Прилавок трещал обреченно,
Летали лихие слова.
От давки, от пота, от стонов
Кружилась моя голова.
Зажатый большими телами,
Ногами сучил, как во сне,
И тоже кричал: «Я для мамы,
Отвесьте, пожалуйста, мне!»
Тяжелого хлеба буханку,
Увидев меня среди вдов,
«Теть Маша» судьбой-лихоманкой
Бросала на чашу весов.
И с теплым душистым довеском,
Зажатым в цыплячьей горсти,
Так было светло и чудесно
Домой повзрослевшим идти.
А след в снегу торить —
Весь день — работа.
Геологам — дорожная судьба.
А ввечеру мелькнет за поворотом
Под елью обомшелая изба.
Как в стольный град, к избе ведут дороги,
В таежных картах — четкий знак ее.
И в лунном свете встанешь на пороге
И скажешь: «Здравствуй, жданное жилье!»
И, поклонившись притолоке низкой,
Как всем, кто обитал здесь до тебя,
Ты в избу входишь с доброю улыбкой,
Унтами индевелыми скрипя.
Темна изба, да светел красный угол,
Где спички, соль в шершавом коробке.
Махорка — от неведомого друга,
А для огня — сушняк на камельке.
И вот изба, стара и неказиста,
До потолка наполнена теплом,
И на трескучий щурится транзистор
Подслеповатым маленьким окном.
И ей чудно, людские планы вызнав,
Запоминать значенья новых слов.
Заложены в глуши таежной избы,
Как угловые камни городов.
По лестнице белой
Уходит мой маленький сын,
Зажав в пятерне.
Очень худенькой, слабой и влажной,
Прозрачный пакет,
Где, мерцая, лежит апельсин…
Уходит с сестрой,
Белоснежной, серьезной и важной.
Не надо ему
Ни прибавки к больничной еде
И вовсе не надо
Палат белокаменных этих.
Ему бы в троллейбус со мною —
Да к синей воде,
Да в парк за рекой,
Где играют веселые дети.
И с каждой ступенькою
Никнет его голова,
И сердце, наверное,
В эту минуту слабеет.
И вовсе не слышит он
Бодрые с виду слова:
«Ты будешь солдатом,
А плакать солдат не умеет».
И, горло сжимая,
Уходит мой маленький сын.
Стихает больница —
Печали людской общежитье.
Ты будешь здоровым,
Со временем станешь большим.
Заплачешь ли ты,
Когда буду совсем уходить я?
В сказки верилось по-детски,
Страны грезились во снах,
Где бегут молочны реки
Да в кисельных берегах.
Как-то в тундре побережной
Зябкой осенью с утра
Кипятил я чай кромешный
У нехитрого костра.
Над рекой туман молочный
С моря Белого несло,
Берег илистый, непрочный,
Как кисельный, развезло.
Сказка явью обернулась,
Явь была нехороша…
Но по-детски улыбнулась,
Сказку вспомнила душа.