Святой и грешница

Глава 10

— О, советник Майнталер, как я рада снова видеть вас! — Эльза рассыпалась в любезностях, направляясь к нему с раскрытыми объятиями. — Как дела у вашей семьи… э-э-э… я имею в виду, у ваших детей? — Она слишком поздно поняла, что зря задала этот вопрос. Советник весь переменился в лице.

— Спасибо! — выдавил он.

Мадам быстро кивнула Элизабет, сидевшей вместе с Жанель за столом с солдатом, вернувшимся из Богемии. Она подошла ближе и сделала книксен. Сначала показалось, что советник смущен, но, когда Элизабет дружелюбно его поприветствовала, он довольно улыбнулся.

— Как здорово, что нам удалось снова встретиться. Ты хорошо умеешь слушать. Пойдем за дальний стол и немного поболтаем за бокалом хорошего вина. Только в этот раз я не буду так много пить!

— Договорились, я остановлю вас, если вам не удастся удержаться, — кокетливо сказала Элизабет.

Советник нахмурился, но затем засмеялся.

— Ты не только умна, но и дерзка! Но, собственно, это мне уже известно, не правда ли?

Поскольку он намекнул на их последнюю встречу, Элизабет решилась продолжить:

— Да, иной раз разумно немного подтолкнуть человека к его счастью. В конце концов, у меня есть и другие заботы, кроме как тащить вас через полгорода. Тем более что вы для меня, скажем так, значительная личность.

Притворившись рассерженным, он угрожающе хлопнул ее ниже спины.

— Бесстыдница! Дома я высек бы за такую дерзость!

Мысль о доме и о его наполовину осиротевших детях прогнала с его лица улыбку, но Элизабет сумела его отвлечь. Она повела его за стол, налила дорогого вина и заставила смеяться.

Эльза, от внимания которой не ускользнул этот эпизод, сделала Элизабет комплимент.

— А ты изменилась в лучшую сторону, моя дорогая. Я приняла правильное решение, оставив тебя, хотя поначалу меня терзали сомнения!

Элизабет задумалась над словами мадам. Что она имела в виду? Почему Элизабет ее никогда об этом не спрашивала? Конечно, Эльза начала бы уклоняться от ответа и искать отговорки, но возможно, если бы она была более настойчивой, ей удалось бы что-то узнать и добавить очередной пазл в полупустую мозаику.

— Ты меня вообще слушаешь? Лиза! Где ты витаешь? — голос советника прозвучал обиженно. Он не привык к тому, что его игнорируют.

— О, извините, я, наверное, сегодня немного устала. Это не из-за вас. Не могли бы вы повторить!

— Я рассказывал тебе о наших тщетных попытках в начале весны прийти к соглашению с епископом при содействии папского легата.

— Ах да, Генрих из Англии. Собрание происходило во Франкфурте, не так ли?

— Да, но разве я об этом упоминал?

— Конечно, — пробормотала Элизабет. И почему она помнит политические события, но ничего из собственной жизни? Почему не может вспомнить имена своих родителей, название местности, где она жила, и имя прекрасного рыцаря?

— Ничего не добившись, мы с капитулом, с монастырями Хауг и Ноймюнстер, а также несколькими городами заключили союз о взаимной защите, поскольку епископ не выполнил свои обязательства по отношению ко всем нам. Епископ фон Брунн в ответ на это подал жалобу папскому легату и направил в капитул несколько напоминаний о выполнении обязательств. После возвращения епископа из Богемии ничего не поменялось. В честь своего возвращения он велел устроить большой праздник с турниром и банкетом!

— Разве это не обычное дело? — решилась возразить Элизабет. — Вернувшиеся из Богемии радуются, что остались в живых.

— Да, конечно, но, во-первых, войска императора понесли позорное поражение от гуситов и сбежали как разбойники, что вряд ли является поводом для празднования! А во-вторых, его масштабы! Ты даже представить себе не можешь, сколько гульденов епископ разбазарил, чтобы вести себя как император! Ничего не меняется, абсолютно ничего. И теперь совет вынужден принять очень непростое решение.

Он выглядел таким мрачным, что Элизабет с интересом взглянула на него.

— Какое решение?

— Капитул приказал совету города передать ему ключи от ворот и башен.

Элизабет хотела сказать: «Передать пару ключей каноникам? Ну и что? Это ничего не значит». Однако по его лицу она поняла, насколько важно, чтобы стены и башни оставались в ведении города.

— Да, мы должны передать ключи и подчиняться только ему.

— Город должен присягнуть на верность соборному капитулу? — Элизабет с трудом перевела дыхание, поняв, что это значит. Это был не просто оборонительный союз против внешних врагов. Это был союз против собственного правителя, епископа фон Брунна, который из крепости Мариенберг правил городом!

Элизабет сглотнула:

— А как отреагирует епископ, узнав об этом?

— Ну, несколько человек в капитуле надеются на то, что епископ образумится, на него снизойдет просветление и он начнет вести приличествующую епископу священной церкви жизнь. А мы снова присягнем ему на верность и будем исправно платить десятину, сборы и налоги, чтобы вывести епископство из долгов.

— Но вы в это не верите, — констатировала Элизабет.

— Нет! А что думаешь ты? Ты тоже проживаешь в этом городе и не глупа.

— Я ничего не понимаю в этих вещах, — возразила Элизабет, но советник Майнталер настоял на ответе. Девушка задумалась, в ее голове поднялся гул голосов. Казалось, весь совет заседает у нее в голове.

— Если бы я была епископом, то восприняла бы это как предательство и ни в коем случае не стала терпеть, — проговорила она медленно. — Есть много писем и жалоб. — Она посмотрела в глаза советнику. — Если бы я была епископом, то я бы показала свою власть мятежному городу и капитулу — так, чтобы они не скоро смогли это забыть!

Ганс Майнталер кивнул. В его взгляде явственно читалась глубокая тревога.

— Да, это как раз то, чего я опасаюсь.

— Мамочка, я сегодня не смогу работать, — сокрушалась Жанель, выйдя из уборной. Тяжелыми неуверенными шагами она дошла до стола и буквально упала на лавку рядом с Элизабет.

Она действительно выглядела плохо. Волосы слипшимися прядями спадали на покрытое пятнами лицо. Под глазами отчетливо были видны темные круги.

— Боль в животе и жжение при мочеиспускании? — спросила Эльза Эберлин, подняв глаза и внимательно изучая Жанель.

— Уже несколько недель, — ответила француженка. — Мне то лучше, то хуже. От мази банщика уходит сыпь.

— Ну, тогда ты можешь работать. Это бывает у всех, а некоторые всю жизнь не могут избавиться.

Жанель издала жалобный стон.

— У меня раскалывается голова и все болит. Мне так холодно, не держат ноги. Я не могу!

Эльза медленно поднялась со своего места и угрожающе подошла к Жанель. В воздухе повисли грозовые тучи. Девушки непроизвольно втянули голову в плечи, когда Эльза проходила мимо них, хотя она не отрывала глаз от Жанель.

— Что ты себе возомнила? Ты считаешь, что можешь так со мной обращаться? Отлынивать от работы? — Она подняла руку и сильно ударила Жанель по лицу, так что та упала на Элизабет.

— Напомнить тебе, сколько денег ты мне должна? Если ты все оплатишь, то я не возражаю: можешь причитать и бездельничать. Но пока ты принадлежишь мне и будешь слушаться меня!

Жанель с трудом поднялась и молча кивнула. Теперь ее левая щека была краснее, чем правая. По ее телу пробежала дрожь, и ее начало трясти. Элизабет слышала, как стучат ее зубы. Прищурившись, мадам снова занесла руку. Жанель вздрогнула, но в этот раз удара не последовало. Эльза положила ей руку на другую щеку, а затем на лоб. На переносице у нее собрались две морщинки, когда она обхватила руку Жанель.

— Пойдем со мной. Я должна посмотреть на тебя при свете.

Другие девушки с любопытством следили за происходящим.

— Снимай рубашку!

Жанель обхватила тело руками.

— Нет, мне холодно.

— Раздевайся! — Мадам грубо стянула с нее через голову рубашку.

Дрожа от холода, хотя утро было по-летнему теплым, Жанель стояла на улице. Ее тело было покрыто красными выпуклыми пятнами, некоторые отливали синевой. Мадам недовольно вздохнула и отдала Жанель рубашку. Несколько минут она молчала, размышляя, а затем посмотрела на девушек.

— Жанель, ты немедленно возвращаешься в постель. Положите узкий матрац в угол и поставьте ширму так, чтобы только сзади остался небольшой зазор. Жанель в ближайшие дни будет спать одна. Лиза, ты можешь спать на матраце Анны, он достаточно большой. Бросьте старые одеяла и простыни Жанель в ведро с щелочным раствором и оставьте до завтра. Я хотела бы, чтобы вы все держались подальше от Жанель — нет, я приказываю это!

— Кто же будет заботиться о ней? — спросила Элизабет, взяв шатающуюся Жанель под руку. — Она даже до уборной не дойдет, с такой температурой.

— Ты к ней подходить не будешь! Я запрещаю. Поставьте к постели ведро.

— А кто будет приносить ей еду? — возразила Эстер. — Ну, пожалуйста, мамочка, мне бы хотелось позаботиться о Жанель.

Эльза Эберлин задумалась.

— Ладно. Но тогда и ты держись подальше от остальных. А вы, лентяйки, работайте вдвое больше, чтобы заменить их. Наше заведение не должно нести убытки. Клиентов это не касается, поэтому держите рот на замке. К тому же это им неинтересно.

Эстер обхватила Жанель за талию. Та дрожала от холода, хотя ее кожа пылала.

— Пойдем, я отведу тебя в постель. Спи сколько хочешь, и ты поправишься. Небольшая температура скоро пройдет.

Мадам хмыкнула. Элизабет наблюдала за ней: глубокие морщины на переносице так и не разгладились. Подбоченившись, Эльза смотрела вслед Эстер и Жанель.

— Может, мне сходить за банщиком? — предложила Элизабет. — Возможно, он приготовит ей микстуру.

— Нет! — резко ответила мадам. — Это ни к чему. Ему незачем на нее смотреть. У меня есть травяной отвар, который помогает при лихорадке. Эстер будет его давать.

— Но у банщика больше опыта с такими болезнями, — возразила Элизабет.

Мадам угрожающе наклонилась вперед, так что их носы практически соприкоснулись.

— Ты разве не расслышала, что я сказала? Никто не пойдет за банщиком!

— А если мы сами его оплатим? — Элизабет решилась на последнее наступление. — Это не должно быть слишком дорого.

— Нет! Еще одно слово, и ты отведаешь моего ремня!

С поникшей головой Элизабет пошла обратно в бордель. Другие девушки тем временем подвинули к стене матрац, помогли Жанель залезть под одеяло и поставили вокруг нее ширму. В подавленном настроении они сидели перед своими полупустыми тарелками. Мадам не вернулась за стол. Заглянув в свой дом, она принесла микстуру от лихорадки. Позже она ушла, даже не сказав девушкам, куда она направилась и когда вернется. Вечером она появилась в еще более скверном настроении и была немногословна: только давала короткие указания и распределяла клиентов среди девушек. Казалось, она не может дождаться, когда дом опустеет. Эльза с облегчением закрыла дом снаружи, как только последний клиент переступил порог.

— Она сегодня очень странно себя вела, — сказала Грет, когда девушки уже лежали в темноте и прислушивались к быстро удаляющимся шагам мадам.

— Конечно, она в ярости, что Жанель лежит в углу и не работает, — раздался в темноте голос Марты.

— Она действительно очень больна, — защищала Эстер подругу. — Температура настолько высокая, что она бредит.

— Жанель очень больна, — подтвердила Элизабет. — И мадам беспокоится. Да, она чего-то боится, поэтому она так груба. Так, по крайней мере, мне кажется.

— Наверное, ты права, — сказала Грет.

Девушки замолчали, но Элизабет еще долго не могла уснуть. Она надеялась, что ее подозрение утром не оправдается. Но что делать, если вдруг нет? Если это ужасная правда?

Несмотря на нежную заботу Эстер и микстуру Жанель становилось все хуже. Ее кожа горела. В лихорадке ее бросало из стороны в сторону, она бормотала непонятные слова и периодически вскрикивала. Эстер не отходила от нее.

— Она тяжело дышит и жадно ловит воздух, — сообщила Эстер.

— Мне неинтересно, что она нам сюда притащила, — ругалась Марта, нарезая буханку хлеба большим ножом.

Эстер, обессиленная, подошла к столу и взяла себе горбушку.

— Она так плохо выглядит, что у меня в голове опять возникают картинки трехлетней давности, когда осенью началась эпидемия чумы. — Она содрогнулась. Мрачные воспоминания отразились у нее на лице. — Повсюду в городе умершие и кресты на дверях. Вонь и страх. Мейстер Тюрнер говорил, что каждый день приходилось вывозить из города больше сорока трупов. Вскоре уже не хватало слуг и работников, чтобы собирать урожай. Зерновые пропали, виноград остался в виноградниках. Это были страшные месяцы.

Мара кивнула.

— Да, сначала умирали крысы, а затем и люди. Чума забрала моих родителей, бабушку и всех братьев и сестер. Я осталась одна. Мой отец всего лишь за несколько месяцев до этого переехал с нами в Вюрцбург, чтобы работать мыловаром. — В ее взгляде появилось отчаяние. — Владелец дома сказал, что я не могу жить одна и без денег. Что мне еще оставалось, кроме как прийти к мадам, чтобы работать здесь?

— Почему ты не вернулась туда, откуда родом твоя семья? Там нет родственников? — спросила Анна.

Мара пожала плечами.

— Мы не от хорошей жизни уехали из Кельна. Нет, назад я не могла вернуться. Я даже побоялась отправиться в дорогу… — тихо добавила она, — проделать такой долгий путь. Абсолютно одной.

Эстер обняла ее.

— Интересно, почему чума одного забирает, а другого щадит. Хотя выздоровели немногие. — Она замолчала и грустно посмотрела на пол.

Элизабет и Грет обменялись серьезными взглядами. Было произнесено самое страшное слово. Чума! Неужели она вернулась в Вюрцбург, чтобы снова безумствовать и без разбора забирать женщин и мужчин, а прежде всего детей и стариков?

Эстер поднялась, чтобы снова посмотреть, как там Жанель, и остальные девушки занялись повседневной работой. Грет и Элизабет подмели грязное сено и отнесли его к выгребной яме.

— Ты считаешь, что чума могла вернуться? — спросила Грет, когда никто из девушек не мог их слышать.

— Похоже, мадам именно этого боится, — ответила Элизабет. В ее голосе слышалось волнение. — Думаю, что именно поэтому она не хочет звать банщика. Он не должен видеть Жанель — и палач тоже. Она вчера закрыла дом, прежде чем мейстер Тюрнер пришел с обходом. Такое случается нечасто.

— Да, ты права.

Девушки стояли у края ямы. Абсолютно спокойно мимо прошла крыса, поднялась на задние лапки, с интересом что-то вынюхивая, и продолжила свой путь. В сене наверняка оставались остатки чего-то съестного.

— Ты веришь в то, что у нее чума? — спросила Грет.

Элизабет пожала плечами.

— Не помню, чтобы я видела много больных чумой. Я знаю только, что мадам начала опасную игру!

— Да, если у Жанель чума, то она умрет без помощи банщика или лекаря.

— Если у нее чума, то она умрет так или иначе. Но что будет с нами и с клиентами, которые каждый вечер приходят и уходят? Никто не знает, по каким признакам чума отыскивает своих жертв. Некоторые говорят, что Бог посылает нам ее в качестве наказания за греховное поведение. Это вполне возможно, но не думаю, что он отдельно выискивает каждого больного. Умирают и грешные, и праведные! Нет, должны быть другие причины. Когда дом охвачен огнем, то он перебрасывается на другие дома, если они построены слишком близко, и вскоре горит весь город. Появляются новые требования: переулки нужно расширять, строения должна разделять каменная стена.

Грет внимательно посмотрела на нее.

— Поэтому на домах, где были больные чумой, делали отметки и закрывали их. А добровольцы, имевшие дело с больными, носили длинную одежду и маски, чтобы дышать.

— Если мы будем находиться рядом с Жанель, то можем слечь с лихорадкой, и мужчины, которые проводили у нас время, и их семьи…

— Но что мы можем сделать? — Глаза Грет расширились. — Ты хочешь, чтобы ее бросили на телегу и отвезли в богадельню? Ты хочешь с ней так поступить? А что, если это не чума? Богадельня ее погубит!

Элизабет замялась.

— Нет, я не хочу, чтобы она еще больше страдала и умерла среди посторонних. Я ее очень люблю и переживаю за нее, а также за нас и за весь город. Кто-то, кто хорошо знает симптомы чумы, должен осмотреть ее!

— Ты ведь знаешь, что мадам это строжайше запретила. А она умеет наказывать за непослушание! Если наше подозрение подтвердится, мы должны учитывать тот факт, что наше заведение закроют и к нам не смогут приходить клиенты, чтобы тратить свои монеты. И тогда помилуй нас Бог! — Грет казалась не очень напуганной, на ее лице скорее читалась торжествующая решительность.

— Это, вероятно, то, чего так боится мадам и что хочет предотвратить. Но это может закончиться намного хуже! Если совет узнает, то нас здесь запрут. Заколотят гвоздями дверь и откроют лишь тогда, когда болезнь будет побеждена… или когда мы все умрем, — размышляла Элизабет.

— И, несмотря на это, ты хочешь ее кому-нибудь показать. — Это был не вопрос, но Элизабет кивнула.

— Да, потому что это нужно! Вот только я не знаю кому. Банщику или мейстеру Тюрнеру?

— Эй, где вы? — прозвучал внезапно разъяренный голос мадам. — Сколько вам нужно времени, чтобы очистить корзину?

Девушки поспешили к дому, чтобы продолжить работу. Спустя некоторое время Грет снова отвела Элизабет в сторону.

— Если мы действительно собираемся это сделать, то нам нужно отыскать отца Антониуса. Я только что немного расспросила Эстер. Она говорит, что он неустанно заботился о больных чумой, когда большинство лекарей покинули город. Под его попечением выжило больше больных, чем где-нибудь в другом месте. Нам нужно его найти!

— Спасибо, но я пойду одна. Достаточно будет, если только одна из нас ощутит на себе гнев мадам.

Грет открыла было рот, чтобы возразить, но остановилась и улыбнулась.

— Ты действительно смелая! Знаешь, вначале я немного недолюбливала тебя. Постоянно выражение печали и отчаяния на лице, что Бог именно на тебя взвалил эту тяжелую ношу. Бог был ко многим несправедлив! Не только к тебе. Думаешь, мы заслужили здесь жить и изо дня в день потакать клиентам и мадам? Но мы не причитаем и делаем все возможное, чтобы с этим справиться. Теперь я знаю, что и в тебе кроется боец. Это мне нравится!

Элизабет наклонилась и поцеловала ее в веснушчатую щеку.

— Спасибо. Где мне искать отца Антониуса?

— Во францисканском монастыре.