая обед, метал в нас подлые улыбочки. Нам пришлось входить и выходить пятьдесят раз, и мистер Амос как раз обещал, что мы будем продолжать, пока не научимся входить правильно, когда пришел один из лакеев сообщить, что мистера Амоса зовут к телефону.

– Какое облегчение! – пробормотал Кристофер.

– Грегор, – позвал мистер Амос, – поставь этих двоих чистить серебро до Подачи Чая. Если это тот звонок, которого я ждал, я буду занят всю вторую половину дня, так что тебе придется проследить, чтобы они продолжали работать.

И он поспешил прочь на своих маленьких блестящих ногах.

– Рано я обрадовался, – сказал Кристофер, когда Грегор направился к нам.

– Сюда. Поторопитесь, – велел Грегор, положительно злорадствуя.

Помимо прочих своих недостатков, Грегор был большим. Здоровенным. Легко было представить, как он ударяет тебе в ухо своими мясистыми руками. Без единого слова мы побежали за ним следом, и наши ноги прогремели по вестибюлю: бум-бум-бум. Он провел нас через обитую зеленой тканью дверь и по каменно-деревянному переходу в комнату в самом конце, где находился большой стол, покрытый газетами.

– Ладно, – произнес Грегор. – Фартуки за дверью. Закатайте рукава. Здесь тряпки, а это мастика. Приступайте.

Он смахнул газеты.

– Я вернусь проверить. И тогда я хочу, чтобы мое лицо отражалось в каждой поверхности.

Он оставил нас таращиться на низкую коробку со столовыми приборами и выложенные на другой газете серебряные чайники, серебряные кофейники, несколько кувшинов, черпаки и два ряда гигантских серебряных блюд. За ними воздвигались чаши, супницы, урны и запутанные витые подсвечники – большинство из них громадные.

– Снова солому в золото, Грант, – сказал Кристофер, – и думаю, такое превращение было бы проще.

– Большинство этих вещей уже неплохо блестят, – заметил я. – Найди здесь хорошую сторону.

– Ненавижу хорошие стороны.

Но мы знали, Грегор будет счастлив, если поймает нас на безделье, и принялись за работу. Я позволил Кристоферу намазывать розовую, сильно пахнущую мастику, поскольку это проще, а я был уверен, что и чисткой серебра Кристофер никогда не занимался, а сам взял кучу тряпок и тер, и тер, и тер. Некоторое время спустя я вошел в ритм и начал читать газеты под серебром и думать о другом. Должно быть, эта комната соседствовала с кладовой мистера Амоса. Работая, я слышал его голос, чье гудение доносилось порывами, а время от времени раздавалось громкое рявканье, но я не мог расслышать слов – только голос. Это действовало на нервы.

Я упомянул об этом Кристоферу. Он вздохнул.

Я сделал еще несколько замечаний, и Кристофер не ответил ни на одно. Я повернулся посмотреть на него. Он навалился на стол, немного задыхаясь, а лицо у него стало почти того же серо-белого цвета, что газета на столе. Он перевернул шейный платок задом наперед, чтобы на него не попала мастика, и я заметил, что из-за ворота рубашки свисает золотая цепочка с нанизанным на нее кольцом. Оно звякало о подсвечник, над которым Кристофер работал, поскольку он склонился совсем низко.

Я вспомнил мальчика из школы по имени Хэмиш, который не мог рисовать, поскольку краски вызывали у него удушье. Судя по всему, с Кристофером происходило нечто похожее.

– В чем дело? Тебе плохо от мастики?

Кристофер поставил подсвечник и выпрямился, упершись обеими руками в стол.

– Не мастика, – ответил он. – Серебро. Есть что-то в Седьмой серии, от чего становится хуже, чем обычно. Не думаю, что могу продолжать, Грант.

К счастью, Грегор был слишком ленив, чтобы заглядывать к нам постоянно. Но когда-нибудь он придет. А Кристофера он не любил больше всего.

– Хорошо, – сказал я. – Ты стоишь на стреме у двери, чтобы, когда появится Грегор, ты мог притвориться работающим, а я всё сделаю. Незачем морить себя.

– Правда? – спросил Кристофер.

– Честно, – ответил я и замер в ожидании: теперь он действительно мой должник.

– Спасибо! – горячо поблагодарил Кристофер и отодвинулся от серебра.

Почти немедленно цвет лица у него улучшился. Он опустил взгляд и заметил, что золотое кольцо свисает из-под рубашки. На мгновение на его лице появилось выражение ужаса. Он стремительно заправил кольцо и цепочку под рубашку и повернул шейный платок, чтобы закрыть их.

– Я твой должник, Грант, – сказал он, подойдя к двери. – Что я могу для тебя сделать?

«Удача!» – подумал я. К этому моменту Кристофер вызывал у меня такое любопытство, что я чуть не выпалил, что хочу, чтобы он рассказал мне о себе всё. Но не выпалил. Кристофер принадлежал к тому типу людей, к которым следует приближаться осторожно. Так что я ответил:

– Сейчас мне ничего не нужно. Дам тебе знать, когда понадобится.

– Справедливо, – сказал Кристофер. – Что это за гудящий звук доносится из-за стены?

– Мистер Амос разговаривает по телефону, – ответил я, взяв подсвечник и начав тереть.

– О чем дворецкий может говорить по телефону всё это время? Точная марка шампанского? Или у него есть старушка мать, которая настаивает на ежедневных отчетах? Амос, дорогой, ты пользуешься теми мозольными пластырями, которые я послала тебе? Или это его жена? В конце концов, у Хьюго же должна быть мать. Интересно, где они ее держат?

Я ухмыльнулся. Кристофер явно окончательно пришел в себя.

– Кстати, о матерях, – сказал Кристофер. – Мне совершенно не нравится графиня. А тебе, Грант?

– Да, – согласился я. – Миссис Поттс, которая убирается в книжном магазине, говорит, она когда-то танцевала в водевиле.

Кристофер пришел в полный восторг:

– Нет! Серьезно? Повтори каждое слово, что миссис Поттс сказала о ней.

Так что, полируя, я рассказывал. Затем я каким-то образом перешел на рассказ о книжном магазине, и о маме и дяде Альфреде, и о том, как уехала Антея. Пока я говорил, до меня дошло: вместо того, чтобы разузнавать про Кристофера, ярассказывал ему про себя. И я подумал, что это просто типично для Кристофера. Но в общем-то я был не против рассказать ему, при условии, что он не узнает о моем Злом Роке и о том, что я должен сделать. И это чудесно помогало чистить серебро. К тому времени, когда Грегор заглянул в дверь – и Кристофер бросился к столу, притворившись, будто полирует кувшин, – почти всё было сделано. Грегор ужасно разозлился.

– Чай Подают через десять минут, – сообщил он, нахмурившись. – Умойтесь. Сегодня вы вкатываете тележку с чаем.

– Здесь не бывает ни единой праздной секунды, не так ли? – заметил Кристофер.