Свет и Тень. Разговоры с Джимми Пейджем

“ТАМ БЫЛА ДРАКА ПОЧТИ КАЖДЫЙ РАЗ, КОГДА МЫ ВЫСТУПАЛИ…”

Есть один старый-престарый сюжет, прослеживающийся во многих древних мифах. Молодой ничем не выделяющийся человек натыкается на таинственный талисман, владение которым способно изменить ход его жизни. Мальчик отправляется в длительное путешествие, где его умения, сила и храбрость подвергаются различным закаляющим его характер испытаниям. В финале он открывает удивительную власть талисмана, который приводит его к великой славе, а иногда и меняет порядок вещей в окружающем мире. Вот так и случилось с Джимми Пейджем, основателем Led Zeppelin и одной из самых величайших гитарных легенд в роке.

Джеймс Патрик Пейдж родился в семье Джеймса и Патрисии Пейджей в воскресенье 9 января 1944 года в Лондонском районе Хонсло. В этом месте они прожили около десяти лет, пока шум от находящегося неподалеку аэропорта Хитроу не вынудил их переехать в Эпсом, тихий пригород в графстве Суррей. Как сухо замечает Пейдж: “Когда самолеты прибыли, семья отбыла”. Здесь и начинается история.

”Самая странная вещь в переезде в Эпсом была в том, что там в доме уже была гитара”, — скажет Пейдж в 2004 году британскому журналисту Чарльзу Шаару Мюррею. “Не знаю, была ли она оставлена людьми, которые там жили раньше, или может принадлежала другу той семьи — кажется, никто не знает, как она там оказалась”.

Было бы преувеличением предполагать Божий промысел в обнаружении той забытой гитары. Но, бесспорно, что человек, которого в один прекрасный день миллионы назовут “Король свинцовый Пейдж”, понял, что его судьба связана с гитарой, доставшейся в подарок: Джимми сообщил, что песня Элвиса Пресли “Baby Let’s Play House” с вкраплением наполненных ревером рокабильных ходов гитариста Скотти Мура была одной из многих композиций, вдохновивших на серьезное отношение к музыке. “Я слышал эту запись и мне хотелось быть её частью”, — объясняет он. “Я знал, что-то происходит”.

В тринадцать лет Джимми узнал от школьных друзей, как настраивать гитару, и местные гитаристы показали ему базовые аккорды, но во всем остальном он, по большей части, был самоучкой. Он по слуху подбирал песни с пластинок британской скиффл сенсации Лонни Донегэна и американских рокеров первой волны, таких как Элвис Пресли, Эдди Кокран и Джин Винсент.

Видя, как сильно Джимми увлечен гитарой, отец купил ему акустический санберстового цвета Hofner President с эфами на корпусе. Эта гитара была похожа на большие Gibson его гитарных героев Скотти Мура и Чака Берри. Через год с небольшим Пейдж уже достаточно хорошо играл для того, чтобы исполнить пару песен на теле-шоу Хью Уэлдона BBC “All Your Own”, где выступали юные таланты. На видео с того перфоманса 1958 года можно заметить, как уверенно и бодро держится на сцене юный Пейдж во время исполнения новой песни “Mama Don’t Allow No Skiffle Around Here” и Лидбеллиевской “Cotton Fields”.

Вскоре после этого Пейдж купил свою первую цельнокорпусную электрогитару 1958 Resonet Grazioso Futurama с тремя датчиками. Она была в стиле Fender Stratocaster, который любили рок-звезды вроде Бадди Холли.

Пейдж продолжал оттачивать свое мастерство, играя с разными местными группами в Эпсоме, пока не попался на глаза музыкальному менеджеру Крису Тидмашу. Тот пригласил Джимми в рок-группу “Red E. Lewis and the Red Caps”, само название которых было данью пейджевским героям “Gene Vincent and the Blue Caps”.

Пейдж вспоминает те давние выступления, как забавные, но хулиганистые. “Я еще учился в школе, и поэтому играть мы могли только по выходным”, — говорит он. “Это был опыт, открывающий глаза. Почти каждый раз, когда мы выступали, там была драка. Это не были побоища как в наши дни, когда люди могут стрелять, резать или убивать. Это было больше похоже на жестокий спорт. Обычно тот парень, что первым сваливался на пол, считался проигравшим. Мне надо было научиться не высовываться и играть в любой ситуации.”

Несколько месяцев спустя Джимми присоединился к Red Caps. Тидмаш сменил имя на Нил Кристиан, уволил из группы Ред И.Льюиса и назначил себя вокалистом. Он переименовал команду в “Neil Christian and the Crusaders” и бросился в дорогу, выступая там и тут на английской клубной сцене.

Значительной частью популярности группа была обязана вундеркинду Пейджу, который на своей недавно купленной оранжевой гитаре Gretsch Chet Atkins Country Gentleman мог выдать популярное в то время звучание. Джимми был в состоянии талантливо сыграть всё, находившееся чартах “Топ20” — от энергичного рока и ритм-н-блюза Чака Берри с Литтл Ричардом до медленных инструменталов типа “Sleep Walk”.

В то время как выступления всегда проходили на ура, условия жизни музыкантов, плотное расписание и жесткие переезды были эмоционально и физически очень тяжелы. На протяжении двух лет домом для группы “Neil Christian and the Crusaders” являлся их фургон и клубы, в которых они выступали. Спать приходилось на полу или на своих инструментах.

Однажды вечером летом 1962 года Пейдж упал в обморок после концерта. У него диагностировали одну из форм мононуклеоза. И вскоре после этого он решил уволиться.

И хотя в шоу-бизнес ДЖИММИ ШЕЛ грубым беспорядочным путем, не было никаких сомнений, что к восемнадцати годам он был уже сложившимся гитаристом, зрелым не по годам. За время игры с группой “Neil Christian and the Crusaders” его репутация поднялась так высоко, что в 1962 году его пригласили сыграть с двумя самыми уважаемыми в Англии рок-музыкантами: басистом Джетом Харрисом и барабанщиком Тони Миханом. Оба они выступали в группе The Shadows, одной из самых известных в Британии команд. Вместе они записали инструментал Diamonds, сочиненный Джерри Лорданом. В начале 1963 года эта композиция стала “номером один” в Британских чартах. В то же время английский блюзовый харпист-виртуоз Сирил Дэвис позвал Джимми в свой влиятельный состав R&B All-Star Band. Но Пейдж, после своего опыта с “Neil Christian and the Crusaders”, был весьма осторожным с идеями стать гастролирующим музыкантом.

Восстанавливая здоровье, Пейдж начал задумываться о своем будущем. Он любил играть на гитаре, но время, проведенное в “Neil Christian and the Crusaders”, заставило взглянуть на все с другой стороны. В свободное время он много занимался живописью и рисунком, поэтому решил поступить в художественное училище в Саттоне. Следующие полтора года Джимми усердно занимался своим формальным образованием, при этом, возможно, не менее усердно продолжая играть на гитаре.

Вечерами Пейдж начал проводить время в джемах на лондонской блюзовой клубной сцене, которая была небольшой, но развивающейся. Это были места вроде Marquee и Richmond’s Crawdaddy. Британский блюзовый бум еще находился в зачаточном состоянии, но Джимми уже хорошо разбирался в музыке Американского Юга. Его интерес возник годами ранее, благодаря любимому рокабилли, а местные фанаты ритм-н-блюза и коллекционеры пластинок только подбрасывали дров в огонь.

Точно так же, как он проглатывал ходы Клиффа Гэллапа, гитариста Джина Винсента, и Джеймса Бертона, гитариста Рики Нельсона, Пейдж с жадностью набрасывался на соло и ритмы блюзовых исполнителей, таких как Хьюберт Самлин, Элмор Джеймс и Мэтт “Гитар” Мёрфи, гитариста Мемфис Слим. Еще будучи в “Neil Christian and the Crusaders” Джимми пытался включить свою новую страсть в репертуар команды, но эта музыка не сочеталась с танцами для клубной толпы, которая состояла их основную аудиторию.

Однако, времена менялись, и через год другой британские любители музыки стали проявлять больше интереса к американской черной музыке. И если на севере Англии были очень успешны Beatles с песнями танцевально ориентированного ритм-н-блюзового репертуара Motown Records, то на юге небольшая группа продвинутых музыкантов начала изучать и исполнять сырой электрический блюз, выпускаемый Chess Records и другими ориентированными на чикагский стиль лейблами. В 1962 году в клубе Marquee по четвергам стали выступать харпист Сирил Дэвис и гитарист Алексис Корнер вместе с группой Blues Incorporated. Эти выступления стали местом встречи слушателей и музыкантов, страстно внимавших музыке Мадди Уотерса, Хаулина Вулфа и других чикагских величин. Вскоре Джимми пригласили возглавить команду, которая бы играла в перерывах между сетами хедлайнеров.

В этот период Пейдж осознал насколько он еще был увлечен гитарой. И пока он размышлял о своем будущем, в дело вмешалась сама судьба. Пейджа пригласили сыграть еще и на нескольких студийных сессиях. И скоро он уже стал думать, что карьера студийного гитариста могла бы стать хорошим способом зарабатывать на жизнь без необходимости ездить на гастроли.

РАЗГОВОР

Ты начал играть на электрогитаре, когда она еще была относительно экзотическим и необычным инструментом. Что тебя на это вдохновило?

Подобно многим молодым людям того времени, я любил драйвово-гитарный рокабили Элвиса и Джина Винсента. Сейчас мне это удивительно: хотя гитарные партии были такими приглушенными, я был так ими поглощен, что они казались очень громкими, просто на переднем плане. Обычно, когда я слушаю музыку, то там в своей голове могу возвращаться обратно через конус динамика в свой собственный мир. Можно представить, как сидишь в студии со всеми этими артистами и звуковиками, слушаешь эхо и смотришь, как создается музыка. Может я заблуждаюсь, но думаю, мог бы сказать в чем разница в саунде, записанном на разных сессиях, и что там использовалось. Некоторые виды эха и ревера кажутся просто потрясающими. Когда слушаешь те же вещи, на фоне тех же эффектов, то помнишь как дотошно вы изучали эти записи и как голодны были. Мы все, Эрик Клэптон, Джефф Бек и наши сверстники прошли через это. Эти ранние записи рока и блюза крепко нас зацепили.

Когда на горизонте появился блюз?

Мне не потребовалось много времени чтобы заметить, что некоторые из моих любимых песен Элвиса, такие как “Hound Dog” и “Milk Cow Blues”, в оригинале были сочинены и записаны блюзовыми исполнителями. Мы начали открывать для себя людей вроде Артура Крудапа, который сочинил преслиевский хит “That’s All Right”. Таким образом, вы постепенно начинаете намного лучше понимать музыкальную картину. Вам открывается, что музыка подобна разворачивающемуся гобелену.

Я начал возвращаться назад к источнику его музыки через своего друга, коллекционера пластинок. Он держал удивительный притон блюзовых альбомов и был очень щедр, позволяя мне их слушать. В то время еще никто не играл блюз на радио или в клубах, и таким образом, тогда это был андерграунд, и записи было очень трудно найти.

Не сложно увидеть, почему меня притягивали рок и блюз. Я был гитаристом, а это была очень гитарноориентированная музыка. Если вы были гитаристом того времени, то у вас был ненасытный аппетит к Чаку Берри и всему блюзу, который шел из Чикаго.

То, что блюз имел дело с сексом и дьяволом, наверное, тоже привлекало молодого парня.

Когда я впервые услышал эти песни, то у меня действительно мурашки по спине пробежали. И так до сих пор.

Мне повезло, что был народ, действительно любивший рок, блюз, ритм-н-блюз, и начинавший собирать эти непонятные записи. Вскоре образовалась целая сеть людей, которые меняли и продавали музыку. Они могли одолжить тебе пластинку, чтобы ты мог поработать над каким-то соло. Ни у кого из нас на самом деле не было денег на покупку этих импортных раритетов, но все это двигалось. Это был очень важный период.

Кто еще в Англии развивал блюз и рок помимо собирателей пластинок?

Необходимо, упомянуть Алексиса Корнера и Сирила Дэвиса, у которого была группа Blues Incorporated. Алексис играл на акустической гитаре, а Сирил был удивительным исполнителем на губной гармошке. В начале шестидесятых они организовывали регулярные блюзовые джемы по четвергам вечером в клубе Marquee. В то время в Лондоне больше не было ничего подобного. Там, до того как стать знаменитыми, играли Rolling Stones, приходил Клэптон, и я участвовал в джемах между концертными сетами.

Алексис был первым кто привез в Англию блюзовых артистов, таких, как Мадди Уотерс и Сонни Бой Уильямсон, это было невероятно.

Клуб Marquee был большим по площади?

Я думаю, туда влезала пара сотен человек. Мне в то время это казалось очень большим, вот, что я скажу. (смеётся) Для меня это были большие выступления.

Помню как-то вечером поиграть в Marquee приехал Мэтью Мёрфи. Всё было битком, потому что мы все любили его игру. Мы были заведены и готовы к тому, что он даст рока, а он посмотрел на нас и сказал: “Нет, парень, я просто хочу поиграть немного джаза”. Все просто застонали. Было очень забавно.

Какого рода музыку ты тогда играл?

Я пытался играть как Мэтт Мёрфи! (смеётся) Думаю так же играл немного Фредди Кинга.

Был ли выход в 1961 году пластинки Роберта Джонсона “King of the Delta Blues Singers” чем-то значительным в Британии?

Это было значительным, но прошло некоторое время прежде, чем об этом узнали по цепочке от одного к другому. Поверь мне, так оно и было. Это то, как мы услышали о Фредди и Альберте Кинге, Роберте Джонсоне и других кантри блюзменах.

Что ты думал о белых исполнителях блюза в то время? Тебе нравились Stones, Animals, ранние Yardbirds, или ты думал, что они страдают ерундой, пытаясь играть черную музыку?

Какого-то реального снобизма не было. В то время мы все пытались делать свои версии блюза. Я услышал про Stones от звукоинженера Глина Джонса. Я тогда работал сессионным музыкантом, а он ими бредил. В конце концов, я пошел посмотреть на них, и был очень впечатлен. У них действительно был тот самый грув Мадди Уотерса.

Особенно аутентично играл Брайан Джонс.

Когда Сонни Бой Уильямсон сыграл и записался с Клэптоном и группой Yardbirds это стало вехой в развитии британского блюза. Клэнтон, который тогда играл в Yardbirds, сказал, что для него это было как получение настоящего образования, но он не думает, что получилось хорошо. Опять таки, что ты думаешь об их сотрудничестве?

Когда я первый раз об этом услышал, то подумал, что это реально интересно. Я имею в виду, никто по настоящему не ждал, что Yardbirds будет звучать как группа c Chess Records, но, думаю, они сделали действительно качественную работу. У них было свое видение блюза, и ничего плохого в этом нет. В то время так много всего происходило, и все просто пробовали подтолкнуть музыку дальше.

Так тебе виделось, что Британское движение — это просто еще один шаг в эволюции блюза?

Что-то типа того.

Будет ли справедливо сказать, что Led Zeppelin использовали блюз в качестве основы для создания чего-то современного, почти футуристического?

Конечно. Ну, у нас же была эта волшебная ритм-секция, да? Вот поэтому мы играли в другом измерении. Это позволяло Роберту Планту и мне выходить за рамки. Но мы не были одни — ты должен помнить о Cream и Jimi Hendrix, которые исследовали те же территории. Хендрикс вытащил блюз в космос, так ведь?

Считается, что когда вы, парни, выходили, существовало два лагеря. Пуристы, которые хотели в полной мере ухватить звук и дух Чикагского блюза. И те, кто интересовались попыткой выйти за пределы сложившихся форм. Я бы сказал, что ты и Джефф Бек принадлежали ко второй группе. Вас считали еретиками?

У нас с Джеффом были широкие музыкальные взгляды, но это никогда не рассматривалось как борьба с исполнителями традиционного блюза. Я восхищался тем, что делали пуристы вроде Клэптона. И было еще много других, таких же блестящих. Я не думаю, что ты сумеешь найти лучшие примеры Британского блюза, нежели оригинальные Fleetwood Mac c Джереми Спенсером и Питером Грином.

До того, как стать заметной фигурой, вступив в ряды Yardbirds, у тебя была интересная музыкальная карьера. Ты играл с группой Neil Christian and the Crusaders, а потом стал топовым сессионщиком и продюсером. Расскажи, чем ты жил как гитарист в начале шестидесятых?

Я был просто подростком, когда играл с Нилом. Мы исполняли все, реально — Чак Берри, немного Чета Эткинса и много поп-музыки тех дней. Да, это были дни оранжевого Gretsch.

Мы заработали хорошую репутацию, но гастроли были крайне примитивны, и для меня это было очень трудное время. Например, помню, мы как-то поехали играть в клуб в Ливерпуле, а наш фургон сломался, пришлось добираться автостопом. К тому времени когда мы добрались до места, то опоздали настолько, что на выступление осталось всего 45 минут. Когда едешь на попутках, то не возмёшь с собой ничего кроме гитары. Таким образом, пришлось играть через чужие усилители, которые звучали ужасно. И у нас действительно не было никаких денег, поэтому все закончилось тем, что мы спали посередине между стульями в маленькой комнате клуба, где было по настоящему холодно.

Так или иначе, из-за всех этих поездок и ужасных условий, я подхватил ангину. И через некоторое время подумал: “катись оно все к чертям”.

Я решил закруглиться с этим и вернуться в художественное училище, где я реально получал удовольствие. Но в то же время мне было всего восемнадцать, и у меня реально не было было понимания, что я собираюсь делать по жизни.

А как ты вернулся обратно к музыке?

По-настоящему я никогда не останавливался. Например, воскресными вечерами у нас в родительском доме постоянно были джемы с Джеффом и другими музыкантами. Потом в 1962 году Алексис Корнер и Сирил Дэвис начали делать эти вечера блюзовых джемов в клубе Marquee по четвергам. Они стали довольно популярными. По этим джемам можно было отследить, как начинался британский блюзовый бум. Там собирались все музыканты, потому что других таких мест не было во всем городе. Я начал регулярно присоединяться к ним на сцене, там встретил Клэптона и ребят из Stones. Это все было до того, как кто-то из нас стал реально знаменитым.

В этот период я осознал, что все еще по-настоящему увлечен игрой. Концерты в клубе Marquee становились все популярнее, а я начал приходить к тому, чтобы сессионно играть в студии.