Свалка времени. Часть 2. Бродяга

Глава 26. Горбатого могила исправит

Яркий свет погас. Наступила темнота – плотная, непроницаемая. Ее нельзя увидеть глазами, можно только ощутить. И в этой темноте вдруг промелькнула звездочка. Промелькнула и тут же пропала. Потом появилась еще одна, еще и еще, и вот уже красное солнце восходит над бушующим океаном разума.

Максим мысленно сказал себе: «Загрузка». Парализованные, словно чужие, руки и ноги дернулись сами собой, как от электрического тока и ожили. Пальцы растопырились до предела и сжались в кулаки. Максим вскочил, глянул на часы, в ужасе схватил рюкзак и ружье, и вылетел в зал ожидания. Петро изумленно вытаращил глаза, но тут же вздохнул с явным облегчением и махнул рукой указывая на спящего на матрасе Никитоса.

- Дрыхнет, – сказал напарник. – Со мной какая-то дичь произошла. Ничего не помню. Ну то есть, помню, как сюда вошел, а потом – тьма кромешная. Мелкий говорит, муха цеце укусила. Издевается, гаденыш.

- Он прав… в целом. Вас укусило насекомое. Правда, не муха цеце, а ядовитый комар особой породы.

Петро взорвался:

- Какой комар? Ты еще будешь мне мозги е… пудрить! Что со мной произошло?

Максим, получив прямо в лоб заряд гнева, сжался и отступил к стене. Лгать ему больше не хотелось. По крайней мере, так нагло.

- Вам… тебе лучше не знать. Все уже позади, какая разница?

- Меня накачали дрянью – и какая разница?! Может, я завтра стану… мутантом?

- Тебе выстрелили в шею дротиком со снотворным – только и всего. Здесь были какие-то люди, похоже, из спецслужб. С ними – проводник. Наверное, они нашли Никитоса и привели его сюда. Они допросили меня и ушли, - это было почти правдой. Ну, на две трети.

Петро тут же успокоился:

- Так бы сразу. А то «ядовитый комар». Если бы спецы захотели, я был бы уже мертв. Что ты им сказал?

- Правду. Все как есть. От этих ребят ничего не утаишь, - Максим глянул на спящего Никитоса. – Надо будить мелкого. Завтракать не будем. Дома поедим. Пообедаем. Или поужинаем – как повезет.

Петро растолкал Никитоса. Мальчик, протирая глаза, сразу закапризничал:

- Мне холодно… я есть хочу.

Максим, не обращая на него внимания, вышел в хмурое утро. Солнце едва проглядывало сквозь тучи, но дождя не было: стояла сухая и прохладная погода, необычная для раннего лета на юге. Обычно в это время жарит вовсю, как в адском пекле.

Ручная дрезина стояла на своем обычном месте: на первом пути, у платформы, перед холодным паровозом. А ведь на ней уехал Николай Фирсов с компанией. О том, кто по ночам возвращает ее на станцию, не хотелось и думать.

Никитос взлетел на дрезину и сел на деревянную лавочку. Максим забрался на площадку, вручил пацану открытую банку консервов и ложку, и помог подняться Петро. Вдвоем они встали к рычагу. Дрезина, скрипя и постукивая, покатила по рельсам, проложенным через непроходимые болота.

Здесь, посредине смрадной пустоши, царило уныние. Оно висело в воздухе, растекалось душной пеленой низко над насыпью, забиралось под одежду и проникало прямо в сердце. А по бокам тянулись и тянулись ряды оборванных, изможденных людей с потухшими глазами. Это были призраки тех, кто строил узкоколейку. Призраки тех, кто навсегда остался в болотах. Железная дорога всегда обходится недешево.

Иногда Максиму удавалось разглядеть неподвижные фигуры. Вот высокий юноша со спутанными волосами и распухшими ногами. Вот коренастый, некогда пышущий здоровьем, а теперь похожий на скелет мужчина в обрывках тельняшки. А вот пожилой человек, совершенно лысый, в старом кителе и брюках. В руках его – проржавевшая насквозь лопата. Даже после смерти землекоп не бросил свой инструмент.

Иногда среди заключенных мелькали охранники в оливковой форме. Они выглядели сытыми, упитанными, но все-таки тоже нашли свое последнее пристанище в трясине. Случайно ли они утонули, или постарались каторжане – кто знает?

Никитос сжался на сидении, слегка поеживаясь. Он уже видел эту картину, когда ехал на станцию, но все равно ему было не по себе. Зато Петро качал рычаг, словно заводной механизм. Совершенно «глухой», он даже не подозревал о присутствии рядом призраков. Максим не стал его тревожить: пусть напарник остается в блаженном неведении.

- Эй! – крикнул вдруг кто-то. – Эй, сюда! Дело есть!

Заключенный в серой, покрытой пятнами грязи робе махал рукой. Максим спрыгнул с дрезины, покатился по насыпи, поднялся и кинулся на зов.

- Смотри! Там! – каторжанин пальцем указывал на горизонт.

Там, среди далеких холмов, возвышалось что-то черное, похожее на гигантскую бочку, поставленную на торец. Очередной секретный бункер?

- Беги туда! – заключенный хлопнул Максима по плечу и подтолкнул вперед. – Ты узнаешь имя своего врага.

Максим помчался вперед. Под ногами захлюпала вода. Вдруг сзади, хлопая крыльями, налетел огромный ворон. Он схватил Максима лапами под мышки, поднял в воздух и потащил в свое логово. Заключенные не пошевелились – они так и продолжали смотреть прямо перед собой, словно им было все равно.

Тогда Максим схватил ворона за лапу, и вцепился в нее зубами. Ворон храпло закаркал и разжал хватку. Максим полетел вниз, ударился головой о землю и, вместо того, чтобы потерять сознание, пришел в себя почему-то на дрезине.

- Ты мне вену прокусил, сволочь! – Петро быстро замотал руку бинтом. – Теперь сам качай рычаг!

Максим потер здоровенную шишку на перевязанной голове:

- Спасибо, дружище.

- Его благодари, - Петро указал на Никитоса. – Он тормоз рванул. За секунду до того, как ты резво спрыгнул.

Но Максим не слушал напарника:

- Эх, дойти бы туда. Призраки сказали: там, на болотах – имя моего врага.

- Они не врали, дядя, - встрял в разговор Никитос. – Хочешь, иди.

- Помолчи лучше, - сказал Петро. – Вот меня домой доставите, и топайте куда хотите. Вдвоем или по одному – мне все равно. Утонете – сами виноваты.

- Пожалуй, действительно хватит приключений на мой прочный череп, - Максим вновь коснулся шишки. – Поехали домой!

Он качнул рычаг. Дрезина заскрипела, сдвинулась с места и лениво «поплыла» через болота.

Всю оставшуюся дорогу ехали молча. Максим «работал» рычагом, Петро помогал ему здоровой рукой. Никитос сидел «на тормозах» и внимательно смотрел по сторонам, готовый в любую минуту поднять тревогу. Бесконечные болота сменились лесом, потом узкоколейка пошла через поселок. Именно в пути у Максима созрел план. Он чувствовал, вернее, точно знал, что к странному предмету на болотах ведет и другая дорога, по которой вполне можно пройти. Или проехать. Но этот поход придется отложить до лучших времен. Знать бы, сколько времени осталось до часа «Ч».

Никитос потянул тормозной рычаг. Дрезина со скрежетом остановилась в знакомом тупике у фундамента, оставшегося от вокзала. Максим уверенно зашагал через кирпичные склады, зная, что здесь ничего плохого произойти не может. На своих спутников он даже не оглянулся.

Максим не стал идти через ракетные шахты, поле и тоннель. Вместо этого он свернул к старым армейским складам, где брал патроны для пистолета Макарова, миновал бетонный забор и спустился в глубокий овраг.

- А что, так можно было, дядя? – спросил Никитос.

- Да, можно. Если надо выйти из Зоны. Но к узкоколейке так не попадешь: противоположный вектор ведет в другое место. Может, где-то есть нужный нам путь, но я его пока не отыскал.

Овраг вывел к идеально круглому, ровному пруду с прозрачной водой. Под ее гладью мелькали тени. Максим обогнул пруд по песчаному берегу и нырнул в перелесок, откуда раздавалось не то курлыканье, не то кудахтанье.

- Кто это? – выкрикнул Петро. Его голос звенел от страха.

- Мутант какой-то. С ним лучше не встречаться: я его в прошлый раз без головы оставил, так новая отросла. Но если мы пойдем напролом, а не по удобной тропинке, то разойдемся, как говорят моряки, на контркурсах. Эта тварь дежурит прямо на дороге, но далеко не уходит. И не спрашивайте, чем она питается.

Далеко среди деревьев мелькнуло темное, вытянутое тело на двух лапах и голова с метровым клювом. Петро напрягся, но монстр не заметил непрошеных гостей. Он развернулся и, испустив истошный крик, потопал куда-то в сторону.

Перелесок закончился. Максим по тропинке пересек поле, заросшее высокой травой, и наконец-то вышел к периметру. Разрушенные цеха мясокомбината маячили справа сбоку.

- Выбрались! – Максим полез на бетонный забор. – Подсадите меня!

Он помог перебраться Никитосу, потом Петро и последним спрыгнул на землю по ту сторону периметра.

- Окажете мне моральную поддержку? – Максим скорчил умоляющую физиономию. – Пойду сдаваться.

- Кому сдаваться? – не понял Петро.

- Жене. Сейчас она мне устроит промывку мозгов за головотяпство, - Максим коснулся грязного бинта. – Головотяпство в прямом смысле. Да она добрая, только я злоупотребляю ее добротой, вот в чем дело.

Но Петро только помотал головой и вернул Максиму карабин:

- Нет уж, со своей супругой разбирайся сам. А я пойду с малыми базарить. Чтобы язык за зубами держали.

- А у нас борщ наверняка на обед… Ну, как знаешь.

И Максим, повесив на одно плечо ТОЗик, а на другое – карабин, уныло побрел домой в обход периметра. Он думал: только бы жены не было дома. Только бы она ушла в магазин или гулять с ребенком. Или к подруге. Ему не хотелось причинять ей боль самим своим видом.

Максим поднялся по лестнице и позвонил. Олеся была дома. Она впустила мужа, заперла дверь и сказала с печальной иронией:

- Тебе для работы своей головы не жаль. Значит, будем лечиться.

Максим покорно прошел на кухню и сел на стул. Олеся размотала бинты на его голове.

- Снова крапива? Ты мог бы хотя бы отжать сок?

- Да ведь и так можно.

- Можно. Только это очень больно

Руки жены излучали тепло. От него страшно чесалась рана, и хотелось спать.

- Мне всю жизнь больно, - тихо сказал Максим, не шевелясь. – Я привык.

- Тебя не исправишь. Я бы так хотела, что бы ты перестал убивать себя! – казалось, что голос Олеси исходил из глубины души.

Максим поморщился и усмехнулся:

- Горбатого могила исправит.

- Знаю. Но никогда с этим не смирюсь.

Олеся закончила перевязку. Максим вскочил, поцеловал жену и глянул на себя в зеркало:

- Совсем другое дело! Орел-мужчина. Джигит просто.

- После боя, - поддержала шутку Олеся. – Давай спать, джигит. А я пойду с домашними делами разбираться.

Максим ушел к себе в комнату и, не раздеваясь, рухнул на кровать. Спал он всего час. Разбудил его назойливый телефонный звонок. Максим снял трубку.

- Полковник ФСБ Александр Фирсов говорит. Срочно ко мне в отдел!

- Вы же вроде как в отпуске.

- Меня срочно вызвали. Так что бегом сюда… нет, я машину сейчас пришлю. Жди!

Вошла Олеся. Она молчала: все поняла без лишних пояснений. Только удивленно вскинула брови, когда Максим переложил из рюкзака во внутренний карман куртки пистолет ТТ с золотой дарственной надписью на затворе.

- Отдам хозяину. Мне он без надобности. Таких у меня еще две штуки лежит. Они же не стреляют… в аномалиях.

Вновь зазвонил телефон.

- Спускайся! Машина ждет!

Максим вышел на улицу. Черный внедорожник стоял у подъезда. Максим забрался на переднее сиденье. Всю дорогу он разглядывал прохожих и думал, что любой из них может оказаться его врагом – агентом по кличке Болт.

Спустя двадцать минут Максим поднялся в хорошо знакомый кабинет с массивным полированным столом.

- Мне уже обо всем доложили, - сказал Фирсов вместо приветствия, указывая на кресло. – И об исчезновении воспитанника, и о вашем походе. Теперь я хочу знать подробности.

Максим сел в кресло, сунул руку во внутренний карман куртки, достал и положил на стол наградной ТТ.

- Это вам от меня подарок. Из последнего похода.

Фирсов с равнодушным видом щелкнул выключателем настольной лампы и взял пистолет. Но Максим почувствовал, что внутри полковника разгораются радость и любопытство. Значит, и у особистов есть эмоции.

- Мой дед действительно погиб во время войны где-то на Кубани, - задумчиво произнес Фирсов. – Пропал без вести. Кто-то пустил слух, что он сдался в плен. Выкладывай.

Максим рассказал обо всем с самого начала и до конца в мельчайших подробностях. Он умолчал лишь о встрече с группой Церпицкого, и, конечно, ни словом не обмолвился о том, что лично повинен в гибели достойного предка полковника. Пока он говорил, за окном окончательно стемнело. В кабинете наступил сумрак. Единственным источником света оставалась настольная лампа. Максим глянул на часы: была половина двенадцатого ночи.

- Дворец Советов в Москве? Лермонтов вместо Пушкина? Не знай я тебя, подумал бы, что ты бредишь и вызвал скорую психиатрическую помощь, - с неожиданным дружелюбием в голосе и равнодушием в сердце сказал полковник. – Что ж, благодарю. Я рад, что мой дед – герой, а не предатель. Свободен.

Фирсов открыл ящик стола и положил туда дедовский ТТ. Краем глаза Максим заметил внутри бесшумный пистолет «Гроза». Значит, Фирсов его так и не сдал начальству?

- Меня отвезут? Маршрутки уже не ходят, - робко, боясь вспышки гнева, спросил Максим.

- Да. Я распоряжусь. Ступай.

Выходя из кабинета, Максим вдруг почувствовал, что Фирсов ему не верит. Он сунул руку в карман штанов и нащупал дерринджер. Можно, конечно, прямо сейчас застрелить полковника и даже, пользуясь «особыми способностями», уйти безнаказанным, но что потом?