Свет и Тень. Разговоры с Джимми Пейджем

“У МЕНЯ ЕЩЕ МНОГО ЧЕГО БЫЛО ПРЕДЛОЖИТЬ И СКАЗАТЬ МУЗЫКАЛЬНО…”

В ДЕКАБРЕ 1986 года Пейдж женился на Патрисии Экер, 24-летней уроженке Луизианы. Они познакомились в Новом Орлеане, где она работала официанткой во Французском Квартале. Джимми позже скажет, что они сразу стали своими. Их отношения продлились до 1995 года. За это время у них родился сын James Patrick Page III, который появился на свет 26 апреля 1988 года. Пара переехала в дом Джимми в Виндзоре, где он начал работать над идеями для Outrider, его первого и единственного сольного альбома. На первом этапе Пейдж думал сделать двойной альбом, чтобы на каждой из четырех сторон двух пластинок были отображены различные аспекты его игры.

К сожалению на ранних стадиях процесса сочинения из дома гитариста было украдено много записей, в том числе демо, которые он отобрал для альбома, цепелиновские архивы и другие личные вещи. Потеря демо заставила его заново осмыслить оригинальную идею. Так же были и другие причины.

В 1988 году Пейдж сказал журналисту Баду Скоппе: “Поскольку я задумывал Outrider как альбом, где буду только я один, то в работу над ним было вложено куда больше, чем в какой-либо другой альбом, над которым я когда-либо работал. И я не представлял себе как это все делать заново — это была бы просто задача для мазохиста”.

Было очевидно, что Пейдж поместил очень много мыслей в эту наполненную и разнообразную работу. Он заявил, что для каждого соло и наложения на альбоме, часто пробовал целых четыре разных подхода, прежде чем выбрать один, который нужно использовать. Во многих отношениях игра Джимми на Outrider ощущается как финальное выражение экспрессии и более личного подхода, которые он начал воплощать еще на Physical Graffiti. Более свободный и при том ритмически более угловатый и сложный, чем ранние работы с Led Zeppelin, Пейджевский гитарный голос явно отличался от того, что мы слышали на Led Zeppelin IV или II.

Вышедший 19 июня 1988 года Outrider — это достаточно всесторонний обзор Пейджевского гитарного стиля конца 80-ых. Многие треки дублированы с наложениями дополнительных слоев и гитарных гармоний, которые зовут слушателя окунуться в микс поглубже. И даже более прямолинейные вещи, типа больших и сочных “Wasting My Time” и “Wanna Make Love”, записанных с прекрасным блюзовым певцом Джоном Майлзом, пронизаны хитрыми неожиданными ритмами и рикошетными брейками, интригующими текстурами и острыми взрывными соло.

Альбом был украшен тремя замечательными инструменталами, парой пронзительных минорных блюзов, спетых Крисом Фарлоу, и дополнительным боевиком с Робертом Плантом. Возможно присутствие трех разных вокалистов помешало критикам назвать Outrider однозначным шедевром, однако, последующий гастрольный тур был встречен практически однозначным признанием. В отличие от выступлений с Firm, Пейджевские концерты 1988 года — с Майлзом на вокале, Дурбан Лаверди на басу и сыном Джона Бонэма Джейсоном на барабанах — были обзорами всей карьеры гитариста, куда были включены его ранние работы, такие как версия “Train Kept A-Rollin” от Yardbirds, цеппелиновские бриллианты “Over the Hills and Far Away” и “Custard Pie”, более свежие работы с “Жажды Смерти II”, Outrider и альбомов Firm.

Этот тур был предшественником последующей глобальной обязанности: запоздалой работе над переформатированию цеппелиновских записей. За то десятилетие, что группа не существовала, винил практически исчез, и все альбомы Led Zeppelin были на скору руку перелопачены в компакт-диски. “Atlantic выпустили наш каталог на CD, и меня к этому никак не привлекали” — ворчит Пейдж. “Я слышал ужасные истории, как они делали мастеринг, если это, вообще, можно так назвать. Я не думаю, что они сделали все, как надо. Например, они отрезали звуки в конце “In My Time of Dying”, что может взбесить любого фаната Цеппелинов”.

Пейдж и режиссер звукозаписи Джордж Марино провели долгие дни и ночи в Нью-Йоркской студии Sterling Sound, вытаскивая из Цеппелинов лучшее. В результате в 1990 году на Atlantic Records вышел бокс с четырьмя дисками. Но выкапывая древние мастер-ленты и пропуская их через современные системы эквализации, не говоря о личном взгляде на финальное звучание, Пейдж не просто ковырялся в приятных воспоминаниях: “Я хотел, чтобы группа и её музыка выглядели абсолютно по-новому”.

В конечном результате было заметное улучшение качества звука в целом, что выдерживало сравнение со стандартами того времени. Марино сказал, что процесс был нелегок, и потребовал сложных эстетических и технических решений.

“Джимми убил месяцы на поиски оригинальных студийных лент” — сказал звукорежиссер журналисту Джо Боссо в 1991 году. “Насколько это было возможно, он пытался быть уверенным в том, что наша исходная запись была оригиналом мастер-ленты. Вы даже не можете представить сколько детективной работы для этого потребовалось. Были ленты в Atlantc, были ленты дома у Джимми, были ленты в разных студиях по всему миру. Даже с такими серьезным артистом как Джимми Пейдж было много шансов на то, что никто не знал, где находятся его пленки аж с 1969 года. Джимми искал повсюду — и здесь и там”.

“Когда мы, в конце концов, собрали все мастер-ленты, мы скорректировали некоторые потери звука, которые произошли с течением времени. Но, в целом, мы решили сосредоточиться на музыкальности и энергетике каждой песни — если мы делали эквализацию, благодаря которой мелодия выигрывала, но появлялись какие-то вредные звуковые эффекты — немного шумов или искажений — мы это игнорировали. Тот факт, что музыка выходила на CD не означал, что все должно быть идеальным и чистым”.

“Я думал, что проект окажется ночным кошмаром, но Джимми в реальности сделал все довольно забавным. Он знал, сколько много фанатов сойдет с ума от этой записи, и он действительно хотел сделать все основательно. И было здорово видеть, как он работает с музыкой”.

Большой и роскошно упакованный бокс-сет мог легко служить великими финалом Пейджа — памятником его крутой карьере. Но вместо этого, оказалось, что работа над проектом наоборот возбудила музыканта, и он с подачи руководителя A&R Джона Калоднера объединился в 1991 году с Дэвидом Ковердейлом, певцом Whitesnake и артистом лейбла Geffen Records. Они стали работать над новым альбомом.

“Успех бокс-сета Led Zeppelin был впечатляющим, но это напомнило мне, что у меня еще было много чего предложить и сказать музыкально” — говорит Пейдж. “Дэвид был ключевым элементом. У меня не было партнера по сочинению песен со времен ранних дней в Led Zeppelin и это меня больше всего беспокоило в течении десяти лет”.

Пока Джимми был полон энтузиазма, СМИ быстро бросились в атаку на проект, заявив, что он ниже статуса гитариста, записав Ковердейла в подражатели Планту. Пейдж стряхнул критику как несколько бычков от Lucky Strike: “У нас один размер ноги, и мы курим одинаковые сигареты. Это и есть то, что я называю партнерством”.

Ковердейл был менее легкомысленен. Общительный вокалист с готовностью признал, что у него были определенные проблемы с имиджем, но он видел свое сотрудничество с Пейджем, как способ дистанционироваться от своего недавнего прошлого, где были его хитовые клипы эпохи MTV вроде “Here I Go Again”. “Я был очень разочарован пребыванием в Whitesnake в следствии множества сопутствующих бытию музыкантом процессов — клипы, пресса, косметика — все это внезапно становилось более важным, чем музыка” — сказал Ковердейл. “Знаете, это все только деградировало, поэтому простите меня за то, что я сваливаю во что-то менее комфортное” — сказал он, подразумевая отход от обтягивающих костюмов из спандекса, которые были обязательной униформой для метал-групп восьмидесятых.

Несмотря на скептицизм, альбом Ковердейла и Пейджа вышел в марте 1993 года и имел успех в Штатах и Великобритании, достигнув платинового статуса. Это было недолгое сотрудничество, но оно послужило толчком к объединению Пейджа и Планта год спустя.

РАЗГОВОР

Как получился совместный проект Ковердейла и Пейджа?

После выхода бокс-сета Led Zeppelin, были хорошие девять или десять месяцев безделья, хотя мне и хотелось снова поиграть. В то время у моего менеджмента, а также у менеджмента Джона Пола Джонса и Роберта Планта было ощущение, что мы в какой-то форме должны объединиться. Не было уверенности, что это могло быть — “легендарный тур, которого никогда ранее не было” или запись нового альбома, а может и то, и то сразу.

К сожалению, этого не случилось. Поэтому после такого расстраивающего начала моим следующим вариантом было решение записать еще один сольный альбом. И я начал искать вокалиста. Я переслушал множество кассет, но ни одна из них не заставила меня схватиться за телефон и позвонить менеджеру.

Потом мой собственный менеджер сам позвонил и спросил, не думал ли я когда-нибудь о работе с Дэвидом. Я сказал: “Это интересно. Он чертовски хороший певец. Давай посмотрим, сумеем ли мы с ним поладить как люди”. Я полагал, что если мы с ним не сможем просто разговаривать, то уж сочинять вместе точно не получится. Но как оказалось, мы отлично сошлись.

Дальше надо было посмотреть, как мы можем вместе сочинять. То, что мы оба были “фигурами крупного калибра” совсем не означало того, что мы можем создать какой-то вид магии, которая бы соединила наши имена. Мы решили выделить на это пару недель. Я думал, что, если нам повезет, то мы сможем завершить четыре песни. И так сложилось, что все сразу стало получаться, и музыка пошла.

Все идеи были новыми?

Нет — я использовал один рифф, который достаточно давно держал в уме. Это акустический ход, который открывает “Shake My Tree” — я его изначально показывал в Led Zeppelin во время работы над In Through the Out Door. Но тогда массового энтузиазма вокруг него не возникло.

Никто кроме Бонзо, казалось, не понял, что с ним делать, и я задвинул его подальше.

Я решил достать его обратно, и Дэвид немедленно ухватился за него. Он моментально выдал текст, и мы начали обмениваться идеями, пока не завершили конструкцию целиком.

Роберт публично не одобрял это сотрудничество.

Он много пострелял в меня. Даже когда я ездил в США, продвигая свой альбом Outrider со всех сторон неслось: “Роберт сказал то, Роберт сказал сё”. Это реально надоело. Мне приходилось спрашивать: “А не собираемся ли мы обсудить Outrider?”

После того, как вы с Дэвидом обнаружили, что можете работать вместе, что было дальше?

Наши идеи рождались так быстро, что нам нужно было быстро их фиксировать. Мы начали записывать их на простейший пятидесяти-долларовый кассетный магнитофон Radio Shack, который стал нашим счастливым талисманом. Все, что у нас было — это маленький усилитель Vox, акустическая гитара, пленка с какими-то барабанными ритмами и магнитофон.

После того, как было сочинено пять или шесть песен, мы позвали басиста Рикки Филлипса и барабанщика Heart Дэнни Кармасси, и записали демо на 12-дорожечном Akai. А когда демо были записаны, мы с Дэвидом вернулись к магнитофону Radio Shack, сочинили еще, и повторили процесс с Akai. Ритм-треки альбома были записаны в Ванкувере в студии Little Mountain, у которой была отличная репутация по части записи звучания акустических ударных. А закончили мы с вокалами и наложениями в студии Criteria в Майами.

С точки зрения наложений и текстур этот альбом представляет самый большой пример реализации твоей концепции “гитарной армии”.

Основной гитарный сигнал обычно разделялся между двумя или тремя абсолютно разными усилителями. А потом они смешивались воедино чтобы получить окончательный звук. Я всегда хотел применить этот подход, но никогда не имел достаточно количества дорожек. В этот раз у меня была возможность поиграться с 72 дорожками, что я использовал в своих интересах.

Мотивация за этим проектом состояла в том, чтобы выдать максимальное качество на то время. Я хотел показать все, что мог из себя выжать. Это было лучшее, что я сыграл после Led Zeppelin.

Как были записаны дорожки с ритмом?

Как и в случае с соло и наложениями, они были записаны через раздельные системы, хотя тут были важные различия. Во-первых, ритм-треки были сыграны вживую вместе с остальными музыкантами. Но при этом, в добавление к разного рода различиям в гитарах, усилителях и эффектах на разных дорожках, мы так же всегда записывали сырой сигнал прямо с гитары, который шел в консоль пульта.

Когда вы играете живьем с группой, определенные ритмы подталкивают вас к важным акцентам для натурального ощущения песни. К тому времени, когда вы начинаете накладывать слои и дополнительные наложения, вы можете заметить, что изначальная ритм-гитара выглядит слабой и нуждается в наращивании мускулов. Когда это обнаружилось на альбоме, я взял сырой сигнал, записанный “напрямую в пульт”, пропустил его через усилитель и перезаписал его, чтобы укрепить оригинальную партию ритма. Я не делал это постоянно, но иногда приходилось.

Ты записывался в отдельной кабине от усилителя или в одном помещении с ним?

Точно в комнате с усилителем и колонками.

Взаимодействие между звукоснимателями моей гитары и усилением — это важный компонент моего саунда. Это бы потерялось, если бы я стоял в контрольной комнате. Мне нравится, когда мой звук стоит на грани фидбека. Единственный недостаток пребывания в помещении, где идет запись — это необходимость надеть наушники. Я не особенно ими наслаждаюсь, но это необходимое зло.

Ты где-нибудь на альбома дублировали свои партии вручную? Ну то есть ты усиливал свои партии, играя их через несколько усилителей больше, чем один раз,

Да. Хорошим примером этого является “Over Now”. Есть интересная история, связанная с этой песней. Я сделал под группу пару дублей, и мы сидели решали, какой вариант из моих дублей выглядит получше. Я подумал записать еще одну дорожку с другими настройками звука. Но для начала, чтобы просто глянуть насколько облажался, решил сравнить отбракованный дубль с тем, что решили оставить. И выяснилось, что они были практически идентичны — это было странно. То есть, я был хорош оба раза. Это меня воодушевило.

Несмотря на то, что весь альбом был сделан на очень современном оборудовании, ты сам держался подальше от рэковой стойки с цифровыми эффектами.

Это правда. Я использовал рэковый DigiTech Legend 21, но, в основном, предпочитал напольные педали. Я же был пионером по части педалей, так почему бы и нет? В основном, это просто удобнее для меня — сидеть и прикидывать — я поставлю то, поставлю это, соединю все вместе и получится. Наверное, мой любимый эффект был использован в “Over Now”.

После того, как Дэвид спел “I release the dogs of war”, вы слышите это рычание. Я сделал его, пропустив звук своего фиолетовый леспола с би-бендером через квак Vox начала шестидесятых, поставил “deep” на DigiTech Whammy, потом была Octavia и один из моих старых Marshall Super Lead, что я использовал с Цеппелинами.

Ты очень хорошо сыграл на губной гармошке в “Pride and Joy”.

Я играл на гармошке давно, когда занимался сессионной работой. А потом реально не имел с ней дел почти двадцать лет — так что, это было забавно. Но мне понадобилось всего два часа, чтобы все вспомнить. Я так сильно дул, что звезды из глаз пошли!

Двигало ли тобой ощущение, что ты, в любом случае, должен соответствовать своему прошлому?

Это никогда не было мотивирующей силой. По факту, у меня есть свои невероятно высокие стандарты для самого себя, и я самый строгий свой критик. Я знаю, когда не играю хорошо.

Если сегодня оглядываться на альбом Ковердейла и Пейджа, то как ты его оцениваешь?

Там не было никакой фигни в содержимом или том, как мы все сделали. Я хотел показать, что еще был жив-здоров, и в этом отношении это был полный успех.

МУЗЫКАЛЬНАЯ ИНТЕРЛЮДИЯ ГЛАВНЫЕ ГИТАРЫ, УСИЛИТЕЛИ И ЭФФЕКТЫ ДЖИММИ ПЕЙДЖА

1960 Gibson Les Paul Custom

Эта “Black Beauty” была куплена новой в 1962 году за 185 фунтов, и именно она по большей части использовалась Пейджем в сессионной работе с 1963 по 1966 годы. Пожалуй, самыми заметными чертами этого “кастома” были громадное тремоло Bigsby и три звукоснимателя (а не два, как на других моделях Les Paul). В общих чертах, дополнительный датчик давал Пейджу больше разных оттенков и тембров, от ярких сверкающих верхов до шелковистых сглаженных низов и середины. В сессионные времена, он никогда заранее не знал, какого рода музыку ему придется играть, поэтому наличие под рукой большого количества вариантов звука имело решающее значение для успеха и заработка средств к существованию. По этой части гитара “в черном смокинге” была идеальным инструментом.

Всегда заинтересованный в улучшении звука, Пейдж сделал дополнительные модификации этой гитары. Уже во времена Led Zeppelin, он и американский гитарист/техник Джо Джеммер установили уникальную систему из трех переключателей, на первый взгляд, невероятных.

“Изначально на гитаре был один переключатель, который позволял Джимми просто выбирать один из датчиков”, — сказал Джеммер. “Я вытащил этот переключатель и поставил три переключателя “вкл/выкл”. Эта система позволяла использовать любую комбинацию включенных и выключенных датчиков”.

Пейдж так сильно любил эту гитару, что, опасаясь повредить, очень редко брал её на гастроли. Но дела у Led Zeppelin шли так хорошо, что он изменил своим принципам, отправившись с нею в тур с января по апрель 1970 года. К сожалению, случилась беда. “Когда мы направлялись в Канаду, её украли из грузовика в аэропорту, и в пункт назначения она не прибыла”, — стонет Пейдж, и его можно понять. Он дал заметное объявление в журнале Rolling Stone, пообещав вознаграждение за возврат инструмента, но результата не было.[2] Он всегда вспоминает эту гитару, как “большую рыбу, сорвавшуюся с крючка”.

1959 Telecaster (“The Dragon Tele”)

Джефф Бек подарил эту гитару Пейджу в 1966 году[3]. Это было его главное оружие в Yardbirds, и на нем он играл в Led Zeppelin на концертах и в студии с 1968 года по май 1969. Изначально корпус был покрашен в белый цвет, но весной 1967 года Пейдж добавил туда восемь круглых отражателей, а потом в том же году содрал их, и собственноручно раскрасил драконовской тематикой. На альбоме Led Zeppelin I по большей части слышна именно эта гитара. Также на ней было записано соло в песне “Stairway to Heaven”.

1959 Gibson Les Paul Standard (“Number One”)

“Это моя любовница, это моя жена”, — говорит Пейдж о своем главном лесполе. “Ничем невозможно заменить”.

Сложно сказать, откуда берется любовь с первого взгляда. В отличие от некоторых круто выглядящих стандартов с “огненными топами”, у пейджевского “номера один” отсутствие сногсшибательного вида компенсируется выдающимся звуком.

1959 года гитара цвета honey sunburst была куплена за 500 долларов в 1969 году у Джо Уолша, в будущем гитариста Eagles, а на тот момент игравшего в James Gang. С тех пор, её можно слышать на большинстве работ Led Zeppelin. К особенностям этого инструмента можно отнести тонкий овальный профиль грифа (и отсутствие серийного номера на голове), как следствие того, что Уолш стесал гриф до того, как продать гитару Джимми. Кроме того, на гитаре установлены колки Grover, которые стали Пейджу родными после его 1960 Les Paul Custom.

“Гровер более чувствительны”, — объясняет Пейдж. “И, малыш, они еще держат строй с тех самых времен — это говорит само за себя. В банде из троих, типа Zeppelin, ты не можешь иметь колки, которые спускают. Это одна из тех гитар, которой было суждено быть со мной. Джо Уолш просто настаивал, чтобы я её купил. И он был прав.”

Пейдж любил свою гитару, но не видел проблем чтобы отправить её на доработку. В восьмидесятых годах Стив Хойланд, его инженер по студийным делам, улучшил гитару, установив потенциометры тембра типа push/pull, позволившие переключать датчики в “фазу/провофазу”, что являлось неким приближением к звучанию Питера Грина и, конечно же, Би Би Кинга.

1959 Gibson Les Paul Standard (“Number Two”)

Что на сцене, что в студии, каждому гитаристу на случай технических неполадок или проблем со строем нужен приличный запасной инструмент. После продолжительных поисков гитары, достаточно хорошей для того чтобы быть второй скрипкой за спиной “номера один”, он в 1973 году наконец-то купил этот чуть более темный с янтарнокоричневым оттенком Les Paul.

На момент покупки “номер 2” был практически в оригинальном состоянии, но потом он, как и основной инструмент, был подвергнут ряду модификаций. Для начала его гриф был отшлифован так, чтобы в целом быть таким же на ощупь, как у “номер 1”. А в первой половине восьмидесятых Пейдж решил кастомизировать распайку, чтобы гитара могла “выдавать все возможные звуки, которые можно придумать с двумя хамбакерами”. Пейдж спроектировал сложную систему переключения с разделением катушек, серийным и последовательным соединением, работой в фазе и противофазе. В результате, все потенциометры были заменены на специальные с переключением “push/pull”, плюс два специальных переключателя были спрятаны под пикгардом. Таким образом, инструмент воспроизводил невероятно широкий диапазон звуков от самых тонких верхов до жирнейших низов.

Harmony Sovereign H1260 FlatTop

Пейдж точно не помнит, когда и где он купил свою акустику Harmony, но не исключает, что это могло быть в каком-нибудь местном магазине во времена The Yardbirds. Более качественные акустики типа Martin и Gibson в Англии в то время было не достать, поэтому он схватил этот отличный респектабельный джамбо флэттоп. С глубокими басами и острым верхом, Sovereign сослужил Пейджу отличную службу, появляясь на студийных записях таких вещей как “Babe I’m Gonna Leave You”, “Ramble On”, “Friends” и, конечно, “Stairway to Heaven”.

1971 Gibson EDS-1275 6/12 Double-Neck

Несмотря на крайне редкое использование в студии, это один из наиболее культовых инструментов Пейджа. Объект многочисленных фотографий, эта гитара и выглядела хорошо и была чрезвычайно практична. Во многих великих композициях Пейджа по ходу песни он часто переключался между шести- и двенадцати- струнными гитарами. В студии это легко, а вот также молниеносно поменять гитару во время живого выступления было невозможно. Использование Gibson с двумя разными грифами с шестью и двенадцатью струнами, позволило делать это на концертах легко и красиво. И хотя изначально Пейдж приобрел эту гитару для исполнения живой версии “Stairway to Heaven”, вскоре на концертах он стал играть на ней “The Song Remains the Same” и другие вещи.

1965 Fender Electric XII

Поскольку Джимми не играл на двугрифовом гибсоне в студии, то возникает вопрос, что за 12-струнную электрогитару он использовал для записи таких песен как “Thank You”, “The Song Remains the Same”, “When the Levee Breaks” и “Stairway to Heaven”? По словам Пейджа его выбором был санберстовый Fender Electric XII, приобретенный, когда он еще был Yardbirds.

Эта гитара редко попадала в объектив фотографов, и от того её появление на публике в 2009 году получилось крайне эффектным. Джимми стряхнул с неё нафталин, чтобы на церемонии введения Джеффа Бека в Зал Славы Рок-н-рола сыграть “Beck’s Bolero” и “Immigrant Song”.

1961 Danelectro 3021

Сделанная из мазонита и тополя, Danelectro часто рассматривалась как дешевая бюджетная гитара, но это не помешало Пейджу разглядеть её потенциал. Тяготеющая к инструментам с пустотелым твангом, чей звук был ближе к подключенной в усилитель акустике, эта гитара использовалась для живого исполнения песен где нужен был “ситарный“ строй “Рэ-Ля-Рэ-Соль-Ля-Рэ”, в том числе для попурри “White Summer/Black Mountain Side” и “Kashmir”. Также он играл на этой гитаре слайдовые вещи, такие как “In My Time of Dying”. В 1982 году оригинальный бридж Danelectro из нержавеющей стали был заменен ради более точной настройки на Leo Quan Badass с индивидуально регулируемыми седлами каждой струны.

1953 Fender Telecaster

Единственный инструмент, который мог бы побиться за первенство с пейджевским “номером один”. Этот коричневый телекастер был куплен в ноябре 1975 года и использовался в “Hot Dog” и “Ten Years Gone” в американском туре 1977 года. Через два года в 1979 году для концертов в Небворфе Пейдж поставил на него гриф от “драконовского“ телекастера.

Самой знаменитой вещью в отношении этого телекастера является установленное на него устройство B-Bender, которое позволяло Пейджу подтягивать вторую струну выше на целый тон (два лада) с ноты Си до До-диез, что звучало близко к педал-стил гитаре. Однако, Пейдж использовал этот девайс, чтобы создавать его собственные замысловатые текстуры, хорошим примером которых может считаться скользящее соло в песне Роберта Планта “Sea of Love”.

С точки зрения звука, коричневый телекастер возможно не особо отличался от “номера один”, но тут было еще одно обстоятельство. После Led Zeppelin Пейджу было интересно попробовать “встать на новые рельсы”, и он использовал этот телекастер в качестве основной гитары во время тура ARMS в 1983 году, продолжая потом фокусироваться на нем в течении большей части восьмидесятых годов в проекте Firm и гастрольном туре Outrider.

Усилители и эффекты

Есть что-то дурацкое в попытках угадать какие усилители использовались при записи той или иной песни Led Zeppelin. Потому что Пейдж не может вспомнить, или предпочитает держать людей в неведении — он редко говорит об усилении. При акцентировании на этой теме он, шутит, что стоит только что-то упомянуть, так их тут же все раскупят, и ему самому потом будет сложно найти подходящий на замену.

Однако, некоторые вещи мы знаем наверняка. В Британии в шестидесятые годы Vox AC30 был почти в каждой студии и почти на каждой сцене. Во времена Yardbird Джимми, как и его современники, использовал версию с Top Boost (или Brilliance), что добавляло стекла и звона в саунд. Поначалу этого 30-ваттного комбика хватало[4], но позже площадкам побольше потребовалась дополнительная громкость. И в первых турах Led Zeppelin Пейдж играл через головы Arbiter Power One Hundred и кабинеты с четырьмя двенадцати-дюймовыми динамиками. Также в это время он использовал 120-ваттный усилитель Vox UL-4120.

На гастролях по Соединенным Штатам были свои сложности. К их числу относились расходы на транспортировку оборудования. Поэтому в Штатах Пейдж играл на аппарате, сделанном в Америке. На сцене его можно было увидеть в мешанине усилителей и колонок Rickenbacker, Univox и Fender.

Иногда Джимми ощущал, что серийные модели не могут удовлетворить его нужды, поэтому требовались тюнингованные или сделанные на заказ усилители. Первым из таких стал Hiwatt Custom 100 “Jimmy Page”. У него была педаль, включающая режим буста, из-за чего отпала необходимость в примочке фузза. Джимми играл на нем в турах с 1969 по 1971 годы, пока не перешел на 1959 Marshall Super Lead, который ассоциируется с ним чаще всего.

Педали эффектов обеспечивали новые звуки и текстуры, которые Джимми в течении нескольких лет получал из определенных примочек. Фузз и вау стали первыми типами гитарных эффектов на рынке, и, соответственно, Пейдж использовал Sola Sound Tone Bender и Vox Grey Wah. Другим новым изобретением того времени стал ленточный дилэй. После экспериментов с разными моделями Джимми остановился на Maestro Echoplex EP-3.

Творческие комбинации этих эффектов могли привести к ранее неслыханным звукам. Особенно экзотичной была связка из Echoplex и терменвокса Sonic Wave, электронного музыкального инструмента, где расстояние между руками исполнителя и парой антенн управляло звучанием в духе “то как зверь она завоет, то заплачет как дитя”. Классический пример этих жутких звуков тревожной сирены можно услышать в средней части студийного и концертного вариантов песни “Whole Lotta Love”.