Святой и грешница

Глава 20

Всю следующую неделю Эльза Эберлин и Жанель приходили в себя после нападения. Как и ожидалось, раны мадам заживали быстрее. Четыре дня она провела в постели, назначив Грет ответственной за девушек и кошель с золотыми, затем вернулась в строй, и лишь несколько царапин на ее лице напоминали о произошедшем.

Выздоровление Жанель проходило не так быстро. Несколько раз заходил палач, приносил настойку из трав, чтобы раны не начали гноиться, и следил за процессом лечения. Эльза даже вызывала банщика, посоветовавшего кровопускание. Услышав это, мадам прогнала его из дома с метлой в руке.

— Старый шарлатан! — кричала она ему вслед. — Тебе не удастся загубить моих девочек!

Погрозив кулаком, банщик крикнул, что она еще об этом пожалеет.

— Она сдохнет у тебя на руках, другого ты, старая скупая баба, не заслужила!

Он был неправ. Может, у Жанель был молодой крепкий организм, может, палач был искусным лекарем или и то и другое вместе, но порезы начали затягиваться. Элизабет и Эстер по очереди ухаживали за француженкой в свободное время. Даже Марта подошла однажды к постели Жанель и попыталась сказать что-то приятное — по крайней мере, в силу своих возможностей:

— Такой страшной, как Эстер, ты не будешь. Когда раны заживут, ты сможешь зачесывать волосы вперед и снова будешь выглядеть вполне прилично.

Жанель слегка улыбнулась.

— Спасибо за подбадривание!

Вечером у двери неожиданно появился секретарь настоятеля и потребовал, чтобы Элизабет оделась менее откровенно и последовала за ним. Он нетерпеливо ходил перед домом, стараясь не смотреть в глаза посетителям, пока мадам в своем доме наряжала Элизабет для важного гостя.

— Можно мне снова надеть тот красивый медальон? — попросила Элизабет.

Эльза Эберлин задумалась. Она достала ценное украшение из своего сундука и любовалась блеском камня при свете лампы.

— Он мне очень дорог. Я не перенесу, если ты его потеряешь.

Элизабет протянула руку за медальоном, который магическим образом притягивал ее. Она хотела дотронуться до него и прижать его к груди. Эльза неохотно позволила его надеть. Как приятно было прикасаться к этому произведению искусства из золота и драгоценных камней! Элизабет осторожно, будто птенца, взяла его в руки.

— Я буду внимательно следить за твоим сокровищем, обещаю. Медальон так дорог моему сердцу, что одна мысль о том, что я могу его больше никогда не увидеть, огорчает меня.

К ее удивлению, услышав эти слова, Эльза рассердилась еще больше.

— Что за глупая болтовня! — выругалась она и так туго затянула тесемки на платье Элизабет, что девушка едва могла дышать. Воспользовавшись тем, что Эльза отвернулась, чтобы взять плащ, Элизабет быстро повесила украшение себе на шею, пока мадам не начала убеждать ее, что лучше оставить медальон в сундуке. Надев неприметную темную накидку, Элизабет последовала за секретарем в дом настоятеля. Мужчина не обмолвился с ней ни словом, время от времени поглядывая на нее с неодобрением. Проведя ее в ту же комнату, что и в прошлый раз, секретарь оставил ее одну.

Второй визит очень походил на первый. Элизабет снова коротала время за чтением в роскошных покоях. Ее услуги заказал престарелый папский легат, который хотел, чтобы после всего она осталась спать в его кровати. Зачем он приехал в Вюрцбург и о чем говорил с представителями капитула, Элизабет узнать не удалось. Она была с ним приветлива и выполняла его скромные желания, как и в их первую встречу. Но в этот раз она сразу настояла на выдаче ей причитающейся суммы, чтобы на следующее утро не искать своего заказчика.

— Господину настоятелю не понравится, если я пойду к нему в собор, чтобы потребовать оплату за мои ночные услуги! — сказала она секретарю, когда они поднимались по лестнице, и вызывающе посмотрела на него.

— Не стоит наглеть, — возмущенно ответил он. — Это был бы скандал и вызов обществу!

Элизабет не стала с ним спорить о том, кто в этой ситуации допускает более серьезное нарушение правил — настоятель и легат, велевшие привести им шлюху, или требующая оплату шлюха. Тем не менее секретарь отсчитал ей монеты, прежде чем выйти из комнаты, и еще раз предупредил ее об ужасных последствиях, если она осмелится не выполнить свои обязательства или неуважительно отнесется к гостю.

Рано утром Элизабет собралась домой. Солнце еще не встало, и в городе было безлюдно. Элизабет наслаждалась свежим утренним воздухом, таким прозрачным и чистым, и сама себе казалась грязной, хотя почти каждый день мылась, что вызывало непонимание или насмешки шлюх. Элизабет так и не приняла окончательно свою новую жизнь. По крайней мере, она вела себя не так, как другие девушки мадам.

Когда Элизабет пришла в бордель, девушки еще спали. Она услышала знакомые шорохи, и в нос ударил запах старого дома, вперемешку с запахом вина, пота, душистой воды и выделений человеческого организма, — это был запах, который по утрам назойливо висел в воздухе. Только за день с распахнутой дверью он немного выветрился.

Элизабет разделась и легла рядом с Жанель на их общую кровать. Крепко сжав в руке золотой медальон, она заснула.

День прошел спокойно. Первым делом мадам велела Элизабет отдать монеты и вернуть медальон и отнесла их вместе в платьями в сундук. Насколько спокойным выдался день, настолько напряженным оказался вечер. Мадам стоило немалых усилий удовлетворить посетителей — их было в два раза больше, чем обычно. Девушки даже не успевали принести мужчинам, игравшим за столом в карты, вино, хлеб и сыр, поэтому мадам бегала туда-сюда с кувшинами, шутила с гостями и при этом ни на минуту не спускала глаз со своих подопечных.

Элизабет практически весь вечер провела с юнкером фон Танном, который был рад видеть ее. За время их знакомства он странным образом привязался к ней и всегда отдавал ей предпочтение, хотя их первая встреча произвела не самое приятное впечатление. Что Элизабет о нем думала, мадам сказать не могла. Она была рада его видеть или чувствовала к нему отвращение? Возможно и то и другое. Чувства шлюх были для мадам открытой книгой, которую она могла читать значительно лучше, чем написанные тексты. Элизабет же, даже спустя год, проведенный в борделе, осталась для нее загадкой. В основном она слушалась и делала то, что требовала мадам, была вежлива с посетителями и шутила с ними, когда это было уместно. Но Эльзе казалось, что в ее серьезных и немного печальных глазах не было улыбки. Только в обществе Жанель или Грет она иногда бывала веселой и непринужденной.

Эльза еще некоторое время наблюдала за Элизабет, кормившей дворянина кубиками шпика, затем вернулась к своим обязанностям.

Когда палач во второй раз зашел в бордель с обходом и настоятельно потребовал, чтобы последние посетители собирались домой, Эльза почувствовала облегчение и сразу отправила девушек спать, разрешив не убирать со столов. Зевая, они пожелали друг другу спокойной ночи и упали на матрацы. Жанель и Мара даже не стали тратить время на то, чтобы снять корсеты и платья. Ослабив шнуровку, они укрылись одеялом до подбородка и заснули.

Эльза еще раз все осмотрела, затем, закрыв дверь, пошла в свою хижину. Но заснуть ей не удалось. Спустя некоторое время она поднялась, зажгла масляную лампу и открыла сундук. У нее уже вошло в привычку доставать перед сном золотой медальон и гладить его прохладную поверхность, рубин и жемчужины. Мысль о том, чтобы когда-нибудь продать его, становилась для нее все тяжелее. За это время она слишком полюбила это украшение. Никогда прежде у Эльзы не было ничего столь роскошного! Двумя пальцами она взяла цепочку и покачала медальон туда-сюда. Она наслаждалась его видом, и ей казалось, что усталость и напряжение проходят.

Вдруг она насторожилась. Ловко подхватив медальон правой рукой, Эльза наклонилась над ним так, что буквально прикоснулась носом. Куда только подевалась ее усталость! Она повертела его в руках, так чтобы свет попадал на изогнутый край. Что это было? Длинным грязным ногтем мадам попыталась подцепить самую большую жемчужину, но напрасно — ноготь был слишком толстым. Эльза порылась в сундуке и нашла маленький нож с тонким лезвием. Она осторожно засунула кончик лезвия в углубление. Едва слышный щелчок под пальцами вызвал на ее губах довольную улыбку.

— Я знала!

Придвинув лампу, она внимательно посмотрела на две крошечные картины и надпись внутри украшения. Лицо мадам застыло, будто ее окатили ледяной водой, волосы, казалось, встали дыбом.

— Пресвятая Дева, — тяжело вздохнув, она измученно закрыла глаза. Резко открыв их, еще раз внимательно посмотрела на открытый медальон в надежде на то, что она ошиблась. Нет, глаза ее не подвели.

— Эльза, что ты наделала? — прошептала она. — Куда тебя завела твоя жадность! — Ради чего только? Ради одежды и еды! Зачем она это сделала? Она должна была передать ее старосте или палачу в ту самую ночь, когда он пришел проверить, все ли в порядке, и предупреждал ее. При мысли о палаче она сглотнула, так как в горле пересохло. Эльза Эберлин закрыла медальон и бросила его на одежду в сундук, будто обожглась им. Если его кто-нибудь найдет, ею точно займется палач! Она должна избавиться от него как можно скорее! Какое счастье, что она не попыталась продать его. От этой мысли ей попеременно становилось то холодно, то жарко. Она чуть сама себя не погубила!

— Я не знала! — тихо ругалась себе под нос мадам. — Я не виновата! Разве можно меня за это наказывать? Откуда я должна была знать, если она вообще ничего не помнит?

Хозяйка борделя прекрасно понимала, что эти отговорки ей не помогут. В ее голове звучал зловещий голос. Ты не так уж невиновна, как пытаешься представить. Ты знала, что ей не место в таком заведении задолго до того, когда стало слишком поздно. Ты видела ее руки и слышала речь, ты знала, что она умеет читать, писать и даже считать!

Встревоженная мадам мерила шагами комнату. Нужно что-то делать! В любой день кто-то мог узнать Элизабет, и тогда судьба Эльзы Эберлин была бы решена. Она могла бы избавиться от опасной девушки таким же образом, как те, кто оставил ее голую в городском рву. Это было бы даже не ее преступление, а успешное завершение того, что начали другие и не довели до конца. Но эта мысль ей претила. Она была незлым человеком, и такие мысли пугали ее — даже если бы она делала это не сама, а дала поручение. Найти кого-то, кто выполнил бы для нее эту просьбу за несколько монет, не составило бы труда. Но ей было страшно запятнать кровью руки и душу. Кроме того, существовала вероятность, что преступление откроется. И тогда ей не пришлось бы надеяться даже на быструю смерть.

Несколько часов она бродила по дому. С наступлением утра Эльза Эберлин приняла решение, хотя оно далось ей нелегко. Это был ее долг — позаботиться о безопасности других девушек… и своей тоже! Она решила действовать немедленно.

Мадам подождала, пока девушки проснулись, оделись и позавтракали тем, что приготовила Мара. Жанель должна была мыть посуду, а Грет принести воду из колодца.

— Лиза… — словно между прочим сказала мадам, хотя ей было очень сложно говорить привычным голосом.

Девушка, едва присевшая на кровать, чтобы зашить чулки, подпрыгнула.

— Да, мадам?

— Пойдем ко мне, я хочу тебе кое-что сказать… — И когда Жанель тоже встала, добавила: — Тебе одной!

Элизабет удивленно подняла брови. Нечасто такое случалось, чтобы одну из них приглашали в дом мадам. Эльза оберегала свою маленькую империю от девушек. Голос ее звучал не так, будто она хотела отправить ее к лавочнику или пекарю. Это должно было быть что-то важное.

Элизабет вопросительно посмотрела на девушек, но те только пожали плечами. Она сделала что-то не так? Мадам опять собиралась ее наказать? Но для этого ей не нужно было приглашать ее в дом — Эльза не стеснялась пороть своих девушек при всех. Элизабет встревоженно посмотрела на суровое лицо мадам. И хотя ничего приятного этот разговор не обещал, тем не менее она последовала за Эльзой с прямой спиной и высоко поднятой головой.

Попытавшись улыбнуться, хозяйка борделя открыла дверь.

— Входи и присаживайся! Не смотри на меня так испуганно. Ничего страшного не произошло! Я просто хочу с тобой поговорить и сделать тебе предложение.

Все становилось еще более загадочным! Элизабет присела, положив руки на стол, и вопросительно подняла на мадам глаза.

Эльза посмотрела на благопристойно сложенные руки. Как много по ним можно было сказать, если обратить на них внимание! Девушка вела себя так неосознанно. Но ее осанка, которой ее много лет учили, никуда не исчезла, хотя остальные знания и воспоминания исчезли где-то в темноте. Ни у кого из обитательниц заведения не было такой манеры держаться!

Эльзе стоило усилий изобразить на лице дружелюбие, и, сев напротив Элизабет, она заговорила:

— Ты знаешь, почему я… ну, скажем так, оставила тебя здесь работать?

«Заставила!» — подумала Элизабет, но вслух ничего не сказала, лишь кивнула.

— Я… потратилась на тебя, на одежду и еду. Ты знаешь, что я не настолько богата, чтобы раздавать милостыню!

Элизабет снова кивнула. Она даже представить не могла, куда зайдет этот разговор. По всей видимости, мадам не собиралась ее бить и для нее не намечался особенный клиент. Ну, по крайней мере, не в это время суток!

— Я тебе говорила, что записываю все долги и вычитаю из них монеты, которые удерживаю из твоей зарплаты. Сегодня ночью я еще раз подсчитала… — Теперь Элизабет смотрела на нее, широко улыбаясь. — Ты рассчиталась со своими долгами передо мной — два пфеннига даже лишние. — Она подвинула к ней несколько монет.

Элизабет уставилась на нее, не веря своим глазам.

— Возьми их, они твои! И вот то, что я хотела тебе сказать: ты свободна.

Элизабет взяла монеты, ничего не понимая.

— Свободна?

— Ты не должна больше на меня работать. Точнее говоря, тебе нужно продолжать свой путь.

— Ты прогоняешь меня? — Хотя ей и не доставляло удовольствия обслуживать мужчин, иногда это даже вызывало у нее отвращение, но слова мадам испугали Элизабет.

— У меня нет для тебя места. Сама знаешь, в какой тесноте живут девочки. Сейчас для тебя самое время покинуть Вюрцбург. Поезжай в другой город. Если ты не сможешь найти другой заработок, то устроишься в другом борделе. В любом случае я тебе советую обосноваться на расстоянии двухдневной поездки от города.

Элизабет молчала и смотрела на сложенные на столе руки. Эльза Эберлин почувствовала облегчение, что все это сказала.

Тишина затянулась, и мадам не выдержала.

— Не делай такое лицо! Это не конец света. Ты еще молода, и у тебя вся жизнь впереди!

Элизабет ничего не отвечала, оглушенная словами мадам. Почему она прогоняет ее и советует не возвращаться в Вюрцбург? Как Элизабет вдруг смогла отработать все долги, если еще пару дней назад мадам утверждала, что ей еще долго придется на нее работать? Все говорило о том, что что-то случилось, изменив поведение мадам. Но что?

— Ты не хочешь мне сказать, что произошло?

— Что ты имеешь в виду? — Эльза начала заикаться и побледнела.

— Пожалуйста, скажи мне правду, почему ты мне советуешь покинуть город. На меня пожаловался легат или настоятель? Я сделала все, что они хотели. У них нет оснований быть мной недовольными.

— Нет больше никаких причин, кроме тех, которые я назвала! — закричала мадам, но Элизабет чувствовала неуверенность за ее наигранным гневом. — А теперь ступай к девочкам и не зли меня. Сегодня ночью ты еще можешь остаться, но завтра собирай свои вещи. Ты должна быть благодарна мне, вместо того чтобы уличать меня во лжи и упрекать!

— Благодарна? — тихо сказала Элизабет. — За то, что ты выбрасываешь меня на улицу, абсолютно беззащитную, где любой разбойник может безнаказанно воспользоваться мной и никто ему не сможет помешать? Жизнь здесь не из легких, но, по крайней мере, есть ты и палач для защиты от негодяев. На улице же только мужчины, более сильные, чем женщины. Жанель была бы уже мертва, если бы не было тебя и палача!

Элизабет развернулась и пошла в бордель. Эльза смотрела вслед высокой стройной девушке с гордой осанкой богатой горожанки. Она тяжело вздохнула и обхватила лицо руками. В ней разрасталось нехорошее чувство. Эльза налила вина, выпила три бокала, но чувство вины заглушить не удалось.

— Что? Ты свободна? У тебя больше нет долгов? — Грет ничего не могла понять. — Не припомню ничего подобного. — Девушки дружно покачали головой.

— Во всяком случае, пока я здесь, — добавила Жанель.

— Ах, это прекрасно! — вскрикнула Эстер. — Теперь ты можешь идти, куда хочешь. Ты свободна!

— Ты, тупая овца, куда ей идти? — возразила Грет. — Мы здесь не потому, что не можем выбрать из множества замечательных возможностей, которые предлагает нам жизнь! У кого из нас есть другой выбор?

Марта надула губы.

— Не верю! За год работы у Лизы больше нет долгов? Мы пашем здесь много лет и все время слышим одну и ту же песню о том, что должны быть благодарны мадам за возможность отработать наши долги, ужасно большие долги, так как наше проживание здесь стоит ей немалых денег. А Лиза еще и украла деньги из сундука мадам! — говорила она, не скрывая волнения. Ее голос становился все более резким. Марта топнула ногой, на глаза навернулись слезы гнева.

— Как можно быть такой завистливой и недоброжелательной, — выпалила Жанель. — Мы должны порадоваться за Лизу. Кроме того, она взяла деньги на лекарство для меня, а не для себя лично. Мадам, должно быть, записала это в мой долговой список, и это правильно!

— Хотя и несправедливо, — заметила Мара. — Марта права: мадам с самого начала выделяла Лизу. Сколько раз мы работали больше и тяжелее? Она хоть раз обслуживала тех ужасных парней, которым доставляет удовольствие видеть боль в наших глазах?

— Ты с самого начала ревниво относилась к Лизе, точно так же как и Марта, потому что она боялась, что уже не будет самой красивой в заведении, — снова вмешалась Жанель. — Как бы там ни было, я рада за нее, даже если мне и больно с ней расставаться. Она стала мне подругой, и она мне дорога! — Француженка обняла Элизабет.

После разговора с Элизабет мадам ушла без объяснений, поэтому девушки сидели на весеннем солнышке.

— Что ты теперь хочешь делать? — спросила Эстер свойственным ей нежным голосом.

— Хочет? Никто не спрашивает ее, что она хочет. Мы должны подумать, что она сейчас может сделать, — сказала Грет. — Выбор у нее небольшой. У тебя есть идеи? — Она вопросительно посмотрела на Элизабет.

— Мадам говорит, я должна уехать как можно дальше из Вюрцбурга.

— Что? — Девушки были шокированы.

— Но она тебе не предложила самостоятельно отправиться в путь? — осторожно спросила Жанель. — Я бы тебе не советовала и никому не пожелаю — даже нашей очаровательной Марте — пережить то, что пришлось испытать мне.

— Оставайся с нами, — предложила молчавшая до сих пор Анна. — Я не думаю, что где-нибудь в другом месте будет лучше, а здесь ты хотя бы с нами.

Элизабет горько улыбнулась.

— О, мадам не сказала, что я могу уйти. Она сказала, что я должна уйти! Она разрешила мне переночевать еще одну ночь, затем я должна собрать вещи и исчезнуть. Эльза хочет, чтобы я навсегда покинула Вюрцбург!

Девушки ошеломленно молчали. Наконец Грет сказала:

— Что все это значит? Что произошло между тобой и мадам?

— Ничего, что объяснило бы такое поведение, — пожала плечами Элизабет.

— Ты, должно быть, сделала что-то ужасное, — настаивала Марта. — Может, снова обокрала мадам или этого таинственного каноника, к которому вчера ходила!

— Ерунда! — воскликнула Жанель. — Лиза бы такого не сделала!

— Если бы это было так, мадам скорее передала бы ее палачу или старосте, а не отправила из города, — сказала Грет.

Девушки вопросительно посмотрели на Элизабет, но она ничего не могла объяснить. Для нее самой это была загадка. В этот день девушки были подавлены. С наступлением вечера Элизабет собрала свои небогатые пожитки. На ней было простое платье, которое она носила по воскресеньям или в городе. Яркую одежду, радовавшую мужчин, она оставила на кровати. Завязав волосы в узел, Элизабет надела льняной чепчик.

— Ты собираешься идти прямо сейчас? — с ужасом спросила Жанель.

Элизабет кивнула.

— Да, завтра мне будет не легче прощаться с тобой. Так почему я должна сегодня развлекать мужчин в угоду мадам?

— Ах, Лиза, я буду скучать! — бросилась к ней Жанель. — Дни и ночи станут серыми и пустыми. — Элизабет нежно вытерла платком слезы на ее щеках и провела указательным пальцем по заживающему порезу.

— Береги себя и говори нет, если чувствуешь опасность. Лучше рассердить мадам и получить несколько ударов, чем опять подвергнуться смертельной опасности. Доверяй своей интуиции! У тебя большой опыт общения с мужчинами, ты можешь оценивать их.

Жанель кивнула, не переставая плакать. Затем Элизабет попрощалась с остальными. Эстер тоже плакала и снова и снова прижимала ее к себе.

Грет похлопала Элизабет по спине.

— Ты справишься! Ты сильная девушка, и тебе здесь не место. Я чувствую это, у Господа еще большие планы в отношении тебя!

— Спасибо, Грет. Присматривай за остальными. Они иной раз как дети, и у них нет твоего ясного разума и смелости.

Они улыбнулись друг другу. Элизабет вышла из борделя и пошла к церкви Святой Гертруды не оборачиваясь.