Святой и грешница

Глава 22

Прошло два дня, а каноник так и не появился. Фритц Хазе приходил теперь в сопровождении служанки, с большим любопытством рассматривавшей Элизабет, но в присутствии похожего на крысу слуги, очевидно, не решавшейся заговорить с необычной гостьей. Она молча приносила еду и убирала ночной горшок. Элизабет пребывала в смятении, ее страхи начали разрастаться, подобно сорнякам.

На третий вечер Фритц Хазе пришел к ней один и сообщил, что она останется здесь жить, но ей нельзя отлучаться со двора. Лучше всего было бы, если бы она оставалась в своей комнате, добавил он и уже хотел было уходить, но Элизабет схватила его за рукав. Он возмущенно высвободился.

— Но я не могу сидеть только в этой комнате! Я должна чем-то заниматься. Пожалуйста, я могу работать. Почему он не позволит мне помогать служанкам?

— Об этом господин ничего не говорил, — резко сказал Фритц Хазе, награждая ее уничижительным взглядом.

Он закрыл дверь, оставляя ее одну. Состояние Элизабет колебалось между яростью и отчаянием. Что себе возомнил этот каноник? Она не заключенная! Фон Грумбах не мог навсегда закрыть ее в этой комнате, точнее говоря, он ее и не закрывал. Она была вольна открыть дверь и выйти.

— Если ты не последуешь его пожеланиям, то законное право хозяина дома выгнать тебя на улицу, — предупреждал голос.

— Пожелания? Приказы! — свирепствовал другой голос.

— Ты изгой в Вюрцбурге. Подожди хотя бы, что он тебе предложит!

Что это могло быть? Жизнь заключенной, запертой в этой комнате. Уж лучше улица!

— Ты уверена? Легко так говорить, когда лежишь на подушках сытая, в тепле!

Мучаясь такими мыслями, Элизабет провела два следующих дня. Наконец каноник велел ее привести, и Элизабет боязливо последовала за кривоногим слугой в покои каноника. Ганс фон Грумбах, не замечая Элизабет, что-то писал за своим секретером. Она немного подождала, затем закашляла.

— Сейчас закончу, — сказал каноник, не отрываясь от работы. Наконец он поставил свое имя под письмом, присыпал его немного песком и заверил печатью. Отодвинув стул, он повернулся к Элизабет, пытавшейся не показывать свое нетерпение.

— Я обдумал твою ситуацию и принял решение, — сказал каноник. — Раздевайся!

— Что?

— Тебе нужно снять свое платье!

Эти слова были для Элизабет такой неожиданностью, что ей показалось, что она ослышалась. Значит, вот как. А что она ожидала? Она была шлюхой, и он вел себя с ней соответствующим образом. Разве это был не хороший обмен, служить этому благородному господину, вместо того чтобы каждый вечер обслуживать очередного грязного стражника или ремесленника? Но все же такое разочарование резко отозвалось болью в желудке.

Каноник совершенно не выглядел как мужчина, объятый желанием, лицо оставалось таким же холодным и неподвижным. Элизабет начала медленно развязывать тесемки, стягивать рукава, а потом и все платье. Когда она хотела снять рубашку, он вдруг поднял руку, чтобы остановить ее.

— Это ты можешь оставить. Остальные вещи сложи в мешок.

— Зачем?

— Чтобы сжечь их, — сказал каноник так, будто вопрос удивил его. — Думаю, не очень хорошо, что ты в моем доме так открыто выставляешь символ греха. Там, в сундуке, ты найдешь несколько платьев, которые, надеюсь, подойдут тебе. Выбери себе одно и надень, остальные можешь взять к себе в комнату.

— Мне не нужно оказывать вам свои услуги?

Каноник фон Грумбах непонимающе посмотрел на нее, затем проследил за ее взглядом на кровать с балдахином.

— Нет, не нужно, — сказал он жестко. — Я просто не хотел бы видеть в своем доме желтую ленточку.

Элизабет открыла сундук и взяла верхнее платье хорошего покроя из плотного сукна винного цвета, от которого не отказалась бы и знатная горожанка, если бы на нем было немного больше кружева и украшений. Она быстро завязала тесемки и достала из сундука подходящий чепчик с бархатной ленточкой и серебряной сеткой. Она собрала волосы и уложила их в сетку. Одевшись, она ступила два шага к канонику и сделала книксен. Каноник сглотнул и уставился на нее, широко открыв глаза. Затем он недовольно покачал головой, будто старался прогнать неприятные мысли.

— Очень красиво. Это пока что все.

Элизабет осталась стоять.

— Я хотела…

— Не стоит меня благодарить. Иди в свою комнату. У меня еще есть дела.

Она не сдвинулась с места.

— Я не хотела вас благодарить… точнее, и это тоже. Но я хотела попросить вас еще об одном одолжении.

— Да? — Снова этот строгий загадочный взгляд, от которого у нее по спине мурашки бегали. Больше всего ей хотелось бы убежать оттуда как маленькой девочке, но она подавила это желание. — Что я еще могу для тебя сделать?

— Ужасно скучно целый день сидеть в комнате. Я хотела бы отработать за все, что вы мне сделали хорошего! Я не хотела бы влезать в долги перед вами. Скажите, где я могу быть полезной.

— В этом нет необходимости.

— Пожалуйста! Тогда позвольте мне хотя бы читать книги или заниматься рукоделием — и иногда видеть солнце.

— Это все? — И снова этот немного язвительный тон.

— Да, это все. — Она низко поклонилась.

— Посмотрю, что можно сделать, а теперь возвращайся в свою комнату!

Больше нечего было говорить. Элизабет взяла оставшиеся платья из сундука и вышла из покоев каноника. Фритц Хазе, ждавший у двери, проводил ее обратно к комнате.

Каноник велел не только дать ей книги, кривоногий слуга принес в ее комнату пяльцы и разноцветные шелковые нити. Элизабет принялась за работу, которая давалась ей легко. Очевидно, у нее была практика в этом виде работы, даже если вышивание не доставляло ей никакой радости. Чтение, наоборот, увлекало ее, и вскоре она попросила новые книги. Время от времени она спускалась во двор и наблюдала, как работают служанки и работники, но никогда не выходила за ворота, уважая желание — или приказ — каноника. Иногда Ганс фон Грумбах разговаривал с ней. Чаще всего он хотел услышать подробности о ее жизни в борделе и о ее прошлом. Но она ничего не помнила. Что ему с исполненных тоски снов о юном рыцаре? Возможно, это были всего лишь сны.

— Не выдумывай! Ты знаешь, что он существует и что это воспоминания! Ты его встретила и слышала его голос.

«А я упустила свой шанс», — думала она с грустью. Теперь, в благопристойном платье, она решилась бы с ним заговорить.

— Ах да! Ты уже больше не шлюха, только потому что на твоем платье нет желтой ленты? Ты считаешь, что сможешь смыть с себя грязь в ванне горячей воды?

Ей не удавалось заставить этот ненавистный голос замолчать. Если бы у нее только был человек, с которым можно было бы поговорить! Жизнь в доме каноника была хорошей, теплой, сытной и надежной, но все же внутри Элизабет разрасталась холодная пустота. Она тосковала по Жанель и Грет и другим девушкам, даже по Марте с ее острым языком и по грубым приказам мадам. Неужели она была готова вернуться в бордель и снова работать на Эльзу?

«Вопрос так не стоит! — сказала она себе. — Мадам тебя выгнала! Ты уже забыла об этом?»

Нет! Как она могла?!

— Ты чем-то недовольна?

Элизабет испугалась. Она не услышала, как Ганс фон Грумбах подошел к ней через залитый солнцем двор.

— Нет, довольна, вот только… — она замолчала. Как каноник мог понять ее противоречивые чувства и тоску?

Послышался энергичный стук. Работник опустил топор и полено, которые как раз были у него в руках, и пошел к воротам, чтобы открыть их.

— О! — выкрикнула Элизабет, когда узнала посетителя.

Антони фон Ротенган и еще два каноника, которых Элизабет не знала, вошли во двор. Хозяин дома подошел к ним, чтобы поприветствовать, но настоятель уставился на Элизабет.

— Я ее знаю! Разве это не та девушка из… ну, я хочу сказать, та, которую я велел привести?..

Ганс фон Грумбах быстро перебил его.

— Не знаю, о чем вы говорите. Проходите, нам нужно кое-что обсудить. Мы не можем допустить того, что опять себе позволил епископ.

Он провел гостей до входной двери, но настоятель снова и снова оборачивался и смотрел на Элизабет. Она чувствовала, как заливаются краской ее щеки, и отвернулась.

На следующий вечер Ганс фон Грумбах опять велел привести Элизабет к себе в покои и подождал, пока слуга не уйдет, прежде чем начать говорить.

— Надеюсь, тебе здесь хорошо, — сказал он.

Ей было ясно, что этот вопрос не может быть причиной, по которой он позвал ее к себе.

— Да, — протянула она. — Я благодарна вам за доброту.

— Моя доброта… — задумчиво произнес он. — Редко так бывает, что один человек всегда выступает в роли дающего, а другой в роли принимающего. Чаще всего любые отношения представляют собой сделку.

Элизабет внимательно слушала. Что ему было от нее нужно? Она могла и хотела выполнить его требования. Ее взгляд направился к кровати. Заметив это, Ганс фон Грумбах тихонько рассмеялся.

— Я хотел бы, чтобы ты выполнила для меня одно поручение. Речь идет о твоей… хм… бывшей работе, но я не хочу воспользоваться твоими услугами.

Хотя Элизабет должна была ожидать этого, она почувствовала боль. Он вел себя с ней не как со шлюхой и даже переодел ее, так что она сама начала думать, что больше не является шлюхой. Но это была не та работа, которую можно просто так бросить и поменять на другую!

— Ты обиделась? — Он сумел прочитать это по ее лицу. — Даже если для этого нет причин, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. И все же прошу тебя выслушать меня и ответить, сможешь ли ты выполнить мое поручение.

— У меня есть выбор? — спросила Элизабет.

— А разве бывает так, что его нет? Я вряд ли могу тебя к чему-то принудить, разве что побоями и темницей.

— Но вы меня выгоните, если я не соглашусь, — предположила Элизабет вслух.

— Нет, не выгоню. Но, надеюсь, что ты об этом подумаешь и согласишься. Присаживайся!

Элизабет села на край стула и внимательно выслушала каноника.

— Ты все поняла?

Элизабет кивнула и поднялась.

— Да, я сделаю это.

— Хорошо, тогда переодевайся. Вот твоя одежда.

Она немного смущенно начала переодеваться под взглядом каноника, хотя, как обычно, на его лице ничего не отображалось. Когда она была готова, он одобрительно кивнул.

— И помни о вуали! — предупредил он ее, ведя к двери.

Прежде чем помочь ей сесть в карету, ждавшую во дворе, он повесил ей на шею медальон. Элизабет прикоснулась к нему и почувствовала знакомую форму.

— Откуда это у вас? — удивленно воскликнула она. Разве она в последний раз не видела украшение в руках мадам после своего возвращения от папского легата?

— У меня есть свои источники и немалые возможности, — мягко сказал каноник, закрывая дверцу, и добавил: — Желаю тебе удачи!

Он поднял руку, и кучер тронулся.

Карета грохотала по ночному городу. Элизабет отодвинула занавеску немного в сторону, чтобы выглянуть на улицу. Они проехали мост, и лошади замедлили ход, чтобы вытянуть карету по крутой дороге вверх. Элизабет уже могла распознать силуэт крепости на ночном небе. Странная дрожь распространилась по всему телу от кончиков пальцев.

Что это была за игра, в которую с ней играл каноник фон Грумбах, или это была идея настоятеля? Не в первый раз ей казалось, что это поручение связано с его визитом двумя днями ранее. Может быть, он переубедил каноника фон Грумбаха дать ему шлюху для этого плана? Возможно. Все же Элизабет не понимала, какая в этом выгода для настоятеля. Выполнить это поручение было проще простого — для шлюхи, у которой был опыт общения не только с ремесленниками! Игра страсти в темноте. Ну хорошо, если господину так хочется, он это получит. Но почему? Она знала, что как фон Грумбах, так и настоятель и десяток других каноников находились не на стороне епископа и пытались бороться с ним всеми возможными способами. Его образ жизни и жадность давно переполнили чашу терпения. Каноники при поддержке горожан и совета хотели отстоять свои интересы и освободить Вюрцбург и монастырь от непосильных долгов. Но, с другой стороны, епископу удалось перетянуть на свою сторону нескольких каноников, включая брата самого настоятеля. Их было меньше, чем противников епископа фон Брунна, но все равно немало, по словам фон Грумбаха. В том, что такая лояльность была достигнута звоном монет, не было никаких сомнений. Как и не было сомнений в том, как противен ему епископ. Именно поэтому Элизабет не могла понять, что происходит. Может, настоятель и его приверженцы с помощью такого подарка хотели настроить епископа на уступки? Но они не могли быть так глупы. Фон Брунн принял бы подарок, возможно, поблагодарил, но ни на шаг не уступил бы капитулу! Да и что это за подарок? Она знала об аморальном поведении епископа, его содержанках и внебрачных детях, но все давно к этому привыкли и вряд ли удивились бы, узнав о новой любовнице. Так зачем же она ехала в карете в Мариенберг?

Кучер обменялся парой слов со стражниками, и они пропустили его дальше через мост и следующие двое ворот во внутренний двор. Карета остановилась у широких ступенек, ведущих наверх в парадный зал. Кучер спрыгнул на землю и открыл Элизабет дверцу. Она чувствовала, что во время поездки ее укачало, ей стало дурно и началось постукивание в висках. Удобной поездку в карете точно не назовешь!

Как и было указано, Элизабет опустила вуаль до подбородка и последовала за слугой, ожидавшим ее, в личные покои, где горело только две свечи — огонь в камине превратился в кучку жара. Элизабет с любопытством осмотрелась. Значит, это была опочивальня епископа Иоганна II фон Брунна. Убранство выглядело благородно и роскошно несмотря на тусклый свет. Она прикоснулась к позолоченной фарфоровой фигурке на камине. Дурнота усилилась, голова начала гудеть. У нее было такое чувство, что ей в лоб втыкают раскаленные иголки. Элизабет съежилась. Что с ней происходит? Хоть бы ее не стошнило на одежду епископа! Что тогда скажет каноник фон Грумбах? Она прямо почувствовала на себе его холодный взгляд. Нет! Он так много для нее сделал. Если бы не он, она бы уже давно была в Нюрнберге в другом борделе или потерялась бы где-то по дороге, и никто не вспомнил бы о ней. Она должна была выполнить для него это поручение. Хорошо выполнить!

Элизабет села и закрыла глаза. Она попыталась глубоко вдохнуть и выдохнуть, избавившись от спазмов в желудке. Она почувствовала запахи… удивительно чужие и в то же время знакомые запахи, вызвавшие поток бессвязных картинок. У Элизабет закружилась голова. В поисках помощи она схватила медальон на своей шее. Он был ее утешением и успокаивал ее расшатанные нервы. Ощупывая пальцем жемчужинки, она попала ногтем в углубление.

В коридоре послышались шаги. Элизабет вскочила. Она совсем забыла потушить свечи и раздеться. Для последнего было слишком поздно! Элизабет быстро загасила свечи и еще успела снять чепчик с вуалью и распустить заколотые волосы, когда дверь открылась и на пороге появился тучный мужчина. В свете, падающем из коридора, Элизабет заметила красные кожаные сапоги, желтые чулки и отороченное мехом бархатное одеяние. Прежде чем она смогла рассмотреть его лицо, дверь закрылась и в комнате воцарилась темнота, если не считать жара в камине. Элизабет, нервно сложив руки в замок за спиной, не знала, что ей делать или говорить. Что ожидал от нее епископ?

Он обычный мужчина, который хочет ласки и освобождения от физического напряжения.

Она нерешительно подошла к епископу. Его глаза, видимо, уже привыкли к темноте, потому что он повернулся и пошел ей навстречу, его руки тяжело легли ей на плечи.

— Они пообещали мне особенный сюрприз, — прошептал он хриплым голосом. Она чувствовала его быстрое дыхание, которое, очевидно, ускорилось не от напряжения, связанного с тем, что он поднялся по нескольким ступенькам.

Он касался ее лица, шеи и декольте, а затем дошел до талии и бедер.

— Ах, какие красивые волосы, какая упругая кожа! Ты молода и стройна, как косуля. И немного робкая? Знаешь, мне нравятся косули. Их взгляд, когда они понимают, что им пришел конец, волнует меня. Я бы хотел посмотреть и в твои глаза. Они карие, как у косули? Скажи мне. Я хочу знать.

Элизабет ничего не ответила. Его горячее дыхание усиливало ее тошноту, и она боялась, что в любую минуту может потерять сознание. Так плохо ей не было даже с юнкером фон Танном, а он лишил ее девственности!

— Ты молчишь? Это тоже относится к игре? Ну ладно, я позже рассмотрю тебя и налюбуюсь твоей красотой. А теперь помоги мне раздеться, я больше не могу ждать. Твое молодое тело просто изводит меня!

Дрожащими пальцами она начала раздевать епископа, пока он неловко ласкал ее. Затем он обнял ее и так сильно прижал к себе, что они упали на кровать. Застонав, он начал снимать с нее платье, как вдруг в его руке оказался медальон. Он остановился. Элизабет попыталась освободиться, но другой рукой он схватил ее за запястье.

— Что это? — спросил он достаточно громко. — Я знаю это украшение! Откуда оно у тебя?

Волна, появившаяся на краю ее сознания, когда она ехала в карете по разводному мосту, накрыла ее. Элизабет закричала так громко, что у нее самой заболели уши, и с непонятно откуда взявшейся силой вырвалась. Медальон выскользнул из его рук. Она упала с кровати, вскочила и, не переставая кричать, отшатнулась от него.

— Ради всего святого, что с тобой?! — воскликнул епископ, но Элизабет продолжала орать. Она подбежала к двери, распахнула ее и помчалась по коридору.